Перспективы рационализации власти в России: кейс-стади

Опираясь на веберовскую методологию, можно отметить, что пока в нашей стране не получили достаточного развития целерациональные действия индивидов. Соответственно не сформировались институты гражданского общества, которые предполагают развитие индивидуализма, личной ответственности. Стало быть, пока лишь в стадии образования находятся культурные и социальные реалии, которые бы оказывали достаточно серьезное противодействие иррациональным влечениям властителей.

Характером социальных действий россиян объясняется относительно легкое установление структур, основанных на авторитарном руководстве, которые, с одной стороны, декларировавших гарантии коллективной безопасности перед лицом внешних и внутренних врагов, а с другой — патернализм на уровне всесильного государства. Нравится нам сегодня это или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все революционные и реформистские замыслы недемократического, авторитарного толка были в России осуществлены довольно быстро и успешно — они коррелировали с характером традиционных, аффективных и ценностно-рациональных действий миллионов. Те же попытки направить граждан страны по мути развития самостоятельного принятия политических решений наталкивались и наталкиваются на контрастирующие социокультурные ценности и образцы поведения.

По М. Веберу, приверженность разных социальных групп и отдельных индивидов к различным типам социальных действий (с разной степенью в них рационального компонента) объективно ведет к естественности политического неравенства. Не в смысле прав и свобод людей, а в смысле их компетентности и способности быть активным социальным агентом, свободно принимающим решения и отвечающим за их последствия.

У социолога реализация идеи политической рациональности связана с разной степенью участия людей в политической жизни вообще и политической власти в особенности. М. Вебер говорит о том, что можно быть:

• — «политиками „по случаю“, когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например, рукоплещем или протеетуем на „политическом“ собрании»;
• — политиками «по совместительству» — быть доверенным лицом, членом правления партийно-политического союза, государственных советов и т. д. В этом случае политика «не становится для них первоочередным „делом жизни“ ни в материальном, ни в идеальном отношении»;
• — «преимущественно-профессиональными» политиками^[1].

Из тенденции рационализации политической жизни логически вытекает идея превращения политики в своего рода «предприятие», которому требуются профессионально подготовленные люди с разными знаниями и умениями — чиновники-специалисты и «политические» чиновники.

Если эти принципы провести в нашу жизнь, то постепенно пойдет процесс ее рационализации.

Утвердится порядок, согласно которому «ходить во власть» должны профессионально подготовленные, компетентные в управлении люди, которые прошли подготовительную учебу и службу, выдержали специальные экзамены, доказывающие их способности и возможности работать на политическом «предприятии», что нельзя путать просто с интеллектуальными способностями.

Остальные же должны почувствовать рациональность состояния быть свободным от профессиональной политики, чтобы обрести свободу для занятия иным делом профессионально. Это, заметим, не исключает для всех людей право оказывать влияние на власть, на характер принимаемых политических решений.

Ценными для россиян могут быть рекомендации М. Вебера относительно минимизации коррупции в структурах государственной власти. «„3а счет“ политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; „для“ политики — тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить „для“ политики, при господстве частнособственнического порядка должны наличествовать некоторые, если угодно, весьма тривиальные предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика»^[2].

По существу, из этого следует, что при нашем волеизъявлении, вопреки прежним стереотипным установкам выбирать из «низов своих парней» (они-де лучше знают нужды народа и будут заботиться о нем), отдать предпочтение при прочих равных условиях рекомендуется соискателю должности, уже обладающему интеллектуальной или материальной собственностью, имеющему постоянный доход (речь не идет о размерах его богатства), что, как правило, свидетельствует о его предрасположенности к целерациональным действиям и его потенциальной готовности для правовой, этической, в конечном счете — рациональной политики.

Примечательно, что проблему коррупции М. Вебер не сводит к ее экономическому аспекту. Страна, в которой политическая элита дифференцирована, сталкивается с объективными сложностями, вызванными «коррупцией „партийно-политического“ характера», когда «партийными вождями за верную службу раздаются всякого рода должности в партиях, газетах, товариществах, больничных кассах, общинах и государствах. Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но прежде всего также за патронаж над должностями»^[3].

Как видно, проблема коррупции не является специфически российской, и, стало быть, можно использовать веберовские соображения о политическом рационализме для ее нейтрализации.

Прежде всего, надо признать, что рациональная бюрократия, как функциональный элемент управления, есть атрибут рационально-легального господства. Если мы хотим российское политическое поле развивать именно в этом направлении, то лидеры всех партий и политических движений должны осознать, что в общих интересах минимизировать политическую коррупцию.

Говоря о рационализации политического господства, М. Вебер отмечал необходимость формирования и поддерживания нового социального слоя — современного чиновничества, как «высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, е высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и низкого мещанства, а это бы ставило под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации, постоянно усиливается и будет усиливаться впредь»^[4].

Ориентация на этот тип рационального политического господства избавило бы российское общество от массовых иррациональных перемен в государственных институтах после очередных выборов, от чего в конечном счете все население несет материальные и духовные потери. «Подлинной профессией настоящего чиновника… — замечает М. Вебер, — не должна быть политика. Он должен „управлять“ прежде всего беспристрастно — данное требование применимо даже к так называемым „политическим“ управленческим чиновникам… Политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик — как вождь, так и его свита, — бороться»^[5].

И еще один принципиальный момент. Рациональное политическое господство отнюдь не тождественно безвластию, слабовластию, тем более ее бессилию. В связи с этим М. Вебер замечает, что государство является институтом, обладающим «монополией легитимного физического насилия»: «единственным источником „права“ на насилие считается государство», «насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства — об этом нет и речи, — но оно, пожалуй, специфическое для него средство»^[6].

Трудно не согласиться с этим утверждением. Без решительных действий по укреплению Российского государства в этом плане у нас не исчезнут очевидные диспропорции в полномочиях ряда регионов. Кроме того, вне государства не должны существовать какие-либо вооруженные формирования или даже «общественные» структуры, претендующие на поддержание «социального порядка».

• [1] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 652—653.
• [2] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 654.
• [3] Там же. С. 656.
• [4] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 657.
• [5] Там же. С. 666.
• [6] Там же. С. 645.