«От мифа к логосу» – рождение нового мира

По мере усложнения человеческой деятельности масса накопленного опыта становилась все больше и больше — гораздо больше, чем можно освоить за одну человеческую жизнь. И тогда люди заговорили о том, что путь опыта долог, а жизнь коротка. Сократить этот путь и было призвано теоретическое знание, вооружавшее человека умением переводить массу рецептурных предписаний в немногие универсальные принципы, представляющие собой единые общие формы или схемы, множества прошлых, настоящих и будущих вещей и действий. При этом сами вещи начинают рассматриваться как единичные воспроизведения таких универсальных схем в природном материале, «копии», повторяющие в основных чертах свои «оригиналы» .

Понятно, что знание «оригинала» — универсальной формы объектов определенного рода — избавляет от необходимости непосредственного знакомства с каждым отдельным экземпляром из множества объектов, составляющих данный род. Переход от частного рецепта к универсальному принципу — это переход к совершенно новому способу осмысления и систематизации индивидуального опыта. Совершая этот переход, человек покидает привычный мир мифа и вновь оказывается в положении «далеко забредшего» странника.

Не случайно Мартин Хайдеггер рассматривает философствование как род ностальгии: «Философия есть ностальгия, стремление быть повсюду у себя дома… Подобной тягой философия может быть только когда мы, философствующие, повсюду не дома… Повсюду быть дома — что это значит? Не только здесь и гам, и не просто на каждом месте, на всех подряд, но быть дома повсюду значит: всегда и, главное, в целом. Это «в целом'' и его целое мы называем миром… Нас всегда зовет Нечто как целое. Это «в целом» есть мир. Мы спрашиваем: что это такое — мир?»

Философом становится прежде всего тот, кто раньше и острее других ощущает если не прямую враждебность, то холодное безразличие открывшегося ему беспредельно широкого мира. Его чувства подобны тем, которые испытывает человек, впервые покидающий уютный родительский дом, где все — и люди, и вещи — были ему знакомы и дружественны. И он, стремясь освоить открывшуюся перед ним новую реальность, создает теоретические системы, которые, объясняя мир, позволили бы ему ощутить свою защищенность, почувствовать себя как дома.

Отличие философско-теоретического образа мира от образа мифологического

Новый мир, рожденный теоретической мыслью, утрачивает ту сплошную одушевленность, которая приписывалась ему мифологическим сознанием. Наиболее важным следствием такой «обездушенности» мира становится то, что волевой импульс, рассматривавшийся прежде как главный фактор, инициирующий начало всякого действия, отодвигается на задний план. В качестве начала, обеспечивающего регулярность событий, выдвигается теперь мировой разум (по-гречески нус или логос), в котором выражается уже не субъективная воля высшего существа, устанавливающего нормативный миропорядок, а универсально-безличный закон, задающий объективную логику развертывания мирового процесса.

Предметы и явления, составляющие ближайшее окружение человека, утрачивают характер дружественных или враждебных по отношению к нему существ и начинают рассматриваться как безличные образования, подчиненные действию объективных законов. В результате основной формой отношения к миру становится познавательное отношение, ведь теперь, выстраивая связи с объектами внешнего мира, уже нет нужды добиваться их благосклонного расположения к себе. Достаточно знать объективные законы бытия вещей, чтобы эффективно использовать их для своих нужд. Такое «обезличивание» вещей и явлений, с одной стороны, отдаляет человека от предметного мира, однако с другой — значительно расширяет сферу практического применения приобретаемого опыта. Познанные на основании этого опыта объективные законы, проявления которых отныне не связываются с произвольными волевыми решениями, теперь начинают пониматься как действующие необходимо и повсеместно, т. е. относятся не только к ближайшему окружению, но ко всему миру в целом. Отношения личного характера сохраняются лишь в сугубо человеческом мире, где по-прежнему определяющими мотивами поступков могут считаться родство, дружба, симпатия или неприязнь, хотя и здесь порой возникает стремление к выявлению объективных причин, вызывающих и поддерживающих такие чувства.

Но, пожалуй, самым главным отличием теоретического мышления от мифологического становится форма упорядочения приобретаемого опыта, обеспечивающая гораздо более эффективный способ его «упаковки» для сохранения и передачи. Переход от мифа к теории выражается в первую очередь в стремлении заменить непомерно разросшиеся «коллекции» рецептурных предписаний немногими универсальными принципами, представив все наблюдаемые явления как частные случаи их реализации. Человек, освоивший эти принципы, не растеряется в любой ситуации, поскольку она будет рассматриваться им как уже известная, пусть даже «в общих чертах» .