Мужчина-дядька. 
Исследование гендернего аспекта в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"

Так можно назвать этого скромного, сердечного, сдержанного в своих чувствах человека. Из текста романа читатель узнает, что он старый кавказский служака, готовый от скуки и потребности в общении рассказать первому встречному свою незатейливую, ничем не примечательную житейскую повесть. Он — бывалый воин, служил на Кавказской линии еще при Ермолове, лет десять был в Чечне. Максим Максимыч закален в трудах и битвах; умудренный опытом тяжелой жизни солдата, он дослужился до чина штабс-капитана.

Нельзя не отметить такие черты, которые могут быть присущи лишь достойному, чудесному мужчине. Он может заботиться о людях, причем заботится с любовью, привязанностью, ответственностью. Так может заботиться отец о своих детях. Когда Максим Максимыч рассказывает о Бэле, то прослеживаются его отцовские чувства: «Славная была девочка эта Бэла! Я к ней наконец так привык, как к дочери, и она меня любила. Надо вам сказать, что у меня нет семейства: об отце и матери я лет двенадцать уж не имею известия, а запастись женой не догадался раньше, — так теперь уж, знаете, и не к лицу; я и рад был, что нашел кого баловать. Она, бывало, нам поет песни иль пляшет лезгинку… Уж какая, бывало, веселая, и все надо мной, проказница, подшучивала…») [29, т. IV, с. 31].

Максим Максимыч обладает высокими человеческими достоинствами. Он добрый, отзывчивый, готовый разделить чужую беду, чужое горе. У него, как Белинский писал, «чудесная душа, золотое сердце. Это тип чисто русский» [31, c. 35]. В нем отражены черты народного мира созерцания, нравственного опыта народа.

Это все так. Но это только одна сторона образа Максима Максимыча. Другая заключается в его жизненной позиции. Пусть ограниченность умственного кругозора не свойство его натуры, а протекает из неразвитости заложенных в ней добрых начал. Это можно понять, но от этого Максим Максимыч не становится другим. Достойный сочувствия, он выглядит все же олицетворением смирения, которое особо приветствовалось в нем критикой, усматривавшей в смирении и покорности судьбе исконные черты русского национального характера. Порой на близкую точку зрения невольно становятся и современные исследователи. «В противовес Печорину, выступающему носителем разъедающей рефлексии, разрушительной силы мысли, — пишет А. А. Титов, — Максим Максимыч олицетворяет эмоциональное начало, цельность и особую гармоничность человеческой личности, порождаемую „внутренней тишиной“, недоступной людям печоринского типа».

Чем тут восхищаться? Тем, что придавленный суровыми обстоятельствами жизни, человек покорно тянет нелегкую свою лямку. «Особая гармоничность» и «внутренняя тишина», купленные ценой смирения и покорности, недоступны людям печоринского типа. Но Печорин, как писал в свое время Ап. Григорьев, — «сила и выражение силы, без которой жизнь закисла бы в благодушествовании Максимов Максимычей, в их, хотя и героической, но отрицательно-героической безответности, в том смирении, которое легко обращается у нас из высокого в баранье».

Как бы высоко ни ценить достоинства Макмиса Максимыча, надо, наконец, понять, что он, как писал Б. М. Эйхенбаум «не в силах противостоять Печорину в качестве разоблачающего персонажа, даже в эпизоде прощания и обиды».

Максим Максимыч в силу своей ограниченности не может понять Печорина, следовательно, и правильно судить о нем, «Та правда, носителем которой является Максим Максимыч, — пишет Д. Максимов, — не тускнеет от сопоставления ее с правдой его товарища (Печорина) превосходящего скромного штабс-капитана яркостью и блеском"[31, c.24] .

Нетрудно заметить, что взаимоотношения героя романа с Максимом Максимычем и с другими персонажами строятся на психологическом контрасте как столкновения двух чуждых друг другу миров.

Внешне сцена встречи Максима Максимыча с Печориным выглядит так. У штабс-капитана, узнавшего, что приехал Печорин, «в глазах засверкала радость» [29, т. IV, с. 43]. Слуге, не желающему отвечать на его расспросы, Максим Максимыч, предвкушая встречу, говорит: «Да знаешь ли? Мы с твоим барином были друзья закадычные, жили вместе…» [29, т. IV, с. 43]. Он уверен, что Печорин «сейчас прибежит» и с «торжествующим видом» ждет его. При встрече Максим Максимыч «хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [29, т. IV, с. 47].

По общей тональности этой сцены можно заключить, что автор глубоко сочувствует доброму Максиму Максимычу. Его волнение, изумление от холодности Печорина нетрудно понять. Не такой встречи он ждал. Но психологический рисунок этой сцены, несмотря на его кажущуюся простоту, очень сложен. Автор сочувствует доброму старику, но и сожалеет, что он не в состоянии понять своего «закадычного друга». Если бы он был человеком более тонкой душевной организации, то, зная Печорина как человека честного и искреннего, попытался бы найти более глубокое объяснение такой его холодности.

Другой на месте Максима Максимыча, обладающий большей чуткостью, мог бы легко догадаться, что Печорину по каким-то неизвестным причинам не до сердечных излияний. Максим Максимыч, вовсе не считаясь с состоянием своего «закадычного друга», все жаждет душевной беседы: «Мне столько бы хотелось вам сказать… столько расспросить…» [29, т. IV, с. 47].

Таким образом, встает глухая стена между Максимом Максимычем и Печориным. По поводу обиды Максима Максимыча рассказчик — «странствующий офицер» замечает: «В его досаде было что-то детское; мне стало смешно и жалко… Мы простились довольно сухо. Добрый Максим Максимыч сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном! И отчего? От того, что Печорин, в рассеянности или от другой причины протянул ему руку, когда тот хотел кинуться ему на шею! Грустно видеть, когда юноша теряет лучшие свои надежды и мечты, когда перед ним отдергивается розовый флер, сквозь который он смотрел на дела и чувства человеческие, хотя есть надежда, что он заменит старые заблуждения новыми, не менее проходящими, но зато не менее сладкими… Но чем их заменить в лета Максима Максимыча? Поневоле сердце очерствеет и душа закроется…» [29, т. IV, с. 50].

Для бедного старика Печорин был не просто человеком, с которым он прожил какое-то время, но можно даже сказать, что у него к нему были отцовские чувства. Максим Максимыч именно тот тип мужчин, для которого главное семья, дети, но чего, к сожалению, у него нет.