Метаморфозы христианского кода в поэзии Н. Заболоцкого и А. Тарковского

Поэзия Н. Заболоцкого и А. Тарковского принадлежит к вершинным явлениям литературы XX века. Для творчества этих поэтов характерна метафизическая напряжённость и глубина философского осмысления тайн бытия мира и человека. Хотя Н. Заболоцкий и А. Тарковский принадлежат практически к одному поколению, их творческие судьбы мало похожи: Н. Заболоцкий становится знаменитым поэтом сразу же после выхода сборника «Столбцы» в 1929 годупервый сборник А. Тарковского увидел свет в 1962 году, уже после смерти Н.Заболоцкого. Творчество Н. Заболоцкого, его поэтический язык и мироощущение претерпели сложную эволюцию, но его поэзия после почти десятилетнего перерыва (в 1938 году поэт был репрессирован) стала одним из ярчайших явлений русской послевоенной литературы. Поэзия А. Тарковского росла и развивалась в одной и той же системе координат, без сломов и потрясений, но его поздняя слава ставит его в один ряд с Н.Заболоцким. Характерно, что сам А. Тарковский из всех русских советских поэтов выделял именно Н.Заболоцкого. Это свидетельствует об определённой общности их творческих принципов. Изучение и анализ творчества Н. Заболоцкого представляет собой уже довольно обширное и разнообразное по направлениям «заболоцковедение». Однако исследователю поэзии Н. Заболоцкого приходится сталкиваться с самыми разнообразными сложностями.

Во-первых, критическое и литературоведческое «наследие» включает в себя отдельные, зачастую мало связанные друг с другом «филологические ойкумены». Прижизненная критика в адрес «Столбцов» и поэмы «Торжество земледелия» в Советском Союзе и критика Русского Зарубежья, литературоведение советского и постсоветского периода, зарубежная славистика и т. д. зачастую исходят из прямо противоположных идеологических и аксиологических установок, что сказывается как в общей оценке творчества Заболоцкого, так и в решении конкретных проблем его поэзии. С этой точки зрения основным «болевым центром» в литературоведческих трудах, посвященных Заболоцкому, является проблема эволюции (или революции), произошедшей в его художественном мире, стиле, поэтическом языке.

Во-вторых, по мысли одного из проницательных истолкователей творчества Н. Заболоцкого поэта Ю. Колкера1, до сих пор тайна поэзии Заболоцкого не раскрыта. Тайна и загадка — вот ключевые слова, которые использует Ю. Колкер для характеристики мира Н.Заболоцкого. Исследователь пишет, что перед нами сфинкс: обладатель и воплощение непрочитанного послания. Сравнивая поэзию Н. Заболоцкого с поэзией О. Мандельштама, Ю. Колкер высказывает мысль о том, что если сложнейшая поэзия Мандельштама в читательском восприятии и в литературоведческих исследованиях всё-таки существует в своих окончательных координатах, то с Н. Заболоцким дело обстоит иначе: его послание двоится, над ним словно бы тяготеет квантовый принцип дополнительности. Раскрыть тайну Н. Заболоцкого можно только в том случае, если проникнешь в тайну этого раздвоения. Ю. Колкеру принадлежит и замечательная формула соотношения «старого» (периода «Столбцов») и «нового» стиха Н. Заболоцкого: «Новый стих был не отказом от старого, а его пресуществлением. Колоссальный разряд метафизической энергии совершился и был пережит в поистине онтологическом масштабе»". Ю. Колкер использует для решения сугубо литературоведческой проблемы термин «пресуществление», употребляющийся в литургическом богословии, что переводит проблему в особый план и требует для своего разрешения использования философского и богословского инструментария.

Именно метафизическая напряжённость творчества поэта развела по разным сторонам баррикад критиков и литературоведов, обращающихся к первому сборнику поэта «Столбцы». Интерес у критиков к Н.Заболоцкому.

1 Колкер Ю. Два Заболоцких // Крещатик. 2003. № 3 (21). С. 285−309.

2 Там же. С. 302. возник сразу же после выхода этой книги стихов. Да и в постсоветском и зарубежном литературоведении эта книга является наиболее изучаемым объектом.

Книга Н. Заболоцкого «Столбцы» вышла в свет в Ленинграде в 1929 году. После выхода сборника разразился настоящий критический бум. Достаточно ознакомиться только с названием статей — «Система девок», о.

Распад сознания", «Система кошек» и т. д., чтобы понять, что книга вызвала настоящий скандал, а сам Н. Заболоцкий, которого авторы статей характеризовали как «полового психопата», «юродивого», «дефективного», оказался в зарождающейся советской литературе персоной поп grata. Поэмы Н. Заболоцкого (особенно «Торжество Земледелия») тоже подверглись уничтожающей критике в статьях Е. Усиевича4, С. Розенталя5, В. Вихлянцева6,.

7 8.

Р.Миллер-Будницкой, С. Малахова и многих других.

Советские критики, идеологически уничтожая Н. Заболоцкого как врага советской власти, отмечали именно метафизичность его поэзии. Зачастую в этом-то они и видели главную «вину» поэта. О метафизичности поэзии Н. Заболоцкого пишет А. Селивановский в статье «Система кошек». Он же сравнивает поэзию Н. Заболоцкого с творчеством Дж. Свифта, живописью Поля Гогена, с творчеством дадаистов, джазбандной музыкой, вводя, таким образом, тему кризисных явлений в искусстве. Мир «Столбцов», по мысли критика, конструируется по законам отражения каких-то уродливых зеркал, люди в его стихах напоминают сгустки мяса, вселенная погружена в первобытный звериный мрак. А. Горелов высказывает мысль о том, что за псевдоматериалистической вещностью мира поэт нащупывает какое-то иное.

См.: Горелов А. Распад сознания // Стройка. 1930. № 1. С. 16- Незнамов П. Система девок // Печать и революция. 1930. № 4. С.77−80- Селивановский А. Система кошек (О поэзии II. Заболоцкого) // На литературном посту. 1929. № 15. С. 31−35.

4 Усиевич Е. Ф. Под маской юродства// Литературный критик. 1933. № 4. С.78−91.

5 Розенталь С. Тени старого Петербурга // Правда. № 236. 1933. С. 4.

6 Вихлянцев В. Социология бессмыслинки // Сибирские огни. 1930. № 5. С. 143−144.

7 Миллер-Будницкая Р. Потомки луддитов // Звезда. 1934. № 4. С. 177−193. g.

Малахов С. Поэзия социалистического реализма // Борьба за стиль. — JL, 1934. С. 116 177.

— неведомое, ужасающее — бытие. Предметы земного мира в поэзии Н. Заболоцкого, по мысли критика, — только знаки, таинственные иероглифы мира потустороннего. Нельзя отказать в проницательности и статье П. Незнамова, где одна из главок называется «Задом наперёд» и где автор показывает, что поэт «увидел всё наоборот». Такой взгляд на мир, по мнению критика, естественно, неприемлем для советского поэта.

Критика Русского Зарубежья не сразу рассмотрела подлинную природу поэзии раннего Н. Заболоцкого (М.Кемшис, Г. Адамович, Ант. Ладинский, Ю. Терапиано и др.9.). Даже В. Ходасевич принимает Н. Заболоцкого за графомана10. Но в пятидесятые годы появляется работа Б. Филиппова11 псевдоним — Петров), который наиболее адекватно интерпретирует сущность поэтического мира и мироощущения Н.Заболоцкого. Он выявляет метафизическое ядро творческого посыла поэта, сравнивая мир раннего Н. Заболоцкого с миром И. Босха, с его виденьями бесовщины. Жизнь в «Столбцах», по мнению Б. Филиппова, — меон, небытие, а предмет поэтической рефлексии Н. Заболоцкого — обезбоженный мир.

Через девять лет после выхода первого сборника стихов Н. Заболоцкий был репрессирован, и только в 1946 году он возвращается в Москву. Новая волна интереса к творчеству Н. Заболоцкого приходится на 60−70-е годы XX века. Исследования этого периода больше касались позднего творчества Заболоцкого. Но тогда же начинается и своеобразная «реабилитация» его ранней поэзии. Однако в большинстве литературоведческих исследований период «Столбцов» и поэм рассматривается как формально-экспериментаторский (А.Турков, А. Македонов, И. Ростовцева). Один из.

9 См.: Кемшис М. Новейшая русская поэзия // Darbai ir dienos. Literatures skyriaus /.urnalas. Humanitariniii Mokslij Fakultcto leidinys. Kaunas, 1931. Т. II. P. 221−247- Адамович Г. Отклики // Последние Новости. Париж. 1931. С. 4- Ладинский Ант. Стихи о Европе. Н. Заболоцкий. Новые стихи // Последние новости: Ежедневная газета. Париж. 1937. № 5872. С. 2- Терапиано Ю. О поэзии Заболоцкого // Новое Русское Слово. Нью-Йорк. 1951. Vol. XVI. № 14 450. С. 4.

10 См.: Гулливер. Поэзия Заболоцкого (Ходасевич В.) // Возрождение — Vozrojdenie — La Renaissance: Ежедневная газета. Париж. 1933. № 2935.С. 4.

11 Филиппов Б. (Георгий Петров). Кандидат былых столетий. Поэзия Николая Заболоцкого // Мосты. Munchen. 1958. № 1. С. 193−222. первых исследователей поэзии Н. Заболоцкого и его близкий друг Н. Степанов пишет: «Однако и «Торжество земледелия», и «Столбцы» ознаменованы экспрессионистически-гротескным изображением действительности, приводившим к затруднённости и сложности формы. Это были трудные и далеко не бесспорные поиски, своего рода «экспериментальное» стихотворчество, и Н. Заболоцкому пришлось на горьком опыте убедиться в творческой ограниченности, бесплодности модернизма, в порочности избранных им изобразительных средств"12.

В исследованиях же зарубежных славистов именно поэтический опыт раннего периода творчества Н. Заболоцкого определяется как наиболее.

13 значимый и ценный (Ф.Бьорлинг, Дж. Петерс, Д. Голдстейн).

Ситуация в советском литературоведении меняется в 80-е годы, когда возрастает интерес не к позднему, а именно к раннему творчеству Н. Заболоцкого (Ю.Лотман, Б. Сарнов, Е. Красильникова, Н. Н. Заболоцкий, И. Роднянская, С. Семёнова, В. Васильев, А. Герасимова, И. Волгин, Т. Мальчукова и др.14). Наблюдается и известная переоценка тех положений, которые были выдвинуты в 60-е — 70-е годы и которые, так или иначе, представляли собой некоторое видоизменение первоначального критического подхода к «Столбцам» в 20-е — 30-е годы. Степанов Н. Николай Заболоцкий// Заболоцкий Н. Избранные произведения: в 2-х гг. -М&bdquo- 1972. Т.1.С. 14−15.

13 Bjorling F. Stolbcy by Nikolaj Zabolockij: Analysis. — Stockholm, 1973; Peters J. A Study of early Poetry Nikolaj Zabolockij. — Washington Ph. D, 1974; Goldstein D. Nikolaj Zabolockij: Play for Mortal Stakes. — Cambridge University Press, 1993.

14 См.: Лотман Ю. «Прохожий» Н. Заболоцкого// Анализ поэтического текста: Структура стиха. — JL, 1972. С.256−270- Красильникова Е. Николай Заболоцкий («Столбцы») // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. — М., 1995. С. 449−480- Семенова С. Русская поэзия и проза 1920;1930;х годов. ПоэтикаВидение мира — Философия. — М., 2001. С. 212−247- Васильев, И. «И грянул на весь оглушительный зал.» (О стихотворении Н. Заболоцкого «Офорт») // Филологический класс. — Екатеринбург, 2000. № 8. С. 38−41- Герасимова А. Младенец кашку составляет: (Иронический инфантилизм раннего Заболоцкого) // «Scribantur haec.»: Проблема автора и авторства в истории культуры. — М., 1993. С. 75−78- Волгин И. «Чтоб кровь моя остынуть не успела» // Заболоцкий Н. Стихотворения и поэмы. — М., 1985. С.5−24- Мальчукова Т. Природа и культура в поэзии Н. А. Заболоцкого // Север. 1987. № 2. С. 106−112.

В последние годы творчество Н. Заболоцкого рассматривается с самых разных точек зрения: с точки зрения особенностей его поэтического языка, авангардной природы художественного мира, анализируются отдельные мотивы, образы, тексты, выявляются фольклорная, мифо-ритуальная, оккультная, гностическая традиции. Целое направление в исследованиях раннего творчества Н. Заболоцкого связано с проблемой установления литературных традиций, которые наследует ранний Н. Заболоцкий (в этой области исследования рассматривается широкий спектр направлений — от классицизма восемнадцатого века до символизма, акмеизма, модернизма и постмодернизма). Особый интерес исследователей привлекает связь поэзии Н. Заболоцкого с поэзией В.Хлебникова. Отдельная проблема, которая ставится самыми разными исследователями, — связь раннего творчества Н. Заболоцкого с живописью в целом и с авангардными исканиями художников-современников (особенно с творчеством П. Филонова) (Ю.Золоткова, И. Карабутенко, К. Золотарёва, Е. Степанян и др.15).

Характерной чертой литературоведческих трудов последних лет, посвященных поэзии Н. Заболоцкого, является, как нам представляется, расширение горизонта исследования за счёт включения творчества поэта в широкий контекст философских исканий. Исследователи творчества Н. Заболоцкого в советский период не всегда были достаточно «чутки» (на то были «объективные» причины) к особенностям поэтико-философских построений поэта, которые воспринимались довольно прямолинейно. Но всё равно мы имеем ряд замечательных работ, вполне адекватных объекту исследования. Это работы Е. Эткинда, И. Роднянской, Ю. Лотмана,.

Золоткова Ю. Творческий диалог П. Филонова и Н. Заболоцкого в свете натурфилософских идей рубежа XIX—XX вв.ека // «Arhitecton». Известия вузов. -Екатеринбург, 2003. № 4−5. С. 135−140- Карабутенко И. Заболоцкий и живопись // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С.236−244- Золотарева К. «Кристаллическая техника»: Н Заболоцкий и П. Филонов // Русская филология. — Тарту, 2004. С. 122−127- Степанян Е. Мы поставим на улице сто изваяний: Н. Заболоцкий и П. Филонов // Творчество. 1989.№ 12. С. 1−3.

И.Смирнова, Г. Филиппова и др. 16 Среди современных исследований хотелось бы отметить работы С. Семёновой, Н. Корниенко, И. Минераловой, М. Стояновского, Т. Игошевой, И. Лощилова, А. Кобринского, Е. Степанян, К. Пчелинцевой, С. Руссовой, В. Редькина, В. Фёдорова, С. Слободнюка, О. Мороза, А. Пурина, В. Микушевича и др.17.

Адекватное постижение творчества Н. Заболоцкого, проникновение в тайну его поэтического мира, решение загадки его «двоения» (Ю.Колкер) невозможно без понимания законов порождения поэтической реальности, связанных с мироощущением поэта. Но являются ли законы порождения.

16 См.: Эткинд Е. Заболоцкий. «Прощание с друзьями» // Поэтический строй русской лирики. — JL, 1973. С.298−310- Лотман Ю. «Прохожий» Н. Заболоцкого// Анализ поэтического текста: Структура стиха. — Л., 1972. С.256−270- Смирнов И. Заболоцкий и Державин // Державин и Карамзин в литературном движении XVIII — начала XIX веков. -Л., 1969. С. 145−161- Филиппов Г. О «Лодейникове» Н. Заболоцкого: (К проблеме эволюции творческих принципов) // Советская литература: Проблемы мастерства. -Л., 1968. С.167−181- Филиппов Г. Стихотворение Н. Заболоцкого «Змеи»: Пространственно-временные аспекты // Лирическое стихотворение: Анализы и разборы. -Л., 1974. С.94−98.

17 См.: Семенова С. Русская поэзия и проза 1920;1930;х годов. Поэтика — Видение мираФилософия. — М., 2001. С. 212−247- Корниенко Н. «И любовь, и песни до конца» // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 113−133- Минералова И. Традиции Серебряного века как стилеобразующие в творчестве Н. А. Заболоцкого // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 252−262- Стояновский М. Николай Заболоцкий и образный мир русского символизма // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 171−177- Игошева Т. Проблемы творческой эволюции Н. А. Заболоцкого. — Новгород, 1999; Пчелинцева К. Фольклорная и мифо-ритуальная традиция в «Городских столбцах» Н. Заболоцкого. Автореф. дис.. канд. филол. наук. -Волгоград, 1995; Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. — Хельсинки, 1999; Кобрииский А. Даниил Хармс и поэтика ОБЭРИУ (природа-человек-пространство) // Хармсиздат представляет: Сборник материалов. — СПб., 1995. С.68−75- Степанян Е. Об изобразительности в поэзии: (Н. Заболоцкий, Д. Самойлов, А. Вознесенский) // Взаимодействие искусств. Советское изобразительное искусство в контексте современной художественной культуры.- М., 1989. С. 142−170- Пчелинцева К. Об одном стихотворении Н. Заболоцкого // Филологические науки. — Волгоград, 2001. № 1. С. 111 — 113- Руссова С. Философская поэзия Н. А. Заболоцкого и А. А. Тарковского. — М., 1990; Редькин, В. Миф и история в поэмах Н. А. Заболоцкого // Николай Заболоцкий и его литературное окружение. — СПб., 2003. С. 56−64- Федоров, В. Натурфилософские аспекты поэзии Н. А. Заболоцкого // Николай Заболоцкий и его литературное окружение. — СПб., 2003. С. 93−99- Слободнюк С. «Сны разума» в художественном мире Н. А. Заболоцкого // Николай Заболоцкий и его литературное окружение. — СПб., 2003. С. 75−82- Мороз О. Генезис поэтики Н. А. Заболоцкого. Автореф. дисс.. докотора филол. наук. — Ставрополь, 2008; Микушевич В. «Только лепет и музыка крыл» // Труды и дни Николая Заболоцкого. — М., 1994. С. 101−113- Пурин А. Метаморфозы гармонии: Заболоцкий // Воспоминания о Евтерпе, — СПб, 1996. С. 189−204. поэтической реальности в раннем творчестве теми же, что и в позднем? Здесь следует, прежде всего, отметить, что уровень семантической сложности «Столбцов», прилегающих к ним стихотворений и поэм по сравнению со стихами 40−50-х годов «на порядок» выше. Понимание некоторых стихотворений, таких, как «Офорт», «Фигуры сна», «Море», «Лето», «Незрелость» и др. не просто затруднено, но оно фактически невозможно. На эту особенность ранней поэзии Заболоцкого было обращено внимание, как в прижизненной критике, так и в литературоведческих трудах. Ещё А. Селивановский в уже упомянутой нами статье «Система кошек» писал о том, что многие стихотворения «Столбцов» кажутся ребусами. Ему вторит эмигрантская критика: так, в статье М. Кемшиса говорится о том, что стихи Заболоцкого местами кажутся простым набором слов, которые не имеют никакой реальной связи между собой, кроме синтаксической.

Однако и поздняя поэзия Н. Заболоцкого проста только на первый взгляд. Сложность её не в странных, сдвинутых, перевёрнутых образах, символах и знаках, а в неоднозначности соотношения «физического» и «духовного» «тела» стихотворения. Проблема, которая возникает в связи с этим, состоит в следующем: возможно ли подобрать универсальный «ключ», который бы подходил к произведениям Н. Заболоцкого разных периодов?

Исследователи предлагают различные пути решения этой задачи, но так или иначе это решение связывается с включением творчества Заболоцкого в особые мировоззренческие парадигмы. Так, например, С. Семёнова вводит поэзию Н. Заболоцкого в контекст философии «общего дела» Н. Фёдорова и философии космизма.

В диссертации О. Мороза, посвящённой исследованию генезиса поэтики Н. Заболоцкого, также проводится сопоставление взглядов поэта с учением русского космизма, но кроме этой философской традиции рассматриваются и взгляды А. Липавского, В. Кандинского и философов-евразийцев, которые, с одной стороны,, повлияли на поэта, с другой, типологически схожи с философскими и аксиологическими установками.

Н.Заболоцкого. Особый интерес в контексте нашего исследования представляет раздел работы «» Плохое письмо" ранней поэзии Н.А.

Заболоцкого и система художественных сдвигов «Столбцов» как поэтическая реализация методологических принципов авангардной живописи".

Исследователь высказывает мысль о том, что «Заболоцкий позиционирует свое стихотворение (как целостную структуру) в роли некоего предмета: в нем просматриваются установки на «великую реалистику» В. Кандинского,.

18 позволяющие выявить предметность самого произведения искусства" .

О.Мороз анализирует столбец «Движение» с точки зрения принципа великой абстракции" В. В. Кандинского, нацеленного на выявление предметности форм, входящих в состав художественных структур, этими формами образованных"19. Однако анализ творческого замысла.

Н.Заболоцкого, воплощённого в этом стихотворении, на наш взгляд, мало сообразуется с природой творческого акта.

Интересное и плодотворное в целом исследование О. Мороза, позволяющее расширить представление о мировоззренческих основах поэтики Н. Заболоцкого, не учитывает, по нашему мнению, тех факторов смыслопорождения, которые связаны с мироощущением поэта, что порой приводит к затемнению и искажению как общего смысла творчества.

Н.Заболоцкого, так и его отдельных произведений.

Особо следует выделить оригинальную попытку воссоздать универсум поэтического мира Н. Заболоцкого, предпринятую в монографии новосибирского исследователя И. Лощилова «Феномен Николая 20.

Заболоцкого". Автор исследования избирает в качестве методологии анализа особую «герменевтику текста», позволяющую, по мысли исследователя, выявить подлинную, сокрытую (сакральную) основу «Столбцов» и поэм. И. Лощилов утверждает, что «феномен Заболоцкого.

Мороз О. Генезис поэтики Н. А. Заболоцкого. Автореф. дисс.. доктора филол. наук. -Ставрополь, 2008. С. 18.

19 Там же.

20 Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. — Хельсинки, 1999.

15 детерминирован мифопоэтической картиной мира. <.> В наиболее развёрнутом виде этот миф содержится в «Столбцах» и поэмах. <.>

Истинное знание в этой системе координат, по определению, вечно и запредельно миру. Миф развёртывается в сюжет о передаче этого знания в.

21 виде зашифрованного сообщения в результате инициационных операций". «Столбцы», таким образом, являются своеобразным авторским мифом, доступным для понимания «посвященных» и совершенно закрытым для «профанов», которые прочитывают лишь внешний «экзотерический» слой. При этом И. Лощилов не претендует на абсолютную объективность своей концепции. Анализируя мифопоэтику «Столбцов», исследователь сам создают свой «исследовательский миф» о Н. Заболоцком: «Мы отчётливо сознаём, что в процессе исследования мы будем формировать мифологический образ поэта, который, возможно, весьма далёк от истины»" «. Одной из главных составляющих этого мифа является мысль о том, что 22 стихотворения «Столбцов» соотносятся с 22 картами Таро и 22 буквами еврейского алфавита, связаны с иудаистическим гностицизмом Каббалы и европейской алхимической оккультной традицией. Таким образом, «Столбцы» Н. Заболоцкого представляют собой своеобразный «синкретический» миф, построенный на оккультных основаниях, несущий «весть» об особом мировом универсуме.

Гностической традиции в творчестве Н. Заболоцкого посвящена статья С. Белякова «Гностик из Уржума. Заметки о натурфилософских взглядах Н. Заболоцкого». Автор довольно подробно показывает, что через всю поэзию Н. Заболоцкого так или иначе проходит сквозной линией «гностическая» натурфилософия в различных вариантах (Симон Волхв, Василид, манихейство и др.), хотя, конечно, «гностицизм» Н. Заболоцкого «профильтрован» концепциями Н. Фёдорова, К. Циолковского, В.Вернадского. С. Беляков пишет: «Под познанием (т.е. гнозисом).

21 Там же. С. 27.

22 Там же. С. 29.

Заболоцкий понимал, прежде всего, познание тайн природы, мироздания (не столько человеком, сколько животными). Познание становилось и средством спасения, т.к. преображенная разумом природа должна превратиться в свою противоположность. В этой антиприроде не будет ни поедания животными друг друга, ни тяжкого труда, ни, очевидно, полового размножения. Главное же, не будет смерти. Тема спасения страдающей природы гнозисом — центральная тема натурфилософских поэм «Торжество земледелия», «Безумный волк» и стихотворений «Школа жуков», «Венчание плодами»"" .

Включение творчества Н. Заболоцкого в оккультную, гностическую, мифо-ритуальную традицию, а также в традицию космизма и евразийства, безусловно, открывают новые горизонты исследования. Однако на фоне подобных исследований закономерным представляется обращение к выявлению христианской традиции в мировоззрении, мироощущении и поэзии Н.Заболоцкого.

Один из исследователей творчества Н. Заболоцкого пишет: «Неизученным осталось и отношение Заболоцкого к церкви, православию. Те фрагменты, которые встречаются в «Столбцах» и поэмах, говорят, скорее, об индифферентном отношении автора к религии, как к культу, и негативном к служителям культа. <.> А ведь Заболоцкий неплохо знал Библию, относился благочестиво к Священному писанию, был чувствителен к народному обряду поминовения. Назвать его атеистом было бы ошибкой, скорее это старообрядческая традиция отношения к служителям культа."24. Н. Чуковский в своих воспоминаниях о Н. Заболоцком рассказывает об одном из стихотворений поэта, которое он прочёл мемуаристусодержание стихотворения Н. Чуковский передаёт так: «Помню, сидя у меня, прочёл он стихотворение о Боге, играющем на рояле, и привёл меня в восторг. Я всё позабыл, в памяти у меня остались только, что строчки были длинные,.

23 Беляков С. Гностик из Уржума // Урал, 2003, № 5. http://magazines.russ.ru/ural/2003/5/bel.html.

Петров М. Социальная утопия Н. Заболоцкого // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 88−89. поющие, что старый сломанный рояль стоял где-то на чердаке, где было очень сухо и жарко, где пахло пылью, рассохшимся деревом, паутиной, и что Бог иногда по ночам спускался с небес на чердак, садился за тот рояль и играл" .25.

О личной религиозности Н. Заболоцкого мы можем судить лишь по некоторым фрагментам писем и воспоминаний поэта. В мемуарной прозе «Ранние годы» поэт вспоминает об одном эпизоде, проливающем свет на его детские религиозные переживания: «Однажды зимой, в лютый мороз, в село принесли чудотворную икону, и мой товарищ, марийский мальчик Ваня Мамаев, в худой своей одежонке, с утра до ночи ходил с монахами по домам, таская церковный фонарь на длинной палке. Бедняга замёрз до полусмерти, измучился и получил в награду лаковую картинку с изображением Николая Чудотворца. Я завидовал его счастью самой чёрной завистью"26. Там же Н. Заболоцкий пишет о своей любви к всенощному бдению: «.Тихие всенощные в полутёмной, мерцающей огоньками церкви невольно располагали к задумчивости и сладкой грусти. Хор был отличный, и когда девичьи голоса пели «Слава в вышних Богу» или «Свете тихий», слёзы подступали к горлу, и я по-мальчишески верил во что-то высшее и милосердное, что парит высоко над нами и, наверное, поможет мне добиться настоящего человеческого счастья"(1,506). Из этих воспоминаний мы узнаём, что Н. Заболоцкий имел опыт алтарника, прислуживающего во время богослужения.

Однако выхолощенная казённая мертвечина религиозного воспитания в реальном училище, да и в начальной школе, начинала приносить свои плоды. Н. Заболоцкий вспоминает о том, что священник на уроках Закона Божьего бил учеников линейкой по рукам и ставил на колени на горох, а за литургией.

Николай Чуковский. Встречи с Заболоцким. // Воспоминания о Заболоцком. — М., 1997, С. 221.

Заболоцкий Н. Собрание сочинений: в 3-х т. — М., 1983. T.I. С. 497. В дальнейшем все цитаты даются по этому изданиюв скобках указывается номер тома и страница. мудрено было жить божественными мыслями, если каждую минуту можно было ожидать замечания за то, что не крестишься и не кланяешься там, где это положено правилами" (1,506). Кризис религиозного сознания Н. Заболоцкого закладывался ещё в детствемолодость же поэта совпала с трагическим временем для России: революционная смута, гражданская война, разруха, голод. Казалось, все силы зла обрушились на Россию. По всей видимости, Заболоцкого в этот период мучила проблема теодицеи. Теодицея, или оправдание Бога, — название одного из сочинений философа Лейбница. Он поставил перед собой задачу объяснить, примирить существование зла в мире с благостью, премудростью, всемогуществом и правосудием его Творца. Впоследствии этот термин стал общим для философов и богословов, занимающихся данной проблемой. В своей работе «Бог и мировое зло» Н. Лосский пишет: «Теряясь перед загадкой мирового зла и отношения к нему Бога, ум множества людей приходит к решению трагически безутешному, именно к мысли, что Бог есть существо сравнительно слабое, не абсолютно совершенное и не всеведущее. <. .> Ещё проще мысль тех людей, которые, наблюдая мировое зло, приходят к атеизму».27.

Безбожие начинает насаждаться сверху и становится официальной «религией» Советского государства. Всё это не могло не сказаться на становлении души молодого поэта, который из города Уржума Вятской губернии в 1920 году приезжает в Москву продолжать своё образование.

Но христианское «семя», посеянное в детскую душу, всё же оставалось живым среди терний и плевел.

Сын Н. Заболоцкого Н. Н. Заболоцкий в книге «Жизнь Н.А.Заболоцкого» пишет: «Многое из впечатлений раннего детства навсегда осталось в душе Заболоцкого. Были воспоминания радостные, поэтические. Вот — Рождество, домашняя ёлка. Топится печка, из открывшихся дверей валит пар. Появляются мальчишки, все в инее, замёрзшие: «Можно пославить?» И.

27 Лосский Н. Бог и мировое зло. — М., 1994. С. 110.

19 начинают петь: «Рождество Твое, Христе Боже наш.»". Рождественская благодать вспоминается поэтом в холодном и голодном Петрограде 1921 года. В письме М. Касьянову от 11 ноября Заболоцкий пишет: «Лежал в постели и пел про себя: — Рождество Твое Христе Боже наш .» (3,301). Не случайно тема Рождества — сквозная в творчестве Н.Заболоцкого. Ещё в ранней молодости он пытался написать драму «Вифлеемское перепутье», о которой он пишет своему другу:

Писал я драму. Были люди,.

Средневековый, мрачный пыл,.

Но я, мой друг, увы, — застыл.

На «Вифлеемском перепутье».

Зовётся драма так моя,.

Конца же ей не вижу я! Эта тема не оставляла Н. Заболоцкого на протяжении всей его жизни.

Сын поэта пишет о том, что у отца был замысел трилогии из поэм, одна из которых называлась «Поклонение волхвов». И после смерти поэта на его письменном столе «остался лежать чистый лист бумаги с начатым планом новой поэмы:

1 .Пастухи, животные, ангелы.

2.

Второй пункт заполнить он не успел".

Вообще проблема религиозного осмысления мира и жизни постоянно присутствовала в мироощущении Н. Заболоцкого — с юности до смерти.

Так, в письме М. Касьянову от 7 ноября 1921 года Н. Заболоцкий пишет: «Родина, мораль, религия, — современность, — революция, — точно тяжкая громада висят над душой эти гнетущие вопросы» (3, 304). И далее: «Божественный Гёте матовым куполом скрывает от меня небо, и я не вижу через него Бога. И бьюсь. Так живёт и болит моя душа» (3, 304). Фактически в этом письме мы встречаемся с первым и последним прямым высказыванием Н. Заболоцкого о боли своей души, теряющей Бога и.

28 Заболоцкий, Н. Жизнь Н. А. Заболоцкого. — М., 1998. С. 19.

29 Там же. С. 54.

30 Там же. С. 533. мучающейся от «непосредственной бессмысленности существования"(3, 303).

Религиозные по сути проблемы впоследствии раскрываются лишь в творчестве Н. Заболоцкого, но всегда не в прямом, а в зашифрованном виде, в причудливом иероглифе поэтического текста.

Исследований, посвящённых проблеме существования особого религиозного слоя в поэзии Н. Заболоцкого, пока очень немного. В советском литературоведении существовала всего одна работа С. Поляковой, в которой рассматривалась проблема соотношения с «Комедией на Рождество Христово» св. Димитрия Ростовского неоконченного стихотворения.

3 1.

Н.Заболоцкого «Пастухи». Это и понятно, ибо атеистическая доктрина не позволяла исследовать творчество поэта в духовно-эстетическом аспекте. Но и в эмигрантской критике и литературоведении подобный подход — редкость. Пожалуй, своего рода исключение составляют труды Б. Филиппова, который рассматривает творчество раннего Н. Заболоцкого сквозь призму положения о том, что стихи «Столбцов» — это стихи человека, утратившего веру32.

Одна из первых работ, посвящённых христианскому тексту Н. Заболоцкого, — статья Т. Сотниковой «Религиозные мотивы и образы в.

33 поэзии Николая Заболоцкого". Хотя эта статья и является, по мысли автора, только попыткой в тезисной форме наметить направление будущих размышлений о роли религиозных мотивов в поэтическом мире Н. Заболоцкого и о тех задачах, которые ставил перед собой поэт, используя христианские и — шире — библейские образы и ситуации, тем не менее, она фиксирует исключительно важные для понимания поэтики Н. Заболоцкого внутренние духовные установки поэта.

Полякова С. «Комедия на Рождество Христово» Дмитрия Ростовского — источник «Пастухов» Н. Заболоцкого // Труды Отдела древнерусской литературы. Древнерусские литературные памятники. — Л., 1979. Т.ЗЗ. С. 385−387.

Филиппов Б. (Георгий Петров). Кандидат былых столетий. Поэзия Николая Заболоцкого //Мосты. 1958. № 1. С. 193−222.

Сотникова Т. Религиозные мотивы и образы в поэзии Николая Заболоцкого // Труды и дни Николая Заболоцкого. Материалы литературных чтений. — М., 1994. С. 83−88.

Во-первых, исследователь отмечает «потаённость религиозных мотивов в поэзии Заболоцкого"34. Эта спрятанность, зашифрованность религиозной составляющей связана у Н. Заболоцкого с несколькими причинами. Т. Сотникова отмечает одну из них. Обращаясь к воспоминаниям о Заболоцком Н. Сбоева, исследователь цитирует следующие строки: «Н. А. Заболоцкий как-то раз сделал даже попытку повлиять на меня в сторону отвлечения от религиозных настроений и высказал тот практический аргумент, что атеистическое естественнонаучное мировоззрение недоступно для насмешки, тогда как верующего оскорбить очень легко». Замечая, что религиозные мотивы недоступны в творчестве Н. Заболоцкого не только для насмешки, но и для исследования, Т. Сотникова тем не менее пытается усмотреть и расшифровать трансформированные поэтом христианские образы в таких произведениях поэта, как «Царица мух», «Купальщики», «Венчание плодами», «Время», «Поэма дождя», «Торжество Земледелия».

Основной тезис исследователя состоит в том, что все события в стихотворениях Н. Заболоцкого «происходят на отдалённом фоне вечности"36) — божественное бытие, по мысли Т. Сотниковой, «постоянно просвечивает сквозь земные события, но бывает искажено ими до неузнаваемости"37. о п.

Называя Н. Заболоцкого «крупным поэтом христианского мира», исследователь высказывает мысль о том, что в поэзии Н. Заболоцкого остранение образов в таких стихах, как «Лицо коня», «Школа жуков», «Прогулка» связано с тем, что «герои» этих стихотворений — обитатели рая, то есть с ними уже произошло своего рода преображение. Но автор статьи говорит и об «анти-преображении» в поэтическом мире Н.Заболоцкого. В.

34 Там же. С. 86.

•7 С.

Сбоев Н. Мансарда на Петроградской (Заболоцкий в 1925;1926 годах) // Воспоминания о Николае Заболоцком — М., 1977. С. 43−44.

36 Сотникова Т. Религиозные мотивы и образы в поэзии Николая Заболоцкого // Труды и дни Николая Заболоцкого. Материалы литературных чтений. — М., 1994. С. 84.

37 Там же. С. 84.

38 Там же. С. 87. частности, стихотворение «Время», которое по своему началу напоминает, по мысли Т. Сотниковой, картину Тайной Вечери, демонстрирует нам антипреображение, так же, как и Пролог поэмы «Торжество Земледелия», где за образом «неторопливого мужика», как отмечает автор статьи, скрывается Бог.

Интересный и многоплановый анализ проблемы соотношения художественного мира Н. Заболоцкого с миром Библии дан в статье А. Смоленского «Художественный мир творчества Заболоцкого в контексте.

2 Q художественного мира Библии". Автор статьи намечает линии будущих исследований поэзии Заболоцкого, которые связаны и с пониманием закономерностей его творческой эволюции, и с особенностями поэтики, и с «отблесками» библейской образности в разных стихотворениях поэта. А. Смоленский рассматривает разные аспекты жизненного и творческого пути Н. Заболоцкого, которые так или иначе соотносятся с христианской традицией. Так, автор статьи отмечает, что истоком консервативного чувства в судьбе поэта является православие. Особое значение, на наш взгляд, имеет мысль исследователя о том, что логику судьбы Н. Заболоцкого (а, следовательно, и его творчества) необходимо рассматривать в координатах Божественного Промысла. В этом аспекте А. Смоленский сопоставляет арест и лагерный период жизни Заболоцкого со ссылкой Пушкина, каторгой Ф. Достоевского, эмиграцией И.Бунина.

Рассматривая конкретный вопрос о соответствии образного мира Библии и образного мира поэзии Н. Заболоцкого, исследователь отмечает некоторые совпадающие мотивы. Так, анализируя стихотворение «Вчера, о смерти размышляя», А. Смоленский обращает внимание на образ камня, в котором проступает «лик Сковороды». Исследователь замечает, что А. Пушкин, В. Хлебников, Г. Сковорода, о которых речь идёт в стихотворении, живы для его лирического героя. Но если «голос Пушкина» и «птицы.

Смоленский А. Художественный мир творчества Заболоцкого в контексте художественного мира Библии. — http:// filgrad.narod.ru.

Хлебникова" в художественном пространстве стихотворения слиты с обликом «живой природы», то камень — это уже природа неживая. Однако в мире Библии, как показывает исследователь, и камень может быть живым. А. Смоленский приводит следующие тексты: «Ибо вот тот камень, который Я полагаю перед Иисусомна этом одном камне семь очейвот, Я вырежу на нем начертания его, говорит Господь Саваоф, и изглажу грех земли сей в один день» (Зах.З, 9) — «И с дерева будет капать кровь, камень даст голос свой, и народы поколеблются» (Ездр.5,5) — «И сказал Иисус всему народу: вот, камень сей будет нам свидетелем, ибо он слышал все слова Господа, которые Он говорил с нами» (Иис.Нав.24,27). Таким образом, камень может быть явлением живой природы в разных библейских контекстах. То же явление, по мысли А. Смоленского, мы находим и в поэзии Н.Заболоцкого.

Ещё один образ Н. Заболоцкого, который А. Смоленский сопоставляет с образом библейским, связан со стихотворением «Бетховен». Анализируя строфу «Дубравой труб и озером мелодий / Ты превозмог нестройный ураган, / И крикнул ты в лицо самой природе, / Свой львиный лик просунув сквозь орган», исследователь приводит следующий библейский контекст: «И перед престолом море стеклянное, подобное кристаллуи посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему» (Откр. 4, 6−7). Другой исследователь творчества Заболоцкого И. Минералова в статье «Традиции Серебряного века как стилеобразующие в творчестве Н.А.Заболоцкого» также пишет о том, что в стихотворении «Бетховен» поэт «создаёт образ музыканта-творца через образ Апокалипсиса"'40.

Религиозный шифр поэзии Н. Заболоцкого анализируется в статье Н. Корниенко «И любовь, и песни до конца». Анализируя песенные.

10 Минералова И. Традиции Серебряного века как стилеобразующие в творчестве Н. А. Заболоцкого // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 257. контексты советской литературы 20-х — 50-х годов в целом и соотношение с песенно-музыкальной стихией этого времени поэзии Н. Заболоцкого, автор демонстрирует глубокое понимание метаморфоз мира Н. Заболоцкого от его раннего творчества к поэзии конца 40−50-х годов. «Безлюбовный беспесенный мир» «Городских столбцов», пребывающий в бесконечных «метаморфозах оборотничества», является таковым, с точки зрения автора, потому, что закон его существования «безблагодатен», ибо в нём отменяются все традиционные ценности: Бог (небо), любовь, лирика, природа, народ41. «Звучащие в „Городских столбцах“ прежние старые мелодии почти все искалечены, как искалечена и сама жизнь», — пишет автор42.

В «Городских столбцах» торжествует новый закон мирового бытия, который, по мнению Н. Корниенко, сформулирован Н. Заболоцким в финале стихотворения «Свадьба» и в стихотворении «Рыбная лавка». Мысль исследователя противоречит тому взгляду на мир раннего Н. Заболоцкого, который был высказан в статье Т.Сотниковой. Как мы уже отмечали выше, Т. Сотникова считает, что именно в ранних произведениях Н. Заболоцкого «библейские образы и ситуации <.> часто создают отдалённый фон.

43 вечности". Эта противоположность интуиций и интерпретаций христианских мотивов и образов в поэзии Н. Заболоцкого ставит перед исследователем сложную, требующую разрешения задачу.

Н.Корниенко, обращаясь к новому этапу в творчестве Н. Заболоцкого (от некоторых стихотворений «Смешанных столбцов» к лирике конца тридцатых — конца пятидесятых годов), анализирует традиции А. Фета в поэзии Н. Заболоцкого и, в частности, традицию «Утренней песни» А. Фета, которая, как показывает автор статьи, религиозно укоренена в символике Утрени. Н. Корниенко пишет: «Хрестоматийно школьное — «Я пришёл к тебе.

41 Корниенко Н. И любовь, и песни до конца // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 119.

42 Там же. С. 118.

43 Сотникова Т. Религиозные мотивы и образы в поэзии Николая Заболоцкого // Труды и дни Николая Заболоцкого. Материалы литературных чтений. — М., 1994. С. 83. с приветом." - поэтическая Утреня, выражающая радость твари, благословляющей утренней песней Создателя, картина мира во всём её великолепии: небо, земля, мир видимый и невидимый, человек, исполняющий творческий промысел"44. Автор отмечает, что начиная с «Утренней песни» (1932), в творчестве Н. Заболоцкого формируется особый метасюжет лирики, воплощающий в себе хвалебные молитвы Утрени. Именно они «разбросаны в «Смешанных столбцах и в лирике рубежа десятилетий и вписываются в поэтику литургики мира «первой природы» -Богом созданного тварного мира», — пишет Т. Корниенко45.

Анализируя признанный шедевр лирики Н. Заболоцкого стихотворение «В этой роще берёзовой», исследователь называет его «своеобразным лирическим шестипсалмием"46, одним из высочайших образцов духовной поэзии XX века, продолжающим главную тему пушкинского «Пророка».

Христианская составляющая анализируется в статье Е. Кибешевой «Библейский текст» ранней лирики Н. Заболоцкого в контексте синтеза литературных направлений в первой трети XX века"47. Автор статьи, замечая, что данная тема в литературоведении практически не разработана, подробно анализирует такие столбцы Н. Заболоцкого, как «Болезнь», «Фокстрот», «Рыбная лавка», «На лестницах». Отмечая, что «осваивая символистскую традицию и отталкиваясь от нее, Н. Заболоцкий вносит новые смыслы в такие религиозные мотивы, как мотив жертвоприношения,.

48 отсеченной головы, тайной вечери и т. д.", исследователь, как нам представляется, в некоторых моментах «вчитывает» в тексты Н. Заболоцкого те смыслы, которых там нет. Так, в частности, в стихотворении «На.

44 Корниенко Н. И любовь, и песни до конца // Николай Заболоцкий. Проблемы творчества. — М., 2005. С. 121.

45 Там же. С. 122.

46 Там же. С. 125.

47 Кибешева Е. Библейский текст" ранней лирики Н. Заболоцкого в контексте синтеза литературных направлений первой трети XX века // Электронный вестник ЦППК ФЛ СПбГУ. 2006. № 3. -http://cvcppk.ru/index3.phphttp://www.evcppk.ru/files/pdf/64.pdf.

48 Там же. лестницах" в образе кота Е. Кибешева находит черты божественного и дьявольского начал. Но если дьявольское начало действительно присутствует в этом образе, то о «светлом» начале говорить нельзя. Выстроенная автором статьи схема «развития образа кота» («кот — человек — богочеловек»), во-первых, никак не подкрепляется текстом. Во-вторых, коль скоро исследователь говорит о «жертве», которую приносит кот (сама эта идея весьма проблематична, можно ли вообще говорить здесь о жертве?), и сопоставляет её с жертвой Христа, необходимо дать уже не литературоведческую, а этическую оценку подобным сопоставлениям. Указания на «амбивалентность образа"49 явно недостаточно.

Кроме названных исследователей, проблемы христианских, библейских образов и мотивов в поэзии Н. Заболоцкого в той или иной степени затрагиваются и в других работах (И.Ростовцевой, Е. Степанян, С. Семёновой, И. Минераловой, М. Стояновского, Т. Игошевой, О. Мороза, А. Кобринского, И. Лощилова, Л. Кациса и др.).

Итак, все исследователи данной темы отмечают своеобразие использования Н. Заболоцким христианских образов. Эти образы так или иначе представлены в свете «сдвинутой» логики и не поддаются однозначной интерпретации. Порой можно говорить не о самом образе, мотиве или символе, имеющем христианскую природу, а о «следе», который оставляет этот образ, мотив или символ. Но без выявления и понимания этих «следов» невозможно адекватное понимание и интерпретация как поэтического мира Н. Заболоцкого, так и отдельных текстов. «Христианский текст» в поэзии Н. Заболоцкого подвергается различным метаморфозам, в результате чего перед нами разворачивается зашифрованная, закодированная криптограмма поэтической мысли. Выявляя христианский «след» в текстах разных периодов творчества Н. Заболоцкого, мы можем расшифровать те метаморфозы христианского кода, которые порождены как мироощущением, так и мировоззрением поэта.

49 Там же.

С точки зрения метафизической напряжённости, внутренней сложности, включённости в поле библейских, христианских смыслов и образов поэзия Н. Заболоцкого может быть соотнесена прежде всего с поэзией А.Тарковского.

Прямое свидетельство веры А. Тарковского — его письма и записи в записных книжках, которые цитирует дочь поэта М. Тарковская в своей книге «Осколки зеркала». Так, находясь в Туркмении, А. Тарковский делает такую запись в записной книжке: «Единственное, что ещё остаётся, это вера в Бога — душа хотела б, как Мария. Господи, спаси меня и помоги мне в этой трудной, непосильно трудной жизни — я не властен справиться с ней и смертельно боюсь своего будущего. Как печальна, непостижима и безнадёжна моя жизнь. Душа хотела б, как Мария. ."50.

О проблемах личной веры, о совести, о понимании сущности искусства вообще и церковного искусства в частности говорится в письме сыну Андрею Тарковскому по поводу сценария фильма «Андрей Рублёв». Отрывки из черновика этого письма цитирует М.Тарковская. Отрывок начинается с размышлений о творчестве Марины Цветаевой, о художнике-творце. А. Тарковский пишет: «.для меня неприемлема творческая и философская концепция поэзии Марины Цветаевой, личной самостихии художника. О нет, художник — сосуд скудельный того, кому он подчинил (заранее) свой дух (или кто подчинил его дух) — Богу, 3-му Интернационалу и т. п. В начале творчества — подчинение своей души руководителю превыше тебя <. .> Доверься себе как художнику и осуществляй слитность своей-чуждой художественной воли (отсюда — ты сам свой высший суд), памятуя, что ты будешь прав, найдя в себе силы и право на «высший суд».

Нельзя понимать совесть как олимпийское право не нарушать равнодушия к добру и злу. Правда в сочетании равновесном морального и эстетического законов."51. Далее в отрывках письма мы видим историко.

50 Тарковская М. Осколки зеркала. — М., 2006. С. 191.

51 Там же. С. 254−255. церковную и богословскую образованность А. Тарковского, которая проявляется в анализе отдельных эпизодов сценария фильма «Андрей Рублёв». Так, например, А. Тарковский пишет, что отречение апостола Петра в фильме трактуется ошибочно, а основная идея фильма (исключительность личности Андрея Рублёва) находится, по мнению поэта, «вне религиозной идеи"52. Поэт считает, что исключительность личности Рублёва в сценарии строится на противопоставлении художественного дара иконописца и религиозной идеи, в то время как, по мнению Арсения Тарковского, «эта исключительность именно в этой идее. Разлада как основного <. .> двигателя души у него не могло быть. Разлад этот — явление 20 века, он основа декадентства. ."53.

Исследование творческого наследия А. Тарковского, одного из крупнейших поэтов XX века, по сравнению с уже сформировавшимся «заболоцковедением», обширным как по количеству трудов, так и по глубине поставленных проблем, пока ещё пребывает в стадии становления, несмотря на то, что существует целый ряд критических54, литературоведческих и лингвистических трудов, в которых рассматриваются различные стороны его поэтического мира. Все исследователи констатируют тот факт, что поэзия А. Тарковского представляет определённую сложность для понимания и интерпретации (Д.Бак, Е. Джанджакова, Е. Елина, Ю. Кабанков, К. Ковальджи, Ю. Кублановский, Е. Лысенко, С. Мансков, И. Павловская, С. Рассадин, Н. Тропкина, Т. Чаплыгина, М. Черненко, С. Чупринин и др.55.). Так, в одном из последних исследований поэтического.

52 Там же. С. 256.

53 Там же.

54 Подробный и тщательный анализ критических работ, посвященных творчеству поэта, а также работ, в которых сопоставляются художественные миры Арсения и Андрея Тарковского, дан в статье: Мансков С. Изучение поэзии Арсения Тарковского в критике и литературоведении // Филологический анализ. — Барнаул, 2001. Вып. 4.

55 См.: Бак Д. Рукописное наследие Арсения Тарковского: предварительные заметки к типологии источников // Лесная текстология: труды III летней школы на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы. — СПб. 2006. С. 5−11- Джанджакова Е. Семантика слова в поэтической речи (Анализ словоупотребления А. Тарковского и А. Вознесенского). Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1974; языка А. Тарковского, посвященного принципам создания словаря лирики Тарковского, Т. Воронова пишет: «Одна из отличительных черт поэзии А. Тарковского — сложность и многоплановость семантики"56.

А.Тарковский, безусловно, — продолжатель классических традиций русской литературы, но для его поэзии характерен, как нам представляется, особый феномен «прозрачной непрозрачности». Кажущаяся простота некоторых его стихотворений оборачивается при более пристальном рассмотрении головокружительной глубиной и сложностью, истоки которой — в особом характере его поэтического мышления, в специфическом способе организации поэтического текста, в своеобразии его мироощущения.

Особый интерес для нашего исследования представляют, во-первых, работы, рассматривающие творчество поэта в контексте поэзии Серебряного века, во-вторых, в контексте русской философской лирики в целом и лирики XX века в частности, и, в-третьих, исследования, посвященные «библейскому» слою его поэзии. Названные аспекты отражены в работах.

Едина Е. Предмет и вещь в поэзии А. А. Тарковского // Язык художественной литературы. Литературный язык: Сб. статей к 80-летию М. Б. Борисовой. — Саратов, 2006. С. 172−178- Кабанков Ю. Одухотворение текста. Дискурсивный срез стихотворения Арсения Тарковского «Первые свидания» // Одухотворение текста.

Литература

в контексте религиозного сознания. Избранные статьи, трактаты, эссе. — Владивосток, 2006. С.114−118- Ковальджи К. «Загореться посмертно, как слово.» // Тарковский А.Собр. соч.: в 3 т. — М., 1991. Т. 1. С. 5−24- Кублановский Ю. Предисловие // Тарковский А. Благословенный свет. — СПб., 1993, С.5−12- Лысенко, Е. Звук и звучание в лирике А. А. Тарковского. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — Саратов, 2008; Мансков С. Поэтический мир А. Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний). Автореф. дис.. канд. филол. наук Тарковского. — Барнаул, 2001; Павловская.

И. Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского. Автореф. дис.канд. филол. наук. — Волгоград, 2007; Рассадин С. Советская литература. Побежденные победители. Почти учебник. — СПб., 2006; Тропкина Н. Образы исторического пространства в поэзии Арсения Тарковского // Мир России в зеркале новейшей художественной литературы. — Саратов, 2004. С.95−99- Чаплыгина Т. Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии серебряного века. Автореф. дис.. канд. филол. наук. -Иваново, 2007; Черненко М. Поэзия Арсения Тарковского: диалог культур и времён. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — Киев, 1992; Чупринин С. Арсений Тарковский: путь и мир // Тарковский А. А. Избранное. Стихотворения, поэмы, переводы. — М.: Художественная литература, 1982. С.3−14.

56 Воронова Т. Принципы словаря лирики Арсения Тарковского. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — Воронеж, 2007. С. 5.

С.Манскова57, С. Руссовой, М. Черненко, Т. Чаплыгиной, Е. Павловской, И. Павловской58, О. Столярова59.

В ряде работ С. Манскова подвергается анализу мифопоэтический пласт творчества А. Тарковского, явленный через предметный мир и через категории времени и пространства. Интересный и глубокий подход к выявлению глубинных уровней поэтического мира А. Тарковского представлен в работе этого исследователя «Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний)"60. Рассматривая модель художественного мира А. Тарковского как знаковую систему, так или иначе соотносящуюся со Священным Писанием, автор исследования показывает, что в лирическом герое поэзии А. Тарковского одновременно сосуществуют поэт и пророк.

Плодотворным, с нашей точки зрения, является введение исследователем понятия «бытийный предмет». «Бытийные предметы» распадаются на несколько групп в зависимости от тех функций, которые они выполняют в мире А.Тарковского. Особо значимой группой, по мысли С. Манскова, являются «бытийные предметы», транслирующие библейские смыслы. Однако способ раскрытия исследователем библейского слоя в поэзии А. Тарковского превращает его в голый приём. Язык описания в работах С. Манскова мало соответствует объекту исследования и скорее разрушает поэтический текст, чем раскрывает закономерности устройства поэтического мира: «Библейский претекст лепешки-глины (курсив наш — С. К).

Мансков С. Книга Бытия Арсения Тарковского: Диалог сознаний Тарковского // МолодежьБарнаулу. Барнаул, 1999. С. 96−99- Мансков С. О Функционировании отношения «тело — Душа — Дух» в поэзии Арсения Тарковского // Интерпретация художественного текста. — Бийск, 1998. С. 27−28- Мансков С. От «нулевого уровня» к творению мира Тарковского // Studia Litteraria PolonoSlavica, 5 Sow. — Warszawa, 2000. C.253−267.

Павловская И. Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — Волгоград, 2007.

59 Столяров О. Библейская символика в творчестве Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Тарковского: дис.канд. филол.наук. — Москва, 2006.

60Мансков С. Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний). Автореф. дие.. канд. филол. наук. — Барнаул, 2001. позволяет говорить об особом способе творения предметов: они не являются артефактами, так как сотворены Богом, или лирическим субъектом в ипостаси Бога — Демиурга, и создаются из единого универсального материала мира. Процесс творчества в художественном мире непосредственно связан с руками лирического субъекта и Бога. Создание собственного мира лирическим субъектом мыслится в ипостаси Демиурга как «творение из глины" — в ипостаси пророка как создание звуковой и графической упорядоченности, но в том и в другом случае поэт подчеркивает рукотворный характер творчества"61.

В кандидатской диссертации С. Руссовой «Философская поэзия Н. А. Заболоцкого и А.А.Тарковского» «ив книге «Н.Заболоцкий и А.Тарковский. Опыт сопоставления"63 автор исследует специфику философской поэзии, прослеживает её истоки и традиции, устанавливает место Н. Заболоцкого и А. Тарковского в контексте этой традиции. Наиболее важным и интересным в рамках данной работы является сам факт соединения двух этих имён и раскрытие определённой общности их поэтических миров.

Проблема наличия библейского, христианского кода в поэзии Н. Заболоцкого и А. Тарковского в исследовании С. Руссовой так или иначе поднимается в следующих параграфах книги «Н.Заболоцкий и А.Тарковский. Опыт сопоставления»: «Аллюзия в философской поэзии Н. А. Заболоцкого и А.А.Тарковского», «Истоки натурфилософских концепций поэтов», «Категории Пространства и Времени в „моделях мира“ Н. А. Заболоцкого и А.А.Тарковского». Исследователь выделяет особую значимость библейских образов, парафраз, аллюзий в поэтических мирах Заболоцкого и Тарковского. К сожалению, этот пласт' творчества анализируется на недостаточно глубоком уровне, причиной которого является несовпадение методологии.

61 Мансков С. Предметный мир поэзии А. Тарковского // Вестник БГПУ (Современные гуманитарные науки). 2001. № 1. С. 66.

62 Руссова С. Философская поэзия Н. А. Заболоцкого и А. А. Тарковского. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — М, 1990.

Руссова С. Н. Заболоцкий и А.Тарковский. Опыт сопоставления. — М., 1999. анализа с объектом исследования. Во-первых, исследователь говорит о традиционной библейской мифологии64, к которой обращаются и Н. Заболоцкий, и А.Тарковский. Но для А. Тарковского Библия вовсе не была мифологией, а отношения Заболоцкого с Библией, как было уже нами показано в процессе анализа работ, посвящённых религиозному слою в поэзии Заболоцкого, лежали вовсе не в сфере культурно-мифологической, а в области экзистенциально-онтологической.

Совершенно неправомерно, как это делает С. Руссова, редуцировать смысл библейских образов в поэзии А. Тарковского, сводя их лишь к этическим идеалам поэта65. Далеко не всё однозначно с пантеизмом Н. Заболоцкого и А. Тарковского, и совсем уж большой натяжкой выглядит анализ натурфилософии обоих поэтов в контексте милетской школы66.

В диссертационном исследовании М. Черненко «Поэзия Арсения Тарковского: диалог культур и времён"67 также отмечается, что большое значение для поэта имеет Библия. В библейских книгах, по мысли автора, «поэт черпает источник мудрости и красоты, по ним учится понимать историю и культуру, к ним обращается за разгадкой самых сокровенных загадок жизни и смерти"68. Особенно важной представляется нам мысль исследователя о том, что А. Тарковскому «свойственно библейское мироотношение, насыщенное антитезами добра и зла"69.

Библейскому слою и религиозным мотивам в поэзии А. Тарковского посвящена глава кандидатской диссертации О. Столярова «Библейская символика в творчестве Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Тарковского». Исследователь отмечает, что многие стихотворения А. Тарковского можно отнести к жанру духовной поэзии, понимая последнюю не только в русле.

64 Там же. С. 18.

65 Там же. С. 24.

66 Там же. С. 26.

67 Черненко М. Поэзия Арсения Тарковского: диалог культур и времён. Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — Киев, 1992.

68 Там же. С. 5.

69 Там же. С. 6. традиционного подхода, но и в смысле выражения особого творческого.

7П сознания. Искание и обретение Бога, по мнению О. Столярова, — один из важнейших путей формирования внутреннего мира автора и лирического героя. Этот путь мотивируется прежде всего биографически. Исследователь отмечает: «Обращение А. Тарковского к религии и появление религиозных мотивов и символов в его творчестве происходит в самые сложные, самые тяжелые минуты жизни поэта, когда его сознание находится между жизнью и смертью не только метафизически, но и реально, когда он действительно находится на грани полного отчаяния и разочарования. В эти моменты возникновения реальной угрозы и поэт, и его лирический герой находили свое духовное спасение именно в православии"71.

Интересными представляются мысли исследователя о цикле стихотворений, посвящённых памяти А. Ахматовой, как своеобразном «чине отпевания», соотнесённом с церковной службой, о темах круговой поруки, предательства, Тайной Вечери в поэзии А. Тарковского, о семантических символах времени, пространства, смерти, бессмертия72. Однако анализ библейской символики, уникальности «библейского мышления» А. Тарковского в исследовании О. Столярова только намечается.

Христианской теме в творчестве А. Тарковского посвящена статья Е. Павловской «Христианские идеи в поэзии А. А. Тарковского». Павловская пишет: «Обращение к теме влияния христианских идей на творчество А. А. Тарковского закономерно. Оно обусловлено не только художественными особенностями его произведений, но и личностными качествами их автора. По свидетельству ученика поэта М. Синельникова, «Тарковский был церковно религиозен». Сам Арсений Александрович отмечал, что его наставником в вере был академик Вернадский: «Вернадский развивал у меня теологическое мышление — для этого давал читать много книг, в том числе.

70Столяров О. Библейская символика в творчестве Б. Пастернака, А. Ахматовой, А.Тарковского. Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 2006. С. 14.

71 Там же. С. 15.

72 Там же. С. 16.

Павла Флоренского, Сергия Булгакова. Они и оказали на меня решающее влияние."73.

Исключительно важным является для нас выявление того факта, что А. Тарковский обладал «теологическим мышлением» и читал труды русских религиозных философов. Несомненно, следы «выучки» В. Вернадского мы находим в стихах поэта.

Есть и ещё один важный методологический аспект, требующий привлечения к анализу поэзии А. Тарковского трудов русских философов, как об этом свидетельствует Т. Чаплыгина в своём диссертационном исследовании «Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века"74. Называя А. Тарковского «последним поэтом Серебряного века», исследователь отмечает, что «в настоящее время подход к изучению русской философской поэзии не может быть полным без включения религиозно-философского аспекта, который предполагает расстановку акцентов в таких сложных проблемах, как соотношение знания и веры, ума и сердца, богопознания и богообщения, поступка и воздаяния за него, границ свободы духа и заблуждения, смерти и бессмертия п с человека.». Эти мысли, высказанные в связи с творчеством А. Тарковского, в полной мере являются справедливыми и по отношению к поэзии Н. Заболоцкого, да и ко всей русской поэзии, русской литературе.

Таким образом, анализ исследовательских работ, посвящённых творчеству Н. Заболоцкого и А. Тарковского, приводит нас к выводу, что их поэтические миры основываются на определённом религиозно-философском фундаменте, связанном с христианским миропониманием. Каждый из поэтов «возводит» на этом фундаменте своё здание, но без проникновения в его уз.

Павловская Е. Христианские идеи в поэзии А. А. Тарковского // Русская культура на пороге третьего тысячелетия: Христианство и Культура. — Вологда. 2001. С. 234.

74 Чаплыгина Т. Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии серебряного века. Автореф. дис.. канд. филол. наук. — Иваново, 2007.

75 Там же. С. 5. основание невозможно адекватно понять и интерпретировать творчество в целом.

Личности и Н. Заболоцкого, и А. Тарковского формировались в тот период, когда происходил слом всей русской жизни, когда разрушались основы христианской веры и тех ценностей, которые были порождением этой веры. Господствующая идеология и «религия» этого времени — атеизмсфера духовного становится запретной, что формирует своего рода феномен -«катакомбную» поэтику, характерную для обширного пласта русской культуры XX века. Христианские темы, мотивы, смыслы, образы, так или иначе связанные с христианской верой, или отрицаются и подвергаются поруганию, или начинают звучать прикровенно, неявно, уходить в подтекст. Писатели, поэты, художники вынуждены прибегать к «шифру» для передачи христианских смыслов, и они, таким образом, превращаются в христианский код, требующий расшифровки.

С другой стороны, читатель, сформировавшийся в силовом поле атеистической идеологии, утрачивает способность адекватно понимать и воспринимать даже несокрытый «христианский текст», который и в своём явном виде становится «шифром» с утерянным ключом.

Кроме того, процесс секуляризации приводит к десакрализации исконных христианских форм в искусстве: они перестают выполнять свою миссию и порой начинают выражать диаметрально противоположный смысл.

Все три аспекта этой проблемы — преодоление идеологического табу на христианскую тему, утрата читателем религиозного образования, десакрализация и искажение христианских форм в искусстве — приводят к возникновению определённого христианского кода в культуре XX века, требующего расшифровки. В современном литературоведении существует плодотворное направление, связанное с изучением «христианского текста» русской литературы. Это направление представлено именами С. Аверинцева, В. Непомнящего, В. Воропаева, И. Виноградова, М. Дунаева, И. Есаулова, Р. Гальцевой, Н. Струве, И. Роднянской, И. Юрьевой, В. Лепахина, Л. Левшун,.

Т.Горичевой, С. Семёновой, О. Николаевой, О. Седаковой, С. Бочарова, Л. Герасимовой, Н. Ильинской, Н. Кошемчук, К. Степаняна, В.Котельникова.

В поэзии Н. Заболоцкого и А. Тарковского мы часто встречаемся с христианскими аллюзиями, мотивами, образами, библейскими именами, скрытыми и явными цитатами из Священного Писания. Как правило, все эти элементы встроены в ткань поэтического текста посредством сложной метафорической трансформации. Без выявления христианского слоя и постижения законов его метаморфоз мы не достигнем адекватного понимания творчества Н. Заболоцкого и А.Тарковского. Но в данном ракурсе, как было показано выше, их поэзия практически не исследована, хотя и существует ряд работ, так или иначе касающихся этой проблемы (Б.Филиппов, И. Роднянская, Т. Сотникова, А. Смоленский, Е. Степанян, Н. Корниенко, Е. Кибешева, О. Столяров, С. Мансков, И. Павловская, Е. Павловская).

Исследование религиозного вектора в творчестве того или иного поэта происходит, как правило, в двух «системах координат»: изучается, во-первых, модель мира, воплощённая в художественном универсуме, во-вторых, система мировоззрения автора. Но для наиболее адекватного постижения сути и специфики поэтического мира необходимо обратиться к категории мироощущения. Особенно важным понятие мироощущения становится в тех случаях, когда мы сталкиваемся с эстетическими объектами повышенной сложности, какими являются, в частности, поэтические миры Н. Заболоцкого и А.Тарковского.

Всё это обусловливает актуальность нашего исследования.

Объект исследования — поэтическое творчество Н. Заболоцкого и А. Тарковского.

Предмет исследования — христианский код и его метаморфозы в мироощущении и поэтических текстах Н. Заболоцкого и А.Тарковского.

Материалом исследования являются поэтические произведения Н. Заболоцкого (как раннего, так и позднего периодов), его теоретические работы, воспоминания и письмапоэтическое наследие участников группы ОБЭРИУ Д. Хармса и А. Введенскогопоэзия А.Тарковского, статьи, эссе и письма поэта.

Цель диссертационного исследования — реконструкция категорий мироощущения Н. Заболоцкого и А. Тарковского, воплощённых в их поэтических мирах, и интерпретация этих категорий в свете христианской онтологии, космологии, антропологии, сотериологии и аксиологии.

Цель исследования диктует следующие задачи:

1) показать конституирующее начало мироощущения для формирования поэтического языка и поэтического мира Н. Заболоцкого и А. Тарковского;

2) обосновать возможность и важность духовно-эстетического анализа поэтического мира в целом и поэтического текста в частности, определив особенности религиозно-философской и богословской традиций в исследовании литературы;

3) выявить доминантные категории мироощущения Н. Заболоцкого и А. Тарковского в разные периоды творчества и рассмотреть их в духовно-эстетическом аспекте;

4) проанализировать метаморфозы христианского кода в мироощущении и поэзии Н. Заболоцкого и А. Тарковского;

5) раскрыть обусловленность художественного мышления и мироощущения раннего Н. Заболоцкого кризисом искусства;

6) исследовать специфику библейского мышления и поэтическую философию слова А. Тарковского;

7) определить принципы трансформации реальности в поэзии Н. Заболоцкого и А.Тарковского.

В настоящее время существуют разные подходы к анализу текста: идейно-тематический, историко-литературный, семиотический, социологический, психологический, интертекстуальный, дискурсный, когнитивный, нарратологический и т. д. Исследователь, исходя из задач, которые он ставит перед собой, использует те или иные методы. Если пас интересует история создания произведения, мы прибегаем к историко-литературному методу, желание увидеть, как устроено художественное произведение, приводит к использованию структурно-семиотических методов и.т.д. Каждый из вышеперечисленных методов «отвечает», если можно так выразиться, за определённый «феноменологический» сектор или уровень художественного текста. Но исследователь не должен ограничиваться феноменологией, необходим выход на бытийный, онтологический уровень. Именно здесь возможно приближение к постижению тайны личности и сотворённого этой личностью художественного мираэта тайна выходит за пределы «феноменологического калейдоскопа».

Все эти разновидности анализа художественного текста, безусловно, могут и должны быть составными частями целостного анализа художественного мира поэта или писателя, но взятые по отдельности, они имеют предел, обусловленный методологической заданностью. Анализ же духовного мира (явленного в художественном тексте) исходит из понятия Абсолюта, что делает его наиболее глубоким и адекватным самой сущности художественного творчества.

Современный исследователей русской литературы И. Есаулов пишет: «К сожалению, нужно признать, что истории русской литературы как научной дисциплины, которая бы хоть в какой-то степени совпадала в своих основных аксиологических координатах с аксиологией своего описания, пока.

76 ещё не существует". Два фундаментальных исследования И. Есаулова i-ji-t.

Категория соборности в русской литературе" и «Пасхальность русской.

78 словесности" чрезвычайно важны для восстановления «аксиологического баланса». Современный пушкинист В. Непомнящий пишет: «Нужна духовная.

76 Есаулов И. Литературоведческая аксиология: опыт обоснования понятия. // Евангельский текст в русской литературе 18−20 веков. — Петрозаводск, 1994. С. 382.

77 Есаулов И. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск, 1995.

78 Есаулов И. Пасхальность русской словесности. — М., 2004.

39 история русской литературы, которая может составить основу для целостной концепции русской культуры как мирового феномена и тем самым — для осмысления нашего духовного пути. Такое осмысление невозможно <.> вне соотнесения с вероисповедной природой «русской духовности» (без лобового же, конечно, сталкивания светской культуры с догматикой, понятой как буква)"79.

Методологию нашего анализа художественного мира и мироощущения поэта мы определяем как духовно-эстетическую.

Данная методология в основных своих положениях основывается на трудах русских религиозных философов и богословов, посвящённых анализу литературы, философии творчества, природы художественного акта, мироощущению и миросозерцанию писателей, проблемам кризиса искусства и культуры. Работы русских философов, богословов и культурологов В. Соловьёва, С. Булгакова, Н. Бердяева, П. Флоренского, Н. Лосского, И. Ильина, В. Ильина, С. Франка, Г. Флоровского, Г. Федотова, П. Муратова, П. Бицилли, В. Зеньковского, В. Вейдле, А. Лосева, Б. Вышеславцева, Ф. Степуна, В. Ильина, архимандрита Киприана (Керна), архиепископа Иоанна (Шаховского), епископа Варнавы (Беляева), архимандрита Рафаила (Карелина), игумена Антония (Логинова), протоиерея Михаила (Труханова), протопресвитера Александра (Шмемана) и др., а также ряда западных исследователей, опирающихся в своих построениях на духовный потенциал произведения искусства (Х.Ортега-и-Гассет, Ж. Маритен, Х. Зедльмайр и др.) являются теоретической базой нашего диссертационного исследования.

Научная новизна диссертации состоит в следующем:

— обоснована теория, согласно которой мироощущение представляет собой систему категорий и их знаков, обладающих поэтикопорождающим потенциалом;

— разработана методика анализа поэтического текста с точки зрения воплощения в нём мироощущения поэта;

79 Непомнящий В. Пушкин. Русская картина мира. — М., 1999. С. 488.

— впервые категория мироощущения рассмотрена в контексте философских, культурологических и эстетических теорий, определён её духовно-эстетический статус и значение для теоретической поэтики;

— через анализ целостных поэтических миров Н. Заболоцкого и А. Тарковского реконструировано мироощущение поэтов;

— обнаружена связь мироощущения Н. Заболоцкого и А. Тарковского с христианской онтологией, космологией, антропологией, сотериологией и аксиологиейвыявлен христианский код и его метаморфозы в творчестве поэтовпоказано, что христианский код в поэзии Н. Заболоцкого и А. Тарковского имеет смыслообразующей и текстообразующий характер.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Мироощущение поэта представляет собой определённую систему категорий, среди которых выделяются доминанты, формирующие предметно-образный, сюжетный, тропеический и другие уровни текста. Категории мироощущения представляют собой своего рода «каналы» смысловой энергии, воплощающейся не только в них самих, но и в их знаках.

2. Мироощущение Н. Заболоцкого и А. Тарковского невозможно понять вне соотношения с христианской онтологией, космологией, антропологией, сотериологией и аксиологией. В их поэтических мирах в разной степени экспликации присутствует христианский код, обнаружение и интерпретация которого возможна только при условии использования методов духовно-эстетического анализа.

3. Художественная практика Н. Заболоцкого 20-х — 30-х годов, а также творчество поэтов его круга является следствием и продолжением того духовного и культурного явления, которое обозначено и в русской, и в западной философии как кризис культуры. Суть этого кризиса заключается в утрате веры и отходе от христианских основ миропонимания.

4. Основные категории мироощущения раннего Н. Заболоцкого -«безумие» и «смерть». Само восприятие мира сквозь призму этих категорий обусловлено распадом той картины мира и системы ценностей, которая была задана христианством. Доминирующие категории мироощущения позднего Н. Заболоцкого — «жизнь», «разум», «гармония», что является возвращением к христианским ценностям в их секулярном варианте.

5. Одним из главных принципов трансформации действительности в реальность поэтического текста в творчестве раннего Н. Заболоцкого является принцип смысловой метатезы и аксиологической инверсии, который можно рассматривать как одно из частных проявлений принципа «антипреображения», характерного для целого массива художественных явлений XX века.

6. Доминантные категории мироощущения А. Тарковского — категории «земное» и «небесное», семантический и аксиологический потенциал которых сформирован христианской картиной мира.

7. Центральным принципом художественного метода А. Тарковского, обусловливающим способ трансформации мира, является принцип преображения. Сквозь вещи и явления земного мира в поэзии А. Тарковского просвечивает иное, священное измерение бытия, а человек в его поэзии находится в постоянном поиске этой реальности.

8. «Философия слова» А. Тарковского в своих основных интуициях совпадает с положениями философии языка, разработанной в трудах русских религиозных философов С. Булгакова, П. Флоренского, А. Лосева, суть которой заключается в утверждении онтологического статуса языка.

Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в разработке методов духовно-эстетического анализа произведения искусства и создании особой поэтапной стратегии исследования поэтического мира и текста, которые позволяют:

1) через исследование законов трансформации предметно-образного мира реконструировать категории мироощущения поэта;

2) вскрывать глубинные процессы смыслопорождения (формирование образов времени и пространства, образа человека, образа языка, способов сюжетного разворачивания текста и т. д.), обусловленные мироощущением поэта;

3) определять духовную природу того или иного типа мироощущения;

4) распознавать духовно-эстетический вектор творческого акта, суть которого заключается в том или ином типе использования поэтом христианского кода;

5) выявлять воплощение и метаморфозы христианского кода в поэтическом тексте.

Результаты исследования имеют и практическое значение: они могут быть использованы в ходе разработки новых программ и учебных пособий по русской литературе XX века, в спецсеминарах и спецкурсах, при подготовке курсовых и дипломных работ студентов, а также в ходе дальнейшей разработки концепции истории развития русской литературы XX века.

Апробация работы: основные результаты исследования были обсуждены на международных, всероссийских, межвузовских конференциях и симпозиумах. Международные: II Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, Фонд Достоевского, 2006) — VII Международный Форум русистов Украины «Русистика Украины и проблемы сохранения языков и культур малых народов мира в эпоху глобализации» (Ялта, Крымский центр гуманитарных исследований, Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского, 2007) — «Философское наследие С. Л. Франка и современность» (Саратов, СГУ, 2007) — «Литературно-художественный авангард в социокультурном пространстве российской провинции: история и современность» (Саратов, Институт филологии и журналистики СГУ, 2008) — «XIII научные Чичибабинские чтения» (Украина, Харьков, Международный фонд памяти Б. Чичибабина, 2009) — «Славянский мир: общность и многообразие» (Саратов, СГУ, 2009). Всероссийские: «Проблемы художественного творчества» (Саратов, СГК, 2007, 2008, 2009) — VIII и IX «Дальневосточные образовательные чтения, посвященные памяти святых Кирилла и Мефодия» (Владивосток,.

Дальневосточный государственный университет, 2008, 2009). Межрегиональные: I, II, III, IV, V, VI «Пименовские чтения» (Саратов, СГУ и Саратовская епархия, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008). Межвузовские: «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов, Педагогический институт СГУ, 2006, 2008).

Основное содержание исследования отражено в монографиях «Мироощущение Николая Заболоцкого: опыт реконструкции и интерпретации» и «Небо и Земля Арсения Тарковского: метаморфозы христианского кода», учебном пособии «Сохранившие традицию. Заболоцкий. Тарковский. Бродский» и 39 статьях.

Структура диссертации определяется спецификой её цели, задач и методов. Работа состоит из Введения, четырёх глав, Заключения и библиографического списка (457 наименований).

Заключение

.

Проведённое нами исследование позволяет сделать следующие выводы.

Реконструкция миросозерцательных систем Н. Заболоцкого и А. Тарковского, мироощущений, явленных в их поэтическом языке, позволяет утверждать, что центральными категориями мироощущения раннего Н. Заболоцкого являются категории «безумие» и «смерть», позднего -«жизнь», «разум», «гармония». Доминантными категориями мироощущения А. Тарковского на всём протяжении его творчества являются категории «земное» и «небесное». Как мы видим, уже сам «набор» категорий, их экзистенциальная и языковая определённость даёт нам возможность говорить о характере поэтической индивидуальности.

Категории мироощущения представляют собой своеобразные «каналы» смысловой энергии, обладающие ценностным потенциалом. Этот ценностный потенциал может быть как положительным (категории «земное», «небесное» «жизнь», «разум», «гармония», так и отрицательным (категории «безумие», «смерть»).

Энергетическая и ценностно-ориентированная природа категорий мироощущения не может не проявляться в своеобразных «излучениях», эманациях. Они оформляются в образной и эстетической материи поэтических текстов, образуя некие «тайные единства» (С.Франк), смысловые сферы, единицы которых становятся знаками доминантных категорий мироощущения. Именно при помощи этих знаков происходит формирование макрообразов, образов, художественных предметовкатегории и знаки категорий мироощущения организуют развитие сюжета, пространственно-временные координаты поэтического текста, обусловливают логику метафор и других тропов.

Однако реконструкция мироощущения требует и его интерпретации. Мы показали, что адекватная интерпретация миросозерцательных систем Н. Заболоцкого и А. Тарковского возможна лишь при использовании особой методологии — духовно-эстетического анализа, позволяющего вскрыть метафизическую природу мироощущения. Эта методология разработана в разных направлениях русской и западной религиозно-философской мысли, суть же её состоит в рассмотрении того или иного факта искусства с точки зрения христианской онтологии, космологии, антропологии, аксиологии и сотериологии. Такие идеи христианского миропонимания, как идея тварности мира, представляющего собой живое целое, идея иерахической структуры бытия, учение о соотношении Бога и мира и о повреждённости природы, являющейся следствием грехопадения человека, учение о смысле человеческой жизни как теозисе, обожении, и многие другие позволяют выявить и оценить сокровенную суть мироощущений и творческих миров художников, поэтов, писателей, композиторов.

Эта методология позволила нам выявить и расшифровать тот христианский код, который присутствует в поэтических мирах Н. Заболоцкого и Н.Тарковского.

Категории «безумие» и «смерть», доминантные для раннего творчества Н. Заболоцкого, являются не только выражением состояния окружающего поэта мира, но и следствием распада системы христианских идей и ценностей в мироощущении Н.Заболоцкого. Распад этот связан с нерешённой поэтом проблемой теодицеи, и приводит он к формированию особой поэтики, основанной на использовании христианских образов, аллюзий, мотивов, которые претерпевают различные трансформации. Среди них главными являются аксиологические инверсии и смысловые метатезы. В результате возникают такие образы, как лже-рождество и анти-крещение, псевдо-троица и лже-мессия, кощунственная евхаристия и т. д.

Механизм смысловой метатезы можно рассматривать как частный случай «анти-преображения», свойственный целому пласту художественных явлений искусства XX века, в частности, творчеству поэтов-обэриутов и художнику П.Филонову.

Авангардные формы искусства XX века в целом являются следствием кризиса, суть и смысл которого состоят в утрате веры и отказе от христианского миропонимания. Антропологическая составляющая этого кризиса заключается в распаде целостности человеческой души (визуальным выражением этого процесса является художественная практика кубизма и других направлений).

Н.Заболоцкий ищет выход из ада «Столбцов» и находит его в пространстве утопии. Эта утопия миметически строится по образцу христианской сотериологии, однако приобретает статус «секулярной религии». Одним из главных элементов «сотериологической» системы Н. Заболоцкого является спасение мира природы посредством возведения его на новую ступень бытия. Обретение человеческого разума, уподобление человеку — вот цель развития природного мира. По аналогии с христианским теозисом в утопии Н. Заболоцкого совершается «антропозис». Другой стороной этого процесса является своеобразный «панантропизм», то есть растворение в природе человека, занявшего место бога.

В позднем творчестве Н. Заболоцкого мы наблюдаем процесс возвращения к христианской системе ценностей, что отражается как в самих категориях мироощущения поэта («жизнь», «разум», «гармония»), так и в их знаках (смысловые сферы музыки, архитектуры, света в его различных проявлениях). Происходят изменения и на тематическом уровне творчества, что свидетельствует о возвращении христианских ценностей (пусть даже в их секулярном варианте) в область не только мироощущения, но и мировоззрения поэта.

Целостный взгляд на мироощущение, воплощённое в поэтическом мире Н. Заболоцкого в разные периоды творчества, позволяет сделать вывод о том, что его поэзия являет собой своеобразную триадологическую «систему», типологически соответствующую представлениям средневековой западной культуры о структуре загробного мира (наиболее ярко эти представления нашли своё воплощение в «Божественной комедии» Данте).

Три периода творчества поэта метафорически соотносятся с адом, чистилищем и раем. Но в отличие от топографии загробного мира, описанной Данте, в поэзии Н. Заболоцкого эти три духовных, метафизических локуса находятся в посюстороннем мире.

Экспликация доминантных категорий мироощущения А. Тарковского имеет различную степень выраженности в разных стихах поэта, однако само восприятие реальности сквозь призму категорий «земное» и «небесное» свидетельствует о сохранении христианского взгляда на мир. Наш анализ выявил, что топосы земли и неба в поэзии А. Тарковского имеют библейские корни, а категории «земное» и «небесное» сформированы христианской системой ценностей. В силу этого центральным принципом художественного метода А. Тарковского, обусловливающего способ трансформации действительности в реальность текста, является принцип, напрямую соотнесённый с христианским принципом преображения. С уверенностью можно сказать, что сквозь вещи и явления мира в поэзии А. Тарковского просвечивает иное, священное измерение бытия. Это священное измерение бытия, явленное в поэтической вселенной А. Тарковского, представляет собой эонотопос. Одним из главных «каналов», посредством которых вечность входит во время, порождая эонотопос, является имя собственное (это может быть имя библейского персонажа, святого иконописца, христианского мыслителя-праведника и т. п.). Подобное отношение к имени роднит поэтическую философию слова А. Тарковского с русской религиозной философией языка. Имя собственное в поэзии А. Тарковского тесно связано с принципом преображения: в ткани поэтического текста оно является своего рода преображающим началом.

В целом принцип преображения — главный творческий принцип не только в поэзии А. Тарковского, но и в позднем творчестве Н.Заболоцкого. Принцип преображения в поэзии А. Тарковского действует в космическом, историческом и эсхатологическом измерениях мира и человеческой души. В поэзии Н. Заболоцкого преображение осуществляется прежде всего на космической «оси» его поэтического мира. Исторические и эсхатологические координаты в поэзии Н. Заболоцкого так или иначе спроецированы на космическую ось. В поэзии же А. Тарковского эсхатологическое измерение пронизывает и космическую, и историческую «отнесённости».

Метафорически используя понятия «спасающей благодати» и «предваряющей благодати», можно спроецировать их на образы преображения в поэтических мирах и мироощущениях А. Тарковского и Н.Заболоцкого. Преображение как творческий метод А. Тарковского находится в поле действия «спасающей благодати», образ преображения в творчестве позднего Н. Заболоцкого — в зоне «благодати предваряющей». Эта аналогия остаётся не более чем аналогией, но сама её возможность зиждется на основополагающей двуединой интуиции христианского мироощущения: во-первых, мир сотворён «добро зело», слава Божия наполняет мир. Во-вторых, в определённый момент человеческой истории произошло Боговоплощение, которое ввело в состав мира силу Божества.

Для мироощущения позднего Н. Заболоцкого более характерна первая часть этого двуединства: вектор его творчества направлен на выявление первозданной красоты тварного мира. В мироощущении А. Тарковского преобладает вторая часть двуединой интуиции: поэт находится в постоянном поиске священной реальности. В поэзии А. Тарковского мы находим особый художественный метод, свойственный древнерусской словесности, — метод типологической экзегезы, позволяющий поэту осмыслять исторические события и факты личной биографии с точки зрения вечности.

Воплощая в своей поэзии разные типы преображения, и Н. Заболоцкий, и А. Тарковский свидетельствуют «от противного», что реальный мир есть мир недолжный, искажённый, больной, требующий исправления и исцеления. Таким образом, перед нами открывается третья составляющая христианского мироощущения — страдание о падшем состоянии мира.