Трансформация конфликтов в современном обществе

Проблему утраты индивидуальности как творческой силы истории подробно рассматривает М. Хоркхаймср (1895−1973) в своем эссе «Взлет и падение индивида». В работе отчетливо видно влияние философских концепций Гегеля, К. Маркса, 3. Фрейда, А. Шопенгауэра. Философ ставит проблему воздействия на человека массового общества и пытается ответить на вопрос о возможности борьбы за сохранение индивидуальности в обществе потребления.

Возникновение городов в Европе создало уникальные условия для расцвета человеческой индивидуальности, как никогда прежде человек получил возможность влиять на власть, строить собственную жизнь. Именно эпоха свободного предпринимательства заставила увидеть всю многогранность человека в его способности строить свою жизненную траекторию. «Монада, символ семнадцатого века, стала социальным типом атомарного экономического индивида буржуазного общества. Все монады, поскольку они были изолированы посредством подавления личного интереса, сравнивались друг с другом по степени осуществления этого самого личного интереса»^[1]. В ту пору каждый человек понимал, что от его личных усилий, от его личного протеста обстоятельствам зависит его социальная перспектива. Этому духу индивидуализма как ничто другое соответствовала идеология либерализма, которая в полной мере отразила возможности индивида, его права и обязанности и его формы протеста. Однако предприниматель никогда не противопоставлял себя обществу в идеологическом плане, напротив, он работал, чтобы удовлетворять потребности общества, а конкуренцию воспринимал как естественную часть бизнеса.

В современном обществе налицо целая система, которая ориентирует индивида не на борьбу за самореализацию, что естественно для человека, а на подавление собственной уникальности и способности к протесту. Главная стратегия нынешнего человека — конформизм. Строго говоря, человек всегда вынужден был каким-то образом менять себя, подстраиваясь под требования общества, однако его конформизм уравновешивался требованием проявлять творческое начало в стремлении выжить. Сегодня конформизм — это результат не только опыта индивида, но итог влияния огромного и постоянно воздействующего идеологического механизма, каковой является массовая культура.

«Изобретательный аппарат индустрии удовольствий стабильно производит все новые банальные сцены повседневности, которые одинаково обманчивы… современная массовая культура… ориентируется на низменные ценности»^[2]. Казалось бы, героем фильмов всегда является подлинный индивидуалист, который не считается с общественными условностями, но на самом деле образ героя навязывает тот же конформизм, так как транслирует идеологию борьбы за потребительские повседневные ценности. «Мышление, которое не служит интересам истеблишмента или не относится к бизнесу или индустрии, считается лишним и ни во что нс ставится»^[3]. Массовая культура навязывает образцы поведения, образцы проявления желаний, образцы проявления конфликта. Множество раз повторяющаяся реклама, на первый взгляд, идет за потребителем, но на самом деле формирует его. Индивидуализм, манифестируемый в передачах о жизни звезд, на самом деле уже лишь риторика, просто информационный повод для привлечения зрителей, которые лишены реальных возможностей для самореализации. «У индивида более нет личной истории. Ему больше не нужен ни Зенон, ни Кокто, ни диалсктик-элеат, ни парижский сюрреалист. ,»^[4]

Система сделала все возможное, чтобы внушить индивиду, что вся его жизнь организована с рациональной, научно и социально обоснованной точки зрения. С самого детства он попадает в организованную систему страхования, его ждет продуманная система образования, на производстве он непременно станет членом профсоюза или другого сообщества. «В своей жизни он вынужден следовать одной схеме, соответствующей любой анкете, которую он призван заполнять. Его духовное существование истощено в опросах общественного мнения»^[5]. В этой системе нет места спонтанности, все предусмотрено технократическим обществом, даже формы протеста оговорены законами и описаны в инструкциях. Человек включен в структуру правил и норм, за выполнение которых его ждет награда — потребительское счастье. «Работоспособность, производительность, разумное планирование объявлены богами современного человека; так называемые „непроизводящие группы“ и „накопительный капитал“ считаются врагами общества»^[6]. Творчество и борьба за сохранение собственной уникальности не приветствуются.

На все проецируется взгляд, которым смотрит инженер на вещи; это такой тип мировоззрения, который исключает стремление видеть сущность вещей, на первый план выходит стремление придать вещи какую-либо функцию. Такой функционализм усугубляет тотальность, так как заставляет видеть в людях, в социальных группах лишь возможность их включения в производство. «Это то, чем является индустриализм в его самой совершенной форме. Его планомерное господство делает людей комплексом инструментов без собственных целей. Обожествление индустриальной деятельности не имеет границ. Отдых уже рассматривается как вид порока, поскольку в нем нет необходимости в дальнейшей деятельности»^[7]. У человека нет условий для самоопределения, так как его диагностирует система, она решает, на что он пригоден, его личная инициатива лишь лозунг, который ему предлагается в том случае, когда он уже включен в производство. В этом функциональном плане его энергия поощряется, так как соответствует планируемому результату, который всегда вне человека. Только в этом случае система может функционировать бесперебойно, и только в этом случае все идет по плану. Такая экономическая система ориентируется не на потребности людей, а на выгоду властной, господствующей элиты, которая стремится усугубить свое господство.

На самом деле перспектива человека в современном обществе, как пишет М. Хоркхаймер, абсолютно непредсказуема. Это лишь иллюзия, что его защищает система, на самом деле он абсолютно беззащитен перед инфляцией, его никто не защитит от экономического кризиса, от технократической ошибки инженера. Иррациональность и стихийность общественного производства нс преодолены, как и прежде, создана лишь иллюзия общественного равновесия и стабильности.

Прежняя революционная идея конфликта между массой трудящихся и социальной несправедливостью их эксплуатации теперь подменяется «понятиями, которые определяются стратегией конфликта различных социальных групп»⁴². М. Хоркхаймср указывает на тот факт, что сегодня ни рабочие, ни буржуазия не видят друг в друге антагонистов, как это было прежде. «В прошлом у рабочих не было никаких понятийных представлений о механизмах общественного развития, и их душа и тело просто отражали оказываемое на них насилие; это была нищета индивидуального человека, связанная с нищетой определенной части общества, народа, страны. Их неразвитое сознание не провоцировалось непрерывно технологиями массовой культуры, которая внушала их глазам, ушам и мышцам капиталистический образец поведения, как во время отдыха, так и вовремя работы»⁴³. Сегодняшний рабочий более образован, он понимает и может грамотно судить о политической ситуации, осознает свои интересы, но в отличие от прошлого времени не ставит под сомнение сам факт общественной несправедливости, он приучен принимать ее как данность, как неизбежность общественной жизни.

Борьба рабочих за свои права утратила тот важный элемент спонтанного противоборства, который был присущ ей прежде, из-за этого критическая направленность данного конфликта также теперь отсутствует. Борьба трудящихся за улучшение условий труда и против увольнений теперь приобрела те же самые черты индустрии, против стихии которой, собственно, и направлен протест. Сегодняшние лидеры рабочих профсоюзов — это вовсе нс ницшеанские герои, это те же менеджеры, задача которых правильно спланировать конфликт, чтобы получить максимально успешный результат в тех обстоятельствах и по тем правилам игры, которые предлагает система. «Руководители контролируют предложение^[8][3]

рабочих мест, как директора больших компаний контролируют количество сырья, наличие машин или другие производственные факторы. Лидеры рабочих являются менеджерами пролетариата. Они манипулируют им, делают ему рекламу и пытаются установить для него максимально возможно высокую цену"^[10][11]. Это свидетельствует о том, подчеркивает философ, что завершается процесс овеществления людей. В такой ситуации спонтанный конфликт исключен, так как все предсказуемо, есть лишь своего рода игра в конфликт, правила которой задаются господствующей стороной.

Сложившаяся практика организации протеста не означает, подчеркивает М. Хоркхаймер, что неравенство исчезло. Напротив, оно получило новое развитие, но проблема в том, что общество теряет возможность видеть социальную несправедливость, с потерей свободы индивида исчезает спонтанное выражение протеста против ограничения этой свободы и ценности человека. Обществу угрожает утрата гуманизма как метафизического горизонта. Гуманизм также становится лозунгом, потерявшим свое подлинное содержание и призванным для того, чтобы скрыть подлинную сущность системы, ориентированной на поддержание господства. «Ослабление индивидуального мышления и сопротивление, вызванное экономическими и культурными механизмами современной индустриализации, препятствует развитию гуманности в геометрической прогрессии».

Именно поэтому фашизм стремился к тому, чтобы в рамках созданной тоталитарной системы подавить любое проявление индивидуальности: все должно было служить господству, а те, кто сопротивлялись или просто нс совпадали с представлениями системы о функциональном образце человека, были уничтожены в концлагерях. «Фашизм использовал террористические методы для того, чтобы свести сознательную человеческую сущность к социальным атомам, так как он боялся, что растущее крушение практически всех идеологий смогло бы указать дорогу людям для проявления.

их собственных высших социальных возможностей"^[12]. Фашизм, подчеркивает М. Хоркхаймер, должен быть страшным и предостерегающим для всего человечества историческим уроком того, насколько катастрофичными могут быть последствия всепоглощающей тотальности общества. Но именно спонтанный протест всех, кто боролся, именно индивидуальное свободное возмущение как раз и позволило порабощенным странам победить фашизм. Без этого свободного протеста не произошло бы победы гуманизма.

• [1] Horkheimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 481.
• [2] 3f' Horklieimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 484.
• [3] Ibid.
• [4] 3S Ibid. S. 500.
• [5] 34 Ibid. S. 501.
• [6] 411 Horkheimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 492−493.
• [7] Ibid. S. 493.
• [8] A1 Horkheimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 491.
• [9] Ibid.
• [10] Horkheimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 490.
• [11] Ibid. S. 498.
• [12] Horkheimer М. Aufstieg und Niedergang des Individuums. S. 502.