Введение. 
ПРИНЦИП ГЛАСНОСТИ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА: ИСТОРИЯ, СОВРЕМЕННОСТЬ, ПЕРСПЕКТИВЫ. 
Монография

Гласность уголовного судопроизводства — важная ценность, признаваемая в каждом демократическом государстве. Она позволяет выявлять и устранять пороки правосудия, повышает легитимность судебной власти, защищает права сторон, оказывает известное воспитательное воздействие на граждан.

Сегодня положение об открытом судебном разбирательстве воспринимается как совершенно необходимая характеристика уголовно-процессуальной деятельности. Не вызывает серьезных возражений в процессуальной литературе и утверждение о наличии элементов гласности в досудебном производстве. Однако путь введения и развития гласности в отечественном уголовном процессе был долгим. Контрреформы, политические репрессии всегда сопровождались попытками ее ограничения, порой существенного. Даже теперь правоприменительная деятельность не свободна полностью от нарушений требований гласности. Тем большую обеспокоенность вызывает решение законодателя об исключении ее из числа принципов уголовного судопроизводства.

Автор видел свою задачу в том, чтобы проанализировать развитие законодательства, правоприменительной практики и научных представлений о значении и содержании предписаний о гласности уголовного судопроизводства, их месте в системе принципов российского уголовного судопроизводства, и обосновать предложения по их дальнейшему совершенствованию.

Монография подготовлена с использованием СПС «КонсультантПлюс».

ГЛАСНОСТЬ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ПОСЛЕ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЫ 1864 ГОДА

Гласность в уголовном судопроизводстве Российской Империи после судебной реформы 1864 года: правовые основы, содержание, гарантии.

Судебная реформа 1864 года, явившаяся важным этапом в истории развития российского уголовного процесса, стала следствием перехода российского государства к обществу индустриального типа и изменения отношения к защите прав личности¹, что привело к отказу от сословности, чрезвычайной множественности форм уголовного судопроизводства² и судебных инстанций³, письменности, тайности, формальной системы оценки доказательств и к введению смешанного типа уголовного процесса со свободной оценкой доказательств, к реформированию судебной системы, созданию независимой адвокатуры.

В указе Александра II Сенату говорилось, что реформа направлена, на «водворение суда скорого, правого, милостивого и равного для всех», с тем чтобы «возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе… то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого»⁴.

В результате судебной реформы 1864 года инквизиционный тип уголовного процесса уступил место смешанному, в основе которого лежали качественно иные начала. Одним из важнейших начал пореформенного судопроизводства стала гласность.

При обсуждении Основных начал судебной реформы в 1862 году в Государственном Совете большинством голосов (двадцать два против трех) было признано необходимым введение гласности во всех судах, включая Сенат, так как «неоспоримые преимущества гласного суда пред закрытым в настоящее время осознаны всеми и не требуют подробных доказательств»⁵; «введение сего начала признается необходимым… именно с той целью, чтобы не только обеспечить открытие истины, но и возвысить самое значение судебных палат»⁶.

Первым законом, который ввел гласный процесс еще до уставов, был военно-морской кодекс⁷, а первый открытый процесс состоялся в военно-полевом суде в Новгороде в 1865 году по обвинению четырех лиц в убийстве вдовы надворного советника Лейтенфельд⁸. Достоинства гласного судебного разбирательства выявились с первых месяцев его существования⁹.

В дореволюционной процессуальной литературе последовательно различали два аспекта (вида) данного принципа (начала): общая гласность и гласность перед сторонами (частная гласность) (Parteienoffentlichkeit)¹⁰. Нередко гласность вообще или только гласность общую называли публичностью¹¹.

Гласность в широком смысле (общая или объективная гласность, гласность перед обществом, открытый разбор, открытие дверей суда) представляла собой производство дела на глазах публики, с предоставлением прессе права печатать отчеты о судебных заседаниях.

Значение общей гласности заключалось в том, что деятельность суда ставилась под контроль общества и тем самым служила гарантией от произвола, открытость судебного разбирательства побуждала судей и всех участвующих в деле лиц добросовестно исполнять свои обязанности и строго соблюдать порядок судопроизводства («гласность заставляет стороны напрягать свои силы в судебном состязании, ставя деятельность каждой из них под контроль общественного мнения; гласность заставляет судей соблюдать все формы судопроизводства, внимательно и одинаково относиться к сторонам, не допускает… домашнего порядка разбирательства»¹²), создавала условия для полного установления обстоятельств дела («гласность может помочь правосудию раскрыть истину, так как побуждает часто явиться на суд таких свидетелей, о которых не знал следователь»¹³), оказывала «педагогическое» (воспитательное) воздействие на население («канцелярская тайна лишает общество… многих спасительных уроков и поучительных картин его недугов»¹⁴).

Правила об открытых судебных разбирательствах содержались в ст. 153 УСУ, ст. 88, 156, 620, 884, 918 УУС, ст. 85, 711—718 Военноморского судебного устава¹⁵. Требование о гласных судебных разбирательствах распространялось на все суды, включая Сенат¹⁶, хотя при составлении УУС и высказывалось предложение сделать для Сената исключение на том основании, что «при доверии, которое он должен возбуждать к себе в виду высокого положения, не требуется гласности его заседаний для удостоверения в правильности его решений, и что гласность эта имела бы важные неудобства при обсуждении дел о посягательстве против прав Верховной власти и общественного порядка»¹⁷. Однако в окончательной редакции все судебные органы должны были рассматривать дела по существу в условиях гласности. Исключение составляли лишь заседания губернского присутствия — кассационной инстанции, созданной в период судебной контрреформы для дел, рассмотренных земскими начальниками, что объяснялось соображениями о неудобстве возлагать на губернаторов председательствование в публичных заседаниях и несоответствием помещений губернских присутствий требованию гласности заседаний¹⁸.

Право представителей прессы (и самих судов) публиковать судебные очерки и стенограммы процессов (благодаря чему достигалась так называемая идеальная гласность, то есть осведомленность общества через печать) было закреплено в ст. 165 УСУ и ст. 75 Устава о цензуре и печати¹⁹, причем по делам о диффамации устанавливались ограничения на публикацию всех подробностей судебного заседания и (или) прений (ст. 1213¹⁵ УУС); материалы о делах, рассмотренных в военных или военно-морских судах, могли размещаться только в указанных правительством журналах (ст. 79 и 80 Устава о цензуре и печати). Судебные очерки с приведением текстов судебных прений, отдельных процессуальных документов, а также стенограммы судебных процессов публиковались достаточно широко²⁰. Оправдательные приговоры, вступившие в законную силу, по просьбе оправданных подлежали опубликованию в Сенатских и местных губернских ведомостях (ст. 975 УУС).

Несмотря на то что гласность признавалась одним из основных начал уголовного производства, перечень исключений был достаточно широк. Некоторые основания для закрытого рассмотрения уголовных дел были предусмотрены уже первоначальной редакцией уставов. Позднее, в период контрреформы 1880—1890-х годах, этот перечень был существенно расширен. Наиболее значительные изменения были внесены законом от 12 февраля 1887 года. Важнейшую роль в ограничении гласности в ходе контрреформы имел негативный, с точки зрения царизма, опыт открытого рассмотрения дел о политических преступлениях. В первом же политическом процессе, проведенном по правилам, установленным УУС, — «процессе нечаевцев» 1871 года, — проявилась невозможность показать революционеров в негативном свете²¹. Процессы по делам о государственных преступлениях получали освещение в прессе, имели широкий общественный резонанс, что подрывало устои монархии. Не имея возможности вернуть дореформенный тайный письменный процесс, как это было, например, по делу декабристов, государственная власть была вынуждена вводить ограничения гласности по этим делам. Дополнялись и ограничения на публикацию хода и результатов судебного разбирательства по уголовным делам (законом от 12 декабря 1866 года, секретным циркуляром Министра внутренних дел от 18 января 1879 года, воспретившим публикацию самостоятельных (неофициальных) стенографических отчетов по делам о государственных преступлениях²²).

Закрытое судебное разбирательство допускалось при рассмотрении следующих категорий дел:

• 1) у мирового судьи — дел о проступках против прав семейственных; об оскорблении женской чести, непотребстве и других бесстыдных или соединенных с соблазном действиях; о проступках, преследуемых не иначе, как по жалобам частных лиц, когда обе стороны просят о негласном разбирательстве дела (ст. 89 УУС);
• 2) в общих судебных установлениях — дел о богохулении, оскорблении святыни и порицании веры и о ересях и расколах (с тем, чтобы лишить обвиняемых аудитории для распространения своих воззрений²³); о преступлениях против прав семейственных, о преступлениях против чести и целомудрия женщин, о развратном поведении, противоестественных пороках и сводничестве (ст. 620 УУС);
• 3) по особому о том определению мирового судьи или иного суда — дел о несовершеннолетних обвиняемых и в других, помимо указанных выше, проступках (преступлениях) (ст. 89² и 620⁴ УУС);
• 4) дел о подсудимых, обвиняемых в произнесении дерзких оскорбительных слов против Государя Императора и Членов Императорского Дома (эта категория дел рассматривалась только при закрытых дверях); а также по усмотрению суда — дел о других государственных преступлениях (ст. 1056 УУС); дел о шпионстве (закон от 5 июля 1912 года);
• 5) ив мировых, и в общих судебных установлениях — и по другим делам (на время отдельных судебных действий или на все время судебного разбирательства), если суд признавал, что публичное исследование подлежащих судебному рассмотрению обстоятельств оскорбляет религиозное чувство, или нарушает требования нравственности, или же не может быть допущено в видах ограждения достоинства государственной власти, охранения общественного порядка или обеспечения правильного хода судебных действий (ст. 620³ УУС)²⁴.

В указанных случаях право закрыть заседание имел не только суд, но и с 1887 года судебная администрация, министр юстиции (по тем же основаниям, что и суд) (ст. 621¹, 89¹, 1054¹ УУС), а с 1881 года также генерал-губернатор и министр внутренних дел (ст. 17 Положения об охране государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа 1881 года) — в местностях, объявленных в состоянии усиленной или чрезвычайной охраны, в отношении дел, публичное рассмотрение которых могло послужить поводом «к возбуждению умов и нарушений порядка». Как указывалось в докладной записке Министра юстиции Государственному совету, данный порядок устанавливался по следующим мотивам: «…В тех исключительных случаях, в коих публичное рассмотрение дела представляется неудобным не с точки зрения благоприличия, не ради охранения заседаний от неприличного любопытства толпы к деяниям безнравственным или кощунственным, а также не ради одного охранения беспристрастия судебного приговора, но в интересах общественного порядка, равно и в тех случаях, когда закрытие дверей заседания оказывается необходимым для ограждения достоинства государственной власти, принятие подобной меры нельзя было бы предоставить суду. Не подлежит сомнению, что наличность условий, вызывающих применение указанной меры в приведенных случаях, должна быть точно установлена компетентною правительственною властью. Указание в законе определительных признаков, коими мог бы руководиться суд при закрытии дверей заседания по таким основаниям, представлялось бы невозможным, так как в подобных случаях необходимость ограничить доступ публики в судебное заседание не всегда находится в исключительной зависимости от обстоятельств данного дела. Непубличность судебного разбирательства вызывается при этом причинами, находящимися нередко вне самого дела, рассматриваемого судом, и обусловленными особым характером не подлежащих публичному обсуждению данных, с которыми дело оказалось в случайной связи»²⁵. Тем самым устанавливался редкий в отечественном уголовном судопроизводстве несудебный порядок решения о закрытом судебном заседании, что являлось одним из проявлений контрреформы.

Распорядительные заседания суда и общие его собрания по общему правилу проходили при закрытых дверях (ст. 152 УСУ).

Гласность судебного разбирательства могла быть ограничена не только в связи с характером рассматриваемого дела, но и для обеспечения порядка во время заседания:

— вследствие недостатка мест в зале судебного заседания.

По некоторым делам, вызывавшим особый интерес публики, с тем чтобы обеспечить возможность значительного числа граждан присутствовать при рассмотрении дела, судебное заседание проходило в специально приспособленных вместительных помещениях. Например, разбирательство дела о крахе Московского Коммерческого ссудного банка проводилось в специально приспособленном ad hoc монументальном Екатерининском зале Сенатского дворца в Московском Кремле «в три света»²⁶.

В целях обеспечения общей гласности закон обязывал суд заблаговременно извещать население о предстоящем слушании дела путем прибивания объявления к двери суда и публикации в местных губернских ведомостях (ст. 587 и 588 УУС).

Первоначально допуск публики в зал судебного заседания осуществлялся (по примеру других государств — Пруссии, Баварии²⁷) по билетам, которые должны были выдаваться лицам, первым заявившим о желании присутствовать в суде²⁸ (бесплатным, в отличие, например, от Лондонского центрального суда²⁹), однако такой порядок приводил к тому, что в зал попадали преимущественно родственники и знакомые судей, а по некоторым политическим процессам — исключительно «проверенная публика», включая агентов III отделения³⁰. С 1887 года в зал впускались первые пришедшие по числу свободных мест³¹, что в большей мере обеспечивало открытость судебного разбирательства;

— «в крайних случаях, когда невозможно различить виновных в произведенном в судебном заседании беспорядке, председатель или первоприсутствующий, при безуспешности сделанного им внушения, может выслать из залы заседания всех посторонних» (ст. 156 УСУ).

Кроме того, запрещался доступ в суд в качестве публики малолетним и учащимся учебных заведений. Несовершеннолетним и лицам женского пола председатель мог воспретить вход в заседание суда, когда этого требовало свойство рассматриваемого дела или отдельных судебных действий. Студентам и воспитанникам высших учебных заведений председатель разрешал посещать заседания суда лишь в том случае, когда такие посещения могли содействовать успеху в их занятиях (ст. 620¹ УУС).

Обсуждение вопроса о закрытии дверей осуществлялось в закрытом заседании суда, при этом суд должен был точно указать, какие именно действия должны проходить при закрытых дверях и по каким причинам (ст. 621 УУС).

Закрытое судебное разбирательство рассматривались как «мера чрезвычайная», допускавшаяся только в случаях, указанных в законе, и при явной в том необходимости. Поэтому, например, дела по обвинению в оскорблении женщины бесстыдными словами или дела по обвинению в пении в публичном месте неприличной песни только тогда разбирались при закрытых дверях, когда суд признавал необходимость в повторении бесстыдных слов или неприличной песни³².

В зале судебного заседания даже при закрытом судебном разбирательстве с разрешения председателя могли оставаться очередные присяжные заседатели, не входившие в состав суда, лица, принадлежавшие к судебному ведомству или к сословию присяжных поверенных, по желанию потерпевшего или подсудимого — по три лица родственников или знакомых (ст. 622, 623 УУС).

Ряд процессуальных действий во всяком случае осуществлялся негласно: действовала тайна совещательной комнаты (ст. 806 УУС); в отсутствие публики производилось освидетельствование умственных способностей лиц, обнаруживших признаки безумия, или сумасшествия, или болезненных припадков, приводящих в умоисступление или совершенное беспамятство (ст. 353—356 и 692 УУС); и в некоторых других случаях.

Приговор во всяком случае подлежал публичному оглашению (ст. 624 УУС).

Гласность судебного разбирательства была признана столь существенным условием процесса, что нарушение ее вело к кассированию приговора, даже если нарушение было допущено с согласия сторон³³. Исключение составляли случаи, когда неправильное рассмотрение дела при закрытых дверях в последующем рассматривалось судом второй инстанции в открытом судебном заседании³⁴. Однако эта позиция разделялась не всеми. Так, К. К. Арсеньев полагал, что «неправильность, допущенная при производстве дела в первой инстанции, может считаться вполне заглаженною только тогда, когда все вредные ее последствия устранены второй инстанцией»³⁵.

Напротив, открытое рассмотрение дела, которое должно было рассматриваться при закрытых дверях, не признавалось кассационным поводом³⁶.

Указанный перечень исключений из гласности был хотя и исчерпывающим, на что неоднократно указывал Сенат в решениях по конкретным делам³⁷, но, как уже отмечалось, достаточно широким, что вызывало аргументированную критику в процессуальной литературе. Так, М. А. Оке приводил доводы против удаления из зала судебного заседания женщин и совершеннолетних учащихся учебных заведений³⁸. К. К. Арсеньев отмечал неправильное, по его мнению, отсутствие в законе указания на обязанность суда выслушать стороны перед принятием решения по вопросу о закрытии судебного заседания³⁹. С. И. Викторский указывал на необоснованное законодательное ограничение допуска в зал судебного заседания учащихся высших учебных заведений (приравненных к малолетним) и воспитанников высших школ, не изучающих юридических наук: «как будто гласный суд вообще не имеет воспитательного значения для обучающихся в высших школах»⁴⁰, а также указывал на недопустимость принятия решения о закрытом судебном разбирательстве иными должностными лицами, не входящими в состав суда⁴¹.

Наряду с критикой чрезмерного ограничения гласности судебного разбирательства высказывались и противоположные суждения — о необходимости более радикального ее ограничения. Так, сенатор Н. П. Семенов в статье «Наши реформы», опубликованной в январском номере «Русского Вестника» за 1884 год, выступая против превращения суда в «арену зрелищ», предлагал ввести правило, согласно которому при ограниченности помещения суда для публики следовало допускать в зал судебного заседания только родственников и близких подсудимых и тяжущихся и сверх того всех принадлежащих к составу юстиции высших должностных лиц, представителей печати и корреспондентов газет; остальным же лицам, по мнению автора, необходимо было для посещения суда получать каждый раз особое дозволение и только «для какой-нибудь серьезной цели»⁴².

Это предложение не только не было реализовано, но и подверглось обоснованной критике. В. А. Волжин остроумно отметил, что «при существовании таких правил, гласность, конечно, будет только печатная, и то — в том случае, если дело настолько будет интересно, что, кроме родственников тяжущихся и подсудимых и кроме высокопоставленных судебных особ, оно привлечет в зал суда еще и корреспондентов. При ограниченном же числе известных посетителей судьям и прокурорам нетрудно будет скрыть почему-либо неприятные для них эпизоды судебного следствия, а публика, не имеющая доступа в зал суда, будет судить об известном процессе с чужого голоса — так, как угодно будет корреспондентам и генералам от юстиции, имеющим доступ в суд… Точное соблюдение 620 ст. уст. угол. суд. (в которой перечислены все случаи, когда судебные заседания должны происходить при закрытых дверях) достаточно гарантирует публику от соблазна, представляемого делами, оскорбляющими нравственность… Автор… как бы игнорирует несомненную пользу широкой гласности, вселяющей в обществе уверенность в том, что в новых судах царствует не произвол, а закон, правда и милость. Кроме того, несомненная и никакими корреспондентами незаменимая польза гласности и публичности заключается в воспитательном значении суда и в наглядном ознакомлении общества с законами, обрядами и формами судопроизводства»⁴³.

Среди суждений о необходимости введения дополнительных ограничений гласности были и очень аргументированные: несмотря на значительное число оснований для закрытого судебного разбирательства, Уставы не предполагали исключений из гласности для дел несовершеннолетних, что критиковалось Б. П. Базилевым⁴⁴.

Таким образом, с одной стороны, перечень исключений из рассматриваемого принципа в пореформенный период был чрезмерно широким, а с другой стороны, недостаточным.

Опыт судебных уставов без сомнения был в последующем учтен в советском законодательстве, хотя и получил новое звучание в иных социально-экономических условиях.

Гласность для сторон (гласность в узком значении, субъективная гласность) была призвана обеспечить состязательность: «Без гласности невозможен состязательный процесс, так как одна сторона не может представить своих объяснений и возражений, не будучи ознакомлена со всем следственным материалом и с доказательствами, представленными противною стороною»⁴⁵.

Только эта разновидность гласности в ограниченных законом пределах действовала при производстве дознания и предварительного следствия, поскольку в противном случае возникали опасения за успех предварительного производства⁴⁶. По этой причине запрещалось освещать в печати сведения о производстве по уголовным делам до их судебного рассмотрения (ст. 81 Устава о цензуре и печати⁴⁷, ст. 1038¹ Уложения о наказаниях⁴⁸).

Однако и гласность в узком ее значении, для сторон, действовала в досудебном производстве не в полном объеме, поскольку все действия следователя были открыты лишь для прокурора (ст. 280 УУС). Для сторон открытость производства ограничивалась правом принесшего жалобу присутствовать при всех следственных действиях (п. 2 ст. 304 УУС). Закон не исключал и участие обвиняемого в допросах свидетелей и иных следственных действиях (ст. 316, 446, 448 УУС). При предании суду в заседании палаты из сторон допускался лишь прокурор.

Заметим, что при принятии Судебных уставов обсуждался вопрос о гласности предварительного (т. е. досудебного) производства, особенно учитывая, что в различных государствах этот вопрос решался по-разному (во Франции и Германии она не допускалась, в то время как в Англии, Северной Америке, в уставах Мальты и Цюриха предусматривалось противоположное правило⁴⁹), однако Государственный Совет отверг это предложение⁵⁰. В период действия уставов также высказывались сомнения в необходимости сохранения тайны предварительного производства, поскольку лицу, совершившему преступление, известны все обстоятельства последнего, и, следовательно, независимо от ознакомления его с результатами предварительного следствия, обвиняемый может принять меры к уничтожению следов преступления (В. К. Случевский⁵¹), предлагалось распространить гласность и на предварительное следствие «за исключением самых первых его шагов» (С. И. Викторский⁵²), а также вносились предложения о наделении обвиняемого правом присутствовать при производстве всех следственных действий с тем, чтобы избежать односторонности предварительного следствия (Д. Г. Тальберг⁵³). Б. П. Базилев считал, что гласность в досудебном производстве должна быть расширена по делам несовершеннолетних: родители, опекуны, попечители, а также лица, у которых находились на воспитании несовершеннолетние, «по своей непосредственной близости к молодым обвиняемым и подсудимым, по естественной заинтересованности в их судьбе, наконец, в силу подробного знакомства с предшествовавшей жизнью и обстановкой Н-го, эти лица должны быть признаны необходимым элементом стороны в процессе… от них не должно быть скрываемо ни одно явление в течение всего процесса, им должна быть предоставлена полная возможность сказать свое ценное слово в любой его момент, начиная с дознания и кончая исполнением судебного решения»⁵⁴.

В судебных стадиях субъективная гласность требовала и участия сторон при рассмотрении дела судом. Этим одновременно обеспечивались состязательность и равноправие сторон, непосредственность и устность.

УУС предусматривал обязательное участие обвинителя по всем уголовным делам. Его неявка влекла отсрочку судебного разбирательства. Существовало лишь два незначительных исключения из этого правила: (1) неявка гражданского истца устраняла рассмотрение гражданского иска; (2) по делам частного обвинения, завершающихся примирением, неявка частного обвинителя влекла прекращение уголовного преследования.

Обязательным было и участие подсудимого, причем именно личное, а не через поверенное лицо. Лишь в мировом суде при определенных условиях допускалось заочное постановление приговора (ст. 133 УУС): по делам, производящимся в мировых судах, дозволялись заочные приговоры по отсутствию обвиняемого, по делам о преступлениях, за совершение которых могло быть назначено наказание не свыше ареста. Но и по этим делам мировой судья мог, если признавал необходимым, требовать личной явки обвиняемого. Согласно ст. 139—141, в течение двух недель со дня получения копии заочного приговора обвиняемый мог просить о повторном рассмотрении дела. При новой неявке он подвергался денежному взысканию, а приговор вступал в законную силу.

Учитывая, что вследствие удаленности судов от места жительства обвиняемого его явка в суд «составляла иногда для обвиняемого лишение сравнительно более тяжкое, нежели то взыскание, которое угрожало ему за совершенное им закононарушение», 15 февраля 1888 года была введена возможность заочного рассмотрения дел о преступлениях, не влекущих лишения или ограничения прав состояния⁵⁵.

Таким образом, гласность являлась важной характеристикой деятельности суда в пореформенном уголовном процессе России, одним из основных начал уголовного судопроизводства, призванным обеспечить позитивное взаимное влияние судоговорения на непосредственную аудиторию, присутствующую в зале суда, печати — на соответствующую публику, а также обратное воздействие аудитории на судей и контроль печати над судебными действиями⁵⁶.Однако при этом закон устанавливал большое число исключений (ни в советский период, ни в настоящее время уголовно-процессуальное законодательство не знало столь значительных отступлений от принципа гласности), допускал возможность принятия решения о закрытом судебном заседании не только судом, но и при определенных обстоятельствах — уполномоченными должностными лицами (административными органами), решение вопроса о закрытии дверей судебного заседании в соответствии с первоначальной редакции Устава уголовного судопроизводства должно было приниматься публично, однако впоследствии этот порядок был изменен, закон не обязывал суд выяснить мнение сторон о возможности проведения закрытого судебного разбирательства перед принятием решения по этому вопросу. Досудебному производству гласность не была присуща, хотя некоторые ее элементы в виде возможности присутствия обвиняемого, потерпевшего при производстве следственных действий предусматривались даже в большем объеме, чем в настоящее время.

Несмотря на указанные недостатки законодательного регулирования дореволюционного периода, правила об открытом судебном разбирательстве, заложенные Судебными уставами 1864 года, впоследствии были во многом восприняты и усовершенствованы более поздним отечественным уголовно-процессуальным законодательством.