Роль уголовной политики в сфере уголовно-правового регулирования

В обществе и государстве должно сформироваться твердое убеждение в необходимости реформирования уголовного законодательства с учетом общепризнанных норм и принципов международного права и международных обязательств, но в то же время под углом преломления отечественной специфики. Последняя должна обязательно учитывать исторический опыт в развитии системы наказаний (полагаем, что это главнейшая проблема отечественного уголовного законодательства), не связанных с лишением свободы. Для этого необходимо кардинально пересмотреть подход к определению целей наказания в пользу достижения не формального «восстановления социальной справедливости», чего-то вроде крылатой киношной фразы «вор должен сидеть в тюрьме», а вполне конкретных правовых целей социальной защиты граждан, общества и государственных институтов от противоправных посягательств. Да, право, в том числе и уголовное, является социальным регулятором, но утверждать, что именно ему реальному, а не идеальному принадлежит роль мерила добра и зла, что оно непосредственно направлено на утверждение в обществе социальной справедливости, по крайней мере, наивно. Право — это всего лишь один из инструментов упорядочения общественных отношений, а искомые идеалы находят в нем косвенное воплощение. В этом случае право можно представить в качестве социального зеркала — справедливое общество имеет и справедливое право. Обратная зависимость, т. е. когда общество, в котором отсутствует социальная справедливость, порождает справедливое законодательство, в принципе невозможна, иначе это идеализирующее реальное положение дел законодательство (каковым следует признать, к примеру, Конституцию СССР 1936 года) просто не будет функционировать в полном объеме, а будет служить социальному меньшинству.

Как видим, законность, с одной стороны, — это не самоцель процесса правового регулирования, а осознанная необходимость, инструмент достижения поставленных перед соответствующей правовой отраслью целей. С другой — она не принадлежит к числу самовоспроизводимых, саморегулируемых категорий и нуждается в средствах обеспечения. В качестве таковых в материальном праве выступают гарантии, т. е. средства, прямо (непосредственно) или косвенно (опосредованно) воздействующие на обозначенные условия законности при реализации методов уголовно-правового регулирования общественных отношений. Именно их система и способствует упрочению законности.

По мнению авторов, к числу гарантий непосредственно обеспечивающих законность рассматриваемого процесса, следует отнести:

• — юридические, как правовая основа обеспечения и охраны законности уголовно-правового регулирования. Это совокупность взаимосвязанных и строго иерархических нормативных положений, обеспечивающих надлежащий режим законности. Они призваны обеспечить не только наличие правовой основы законности, но и выполнить функцию поддержания ее работоспособности посредством правовосстановительных процедур;
• — социальные; определяют качественную сторону законности; совокупность правовых норм, которая ориентирована на создание правовых предпосылок системности охраны личности, общественных и государственных институтов уголовно-правовыми средствами; создают условия для признания обществом легитимности уголовного законодательства как необходимого и эффективного регулятора социальных отношений;
• — идеологические; заключаются в обеспечении правового соответствия государственного волеизъявления индивидуальным и общественным представлениям об охраняемых уголовным законом социальных ценностях. Их необходимо рассматривать в качестве идеала (цели) правового регулирования;
• — политические; состоят в достижении посредством правового регулирования компромисса между международными обязательствами страны и ее внутренним законодательством, интересами отдельных народов, проживающих на территории государства, а равно между различными социальными группами.

Немаловажным аспектом рассматриваемого вида гарантий обеспечения законности уголовно-правового регулирования является и разработка государственных краткосрочных и перспективных правовых программ развития отечественного уголовного права [113].

К числу гарантий, косвенно способствующих повышению законности, следует отнести;

• — психологические; представляют собой позитивное восприятие в общественном и индивидуальном сознании объективных результатов уголовно-правового регулирования. Именно такой консенсус позволяет добиться максимально эффективного регулирования и, прежде всего, исполнения уголовно-правовых предписаний;
• — экономические; следует рассматривать в виде совокупности причин и условий материального свойства, влияющих на принятие нормативных актов и их реализацию; позволяют определить готовность общества нести материальные затраты на противодействие нарушению закона. В частности, по мнению криминологов, ухудшение социальноэкономических условий в государстве приводит к росту совокупных издержек от правонарушений [114, с. 83]. При этом общество должно определиться, готово ли оно нести дополнительные расходы на обеспечение законности или нет.

Приведенный перечень гарантий по-разному воздействует на законность уголовно-правового регулирования. В большей степени это воздействие косвенное. Оно, скорее, свидетельствует об общесоциальном отношении к уголовному законодательству и практике его реализации, чем о реальном состоянии законности в сфере упорядочения общественных отношений уголовно-правовыми средствами.

Наиболее значимой составляющей системы рассматриваемых гарантий надо признать правовые гарантии. Именно они в совокупности со специальными нормами, определяющими сферу и содержание уголовно-правового регулирования, создают необходимые предпосылки для обеспечения и охраны законности обозначенного процесса.

Таким образом, обеспечение законности уголовно-правового регулирования представляет собой создание необходимых и достаточных нормативных условий и гарантий реформирования уголовного законодательства с учетом интересов общества, личности и государства.

Как видно из определения, содержание приведенного понятия связано с законотворческой деятельностью. Применительно к процессу применения норм уголовного закона следует использовать термин «охрана законности», под которым надо понимать создание условий для максимально точного соответствия результата реального применения уголовно-правовой нормы тому смыслу и содержанию, которые изначально были заложены в нее законодателем.

Воплощение в жизнь данного теоретико-правового аспекта обеспечения и охраны законности невозможно без разработки концептуальных основ его практической реализации.

По мнению авторов, они должны включать в себя следующие положения.

• 1. Разработка основных понятий теоретико-правовой концепции законности уголовно-правового регулирования: понятия законности уголовно-правового регулирования, выявление системы условий и факторов ее обеспечения и охраны.
• 2. Определение:
  • — цели обеспечения законности уголовно-правового регулирования: создание теоретико-правового механизма, обеспечивающего поддержание уголовного законодательства на уровне, адекватном состоянию преступности, и формирование его (законодательства) на основе конституционного принципа законности;
  • — цели охраны законности уголовно-правового регулирования: формирование практического механизма, создающего предпосылки применения уголовного закона строго в параметрах, определенных законодателем.
• 3. Формирование основных задач обеспечения и охраны законности уголовно-правового регулирования:
  • — выявление внешних и внутренних коллизий в уголовном законодательстве и определение способов их устранения;
  • — определение совокупности методов уголовно-правового регулирования;
  • — создание условий для эффективного упорядочения общественных отношений уголовно-правовыми средствами;
  • — создание материально-правовых условий для практической реализации предписаний уголовного закона.
• 4. Формулирование основных принципиальных положений обеспечения и охраны законности уголовно-правового регулирования:
  • — признание единства законности как конституционного и общеправового принципа;
  • — обеспечение разумного баланса между государственными, общественными интересами и приоритетом прав и свобод личности применительно к уголовно-правовой охране общественных отношений;
  • — признание особой исключительности уголовно-правовой охраны общественных отношений и применения уголовной репрессии;
  • — обязательный учет при назначении наказания не только характеристики личности осужденного, но и интересов потерпевшего;
  • — установление реальных критериев баланса между целесообразностью и эффективностью уголовно-правового регулирования.
• 5. Формирование совокупности гарантий обеспечения и охраны законности уголовно-правового регулирования как неотъемлемой системы факторов (средств различного порядка), воздействующих на ее содержание и поддержание на социально допустимом уровне. К числу таких гарантий необходимо отнести систему принципов уголовной ответственности и принципиальных положений Уголовного кодекса РФ; оценку конституционности норм уголовного законодательства; акты судебного толкования практики применения уголовного закона (постановления Пленума и Президиума Верховного суда РФ по вопросам квалификации преступлений и назначения наказаний).

Резюмируя результаты исследования теоретических основ обеспечения законности при реализации уголовно-правовой политики, приходим к выводу: в наиболее общем виде они представляют собой систему условий соответствия принципиальным положениям нормативно-правовых актов методов упорядочения модельных общественных отношений, а также режим реализации норм права в строгом соответствии с предписаниями законодательных актов.

При этом уголовному законодательству, выступающему в качестве правовой основы обеспечения законности уголовно-правового регулирования, присущи существенные отличия от нормативных актов регулятивных отраслей права: оно «имеет дело» с общественно опасными деяниями, т. е. исключительно с правонарушениями и вытекающими из них правоотношениями, возникающими по поводу реализации уголовной ответственности.

В то же время уголовно-правовое регулирование, по сути, — одно из проявлений в целом уголовной политики государства, а также одна из форм правового регулирования в комплексном его понимании, поэтому для него характерны черты системы более общего порядка.

Главная из этих черт — структура регулирования, состоящая из двух частей (форм): регулирование в форме правотворчества и регулирование в форме правоприменения.

Вторая немаловажная черта законности правового регулирования, а в нашем случае уголовно-правового регулирования, — наличие обязательных правовых гарантий ее обеспечения, т. е. предусмотренных законами правовых средств воздействия на нарушение норм уголовного закона в целях восстановления нарушенного права.

Важность указанной системы в том, что она определяет специфику нормативно-правовых основ обеспечения и охраны законности уголовно-правового регулирования, т. е. системы нормативных актов и правовых положений, обеспечивающих надлежащее правовое воздействие на общественные отношения посредством нормотворчества (обеспечение законности), и основана на принципиальных положениях законности и обеспечена правовыми гарантиями, правоприменительной деятельностью (охрана законности).

Таким образом, нормативные основы законности уголовно-правового регулирования представляют собой систему нормативных актов, регулирующих непосредственно или опосредовано общественные отношения в указанной сфере.

Особенности системы: ее ориентированность строго на конкретную форму уголовно-правового регулирования (нормотворчество или правоприменение); функционирование в соответствующих указанным формам плоскостях обеспечения законности или охраны законности.

Сущностным показателем описанной системы является качество ее элементов, т. е. нормативных актов, обеспечивающих надлежащую законность. В этом отношении существует прямая связь между качеством уголовно-правового регулирования и состоянием законности. Следовательно, «чем совершеннее и эффективнее законодательство, тем выше уровень законности» [115, с. 11]. При этом следует понимать, что обеспечение законности уголовно-правового регулирования непосредственно связано не только с совершенствованием уголовного закона, но и всех тех нормативных актов, которые охраняются им. В этом отношении прав Л. Д. Гаухман, когда утверждает, что преступность и наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются не только Уголовным кодексом, но и другими законами и иными нормативно-правовыми актами, «ссылки на которые сделаны или подразумеваются в его бланкетных нормах» [116, с. 115].

Рассмотрим каждый из обозначенных элементов уголовно-правового регулирования.

Нормативные основы законности правотворчества в сфере уголовного законодательства. Нормативные основы или начала законности неразрывно связаны с теми законодательными актами, в которых она отражена прямо в виде нормы-принципа или косвенно в форме норм принципиального характера. Причем даже в сфере уголовно-правового регулирования таковым не является лишь Уголовный кодекс. Это более обширный перечень нормативных источников, оказывающих правовое воздействие как на законодательный процесс, так и на практику применения норм уголовного закона.

Для определения всей совокупности нормативно-правовых актов, задействованных в обозначенной сфере, прежде всего, следует обратиться к ч. 2 ст. 1 УК РФ, где определены правовые основы уголовного закона. В соответствии с ее положениями Уголовный кодекс основывается на Конституции РФ и общепризнанных принципах и нормах международного права.

Но считать указанный перечень исчерпывающим нельзя. Это только вершина законодательного айсберга — нормативные акты высшего уровня. Анализ содержания уголовного законодательства и практика его применения свидетельствуют: есть нормативные акты и иных уровней.

Полагаем, что, согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, на втором уровне правовых актов, обеспечивающих законность уголовно-правового регулирования, находятся международные договоры Российской Федерации, содержащие обязательные рекомендации по установлению уголовной ответственности за те или иные деяния, в том числе и не предусмотренные отечественным уголовным законом.

Третий уровень — законы регулятивных отраслей права, в частности Гражданский кодекс, Налоговый кодекс, Таможенный кодекс и т. д. Значимость подобных фундаментальных нормативно-правовых актов, являющихся отраслеобразующими, как элемента правовой основы законности уголовно-правового регулирования двояка. С одной стороны, они создают необходимые правовые условия для уголовно-правовой охраны наиболее значимых в социальном плане правовых институтов — права собственности, системы налогов и сборов, таможенного режима и т. д. С другой — их нормы выступают правовой основой для бланкетных диспозиций норм Особенной части Уголовного кодекса РФ.

Особую группу законов этого уровня составляют чрезвычайные законы: Федеральный конституционный закон от 30 мая 2001 г. № З-ФКЗ «О чрезвычайном положении»^[1] и Федеральный конституционный закон от 30.01.2002, 1-ФКЗ «О военном положении»^[2].

Настоящие законы, несмотря на то, что в них предусмотрено существенное ограничение прав граждан в условиях чрезвычайных обстоятельствах, не содержат уголовно-правового аспекта, связанного с пределами изменения уголовного закона, как этого требует, в частности, ч. 3 ст. 331 УК РФ в отношении законодательства военного времени. Подобную ситуацию нельзя признать правильной, поскольку анализируемые законы не разъясняют, как компетентные органы будут выполнять те ограничения прав и свобод граждан, которые могут вводиться к тому же и подзаконными актами — указами Президента РФ. Более того, в ст. 6 Закона о военном положении прямо указана подобная необходимость. В ней сказано: «Обеспечение режима военного положения осуществляется органами государственной власти и органами военного управления в соответствии с полномочиями, предоставленными им настоящим Федеральным конституционным законом, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, путем применения мер, предусмотренных настоящим Федеральным конституционным законом».

Конечно, это чрезвычайные законы, и заранее невозможно предусмотреть всех тонкостей соответствующих ограничений материальноправового характера, но, по крайней мере, в указанных законах необходимо определить те минимальные стандарты правового положения граждан, которые уголовно-правовыми средствами ограничивать недопустимо.

В качестве примера возможного алгоритма действия следует привести положения Международных стандартов для органов по поддержанию правопорядка (Нью-Йорк, Женева, 1996 г.), предусматривающие предлагаемые авторами настоящей работы новеллы в условиях чрезвычайного положения и вооруженных конфликтов.

Так, при объявлении чрезвычайного положения любые чрезвычайные меры не могут быть несовместимыми с другими требованиями международного законодательства, а равно повлечь за собой дискриминации исключительно на основе расы, цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения.

Запрещаются исключения в отношении права на жизнь, запрета на пытки и другие жестокие, бесчеловечные или унижающие достоинство виды обращения и наказания, запрета на рабство, запрета на тюремное заключение за невыполнение контрактных обязательств, запрета на вторичное наказание, признания каждого человека в качестве личности или права на свободу мысли, совести и религии.

Аналогично нельзя вводить репрессии против раненых, больных, потерпевших крушение, медицинских работников и среднего медицинского персонала, военнопленных, гражданских лиц и гражданских объектов, объектов природы, а также опасных производств.

Если же не создать в указанных законах правовую основу законности нормативного регулирования общественных отношений военного времени и чрезвычайного положения, то можно предположить, что уголовная репрессия будет применяться избирательно по аналогии, что приведет к существенным нарушениям прав гражданского населения, находящегося на соответствующей территории.

Четвертый уровень занимают подзаконные нормативные акты, отдельные положения которых обеспечиваются уголовно-правовой охраной.

К числу источников уголовно-правового регулирования принадлежат и судебные прецеденты, создаваемые постановлениями Конституционного суда РФ. В основном в них дается конституционная оценка законности и толкование тех или иных норм уголовного закона.

Так, Конституционный суд РФ, рассматривая конституционность ст. 265 УК РФ^[3] признал своим Постановлением от 25 апреля 2001 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности статьи 265 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина А. А. Шевякова»^[4] эту статью соответствующей Конституции РФ.

Несмотря на то, что суд обосновал конституционность ст. 265 УК РФ, предусматривавшей уголовную ответственность за оставление места дорожно-транспортного происшествия, в том числе и ссылкой на Европейскую конвенцию о наказаниях за дорожно-транспортные преступления 1964 г., его решение вряд ли можно признать законным, поскольку Россия этот международный правовой акт вообще не подписывала.

Судья Конституционного суда РФ А. Л. Кононов в своем особом мнении по указанному судебному решению исходит из позиции, что к источникам отечественного уголовного права следует отнести не только признанные Россией международные нормативные акты, но и судебные прецеденты Европейского суда по правам человека. Полагаем, что это оправданно, но применяться они должны не прямо (непосредственно), а в интерпретации решений Конституционного суда РФ (опосредованно) применительно к конкретным проблемам отечественного уголовного законодательства.

Правовые основы законности применения уголовно-правовых предписаний. В отличие от нормативного, т. е. строго формального подхода к содержанию законности как к требованию неукоснительного соблюдения нормативных предписаний, заключенному в некую совокупность норм, определяющих необходимый режим, обеспечивающий достижение соответствия воли законодателя и ее непосредственного воплощения в актах правореализации, понимание законности с позиции ее правовой сущности более демократично. Исходя из осознания права как системы всех правовых явлений, включая естественное право, право в объективном и субъективном смысле, предлагаемая точка зрения на законность позволяет добиваться соответствия результатов применения уголовного закона не только букве закона (как это имеет место в первом случае), но и его «духу», оперативно устраняя при достижении указанных целей некоторые шероховатости уголовного закона, связанные с его отставанием от современных потребностей личности, общества и государства в надлежащей (как правило, в данном аспекте имеется в виду практическая реализация принципа справедливости уголовной ответственности) правоохране. Последний критерий определяется достижением социально приемлемого баланса между целесообразностью и эффективностью уголовно-правового регулирования. Именно теорию правозаконности и следует использовать в качестве регулятора такого соотношения.

Правовая основа законности уголовно-правового регулирования, осуществляемого при реализации норм уголовного закона, определена в ч. 1 ст. 1 УК РФ. В ней установлено: Уголовный кодекс — единственный нормативный акт, на основе которого могут возникнуть уголовноправовые отношения.

Это, конечно, справедливо. Но, как свидетельствует анализ юридической практики, данное положение неполно отражает весь спектр нормативных актов, прямо или косвенно влияющих на содержание правоприменительного процесса, а значит, на его законность.

Во-первых, к числу нормативных актов, прямо регулирующих уголовно-правовые отношения, следует отнести, как минимум, отмененный, предшествующий действующему уголовный закон (в настоящее время таковым является УК РСФСР 1960 г.). Как известно, его положения продолжают действовать в переходный период, определяемый, с одной стороны, сроками давности (ст. 78, 83, 94 УК РФ), с другой — положениями об обратной силе уголовного закона (ст. 10 УК РФ).

Полагаем, что обозначенную неточность законодательного положения ч. 1 ст. 1 УК РФ следует устранить дополнением ст. 2 Федерального закона «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации»^[5] ч. 4 следующего содержания: «В случаях совершения преступления до 1 января 1997 года продолжают действовать нормы Особенной части Уголовного кодекса РСФСР 1960 года, подлежащие применению с учетом статей 10, 78, 83 и 94 Уголовного кодекса Российской Федерации».

Во-вторых, на законность правоприменительного процесса косвенно влияют и нормативные акты материально-правового свойства, без которых именно применение норм Уголовного кодекса РФ невозможно, поскольку те положения, которые в них содержатся, конкретизируют диспозиции большинства норм его Особенной части.

Итак, нормативными актами второго уровня следует признать подзаконные акты, развивающие положения уголовного закона в части критериев необходимых признаков объективной стороны состава преступления — вспомогательные нормативные акты. К ним относится, например, Постановление Правительства РФ от 01.10.2012 № 1002 (ред. от 16.12.2013) «Об утверждении значительного, крупного и особо крупного размеров наркотических средств и психотропных веществ, а также значительного, крупного и особо крупного размера растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, для целей статей 228, 228.1, 229 и 229.1 Уголовного кодекса Российской Федерации»^[6].

В этой связи полагаем, что сфера делегированного нормотворчества в уголовном законодательстве должна быть четко определена в Общей части Уголовного кодекса РФ. В качестве варианта разрешения указанной проблемы можно рассматривать предложение о дополнении ст. 1 УК РФ ч. 3 следующего содержания: «В исключительных случаях отдельные признаки состава преступления могут устанавливаться Правительством Российской Федерации, но при условии, что такое право специально определено в соответствующей норме Особенной части настоящего Кодекса».

Третьим уровнем правовой основы законности уголовно-правового регулирования являются регулятивные законы и подзаконные нормативные акты, разъясняющие бланкетные диспозиции уголовного закона. Например, Постановление Правительства РФ от 23 ноября 1993 г. № 1090 (ред. от 17.12.2013) «О правилах дорожного движения»^[7].

Именно в актах подобного рода содержатся обязательные при квалификации преступлений правила поведения. Поэтому необходимость включения их в правовые основы законности уголовно-правового регулирования в том, что в отличие от уголовного закона, в котором содержатся признаки общественной опасности (например, причинение по неосторожности тяжкого вреда здоровью при нарушении водителем автомашины правил дорожного движения), в охраняемых уголовным законом нормативных актах дается подробное описание самого правила поведения, приводятся его основные признаки.

Так, согласно п. 10.1. Правил дорожного движения, «водитель должен вести транспортное средство со скоростью, не превышающей установленного ограничения, учитывая при этом интенсивность движения, особенности и состояние транспортного средства и груза, дорожные и метеорологические условия, в частности видимость в направлении движения. Скорость должна обеспечивать водителю возможность постоянного контроля за движением транспортного средства для выполнения требований Правил.

При возникновении опасности для движения, которую водитель в состоянии обнаружить, он должен принять возможные меры к снижению скорости вплоть до остановки транспортного средства".

Приведенный пример дает наглядное представление о том, как в регулятивной норме могут быть перечислены все признаки возможных нарушений нормативного предписания (в нашем случае нарушения ПДЦ) и дается их формулировка.

Но сами нормы регулятивных правовых актов, упоминаемые в бланкетных диспозициях статей Уголовного кодекса РФ, содержат лишь позитивные правила поведения. В исключительных случаях в них может содержаться и указание на возможность юридической ответственности ввиду нарушения этого позитивного предписания. Так, ст. 23 «Обязанности налогоплательщиков (плательщиков сборов)» Налогового кодекса РФ (Часть I) от 31 июля 1998 г. № 146-ФЗ (ред. от 28.12.2013)^[8] предусматривает, что за невыполнение или ненадлежащее выполнение возложенных на него обязанностей налогоплательщик (плательщик сборов) несет ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации. Уголовная ответственность в данном случае установлена ст. 198 и 199 УК РФ.

Статья 17.1 «Ответственность должностных лиц лицензирующих органов при осуществлении лицензирования конкретных видов деятельности» Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 128-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности» (ред. от 02.07.2013)^[9] определяет, что должностные лица лицензирующих органов в случае ненадлежащего исполнения своих обязанностей при осуществлении лицензирования конкретных видов деятельности, а также при совершении противоправных действий (бездействия) несут ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации. В Уголовном кодексе РФ присутствует ст. 169, в которой и предусмотрена уголовная ответственность за совершение подобных действий.

При этом следует согласиться с В. Д. Филимоновым, что использование бланкетных диспозиций в статьях Особенной части уголовного закона допустимо лишь в том случае, если они, наряду с указаниями на нарушение правовых норм, относящихся к другим отраслям законодательства, устанавливают уголовно-правовые критерии характера и степени общественной опасности преступления [117, с. 79]. Соответственно, чем более расплывчаты эти критерии в диспозиции нормы УК РФ, тем выше вероятность нарушения законности уголовно-правового регулирования. В качестве примера можно привести один из критериев уголовной ответственности, данный в диспозиции ч. 1 ст. 251 УК РФ «Загрязнение атмосферы» — «…иное изменение природных свойств воздуха». Подобный подход к формулированию оценочных признаков объективной стороны состава преступления не способствует законности применения бланкетных диспозиций норм Уголовного кодекса РФ. Особенно остро вопрос стоит по тем статьям уголовного закона, которые редки в своей реализации. По ним нельзя дать объективную оценку результатов судебной практики, а соответственно и выработать обоснованное решение в плане правоприменения.

Значимую роль в системе правовых актов, обеспечивающих законность уголовно-правового регулирования, играют постановления Пленума Верховного суда РФ. Действительно, данные постановления не являются источниками права в точном их понимании. Однако судебное толкование нормативных актов всех предыдущих уровней как раз и создает необходимую для соблюдения законности атмосферу единства правоприменения, но в то же время может рекомендовать правоприменителю свое видение отдельных вопросов квалификации конкретных преступлений. Данные рекомендации, в свою очередь, существенно влияют на применение тех или иных норм Уголовного кодекса РФ общего характера. Возьмем, к примеру, постановление Пленума Верховного суда от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами». В п. 13 указанного постановления определено: «В тех случаях, когда передача наркотического средства, психотропного вещества или их аналогов осуществляется в ходе проверочной закупки, проводимой представителями правоохранительных органов в соответствии с Федеральным законом от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ (в ред. 21.12.2013) „Об оперативно-розыскной деятельности“, содеянное следует квалифицировать по ч. 3 ст. 30 и соответствующей части ст. 228.1 УК РФ, поскольку в этих случаях происходит изъятие наркотического средства или психотропного вещества из незаконного оборота».

Следовательно, Верховный суд РФ создал не столько специфические для конкретного вида преступлений правила квалификации, сколько правовую основу (прецедент) применения ст. 66 УК РФ «Назначение наказания за неоконченное преступление».

Или другой пример. В ст. 158 УК РФ не раскрыт признак тайного совершения хищения чужого имущества — главный признак кражи. Он определен в п. 2 постановления Пленума Верховного суда РФ от 27 декабря 2003 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» (в ред. пост. Пленума от 23.12.2010).

Таким образом, решения Пленума Верховного суда РФ следует отнести к числу нормативных источников уголовно-правового регулирования, а значит, и к правовым основам его законности. Данная фактическая ситуация требует и юридического разрешения. Для этого следует внести соответствующие дополнения в ст. 1 УК РФ, в которых бы определялась компетенция Пленума Верховного суда РФ в части уголовноправового регулирования. Полагаем, что она может быть связана лишь со смысловым уточнением некоторых общеизвестных терминов уголовного закона применительно к принципиальным основам уголовной ответственности.

Особое место в перечне рассматриваемых правовых актов занимает Уголовный кодекс, специфика которого состоит в том, что он является и формой, и содержанием уголовно-правового регулирования.

В том случае, если речь идет о законности законодательного регулирования, то уголовному закону принадлежит роль формы — нормативно-правового акта, в котором сформулированы нормы об уголовной ответственности, наказаниях и иных мерах уголовно-правового характера.

При рассмотрении законности реализации уголовно-правовых предписаний уголовного закона он выполняет функцию необходимого источника материального права, на основе которого принимаются решения о наличии или отсутствии в конкретном деянии состава преступления и вытекающих из этого иных решений по уголовному делу, предназначенных для разрешения материально-правовых вопросов. И существенное значение принадлежит принципу законности уголовной ответственности (ст. 3 УК РФ).

Специального осмысления требует доктринальное представление о законности уголовно-правового регулирования, рассматриваемое в науке уголовного права в качестве правового источника. И это неудивительно, поскольку именно научное разъяснение как содержания, так и сущности, смысла норм уголовного права, в особенности имеющих дефицит содержания составляющих их дефиниций, имеет в настоящее время существенное значение в сфере правоприменения.

Юридические гарантии соблюдения законности уголовно-правового регулирования. Правовые гарантии — это сложная система правовых норм, обеспечивающих поддержание надлежащего режима законности уголовно-правового регулирования. В нее следует включить не только нормы УК РФ, но и правовые положения УПК РФ и УИК РФ.

В интересующем нас аспекте они представляют собой совокупность нормативно-правовых актов и правовых положений, создающих необходимые условия для наиболее полного и правильного регулирования общественных отношений уголовно-правовыми средствами.

С одной стороны, рассмотренные нормативные предписания, а в особенности конституционные положения, суть гарантии законности процесса регламентации общих, модельных отношений посредством уголовно-правовых норм. С другой — законность обеспечивается режимом реализации норм уголовного законодательства применительно к конкретным общественным отношениям. В нашем случае режим — это не только установленный нормативными актами порядок применения норм уголовного закона, но и определенный порядок совершенствования самого уголовного закона. Особенность правоприменительной деятельности заключается в том, что для нее недостаточно только норм уголовного права, необходимы и процессуальные нормы. Так, законность режима применения норм Уголовного кодекса РФ обеспечивается предписаниями уголовно-процессуального закона, а законность исполнения наказаний — уголовно-исполнительным законодательством.

Уголовно-процессуальный закон создает необходимые условия законности постановления приговора или решения о применении иных принудительных мер государственного характера. Этими актами правоприменения норма уголовного права «оживает, конкретизируется, воплощается в жизнь» [100, с. 613].

Уголовно-исполнительное законодательство обеспечивает законность порядка и условий исполнения и отбывания наказаний, средств исправления осужденных, а также охрану их прав, свобод и законных интересов, первоначально отраженных в уголовном законодательстве.

Существует определенная процедура обеспечения законности уголовно-правового регулирования и в процессе законотворчества.

В целом можно констатировать: поддержание режима законности уголовно-правового регулирования в правотворчестве и правоприменении обеспечивается деятельностью Федерального собрания и Конституционного суда РФ, системой санкций за неисполнение правовых предписаний, а также особым процессуальным режимом реализации уголовного закона.

В частности, в теории проводится суждение о том, что режим законности в уголовном праве поддерживается не только нормами уголовно-процессуального права, но и содержащимся в статьях Особенной части Уголовного кодекса РФ указанием на обязательное условие привлечения к уголовной ответственности за отдельные преступления, а именно, незаконность поведения лица [118, с. 35]. К примеру, ст. 123 УК РФ «Незаконное производство аборта» или ст. 231 УК РФ «Незаконное культивирование растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры».

Однако приведенные автором доводы малоубедительны. Это, скорее, законодательная техника, которая не свидетельствует о том, что таким образом законодатель с помощью норм уголовного закона возлагает на граждан обязанность правопослушного поведения, т. е. распространяет на них уголовно-правовой режим законности. По мнению авторов настоящей работы, это связано с установлением уголовно-правовых санкций за нарушение правил поведения, регламентированных нормативными актами других отраслей российского права. Это так называемые бланкетные диспозиции. Поэтому законодатель и акцентирует внимание на незаконности, т. е. нарушении установленного отраслевым законом (подзаконным нормативным актом) правила поведения, как на одном из условий привлечения лица к уголовной ответственности.

Вторым условием уже будут выступать уголовно-правовые критерии общественной опасности конкретного нарушения.

В том же случае, если объект правоохраны непосредственно сформулирован в статье Уголовного кодекса РФ, указания на противоправность, как правило, в ее названии не содержится, но она (противоправность) либо подразумевается, либо определяется иным образом. Так, в диспозиции ч. 1 ст. 158 и других статьях УК РФ, определяющих формы и виды хищения, нет указания на противоправность, но она констатируется в примечании № 1 к ст. 158 УК РФ как обязательный признак хищения.

Таким образом, одной из главных гарантий законности уголовноправового регулирования в форме регламентации общественных отношений является принцип законности, обозначенный в ст. 15 Конституции РФ. Законность же уголовно-правового регулирования при применении норм уголовного закона обеспечивается положениями ст. 3 УК РФ.

В то же время уголовно-правовой принцип законности имеет двойное назначение. Его следует рассматривать, во-первых, с позиции законодателя. В этом случае этот принцип можно обозначить как принцип законности уголовного законодательства. В качестве главной черты данного проявления законности выступает ценность родового объекта уголовно-правовой охраны, определяемая Конституцией РФ. В нормах УК она реализуется посредством установления уголовной ответственности за конкретные деяния, определения видов и размеров наказаний за их совершение, регламентации возраста уголовной ответственности и возможности освобождения от уголовной ответственности или наказания.

В уголовном законодательстве принцип права предопределяет характер правового воздействия на общественные отношения, т. е. «принцип права — криминализация, пенализация» или в обратном порядке — декриминализация и депенализация.

Так, например, пожизненное лишение свободы возможно за преступления против жизни и, наоборот, невозможно за преступления против собственности.

Во-вторых, принцип законности интересует нас и с позиции правоприменителя. Он выступает в качестве законности уголовной ответственности. В этом случае ст. 3 УК РФ ограничивает возможности судьи по назначению наказания пределами санкций конкретной статьи Особенной части уголовного закона и общими началами назначения наказания, обозначенными в нормах Общей части УК РФ.

Пределы же судейского усмотрения устанавливаются относительно определенными санкциями применяемой нормы. Они предоставляют суду возможность избрания того или иного вида наказания в определенных пределах между его минимальным и максимальным размерами, а в случаях, предусмотренных ст. 64 УК РФ, и более мягкого, чем предусмотрено за соответствующее преступление, наказания. В то же время право суда назначить конкретное наказание ограничивается не только положениями инкриминируемой подсудимому статьи Уголовного кодекса РФ, но и другими принципами: равенства граждан перед законом, вины, справедливости и гуманизма.

И, наоборот, при абсолютно определенной санкции ограничиваются возможности суда в отношении индивидуализации подсудимому наказания, что также имеет свои минусы. Поэтому в законодательной практике такие санкции предусматриваются крайне редко^[10]. Так, например, в действующем Уголовном кодексе РФ нет ни одной статьи, в которой была бы сформулирована абсолютно определенная санкция. Да это и невозможно сделать, учитывая роль субъективного фактора при назначении конкретному осужденному реального вида и размера наказания.

Следовательно, обозначая возможность определения наказания лишь пределами, установленными уголовным законом, не надо забывать, что пределы судейского усмотрения при применении мер уголовно-правового характера не только устанавливаются законом, но и определяются иными факторами: характером и степенью общественной опасности преступления; обстоятельствами его совершения; личностью виновного.

Роль международного права в обеспечении законности уголовно-правового регулирования. Теперь с позиции правовых основ законности уголовно-правового регулирования и ее гарантий более подробно рассмотрим влияние норм международного права на отечественное уголовное законодательство. Вопрос о соотношении международно-правовых обязательств Российской Федерации и положений УК РФ достаточно активно обсуждается в науке уголовного права. Боле того, общепризнанные принципы и нормы международного права, наряду с положениями Конституции нашего государства, являются правовым средством определения конституционной законности содержания норм уголовного законодательства. При этом в научной литературе подобные проблемы освещаются без достаточной детализации международно-правовых актов. Между тем данная классификация весьма важна для осмысления роли норм международного права в уголовноправовом регулировании. Цитируя ранее ч. 2 ст. 1 УК РФ, мы отмечали, что в ней отражен лишь один вид международных норм — нормы общего характера или нормы-принципы. В качестве примера данных норм можно привести Всеобщую декларацию прав человека от 10 декабря 1948 г. Их значение для национального уголовного законодательства не подвергается никакому сомнению, поскольку оно практически полностью нашло свое отражение в Конституции РФ.

Но, наряду с подобным актом, есть еще два вида международных норм. Во-первых, это нормы, содержащиеся в конвенциях и договорах о борьбе с конкретными видами преступлений, к которым присоединилась Россия. В них определяется, какие деяния следует рассматривать в качестве общественно опасных, и налагается на присоединившиеся к ним государства обязательство установить в своем национальном законодательстве в том числе и уголовную ответственность за их совершение.

При этом характер обозначенной взаимосвязи досконально не урегулирован и поэтому вызывает противоречивые суждения в теории уголовного права и при практической реализации норм Уголовного кодекса РФ [119, с. 6]. По данному вопросу есть однозначная позиция Верховного суда, выраженная в п. 6 Постановления Пленума от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» [120, с. 28]. В нем определено: «Международные договоры, норму которых предусматривают признаки составов уголовно наказуемых деяний, не могут применяться судами непосредственно, поскольку такими договорами прямо устанавливается обязанность государств обеспечить выполнение предусмотренных договором обязательств путем установления наказуемости определенных преступлений внутренним (национальным) законом…».

Такой процесс у нас в России идет очень медленно. Нередко проходят годы с момента ратификации соответствующих международных соглашений и включения необходимых положений в уголовный закон. Так, до настоящего времени нет подвижек в деле имплементации в отечественное уголовное законодательство положений Конвенции «О борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ» (Вена, 20 декабря 1988 г.). Правда, в конце 2008 г. наметились некоторые позитивные шаги по воплощению в жизнь положений Конвенции «Против коррупции» (31 октября 2003 г.). Хотя в уголовном праве они были ограничены всего лишь увеличением ответственности за второстепенные коррупционные преступления (например, по ст. 204 УК РФ «Коммерческий подкуп»).

Третий вид международных нормативных актов — это нормы международного уголовного права. Их основное назначение — обеспечить «неотвратимость ответственности и наказания за международные преступления и преступления международного характера» [121, с. 37]. Однако эта разновидность международного права не может оказывать прямого регулятивного воздействия на отечественное уголовное законодательство. Полагаем, что внутригосударственные уголовно-правовые отношения могут регулироваться лишь национальным законодательством.

Более того, даже если международным актом предусмотрена возможность регулирования общественных отношений внутри государства, субъектами которых являются не государства в целом, а его отдельные органы, организации или их должностные лица, а также граждане, необходим перевод норм международного права в нормы национального права. Юридическим средством такого механизма, по мнению С. Л. Зивса, является метод трансформации [122, с. 222— 224]. Он состоит в издании государством-участником соответствующего международного договора закона, дополняющего или изменяющего действующее отечественное законодательство.

Приоритет норм международного права над нормами российского уголовного права не может иметь прямого действия еще и потому, что в такой ситуации в современных международных условиях велика вероятность подчинения норм отечественного законодательства правовым нормам отдельных или группы иностранных государств, пусть и под эгидой международного права.

Однако противоположную точку зрения занимает Р. Н. Кораблев [104, с. 92—93], присоединяясь к мнению тех ученых, которые относят нормы международного права, касающиеся прав человека, к источникам уголовного права [123, с. 111], а следовательно, к правовой основе законности и ее гарантиям.

Подобная концепция является спорной, если речь не идет о международных обязательствах Российской Федерации. Правда, далее автор несколько смягчает свою позицию и признает, что проблему приоритета международного или внутригосударственного права нельзя сводить лишь к вопросу об источниках уголовного права. Мотивируя это тем, что приоритет международного права определяется обязанностью государства неукоснительно соблюдать и реализовывать общепризнанные нормы международного права, относящиеся к правам человека, при определении своих уголовно-правовых запретов. Другими словами, Р. Н. Кораблев уже говорит не об источниках права как таковых, а об обязанности государства-участника международного договора адаптировать свое внутренне право в соответствии со взятыми на себя обязательствами. Это бесспорно. О подобной позиции Верховного суда РФ уже говорилось.

В то же время нельзя признать соответствующей предложенному пониманию законности и точку зрения, высказанную А. В. Наумовым, о том, что существование какого-либо уголовно-правового запрета, противоречащего международным нормам, дает основание для освобождения от уголовной ответственности и наказания лица в силу прямого действия норм международного права [124, с. 16]. Думается, что в этом случае надо руководствоваться следующими соображениями. Во-первых, национальное уголовное законодательство не предусматривает подобной возможности освобождения от уголовной ответственности и наказания как в целом (в ст. 8 УК РФ однозначно определено, что «совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом», является основанием уголовной ответственности), так и в части определения оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания (см. нормы глав 11 и 12 УК РФ). В-вторых, в ст. 1 УК РФ однозначно определена сфера действия норм международного права как основы отечественного уголовного законодательства, но не прямого регулятора общественных отношений. В этом отношении авторы полностью поддерживают позицию Н. Ф. Кузнецовой, что «напрямую нормы международного права применительно к преступлениям не действуют» [123, с. 147]. Это связано с тем непреложным фактом, что реальный механизм воздействия на государство-правонарушителя выработан только практикой Европейского суда по правам человека, сфера деятельности которого ограничивается применением Конвенции от 4 ноября 1950 г. «О защите прав человека и основных свобод»^[11].

Так, например, в международном праве действует запрет на экстрадицию, установленный прецедентом Европейского суда по правам человека в дополнение к предусмотренным международным договорам об ограничении выдачи иностранных граждан и лиц без гражданства. В соответствии с ним выдача лица по требованию государства, где этому лицу угрожают пытки, противоречит основополагающим ценностям, определенным в Конвенции о защите прав человека и основных свобод^[12].

Остальные же органы, призванные реализовывать нормы международного уголовного права, создаются персонально, как это было в случае организации Нюрнбергского военного трибунала для суда над главными немецкими военными преступниками, виновными в развязывании Второй мировой войны и преступлениях против мира и человечества [125, с. 68—70].

Подводя итог, можно отметить, что нормы международного права обладают лишь опосредованным влиянием на содержание норм российского уголовного законодательства. Это связано с тем, что рассмотренные нормы могут применяться на практике исключительно после их включения в Уголовный кодекс РФ посредством имплементации.

Особняком в данном вопросе стоит проблема законности уголовноправового регулирования с участием зарубежного уголовного права. Пожалуй, это самый сложный и в то же время наиболее распространенный случай взаимодействия систем уголовного права различных государств.

Ответ на него содержится в ст. 12 УК РФ. В ней определено, что «граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие вне пределов Российской Федерации преступление против интересов, охраняемых настоящим Кодексом, подлежат уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом, если в отношении этих лиц по данному преступлению не имеется решения суда иностранного государства». Соответственно основанием уголовной ответственности в подобных условиях, вопреки легальному определению содержания принципа законности, признается наличие состава преступления, предусмотренного не только отечественным, но и уголовным законом иностранного государства. Критерий в данном соотношении — совпадение объекта правоохраны. Следовательно, в уголовном законе в этом случае фактически допускается аналогия уголовного права.

В связи с этим авторы настоящей работы предлагают изменить формулировку ч. 1 ст. 12 УК РФ и вместо выражения «…преступление против интересов, охраняемых…» включить в диспозицию словосочетание «…за деяния, признаваемые преступлениями…».

Правовые основы законности уголовно-правового регулирования выходят за рамки собственно уголовного законодательства и относятся к разным отраслям права, в том числе и регулятивным. Как уже было установлено, законность применения уголовного закона входит в сферу регулирования уголовно-процессуального права (процессуальный аспект законности), а исполнение наказаний регулируется нормами уголовно-исполнительного законодательства. При этом уголовное право создает необходимые правовые предпосылки законности регулирования соответствующих отношений посредством уголовноправовых запретов в части нарушения наиболее значимых положений указанных отраслей права.

• [1] СЗ РФ. 2001. № 23. Ст. 2277.
• [2] СЗ РФ. 2002. № 5. Ст. 375.
• [3] Статья 265 исключена из УК РФ Федеральным законом от 08.12.2003, № 162-ФЗ"О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации, а также о признании утратившими силу законодательных актов РСФСР".
• [4] СЗ РФ. 2001. № 23. Ст. 2408.
• [5] СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2955.
• [6] СЗ РФ. 2012. № 41. Ст. 5624.
• [7] Собрание актов Президента и Правительства РФ. 1993. № 47. Ст. 4531.
• [8] СЗ РФ. 1998. № 31. Ст. 3824.
• [9] СЗ РФ. 2001. № 33 (часть I). Ст. 3430.
• [10] Однако в истории отечественного уголовного права такие нормы были. Например, ст. 193.16 УК РСФСР 1926 г. предусматривала за военный шпионаж исключительноприменение высшей меры социальной защиты.
• [11] СЗ РФ. 2001. № 2. Ст. 163.
• [12] Решение по делу «Серинг против Соединенного Королевства» // Европейский судпо правам человека. Избранные решения. Т. 1. М., 2000.