Монизм и плюрализм в науке

Как и все на свете, наука диалектически противоречива, будучи одновременно тождеством различных и различиями в тождестве. В прошлых и современных науках в изменчивой пропорции взаимодействуют две полярные эпистемические тенденции — авторитарного монизма и анархического плюрализма. В наши дни монизм сопряжен с требованием глобализации в развитии социокультурной среды, а плюрализм — с постмодернизмом, противящимся унификации истины и социальных порядков.

Эпистемический монизм так или иначе связан с верой в скорый «конец науки», а именно в завершение в какой-нибудь науке проекта под девизом «Единственно Истинная Теория». Так, Дж. Хорган, известный американский популяризатор науки, уверяет, будто все основные научные открытия уже случились, а далее человечеству остается лишь посредством технологии адаптировать открытые теоретические истины к практике^[1]. Тезис о скором закате науки ранее выдвигали А. Бергсон, Р. Генон, М. Шелер, М. Хайдеггер, О. Шпенглер, К. Г. Юнг, М. Элиаде. Тот же тезис поддержали некоторые выдающиеся физики: С. Вайнберг, А. С. Компанеец, Р. Ф. Фейман, С. Хокинг и др. Тоска по авторитарному монизму воплощается в таких модусах сциентизма, как культ «мирового лидера в науках» (например, поклонение механике в XVII—XVIII вв.), культ «передовой научной школы» (например, воспевание школы Т. Д. Лысенко в СССР в эпоху сталинизма), культ ученого-корифея (например, современное почитание А. Эйнштейна).

Авторитарный эпистемический монизм направлен на утверждение — среди ученых, учащихся, народов, человечества в целом — идейного единства, тотального единомыслия, сплоченности. Он ощущается прежде всего в попытках сконструировать некую единую научную картину мира (НКМ) и привить ее вначале научному сообществу, а затем и всем людям. НКМ наделена, намеренно или стихийно, квазирелигиозным мировоззренческим потенциалом, своеобразно сакрализована. Обязательность исповедования официальной НКМ учеными и широкой публикой обеспечивается соответствующими социокультурными институтами (идеологическими службами государственной машины, церковью, правящей партией, школой) и закрепляется в устойчивых словосочетаниях: «храм науки», «наука утверждает», «наука учит», «это противоречит науке» и пр.

Подобный монизм подчас способствует укреплению и росту науки, а иногда, напротив, становится реакционным фактором. Так, большинство историков науки утверждают, что парадигма механицизма, сформировавшаяся в ходе первой научной революции (1543−1687) и узаконенная католической церковью, сыграла в естествознании XVII—XVIII вв. в основном прогрессивную роль. Однако сегодня эту парадигму, все еще тотально навязываемую естествоиспытателям в качестве общенаучной максимы, многие считают устаревшей и даже вредной.

• [1] См.: Хорган Дж. Конец науки. СПб., 2001.