Основные формы проявления этнической идентичности в ситуации глобализации

Задачей этого параграфа являются описание основных форм проявления идентичности, анализ проблематики идентичности в контексте теорий глобализации.

Развитие современного мира характеризуется наличием двух кардинально противоположных тенденций и разнонаправленных векторов. Прежде всего, речь идет об интеграционных процессах, которые обусловливают формирование общих для многих народов и стран земного шара экономических и политических институтов и размывание их культурных и цивилизационных особенностей. В противном случае имеет место дезинтеграция, фрагментация на почве возрождения чувства национальной, этнической, клановой принадлежности в пределах отдельных стран и регионов, что ведет к росту конфликтогенности. В мире сформировалась своеобразная дуга нестабильности, которая охватывает огромное пространство от Балкан до Афганистана, где возрождается этницизм, национализм, религиозный фундаментализм, растет угроза территориальных, этнонациональных, конфессиональных конфликтов.

Во время кардинальных социальных сдвигов и трансформационных процессов теряются важные жизненные ориентиры, значимые социальные и моральные ценности, а в итоге — социально-культурное единство. Подобные процессы обостряют проблему идентичности и актуализируют необходимость ее теоретического осмысления как способа самопознания и формы самоутверждения в меняющемся мире.

К наиболее актуальным и обсуждаемым среди научной общественности относятся исследования идентичности в контексте глобализационных процессов. При этом следует отметить временную синхронность обращения отечественных и зарубежных исследователей к проблеме кризиса идентичности, хотя и обусловленную различными факторами. Сам же кризис идентичности дифференцируется учеными как конститутивный конфликт глобализации. Однако, как отмечают российские исследователи В. Г. Федотова, В. А. Колпаков, Н. М. Федотова, эта проблема достаточно новая и поэтому недостаточно освещена в литературе. А среди работ, посвященных анализу культурной идентичности наций и граждан в эпоху глобализации, прежде всего, упоминается работа Б. Нейчмана «Четвертый мир: нации против государств».

В начале 90-х гг. ХХ в. отечественные ученые начинают активно исследовать проблемы идентичности. Учитывая геополитическую специфику страны, изучается этническая, национальная, религиозная и региональная идентичность. В. А. Бойко исследует причины кризиса идентичности и связывает последнюю с ростом социальной мобильности, неопределенностью и непредсказуемостью практически всех социокультурные процессов, изменчивостью структуры. А. А. Мусиездов высказывает мнение о том, что ключевыми особенностями современного общества, имеющими принципиальное значение с точки зрения формирования и функционирования территориальных идентичностей, выступают изменения соотношения общества и территории, с одной стороны, и изменения механизмов идентификации как таковой.

Российские ученые находятся в активных поисках новой идентичности, поскольку констатируют наличие кризиса как свершившийся факт: «…сегодня мы живем в стране, где острым из всех кризисов стал кризис идентичности». Ряд ученых предлагают различные проекты преодоления этого кризиса, среди которых в последнее время приобретает широкое распространение концепция «русского мира».

Западные ученые изучают проблематику идентичности в контексте теорий глобализации и концепций постмодерна. Так известный американский ученый С. Хантингтон в работе «Кто мы?» утверждает, что кризис идентичности стал глобальным феноменом, а дебаты по этому поводу превратились в характерную черту нашего времени. Он анализирует специфику проявления кризиса идентичности в разных странах, и особое внимание уделяет американской идентичности, ее перспективам и вызовам в XXI в. Ученый обосновывает причины подъема субнациональных идентичностей, рассматривает взаимосвязь между такими явлениями как «сужение» и «расширение» идентичностей. На основании наблюдений он показывает, что кардинальные социальные изменения и экстремальные ситуации, характерные для современности, могут разрушить или резко изменить идентичность.

Британский социолог З. Бауман считает, что идентичность в современном мире становится призмой, через которую рассматривается, оценивается, изучается жизнь во всем ее многообразии. Ученый сосредотачивается на ее экономических основах, а через них выходит на структурные корни того знаменательного изменения в интеллектуальном климате эпохи, наиболее характерным признаком которой становится кризис идентичности. Изучая трансформации, происходившие с идентичностью с начала эпохи модерна до современности, он констатирует существенные изменения в содержании последней. По его мнению, проблема, которая мучает людей в конце ХХ в., состоит не в том, как найти и сформировать выбранную идентичность и заставить окружающих признать ее, а в том, какую идентичность выбрать и как оказаться в состоянии вовремя сделать другой выбор, если избранная идентичность потеряет ценность и привлекательные черты. То есть речь идет не только о плюрализме идентичностей в глобализированном мире, но и о расширении диапазона выбора идентичности.

Кризис идентичности в таком контексте выступает как рядовое состояние индивидов, которые вынуждены в ситуации постоянной неопределенности менять или искать свою собственную идентичность. Кризис идентичности — это состояние людей, которые не способны по разным причинам адаптироваться к изменениям внешней среды, к новым условиям жизни, поскольку реалии глобализирующегося мира возникают перед человеком как хаотичные, нестабильные, слабо структурированные, и она не в состоянии осознать угрозы и выделить факторы, определяющие ее позицию, выработать модель поведения в таком мире.

Американский социолог Э. Гидденс считает трансформацию идентичности и глобализацию двумя полюсами диалектического противостояния локального и глобального в условиях высокого модерна. Он утверждает, что идентичность в обществах позднего модерна не достигается мгновенно и без проблем, а выступает как ряд дилемм самоопределения, среди которых унификация и фрагментация; отсутствие возможностей и их большая численность; авторитеты или самоопределения в условиях их отсутствия; индивидуальный опыт или стандартизированное поведение. Противоречивость влияния глобализации заключается в том, что с одной стороны, процессы фрагментации, расширяют возможности для самореализации, а затем и самоидентификации, но в то же время эти возможности ограничиваются или вообще исчезают. При отсутствии авторитетов и доминирования стандартизированного квазирыночного поведения самоопределение существенно затрудняется. То есть, на глобальном уровне возможности идентификации расширяются, а на уровне локальном, учитывая процессы унификации, они сужаются.

М.Кастельс, один из создателей теории информационного общества, констатирует как свершившийся факт рост дистанции между глобализацией и идентичностью, между сетью и «Я» и связывает это явление с кризисом модели идентичности, основы которой заложили греческие мыслители почти две с половиной тысячи лет назад. Под идентичностью он понимает процесс, во время которого социальный актер узнает себя и конструирует собственное поле смыслов на основе заданного культурного атрибута или их совокупности. Определяющим противоречием глобализации ученый считает противоречия между сетью и идентичностью, между сетью и «Я», а его преодоление видит в формировании новой идентичности. Последнее станет реальностью после преодоления кризиса локальных идентичностей, о наличии которых свидетельствует подъем национализма и религиозного фундаментализма. Ученый считает, что сегодня вектор поиска идентичности направляется в прошлое, при этом, как правило, мифологизируется в коллективной памяти, несмотря на наличие конфликтов, войн, негативного социального опыта и конфликтогенного потенциала.

Для большинства зарубежных ученых не вызывает сомнения утверждение, что проблематизация идентичности является результатом ослабления социальных институтов в массовом, индустриальном обществе и отсутствия в информационном обществе нового типа учреждений. Глобализация является основным признаком, базовым трендом постиндустриального современного мира, в котором основные институты, характеристики и понятия современного мира, которые отражают (национальное государство, гражданское общество, идентичности), уступают место новой пространственной универсализации мира, объединенного единой компьютерной сетью и требуют адекватного понятийного аппарата для их описания и объяснения.

Понятие «идентичность» воспринимается как само собой разумеющееся и интуитивно понятное. Этимологически этот термин произошел от латинского слова «отождествляю». Уместно отметить, что идентичность и идентификация, в значительной степени вытеснив традиционные понятия самосознания и самоопределения, выступают как их смысловые эквиваленты. Подобную терминологическую экспансию ученые объясняют более широким эвристическим потенциалом этих терминов, поскольку они включают явления и процессы, не поддающиеся рефлексии.

Проблема этнического самосознания, дискурс идентичности в европейском контексте известен со времен Древней Греции. Именно в то время был сформулирован принцип самоидентификации в дихотомии «эллин — варвар», который определял отношение греков к соседним народам. Эллинами считались люди, общающиеся на греческом языке, а всех остальных, кто пользовался иными языками и придерживался других обычаев, называли варварами. Идентификация сначала имела лингвистический характер, но на чувство этнического самосознания повлияли также и праздники, которые начали проводиться в VIII в. до н.э. Все это стимулировало осознание своего родства, близости по крови и культуре и одновременно отличало от всех других народов — варваров. Хотя сначала сам термин не содержал пейоративного окраса, отрицательную коннотацию он получает во времена военной конфронтации греков и персов. А с IV в. до н.э. слова «варварство» и «варвар» начинают ассоциироваться с дикостью, невежеством, жестокостью, бескультурьем, а в доктрине панэллинизма упрочивается идея превосходства, высокомерия эллинов над другими народами.

На формирование идентичности влияет целый ряд факторов, среди которых выделяют стойкие (географическая среда, конфессиональная принадлежность) и неустойчивые (геополитическое положение, экономические, культурные и другие факторы). Опираясь на родной язык, культурное наследие (традиции, религию, ментальные конструкты, зафиксированные в нормах и обычаях повседневного бытия), осмысление собственного исторического опыта, художественные и научные достижения, идентичность обеспечивает приобретение личностью духовной целостности и эмоциональной устойчивости, формирует систему ценностных координат, на основе которых осознается сопричастность к этносу, обществу, государству. Идентичность определяют, как систему восприятия мира, его категоризацию, что через приведение повседневного бытия, предоставления ему смыслов и значений формирует социальную ответственность. Именно на этой основе возникает ощущение «мы» как осознание своей причастности к национальной культуре, патриотизм и любовь к Родине. Именно это делает идентичность, с одной стороны, достаточно стабильной, а с другой — подвижной. Идентичность на протяжении всей истории человечества выступала необходимым условием консолидации общества, глобализационные процессы подвергают самой разрушения идентичность, вызывая ее кризис, создают ситуацию неопределенности и непредвиденности во всех сферах общественной жизни.

Что касается истории термина «кризис идентичности», то его начинают использовать во время Второй мировой войны для объяснения состояния некоторых больных психическими расстройствами, которые потеряли представление о самих себе и о последовательности событий. Представитель психоаналитической школы в антропологии Э. Эриксон на основе опыта, приобретенного во время психиатрической практики, кризисом идентичности назвал болезнь, которой страдали дети в 50−60-е гг. прошлого века. Ученый проанализировал ее причины, обнаружил специфику и предложил конструктивные пути преодоления кризиса через социализацию и инкультурацию. В этом контексте он рассматривал проблемы национальных меньшинств, одним из первых актуализировал гендерную проблематику, разработал идентификационные схемы традиционной и модернизированной культуры и обнаружил очаги возможных конфликтов. Э. Эриксону принадлежит и определение идентичности, которое сегодня является классическим, что это субъективное ощущение своей тождественности и целостности, которое является источником энергии и наследственности (преемственности). Он выразил важное суждение о связи между кризисами, которые переживают конкретные люди, и кризисами переходных исторических эпох. В такие эпохи нестабильности и неопределенности активизируется хаос, который определяет хаотическое состояние человеческой души, общества, цивилизации в целом. Хаотический состояние человеческой души, по мнению Э. Эриксона, наиболее адекватно отражает понятие кризис идентичности. В этом случае речь идет о коллективной идентичности, в соответствии с которой народ воспринимает и понимает самого себя и формирует собственный образ.

Сущность кризиса идентичности культурологи связывают с расширением жизненных и социальных возможностей современного человека. «Вопрос об идентичности по вопросу о принадлежности человека, кем он является, превращается, трансформируется в вопрос о том, от кого она отличается. Становится насущным определения внутреннего пространства человека, который только и дает ей возможность быть субъектом и осуществлять рефлексию своей жизни — быть свободным».

В современной культуре кризис идентичности приводит к неуверенности человека в своем будущем, ощущению постоянной опасности и тревоги, росту разрыва между поколениями и другим экзистенциальным проблемам. Процессы детрадиционализации, снижения роли и значения традиций и моральных норм, характерные для постиндустриального общества приводят к расслоению, распылению таких устоявшихся видов идентичности, как национальная, классовая, гендерная, сформировавшихся в эпоху модерна.

Ситуация неопределенности, которая, по мнению П. Бурдье, «имеется сегодня везде», хаос и нестабильность в начале 90-х гг. ХХ в. заставили обратиться к собственным истокам, к таким первичным смыслам и ценностям, как семья, религия, язык, история.

Под влиянием глобализации интенсифицируется процесс гибридизации культуры, поскольку разветвленная система коммуникаций и повсеместное внедрение информационно-коммуникативных технологий нивелирует местные различия, способствует распространению универсальных ценностей и продуктов массовой культуры, чем и обеспечивает формирование гомогенной культуры.

Продукты массовой культуры заполняют мировое информационное пространство независимо от желания людей и вызывают изменения в социальной структуре социума, деформируют и разрушают национальные культуры, обостряют проблему культурной идентификации человека. Таким образом, гомогенизация культуры как результат социокультурной глобализации разрушает культурную идентичность, грозит потерей национально-этнической идентичности и создает тип человека, который придерживается общих стандартов поведения и образа жизни. Сохранение своей культурной, национальной, конфессиональной, этнической идентичности представляется возможным на локальном уровне и является естественной реакцией на угрозу гомогенизации и стандартизации. При таких условиях на первый план выходит микроидентичнисть, идентификация с ближайшим окружением, ощущение близости с основными первичными контактными сообществами, что в кризисных ситуациях выступают как наиболее надежные.

Формирование монокультурного мира сопровождается распадом сложившихся связей в культуре и нарушением механизмов идентификации, находит выражение в кризисе идентичности, когда человек не способен сравнить свой образ мира с картиной мира, сформированной в рамках этноса, нации, государства, социального слоя или любой другой общности. Такой человек, теряя субъектность, превращается в маргинала и становится объектом манипуляции. Эти процессы являются общемировыми, но особенно ярко они проявляются в странах постсоветского пространства, среди которых и Россия, которая находится в поисках новой идентичности. Идентичность, как известно, не дается автоматически, а обеспечивается политикой, которую называют политикой идентичности. Поэтому во избежание перспективы абсолютной маргинализации россиян должна быть разработана адекватная реалиям времени политика идентичности, в которой исключительное значение должно иметь образование, призванное подготовить общество к полноценному вхождению в глобализирующийся мир. Информационное, постиндустриальное общество, как известно, основывается на инновационной деятельности и новых информационно-компьютерных технологиях и поэтому нуждается в новой элите, высокообразованных людей, способных обеспечить конкурентоспособность своей страны и свою личную. В противном случае общество не будет отвечать требованиям современного технологического уклада, маргинализируется и окажется на обочине мировой цивилизации. В отечественном социуме должно состояться осознание того, что непременными условиями евроинтеграционных процессов, является преодоление собственного кризиса идентичности, определения своего места в глобальном мире с учетом особенностей национальной культуры и цивилизационной принадлежности.

Культура, ее ценности, символы и смыслы, характер символического опредмечивания мира, духовный универсум культуры этноса, нации, народа, цивилизации не поддаются механической унификации. Если же такое происходит, то можно утверждать о замене одних ценностей и соответствующих им культурных миров другими, о поглощении одной картины мира, одной символической системы другой. Попытки унификации духовного универсума приводят к стагнации культуры, ее неизбежного упрощения, архаизация и возвращение к неактуальным формам общения, на личностном уровне способны вызвать деградацию сознания, ценностного мира человека, спровоцировать рецидивы «современного варварства», распространение которого означает саморазрушение цивилизации. Драматизм современной истории, как пишет Н. В. Мотрошилова, заключается в варварском пренебрежении законами и нормами, которые сознательно нарушаются.48 В таком мире происходит «сужение идентичности», которое характеризуется ростом национализма и угрозой этнополитических конфликтов для стран, где только начинаются демократические процессы или стран с неконсолидированной демократией. К числу последних относится и Россия, что следует учитывать отечественным политикам.

«Сужение идентичности», как показывает С. Хантингтон, благодаря интеграционным и глобализационным процессам, сопровождается одновременным ее «расширением» и приводит к появлению новой «наднациональной» идентичности. Прежде всего, это касается Европы, где формируется европейская идентичность и в то же время происходит ее сужение. Так шотландцы, ирландцы считают себя европейцами и все меньше отождествляют себя с британцами. Подобные тенденции характерны для многих других европейских идентичностей. Как пишет П. Бьюкенен, «много детей мусульманских иммигрантов принадлежат к современному „потерянному поколению“ и они обращаются к воинствующему исламу, чтобы найти идентичность, общность, причину для того, чтобы жить — и чтобы умереть».

Высокий динамизм современной жизни, его индивидуализация и гиперперсонализация разрывает национальный и культурный контексты, усиливая при этом кризис идентичности, затрудняет приобретение стабильной идентичности в ее традиционных унифицированных формах и обусловливает доминирование микроидентичностей. Более того, З. Бауман, считает, что старое значение идентичности потеряло в современном обществе свою твердость, определенность и целостность. «Идентичность кажется только на первый, внешний взгляд фиксированной и твердой, но при рассмотрении с середины она оказывается хрупкой, уязвимой и такой, которая постоянно раздираема внутренними силами».

Профессор Лондонской школы экономики Ч. Кукатас считает, что в нестабильном социуме надежной группой поддержки не может быть и этническая общность. Он говорит о том, что этническая принадлежность является величиной не постоянной, а переменной: этническая идентичность не статична, текучая и меняется вместе с окружением. Также этническая идентичность имеет контекстуальный характер, поскольку границы между группами обычно изменяются в соответствии с политическим контекстом.

Таким образом, среди угроз современной цивилизации кризис идентичности одна из главных, а демографические проблемы, миграционные потоки обостряют ее еще больше. Преодоление кризиса требует нахождения ответа на специфический вызов глобализации — углубление конфликтов между людьми, которые чувствуют свою причастность к глобальному миру, живут в этом мире и людьми локальных культур. Речь идет, о конфликте между людьми, которые мыслят категориями глобального мира, и людьми, которые мыслят локально. Поэтому необходимо на практике реализовать принцип: «мыслить — глобально, а действовать — локально». Однако, современная цивилизация, как продукт культурной деятельности человечества на протяжении всей своей истории, оказывается неспособной создать новые рамки социальной интеграции и сформировать социальные институты, которые смягчили бы конфликты, вызванные трансформациями и вызовами новой стадии цивилизационного развития.

Кризис идентичности следует из грандиозных изменений, произошедших в мире за несколько последних десятилетий, и пронизывает в разной степени мировую цивилизацию в целом. В этом контексте возникает необходимость поиска путей ее решения, поскольку, как писал А.Дж. Тойнби, цивилизации обречены на гибель, если оказываются неспособными разрешить кризис своей эпохи.