Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича Донского

Шедевром московской книжной школы, на базе которой идет формирование общерусской литературы, является «Слово о житии» Дмитрия Донского, возникшее на стыке традиций житийной и ораторской прозы. Генетически оно восходит к жанру похвалы умершему князю, распространенному в летописании. Стиль произведения настолько орнаментален, что превращает его в «словесный венок» князю-победителю, сумевшему одержать первую крупную победу над монголо-татарами.

Структура житийного повествования в «Слове» о Дмитрии Донском претерпевает существенные изменения. Сокращается собственно биографическая часть: автор сообщает, что Дмитрий Донской в юном возрасте вступил на великое княжение и почти 30 лет управлял своей землей, как мудрый и опытный кормчий кораблем; всегда стоял на страже интересов Руси, «славный град Москву ст? нами чюдно огради». Агиографа интересует не только сфера государственной деятельности героя. Неподдельной теплотой чувств согрет рассказ о его раннем сиротстве, о целомудренной любви к жене, с которой он жил «словно златогрудый голубь» со «сладкоголосой ласточкой», о мучительной смертельной болезни, омрачившей радость князя в связи с рождением сына Константина. Главные качества Дмитрия Ивановича, достойные, по словам автора, похвалы и подражания, — чистота души и ясность ума.

В отличие от других памятников Куликовского цикла, «Слово о житии» Дмитрия Донского не сохранило подробностей «Мамаева побоища», изображение которого лаконично, но не лишено эпического размаха: «И сстунишяся нлъци, аки тучи силнии, и блеснушася оружиа, аки молниа в день дождя. Ратнии же с? чахуся за рукы емлюще, по удольем же кровь течаше, и Донъ р? ка потече с кровию см? сившеся, и главы татарьскы акы камение валяшеся, и трупиа поганыхъ акы дубрава пос? чена». Победа над Мамаем обретала в произведении религиозно-символическое обоснование, ибо на стороне русских сражались полки ангелов во главе со святыми мучениками Борисом и Глебом. Ратный подвиг на Куликовом поле имел судьбоносный характер в истории Руси, отразив переломный момент в ее отношениях с Ордой, решив вопрос о новом общерусском центре и превратив Москву в средоточие политической, экономической и культурной жизни страны.

Риторическая частъ произведения о Дмитрии Донском значительна по объему и идейному звучанию; особая роль в ней отводится формам поучения, плача, похвалы, авторского рассуждения на религиозно-философские темы. К поэтике народной причети восходит плач по умершему княгини Евдокии: «Цв?те прекрасный, что рано увядаеши? Солнце мое, — рано заходиши, м? сяцъ мой св? тлый, — скоро погибавши, зв? здо веточная, почто к западу грядеши?» В похвальном слове святому Дмитрий Иванович уподобляется библейским героям, которых он превосходит величием своих дел. Чтобы передать неодносложность и «текучесть» чувств человека, автор вводит в повествование пространные монологи, акцентируя внимание не только на том, что сказал герой, но и как он это сделал. В тексте появляются указания на эмоциональную окрашенность речи; важными становятся интонация, мимика, жесты говорящего. Княгиня Евдокия, увидев умершего мужа, «въсплакася горкымъ гласом, огньныа слезы от очию испущающи», «в перси своя руками бьюще» .

Расширился и обрел большее функциональное значение авторский комментарий изображаемых событий. Создатель «Слова» признает, что ему трудно писать о смерти Дмитрия Донского, ибо от горя язык немеет, разум мутнеет, сила слабеет. Древнерусский писатель осмысляет «погыбель» московского князя с позиций философа, знакомого с вершинами человеческой мысли — учениями Платона и Пифагора. Превозмогая боль утраты, он предпочитает не молчать о великом, рассуждая, что все в жизни суетно: и мысли, и слова, и дела. Овладев с помощью разума горьким чувством утраты, он ищет достойную словесную форму для рассказа о человеке, которого «похваляет» вся Русская земля.

Фактическая сторона жизни святого важна не сама по себе, а только как предмет лирического переживания: восторга по случаю победы над врагом, умиления по поводу благочестия князя и гордости за полководца, призывавшего воинов «живот свой положити за землю Русскую, за веру христианскую». Деформация житийного повествования, когда лирическое начало начинает теснить на второй план эпическое, приводит к тому, что произведение о жизни Дмитрия Донского превращается в торжественную речь, прославляющую московского князя, с которым на Русь пришли «тишина», «погыбель» для «раскольников и мятежников», победа над «безбожным» Мамаем.