Заключение. 
История русской литературы xviii века

XVIII в. бьш важнейшим периодом политической и культурной истории России. Этапы социально-политической истории страны довольно четко совпадают с его рамками: век начинается эпохой петровских преобразований и заканчивается сменой императоров (убийство Павла I и воцарение его старшего сына Александра I — с александровской эпохи начнется XIX в.). Этапы культурной истории сопрягаются с хронологическими рамками столетия более сложным образом. Впрочем, жесткого взаимного совпадения тут ждать нет никаких объективных оснований, — и действительно, реальные циклы развития художественной словесности, литературы, выходят за рамки XVIII в. и в его начале и в конце.

Тем не менее период барокко, начавшись еще во второй половине предшествующегоXVII столетия, именно bXVIII в. дал значительные имена (Феофан Прокопович, Антиох Кантемир), а переплеснувшаяся в начало XIX в. державинская литературная эпоха как целостное явление, как отличный от сумароковского классицизма очередной этап развития отечественной словесности, оформилась в конце 70−80-х гг. все того же XVIII в.

Реальные факты истории литературы побуждают осторожно отнестись к имеющим некоторое хождение расширительным истолкованиям, с одной стороны, понятия барокко, а с другой — феномена классицизма. Первое вполне объяснимо как следствие увлечения ряда исследователей относительно новым применительно к русской литературе типологическим подразделением, второе столь же естественно объясняется инерцией сложившегося в прошлом расширительного понимания классицизма (с которым отождествляли порой почти всю литературу XVIII в.).

Именно изучение литературы в ее словесно-текстовом аспекте, как художественной словесности, обнажает зримое соответствие барочным художественным принципам, например, творчества А. Кантемира (который со своей силлабикой завершает барокко, а отнюдь не начинает классицизм). Словесно-текстовой аспект анализа позволяет увидеть отражение таких принципов в раннем творчестве В. Тредиаковского и М. Ломоносова (которые одновременно своей реформой стихосложения затем фактически дали новую силлабо-тоническую стиховую систему — то есть возможность наглядно своеобразного и четкого структурного оформления произведений — прежде всего именно классицизму, зарождавшемуся как новаторская противоположность барокко). Соответственно понятие русского классицизма обретает необходимую системность и конкретность применительно к школе А. Сумарокова, которая как располагала собственной теоретической поэтикой — то есть системой нормативных правил, — так и на практике реально стремилась воплощать в творчестве типично классицистские правила и нормы (чего зачастую невозможно обнаружить у других русских авторов, традиционно к классицизму причисляемых).

Классицизм никогда не господствовал абсолютно, но несколько десятилетий функционально преобладал в литературе как наиболее влиятельное (и притом внутренне сплоченное в особую школу) течение. Причем сказанное можно отнести к драматургии и поэзии, но сферу прозы принципы русского классицизма вообще почти не затронули (некоторое исключение — проза Хераскова; что до принадлежности к «классицизму» других русских писателей XVIII в., создававших прозу, то она весьма сомнительна).

В последнюю треть века на авансцену литературного развития выдвигаются писатели следующего поколения, выступившие как новаторы-обновители уже по отношению к классицизму. Знаменательно, что Державину как художнику-новатору явно стало тесно в рамках силлабо-тоники (существовавшей еще всего лишь несколько десятков лет!), и он делает поразительные по своей смелости опыты ее модификации — от логаэдов до тонического стиха (а в сфере рифмовки снова вводит, причем столь же смело и небывало широко, употреблявшуюся во времена барокко неточную рифму, ассонанс). Создает он и собственную теоретическую поэтику, конкретное сравнение которой с классицистскими (от Буало до Сумарокова) заставляет признать ее особую природу. В то же время видеть в Державине «возродителя барокко» на основании ряда разнохарактерных черт сходства также вряд ли верно. Для этого надо было бы переформулировать смысл понятия «барокко», расширив его так, что оно утратило бы свой конкретно-исторический характер. К тому же ясно, что и «барокко» и «классицизм» суть позднейшие исследовательские конструкции, созданные для более или менее исчерпывающего описания реальных художественных феноменов, а не сами эти феномены.

Русская художественная словесность на протяжении XVIII в. набирала силы, наращивала творческий потенциал и, по существу, провела всю необходимую работу для закономерного появления плеяды великих писателей XIX столетия. Карамзинизм, начавшийся с русского сентиментализма, был в конце XVIII в. провозвестником следующей литературной эпохи. Сильные стороны карамзинизма преломятся вскоре в деятельности А. С. Пушкина и крупнейших художников его времени.