К вопросу о порядке слов текстов деловой письменности конца XVIII века (по материалам госархива г. Тобольска)

К вопросу о порядке слов текстов деловой письменности конца XVIII века (по материалам госархива г. Тобольска)

М. С. Выхрыстюк Скорописные деловые тексты г. Тобольска конца XVIII в., хранящиеся в ГУТО «Тобольский архив в г. Тобольске» содержат богатые сведения о многоплановой жизни жителей главного города Сибири того времени и являются широким полем для исследования разных сторон формирующегося русского литературного языка на отдалённой от российского центра территории. Особенно интересен их синтаксис, а именно словорасположение.

Порядок слов — это один из интересных вопросов русской литературной речи XVIII века. С ним соотносится вопрос о составе и протяжённости предложения, о длине периода. Когда в начале ХК века представители новой художественной литературы говорили о «старом слоге», то они прежде всего обвиняли его «. в запутанности расстановке слов и в затрудненном движении мысли» [2. С. 112]. Порядок слов в деловой письменности XVIII в., пока еще изучен мало. По этому поводу В. В. Виноградов заметил: «Любопытно, что даже те историки русского языка которые расширяют объем понятия „литературный язык“, включая в него и разновидности деловой речи, с его второй четверти, обычно уже не следят за историей применения канцелярско-деловых стилей речи» [1. С. 29]. Исследования языка деловой письменности, в основном, относятся к советскому периоду. А. А. Шахматов одним из первых оценил значимость делового языка при изучении новгородских и двинских грамот.

В конце XVIII — начале XIX веков можно говорить о сложении современной синтаксической системы в области простого предложения. Становится более чётким порядок слов, связь между членами предложения, осложнение простого предложения, типы неполных и односоставных предложений. Большую ценность для изучения деловой письменности конца XVIII века приобретает материалы местных архивов.

В составе фондов архива г. Тобольска — указы, прошения, доношения, репорты, жалобы, реестры, списки; сообщения, оправдания, описи, приходнорасходные книги, наказы, квитанции, счета, расписки, протоколы и документы других жанров судебного делопроизводства города конца XVIII в. Исследуемые документы — это тексты, содержащие информацию о жизнедеятельности крупных судебных и правоохранительных заведений города, а именно: Тобольского верхнего надворного суда (И-363), Тобольская палата гражданского суда (И-361), Тобольской верховной расправы (И-365), Тобольской нижней расправы (И-368), Тобольского уездного суда (И-373), отражающие уровень развития делового языка второй половины XVIII в. Все анализируемые документы представляют собой тексты двух разновидностей: 1) официальные, достаточно строго нормированные из центральных канцелярий, но принятые в г. Тобольске и записанные местными писцами (указы, законы, распорядительные документы, репорты, судебные акты и др.); 2) документы текущего местного делопроизводства, представленные также многообразными жанрами (прошения, доношения, объяснения, жалобы, требования, оправдания и др.). Разница между первой и второй разновидностями заключается в неодинаковой текстологической значимости отдельных синтаксических конструкций.

В основном, это судебные дела о взимании штрафе с крестьян и казаков, о краже денег, лошадей, имущества; о продаже хуторов земельных участков, лавок;

о недоимках, уплате оброчных денег, долгов; об убийствах, оскорблениях; о бежавших крестьянах и казаках; о противозаконных действиях разных должностных лиц, а также «расспросные речи о том, как заключены есть в Тобольском уездном суде», указы из казенных палат, списки и реестры, описи имущества осужденных, прошения о помиловании, отказные книги. Каждая из деловых бумаг обладает своеобразным содержанием и известной стандартностью оформления (одинаковые зачины и концовки — в зависимости от жанра, определенный набор устойчивых словосочетаний и оборотов). Внешне строго стандартизированная форма большинства документов не препятствовала проникновению в них живой разговорной речи. Протоколы допросов, судебные дела и документы крестьян, казаков и мещан (жалобы, прошения, доношения, допросы) почти полностью лишены канцелярских штампов за исключением начала и конца, которые в основном сохранялись неизменными, и представляют огромную ценность, так как отражают живую разговорную речь последней трети Х^ века.

В конце XVIII века выделяются две причины, затруднявшие словорасположение: сильно развитая грамматическая омонимия и практика расположения слов безотносительно к актуальному членению. Если в современном языке предложение начинается с существительного в винительном падеже, обозначающего объект, то оно является темой или особой акцентируемой частью темы, в тексте же XVIII века оно могло быть и темой и ремой, и частью глагольного словосочетания, входящего в состав темы и ремы, то есть в языке ХVIII века одна и та же синтаксическая конструкция использовалась для выражения разного содержания.

Итак, представляется сложная картина — отсутствие определенных норм словорасположения, с одной стороны, и власть шаблонов, сковывающая свободу словорасположения, не позволявшая сознательно приспосабливать во всех случаях порядок слов к динамике речи, с другой стороны. В зависимости от характера текста изменялись соотношения этих сторон. В деловой речи, например, где отсутствовала эстетическая установка, сильнее ощущалась власть однообразных книжных схем словорасположения. Но и это утверждение неправильно по отношению ко всем жанрам деловой письменности. Памятники деловой письменности требуют дифференцированного подхода к документам разного жанра. «Характерной чертой словорасположения описываемой эпохи было отсутствие устойчивых норм, сочетавшееся с усиленной властью моды, с господством синтаксических шаблонов и штампов» [5. С. 93].

В начале XVIII в. функциональные разновидности не характеризовались единством стиля. В. В. Виноградов писал «о смешении стилей и контекстов», о «.хаотических противоречиях в литературном языке, его „хаотической бессистемности“, об отсутствии твердых признаков жанра и стиля» [1. C. 191].

Перед пишущим открывались две возможности расположения слов: следование громоздким, книжным, лишенным гибкости синтаксическим шаблонам и непосредственное отражение порядка слов устной речи. Чаще всего в одном тексте осуществлялись обе возможности, контраст стилистически разнородных и основанных на разных структурных принципах особенностей словорасположения был отличительной чертой текстов начала XVIII века. Эта особенность сохранилась и в судебных документах г. Тобольска второй половины XVIII века: «Бьет челом тоболского уездного казначейства губернской регистраторъ Григорий Васильевъ сынь Выоотинъ тоболской второй нижней расправы на губернского жь регистратора Якова Петрова сына Иконникова» (И-361−87−56); «Прошлого 1784-Г0 года въ осеннее время шолъ я по деревне…» (и-363−87−121).

В первой трети ХVIII в. в связи с ломоносовской теорией трех стилей наметилась стилистическая дифференциация в сфере словорасположения, которая сводилась к следующему: 1) книжные конструкции (с постпозицией глагола-сказуемого) были обязательны в высоком стиле, но употреблялись и за его пределами; 2) книжным чертам в расположении слов были противопоставлены нейтральные (с препозицией глагола-сказуемого по отношению к подлежащему), которые употреблялись во всех сферах речи. «В области синтаксиса литературного языка нормализация была сосредоточена на формах высокого стиля… в среднем и простом слоге присутствовало смешение синтаксических форм просторечия с отражениями латино-немецкого синтаксиса, шедшими из церковнославянского языка и официально-канцелярского слога» [1. C. 111]. К середине XVIII в. активизируются книжные черты порядка слов, заметно стремление к освобождению литературного языка от синтаксических форм разговорной речи. В «новом слоге» Карамзина порядок слов становится более приспособленным к выражению смысловых связей в тексте. А. С. Пушкин, противопоставляя язык Карамзина языку Ломоносова, писал: «Однообразные и стеснительные формы, в кои он (Ломоносов) отливал свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластическая величавость, полуславянская, полулатинская… К счастью, Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова» [7. С. 324].

Карамзин в целом осуществил принцип соответствия порядка слов в предложении его актуальному членению, описываемая эпоха представляет собой длительный переход от двух типов литературного языка — книжно-славянского и народно-литературного — к одному языку с тремя стилистическими обособленными разветвлениями. «.XVIII век получил в наследие от предшествующей эпохи различавшиеся варианты словорасположения, восходящее к двум типам литературного языка — книжно-славянский и народнолитературный» [6. С. 366].

Второй тип дал собственно русские, стилистически нейтральные варианты словорасположения, управляемые и примыкающие члены после управлявших в глагольных и именных словосочетаниях, спрягаемые формы глагола перед инфинитивом и связка перед именной частью в составных сказуемых, постпозиция глагола — сказуемого по отношению к подлежащему в перечисленных предложениях, препозиция качественных прилагательных, контактное расположение синтаксически связанных членов предложения. Вариантами с книжной высокой окраской являются препозиция глаголасказуемого в предложениях, а также постановка управляемых и примыкающих членов перед управлявшими, спрягаемых фopм глагола после инфинитива, постпозиция качественных прилагательных, различные типы дислокации и препозиции актуализируемых членов. «Для письменности, требовавшей среднего рода глаголий, — утверждает И. И. Ковтунова, — начиная с петровской эпохи, было характерно немотивированное (не оправданное стилистическим заданием) сочетание стилистически разнородных cpeдств» [6. С. 369]. деловой текст тобольск язык Контактное расположение подлежащего и сказуемого достаточно частотно в исследуемом материале: «Сие дело начелося сперва го рапорту посланному, а тоболской нижней земской судъ Каннской слободы крестянского старосты Лушникова» (И-361−87−121); «Означенная же бывшая на омете ево Рязанова соль хранилась вь трехь анбарахь за общими того господина Юрлова и ево Рязанова печатыга» (И-363−53−22); «К сему рапорту вмЪсто крестьянского старосты Тимофея Евдокимова по ево приказу руку приложил пищикъ Иванъ Новохрещинь» (И-368−87−121).

Дискантное расположение подлежащего и сказуемого не менеее частотно. Оно отмечено и при препозиции подлежащего, и при препозиции сказуемого: «К оной девке Анне Шеманцевой по многу расъ похаживалъ здешняго питейного дому сиделець Василей Давыдовъ (И-373−53−22); С I по 8-е число сего кода выехало для торга товарами на здешний меновой дворъ бухарцевь 19, ташкенцевъ 2 и пр.» (И-365−87−121); «А дЪти ихь обратно вь челябинский нижний земской судь для уволения ихь вь свои домы послаются» (И-363−5-22); «Крестьянская жена Настасья Савельева дЪтей своихь не до пускала и ниподкакимь видомь и предлогомъ вь вь домь свои» (И-365−8-121).

В 70 предложениях из 100 наблюдается препозиция подлежащего, то есть 65% исследуемых предложений — предложения с прямым порядком следования главных членов (П-С): «Той слободы крестьяне Александръ Панкратовь и Мамонтъ Звонаревъ представили к нему пойманныхь помянутого села в питейном доме неведомо какихь двухь человекь» (И-368−38−327); «Лекарский ученикь Фома Вороновь прошлаго года в октябре месяце в квартиру дьячка Капустина неоднократно ходил не по съвоему изволу» (И-361−62−11); «В сенникь на гумно к нимь онь не приходилъ» (И-373−53−27); «Онь за масла и протчимъ вещей у ево потерявших не за плотилъ обещанной пудь муки прошений» (И-368- 38−327); «Башкирец Кусянберда для дачи следуемого по оному делу на допросъ доказательства явился» (И-365−38−72); «По приходе моем в день жена моя об оном» мне сказала" (И-363−87−56); «Оной сержанть ему за вино и другие питья много денегь задолжаль» (И-368−87−128); «Крепостная дворовая девка жени ево Лукерья Антонова дочь неведано худы отлучилась» (И-363−1-38−27); «Две пушки стоять, при реке Узельке по течение внизъ» (И-368−1-22−63); «Сей крестьяне имеютъ перочинные ножи» (И-363−1-53−12); «В доме отца ево вместе с таможенными 1733 года генваря 23 дня в селенинской посадкой члень Василей Гуревь послаль сию запись» (И-361−87−121).

Можно заметить, что всегда в препозиции за небольшим исключением стоит подлежащее, выраженное местоимением 1-го и 3-го лица, рєжє 2-го лица. Чаще стоят в постпозиции подлежащие, выраженные указательным местоимением или имевшие при себе определение, которое выражено указательным местоимением.

Предложение, в которых подлежащее, выраженное личным местоимением, стоит в постпозиции по отношению к сказуемому, отражают разговорную peчь. Исследование показывает, что в предложениях с препозицией подлежащего подлежащее выражено личными местоимениями (я, онь, она, оне). Это составляет 44% от общего количества: «Он ее топталъ ногами смертельно и едва не умертвилъ» (И-365−22−12); «На 4-е число сего месяца въ ночи онь услышавъ шумъ у двора Марьи Малышевой изъ дому своего пришелъ» (И-363−53−27); «Они на меня показали напрасно» (И-368−38−23).

Нами отмечены предложения, в которых указательные местоимения являются подлежащим или определением. Здесь имеет место препозиция подлежащего: «Се подписана…» (И-363−53−22); «Сеи крестиане имЪють перочинные ножи» (И-368−22−63); «Тотъ де крикъ услышанъ быль казахомъ» (И- 361−87−121).

Предложения с постпозицией подлежащего, выраженного личным местоимением, составляют 26% и носят явно разговорный характер: «Поехали мы все обратно домой…» (И-3681−38−23); «Объявилъ я об ономъ своему старшине» (И-373−89−121).

Поскольку прямой порядок слов можно считать нормой для делового языка.

XVII в., обратимся к примерам с обратным порядком слов (30% от всех предложений) и осмыслим их с точки зрения причин, обусловливавших данный порядок слов.

Предложения с обратным порядком слов чётко разбиваются на две группы: 1) сказуемое на первом месте и 2) подлежащее в абсолютном конце.

Среди предложений со сказуемым на первом месте отметим большую группу, имеющую начальные клише деловой речи. Глагол в абсолютном начале таких предложений позволяет сразу же выразить суть вопроса, характер деловой бумаги: приказ, указ, купчая, поношение, жалоба, рапорт, прошение и др.: «Доносить уфимскаго наместничества Тюменской округи Картабынской волости команды старшина Ялтырь Тархановъ Таймасоовь» (И-368−38−27); «Получено предложение заседателево отъ Коловского заседателя» (И-368−22- 63); «Приносилъ жалобу батшкирец, акымбет рыбаевъ» (И-373−11−39); «Бьет челом таболского уездного казначейства губернской регистраторь Григорий Васильевъ сынъ Высотинъ» (И-368−38−27).

Следующая группа бумаг — это документы, оканчивающиеся подписью. Часто в качестве сказуемого, стоящего в препозиции по отношения к подлежащему, используются канцелярские штампы типа «руку приложил», «бумагу свою приложил». Имя, должность человека, поместившего под документом свою подпись, оказывается в абсолютном конце, на эти слова падает логическое ударение. Тем самым предложение выполняет свою информативную функцию — указывает имя подписавшегося, его должность.

Слова, обозначающие должность и имя подписавшегося, являются ремой. Рема следует за темой: «К сему выбору вмЪсто посадских людей руку приложилъ Гуляев Иван Петровъ снъ» (И-363−53−27); «Вместо старости ево прозбой подписалъ отставной сержантъ Степанъ Громовъ» (И-361−89−121); «Допросы проводил заседатель (И-368−23−67); Посему клятвенному обещанию присягади казаки…» (И-363−53−22).

Среди предложений со сказуемым на первом месте особую группу составляют предложения, отражающие живую разговорную речь. Такие предложения возможны в «распросных речах»: «Убегъ онъ въ домъ ево в деревню Кипельскую…» (И-365−87−126); «Видели его здорового люди…» (И-368−87-Ш); «Хворалъ онъ тяжко…» (И-368−22−12); «Приехал к нам в деревню Оренбургского 4-го полевого баталиона поручикъ…» (И-363−53−22); «И побегли все по улицЪ…» (И-365−87−121).

После второстепенных членов, актуализированных в тексте, это самый распространенный случай. Во многих юридических формулировках на первый план выдвинуты обстоятельства (чаще времени и места) или дополнения: «В сундуке лежит шапка круглая казачья» (И-368−38−27); «А лошать сию виделъ нашъ татарский часовой за валомъ крепостнымъ» (И-369−38−27); «Того года въ ноябре жилъ онъ Ларионь Шелкуновъ въ Озерномъ редуте» (И-363−53−22); «Напередъ сего два дня полезь оной Каревъ въ подьгребокь къ себе въ онбаре» (И-368−22−63−12); «Назадъ тому летъ петнадцать за кражу лошадей безъ всякого де наказания сослань былъ на поселение в городъ Тобольскъ» (И-368−38- 27); «Минувшего октября 30 числа услыхалъ онъ крыкъ крестьянина Семена Гореванова» (И-363−53−22); «Изроту и носу течет крофь» (И-368−38−7).

Подлежащее в абсолютном конце увеличивает его смысловую нагрузку: «Была дана оная ставка…» (И-368−22−63); «Въ воскресную мирскую кантору помимо от него объявление» (И-373−38−327).

Изучение рукописных документов деловой письменности XVIII в. показывает, что численно преобладают предложения с прямым порядком слов. Обратный порядок не является нарушением построения предложений. Он всегда мотивирован (начальное клише, канцелярские штампы «отражение разговорной речи, юридические формулировки и пр.). Постановка подлежащего в абсолютном конце предложений не является чем-то инородным, привнесенным извне и не может считаться признаком европеизации нашего языка. Такое расположение главных членов предложения свойственно русскому языку и вызвано особыми причинами (увеличение смысловой нагрузки подлежащего).

Памятники письменности, хранящиеся в местных архивах, представляют, несомненно, большую ценность для исследователя-лингвиста, так как анализ их языковых особенностей позволяет создать объективную картину состояния и уровня нормирования русского языка на периферии в период формирования русской нации.

Источники

• 1. Фонд № И 363 Тобольский верхний надворный суд (1765−1796 гг.).
• 2. Фонд № И 361 Тобольская палата гражданского суда (1789−1797 гг.).
• 3. Фонд № И № 365 Тобольская верховная расправа (1786−1797 гг.).
• 4. Фонд № И 368 Тобольская нижняя расправа (1790−1792 гг.).
• 5. Фонд № И 373 Тобольский уездный суд (1797−1821 гг.).
• 6. Список литературы
• 7. Виноградов, В. В. Из истории изучения русского синтаксиса /
• 8. В. В. Виноградов. — М., 1958. — 400 с.
• 9. Виноградов, В. В. Основные вопросы синтаксиса предложения /
• 10. В. В. Виноградов // Избр. тр. — М., 1975. — 320 с.
• 11. Владимирова, О. В. Из наблюдений над расположением сказуемого в простом предложении (по данным Курганской деловой письменности XVIII века) /
• 12. О. В. Владимирова // Актуальные проблемы филологии: сб. матер. науч.-практ. конф. — Курган: Изд-во Курганского госуниверситета, 1999. — С. 26−28.
• 13. Золотова, Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г. А. Золотова. — М.: Наука, 1982. — 366 с.
• 14. Ковтунова, И. И. Порядок слов в русском литературном языке XVIII — первой трети XIX в. / И. И. Ковтунова. — М., 1973. — 226 с.
• 15. Лосева, Л. М. Как строится текст / Л. М. Лосева. — М.: Высш. шк., 1980.
• 16. Пушкин, А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 3 / А. С. Пушкин. — М.: Наука, 1995. 324 с.