Анализ рассказа Л. Толстого «Сила детства»

В данном рассказе поражает, трогает, волнует какая-то особенная, неповторимая, именно «толстовская» мудрость простоты.

Герои рассказал. Толстого «Сила детства» — люди обыкновенные, но им выпала доля жить в сложную историческую эпоху, эпоху бурь и потрясений, эпоху людских страданий, слез, горя, крови.

Начинается рассказ серией коротких выкриков «Убить! Застрелить!» и т. д. Такое начало является исключительно экспрессивным, ибо побуждает читателя узнать, что же такое произошло.

Среди хаоса, среди огромной, кричащей, озверевшей толпы мы видим человека, который горд и спокоен. Он идет «твердым шагом, высоко поднимая голову». Лицо его красиво и мужественно. Однако он связан. А весь его вид выражает презрение и злобу к окружающим людям. Почему? Потому что окружающие люди ему враги, он воевал против них «на стороне власти», он городовой, по его приказу стреляли в людей. Сейчас ему приходится идти мимо неубранных тел убитых людей. «Его схватили и ведут теперь, но казнь», — кратко информирует читателя Л. Толстой.

Велика ненависть и презрение этого человека к озверевшей толпе. «Что же делать! Не всегда сила на нашей стороне. Что же делать? Теперь их власть. Умереть так умереть, видно так надо», — думал этот человек и, пожимая плечами, холодно улыбнулся на крики, которые продолжались в толпе". Характеризуя отношение человека к толпе, Л. Толстой употребляет эпитет «холодно», деепричастный оборот «пожимая плечами» и другие языковые средства.

Широко использует автор и противопоставления (антитезу и др.). Например: «Он, казалось, ненавидел толпу еще больше, чем толпа ненавидела его».

На первый взгляд толпа противостоит этому высокомерному, гордому, холодному человеку. Людская масса свирепо кричит: «Убить!.. Сейчас застрелить мерзавца!.. Горло перерезать убийце!..»

Л. Толстой усиливает данный эффект следующим выражением: «Перебить всех! Шпионов! Царей! Попов! И этих мерзавцев! Убить, убить сейчас! — взвизгивали женские голоса». В тексте повторяются страшные призывы к убийству, причем выкрикивают их женские голоса, автор добавляет здесь для усиления коннотативное слово взвизгивали.

Л. Толстой силой своего таланта показывает нам, что ненависть этих людей можно понять и оправдать. Что же объединяет идущего на казнь человека и толпу, окружающую его кольцом злобы, презрения? Ненависть и злоба друг к другу.

О, сколь сильна злоба в этом мире! На ее счету исковерканные судьбы людей, разъеденные ею человеческие души, искалеченные жизни… Неужели нет ничего, что могло бы противостоять злобе, ненависти, насилию?! Л. Толстой подводит нас к этой мысли и затем дает ответ: «Есть! Это сила детства!».

Вот она толстовская мудрость простоты, вот истинный смысл рассказа, его идея: детская чистота, наивность, любовь и вера в людей спасут мир от хаоса, всеобщей ненависти, насилия; сила детства — именно та сила, которая может сплотить людей, которая научит человечество самому главному — умению прощать. Подводит нас к этой мысли автор прежде всего через заглавие. В данном заглавии заключена идея и все содержание текста, которое как бы сжато в нем. Заглавие «Сила детства» дает первый ориентир, по которому организовывается восприятие текста как целого. В нем доминанта смысла всего текста, подчиняющая себе все его построение, а следовательно, и восприятие (Выготский, 1968).

Сильными позициями в тексте считается заглавие и первая фраза. Здесь всегда задерживается внимание читателя, что объясняется действием законов речевого прогнозирования. Экспериментально доказано, что мозг составляет прогнозы непрерывно. Заголовок же направляет и ориентирует предстоящую мыслительную деятельность читателя, дает ему первоначальную информацию о тексте, заключает в себе главную сюжетную линию. Однако содержательно-концептуальная информация, несомая заголовком, полностью разворачивается и воспринимается только на фоне целого текста. Что же дает нам для этого текст?

Л. Толстой показывает шестилетнего ребенка, плачущего мальчика, таким доверчивым (ведь он не понимает, что толпа может и его растерзать), таким беззащитным, таким одиноким, нуждающимся в сильных руках отца, в поддержке людей. И ведь именно этим силен ребенок! Здесь снова автор применяет прием антитезы, которая «работает» как бы в подтексте. В тексте мы видим лишь результат: перед всхлипывающим ребенком толпа расступается, пропуская его к отцу. Сила детства такова, что в людях из толпы начинает проступать человечность, сострадание к ближнему.

Вот одна женщина, возможно, только что требовавшая смерти, говорит: «Л какой миленький!» «Кого тебе?» — интересуется другая. Когда из диалогов становится ясно, что у мальчика нет матери, в толпе происходит какой-то надлом, настроение людей начинает меняться. А когда отец, поговорив с сыном и убедив его пойти домой, остался один, то сказал: «Теперь я готов, убивайте меня». И здесь случилось то, что автор называет «непонятное», «неожиданное»: в них одновременно проснулся «какой-то дух» — дух доброты, сочувствия, сострадания, всепрощения. Одна женщина сказала:

• — А знаете что. Пустить бы его.
• — И то, бог с ним, — сказал еще кто-то. — Отпустить. — Отпустите, отпустите! — загремела толпа.

Это кульминация рассказа. Л. Толстой показывает нам, на что способна сила детства. Именно она помешала свершиться кощунству — убить отца на глазах сына. Озверевшая толпа под напором чистой детской любви на глазах меняется. Эта же сила неожиданным образом действует и на отца ребенка. Вначале гордый, безжалостный человек, ненавидевший толпу еще больше, чем она его, он вдруг зарыдал, но это были слезы вины, слезы раскаяния, стыда и облегчения. Он почувствовал себя виноватым перед сыном, перед людьми, а слезы очистили его душу от злобы, гордыни, бессердечия.

Этот рассказ еще раз доказал, что Л. Толстой — тонкий знаток человеческой души, он умеет проникнуть в самые сокровенные ее уголки.

С помощью каких языковых, композиционных, подтекстовых средств и приемов автору удалось достичь такого эффекта, так воздействовать на читателя?

Специфичен язык и стиль писателя. Его слово точно и лаконично. В рассказе нет «украшательных» языковых средств (метафор, сравнений, гипербол и т. д.). На весь рассказ встречается лишь одна метафора — дух проснулся — и чуть более десяти сложных (сложноподчиненных) предложений. Простой синтаксис — это несвойственная Л. Толстому манера письма, которая сама по себе экспрессивна для читателя, больше знающего автора как мастера сложнейших конструкций по 5—8 предикативных единиц (см. «Войну и мир», «Воскресение», «Анну Каренину»).

Рассказ построен почти полностью на диалогах. Причем, велика разница между речью автора и речью персонажей. Для речи автора характерна меньшая динамичность, большая длина фраз, обилие оценочных слов, эпитетов: толпа освирепела, ненавидящие люди, гордый человек, красивое, мужественное лицо и др.

Реплики из толпы более динамичны, они изобилуют глаголами застрелить, перерезать, убить, повесить. Это речь людей, почуявших запах крови, жаждущих ее. А вот рядом другое слово, сказанное женщиной из этой же толпы, —миленький. Это голос пробуждающейся совести, зарождающейся доброты. Нежность прорывается и в речи пленного отца: милый, будь умник. А слово ребенка батя растопило в душе отца холод, поколебало его ненависть, растопило гордыню.

Л. Толстой мастерски с помощью диалога развивает сюжет. Реплики диалога естественны, автор избегает в них излишеств, здесь соблюдена мера, что является свидетельством таланта и высокой культуры автора. Фактически весь сюжет построен на диалоге, а слова автора — лишь ремарки, точнее вводящие читателя в события рассказа.

Своеобразна композиция данного рассказа. Особенность ее состоит в быстром начале, неожиданной кульминации и стремительном завершении.

Всего несколько фраз потребовалось писателю, чтобы обрисовать начало действия: «Огромная толпа народа вела по улице связанного человека». Уже в самом начале Л. Толстой закладывает противопоставление: толпа и один человек, озлобленность толпы и беспомощность связанного человека и т. д. Думается, что противопоставления в этом рассказе являются тем основным стержнем, вокруг которого развертывается все повествование. Это противопоставление вины и раскаяния, силы и слабости, добра и зла.

Концовка рассказа не «закрывает» его, а как бы еще больше «распахивает» произведение, заставляя читателя задуматься над теми вопросами, которые поднимал Л. Толстой, над вечными вопросами, составляющими суть человеческой души.