Литература. 
Юмор и сарказм как выражение авторской позиции (на примере издания "Новая газета")

• 1. Большая советская энциклопедия.
• 2. Литературная энциклопедия.
• 3. Ожегов С. И. Толковый словарь.
• 4. Николаев Д. Смех — оружие сатиры. М.: Искусство, 1962 — 224с.
• 5. www.evartist.ru // Тертычный А. А. Жанры периодической печати. М., 1999.

Приложение 1

Сказки нашего леса

Представьте себе такой политический театр, где звери ставили бы пьесу из жизни зверей. Зайчик, сказал режиссер, сыграет у нас роль козла. Приклейте ему бороду и рога. Пусть озвучивает повестку дня и вопросы административной реформы. Лиса будет играть белочку. В ее ведении, само собой, социальная сфера. Волк останется за кулисами и будет оттуда высказываться за мартышку на международные темы. Медведя сыграет бобер. И тут непременно нужно играть в таком либерально-западническом духе, с видением перспективы и современных тенденций. Ну, а самого медведя выведем за штат и назначим помощником режиссера. Чтобы ни у кого не возникло соблазна выйти из роли и подвести тем самым весь коллектив. Да и за зрителями пускай присмотрит. Чтоб не шуршали конфетами и оставались в рамках действующего законодательства.

Признаем, что эта режиссерская метода остроумна почти до гениальности. Ибо если бы заяц играл зайца, а козел исполнял роль козла, то зачем бы им нужен был режиссер? Что мог бы он им сказать по поводу их игры? В чем поправить? А тут каждый знает, что говорит не свои слова не своим голосом, зато и оглядывается поминутно: так ли он все делает? Не выбился ли из рисунка роли и общего режиссерского замысла, расписанного аж до 2020 года?

Да и на зрителей, оказывается, это производит впечатление. Вроде бы и чувствуешь, что медведь этот не совсем медведь. А все-таки завораживает, когда он вдруг демонстрирует видение перспективы, знание современных тенденций и ставит во главу угла верховенство закона. Ведь никогда еще до этого у нас в лесу не было, чтобы медведь по доброй воле поставил во главу угла верховенство закона! Пусть это даже и не совсем медведь, а скорее бобер. Все равно цепляет: а вдруг он забудет в какой-то момент, что он не медведь, вживется, так сказать, в роль, не теряя вкуса к современным тенденциям? А даже если и не вживется, все же такой оборот дела, согласитесь, открывает перед бобрами в целом определенные перспективы. Они, бобры, получается, все-таки востребованы. То есть это, конечно, хуже, чем если бы медведь был на самом деле медведем с реальным видением перспективы, но лучше, чем если бы роль медведя досталась волку. Потому что там видение перспективы такое, что лучше, конечно, когда это видение остается за кулисами и звучит на сцене лишь как частное мнение мартышки.

Но самое замечательное, что в этом театре не закричишь из зала, как на детском утреннике: лиса — обманщица! Потому что, во-первых, это белочка. Во-вторых, мартышка тоже говорит не своим голосом, а у козла борода приклеена. Да и медведь, который помреж, а не бобер, может вывести из зала, чтобы не мешали просмотру.

Да, главный принцип нашего политического театра заключается в постоянной, неустанной и артистической девальвации любых слов и смыслов, происходящей оттого, что в соответствии с режиссерским замыслом все наши «артисты» играют не тех, кем являются.

Вот, к примеру, большинство экспертов сходится сегодня в том, что на протяжении путинского правления в России имела место последовательная деградация институтов экономической и политической жизни. То есть парламент у нас — никакой не парламент, а на выборах не выбирают. Милиция, прокуратура, суд работоспособны преимущественно на ниве передела собственности и борьбы с недовольными. И даже санитарный и экологический контроль — это в первую очередь инструменты отражения внутрии внешнеполитических угроз или, в крайнем случае, решения споров хозяйствующих субъектов. Институциональную деградацию путинской России фиксируют международные рейтинги, а оппозиция провозглашает ее главной угрозой развитию страны.

И вот представьте себе: официальный преемник Владимира Путина Дмитрий Медведев тоже считает создание эффективных институтов и преодоление правого нигилизма главными задачами своего президентства. Как остроумно заметил один мой коллега, Михаила Касьянова не пустили на выборы именно потому, что его программу решено было вложить в уста Дмитрию Медведеву. Но если Михаил Касьянов полагал, что преодоление правового нигилизма и институциональной деградации является альтернативой курсу Владимира Путина, то Дмитрий Медведев, напротив, видит здесь этого курса прямое продолжение и развитие.

И тут нет никакого противоречия. Владимир Путин, разумеется, ничего не имеет против преодоления нигилизма и укрепления институтов. Что касается последних, то он уже объявил, что будет укреплять институт вице-премьерства. А что касается первого, то правовым нигилистом на поверку оказался, как известно, как раз Михаил Касьянов, чьими подписными листами занимается прокуратура. Так что программа будущего президента Медведева начала осуществляться будущим премьером Путиным фактически еще до того, как была сформулирована. А значит, и Дмитрий Медведев не может, конечно, иметь никаких расхождений с Владимиром Путиным.

Потому что в театре нашего леса, как точно подметил Владимир Путин, не так важно, какую роль ты в данный момент играешь, какую имеешь сферу ответственности и что, как это у нас говорят, озвучиваешь, важна на самом деле «химия отношений». Именно в ней заключается дух настоящего леса.

Кирилл Рогов независимый обозреватель.

Власть вышла из-под контроля

Но винить ее в этом не стоит

Вторая половина названия вовсе не означает, что я хочу кого-то обелить. Личная ответственность не отменяется. Сказать хочу о другом. О том наиважнейшем обстоятельстве, не поняв которого бессмысленно надеяться на продвижение к нормальной государственности.

Представьте себе невероятное. Президент (а кто ж еще?), «возмущенный масштабами чиновничьего произвола и коррупции», объявляет: весь государственный аппарат (гражданские и правоохранительные служащие, министры, судьи, губернаторы) выводится за штат, и объявляется всеобщий набор среди граждан. Больше того, он усложняет условия: пусть всех набирают по конкурсу (критерий — чистая «кредитная» история); пусть все претенденты сдают квалификационные экзамены и проходят проверку моральных качеств на «детекторе лжи».

Вопрос: изменится ли общая ситуация? Станет ли новый госаппарат служить обществу, а не начальству, упадет ли объем взяточничества, откатов, крышевания, издевательств, пыток и проч., и проч. Поначалу, возможно. Но, думаю, через год (а скорее раньше) мы вновь столкнемся со всеми теми же проблемами. Почему?

Один вариант ответа: потому, что таковы наши культура и традиции (по Жванецкому: «Что хочется сделать, когда заберешься наверх? Плюнуть вниз»). Что ж, безусловно, состояние общества отражается на госаппарате. Но вовсе не фатально.

Второй вариант: потому, что пребывание у власти рождает слишком много соблазнов. Это уже ближе к действительности. Но ведь соблазны подстерегают чиновников и политиков во всем мире. Тогда почему, скажем, в Германии, Великобритании, Швеции, Испании или в Южной Корее нет такого уровня произвола и коррупции? Конечно, и там политики, высшие чиновники и даже судьи попадают в скандальные ситуации. Однако каждый из них знает: скандал — в лучшем случае отставка, в худшем — тюрьма.

Тогда новый вопрос: почему? Может быть, прав Сергей Иванов, постоянно говорящий, что у них одни ценности, а у нас другие? Конечно, в любой стране есть национальные особенности. И обобщенный «Запад» не такой уж культурно однородный. Специалисты показывают, насколько сильно различаются демократии в разных странах: британская — от французской, американская — от японской, германская — от испанской. Но нигде мы не найдем такой «ценности», благодаря которой должна быть оправдана любая мерзость, если только ее совершит высокое должностное лицо. Нет такой «ценности» и в России.

Но именно ее нам навязывают, порой очень хитро. Пользуясь тем, что слово «демократия» стало за последнее столетие слишком широким, из его содержания выхватываются лишь удобные для власти институты. Что вам еще надо, как бы говорят нам: альтернативные выборы есть? Есть. Общественные организации и партии есть? Есть. Вот вам и демократия. А «западной демократии» у нас быть не может, иначе мы разорвем друг друга. Поэтому «наша демократия» может существовать только как, например, школьное самоуправление: детям дают возможность, скажем, следить за порядком на переменках, а вот вопрос о ремонте школы будет решать только директор.

На самом деле есть один критерий, который позволяет отличить демократию от «демократии с прилагательным». Выдающийся политический мыслитель ХХ века Карл Поппер сформулировал этот критерий: демократия — такая форма государственного устройства, при которой возможна бескровная смена правительства посредством выборов. Что это означает?

Во-первых, политическую конкуренцию, в ходе которой народ через выборы определяет направления политики. И, во-вторых, отсутствие властного монополизма. Как в экономике победа в конкурентной борьбе не означает, что победитель остается один на рынке, так и в политике победа на выборах не должна напоминать игру «Царь горы». В демократии из политики никто не вышвыривается. И это относится не только к парламенту, но и к президенту. Какие бы ни были у него широкие полномочия, он должен находиться под контролем.

А как народ может контролировать президента, правительство и вообще пришедшую к власти политическую силу? Прежде всего через оппозицию, то есть через те партии, которые на данном этапе не стали победителями.

А как они, в свою очередь, могут контролировать? Через парламентские запросы, через парламентские расследования, через составление государственного бюджета, через контроль за расходованием государственных средств и т. д., и т. п. (кстати, вот показательный пример из практики нормального парламента: претендента на президентский пост в США Б. Обаму охраняют по личному указанию министра внутренней безопасности США, который принял такое решение после консультаций со специальной комиссией конгресса). Но чтобы парламентские партии контролировали исполнительную власть и президента, газеты, радио, телевидение, интернет доставляют обществу необходимую информацию, если нужно, раскапывают «темные делишки». И никого не надо заставлять, поскольку добывание горячей, общественно значимой информации и есть природа СМИ, а раскрутка этой информации есть природа оппозиции.

Вскрывая язвы власти, оппозиция имеет возможность сама прийти к власти и при этом заинтересована вести себя максимально безупречно. Так обеспечивается положительная селекция государственного аппарата. Соответственно, видя, что работает «политический маятник», то есть сегодня одна сила у власти, завтра — другая, по-другому будут работать суды, и полицейские службы, и спецслужбы. Они увидят, насколько для них непродуктивно работать по заказу, а не по закону.

Сегодняшние сетования СМИ на то, что их никто не слушает, какие бы безобразия они ни вскрывали, есть один из показателей того, что как раз эта система у нас и не работает. Она действительно не работает, ибо ее попросту нет. Нет ее не потому, что народ таков, а потому, что существующая у нас конструкция власти с неизбежностью воспроизводит цезаризм — режим, убивающий все положительные стороны разделения властей.

Закончу тем, с чего начал. Схема, о которой я здесь сказал, и есть принципиальная схема подконтрольности власти народу. Разумеется, она требует конкретизации. Но главное, что, сколь бессмысленно говорить о «западной» и «российской» схеме радиоприемника, столь же бессмысленно рассуждать о «западной» и «российской» демократии. Последняя есть инструмент для достижения главной цели — защищенного достоинства человека. И другого инструмента человечество пока не изобрело.

До тех пор пока у нас не будет системы политической конкуренции, мы для защиты от произвола будем искать «сильных мира сего». Кому-то такой способ принесет успех, но большинство из нас по-прежнему останутся для власти ничего не значащими «людишками», которыми можно безнаказанно помыкать и отнимать даже то малое, что имеют. Однако повторю: винить в этом совокупную государственную власть не стоит. Смена ее будет точно такой же. Пока общество не поставит власть в определенные условия, дающие возможность ее контролировать, она не научится уважать общество и служить ему.

Автор — заведующий кафедрой конституционного и муниципального права Высшей школы экономики, доктор юридических наук.

Михаил Краснов, специально для «Новой».

Приложение 3

Бубны преемничества

За последний месяц наш избранный Дмитрий Медведев успел сказать столько хороших и правильных слов о государственном управлении и развитии экономики, что другому бы хватило на целую жизнь. Если бы все эти слова превратить в бумажки, ими, наверное, можно было бы выстлать коридоры президентского корпуса Кремля, а если обратить в кирпичи, то построить еще одну больницу в рамках нацпроекта по здравоохранению.

Конечно, мы понимаем, что необходимость в таком изобилии хороших слов и позитивных сигналов вызвана отчасти недостатками той процедуры, в ходе которой Дмитрий Медведев получил свой новый пост. И по мере того, как мы будем постепенно сживаться со странностями новой системы власти в России, необходимость в столь массированном гипнотизировании нас добрыми намерениями будет снижаться.

Скептик бы усомнился в искренности многих деклараций Дмитрия Медведева априори, указав на опыт предыдущей администрации, в которой г-н Медведев играл одну из ключевых ролей. Но мы не станем этого делать. Быть сторонником свободы, а не несвободы — легко и приятно. Поддерживать малый бизнес — популярно. Быть сторонником развития институтов и инноваций — прогрессивно. Ну, а быть сторонником установления строгого правового порядка — это просто правило политического приличия.

Проблема заключается не в искренности господина Медведева, а в том, что все эти вопросы (вплоть до инноваций), к сожалению, лежат вне сферы его компетенции. В силу особенностей развития России последнего десятилетия все эти проблемы могут решаться лишь в рамках политических, а не бюрократических реформ.

Проблема заключается в том, что свободу (которая лучше несвободы) нельзя подарить, как торт, перевязанный ленточкой. А правовой порядок нельзя включать и выключать, как свет на кухне. И даже инновационный вектор развития, сколько ни пиши это слово на канцелярской мебели, заборах и кремлевских стенах, невозможно прививать экономике, пока инновации не станут ключевым фактором увеличения нормы прибыли и расширения доли рынка. То есть пока другие факторы (например, фактор административной поддержки или доступа к ренте) дают несравнимо больший выигрыш.

Совершенно неслучайным образом все те проблемы, о которых справедливо говорит в своих речах Дмитрий Медведев, имеют в себе нечто общее. Имеют некий общий ключ. И ключ этот — перераспределение политической власти. Независимость правосудия и жесткий правовой порядок нужны тем, кто не может защитить свои интересы в рамках нынешнего порядка, а не тем, кто располагает всем арсеналом замещающих правовой порядок средств и практик, включая сюда продажные суды, прокуратуру, ОМОН, депутатский мандат или прямой телефон Суркова или Сечина. Установление правового порядка в сегодняшней России вообще вряд ли может совершиться по чьей-то доброй воле. Стать результатом беневолентного акта. В самой этой модели заключено очевидное внутреннее противоречие.

Можно сформулировать эту мысль острее. Я думаю, что ключевым событием в истории перехода России к модели правового государства почти неизбежно станет тот момент, когда глава государства — не важно, третий, четвертый или шестой президент России — окажется на скамье подсудимых. Речь идет не о конкретных людях и каких-то конкретных преступлениях, но именно о системном признаке изменения ситуации. И вот когда это станет политически возможно, тогда вопрос о становлении правового порядка в России перейдет в стадию технических и бюрократических реформ. Лишь тогда будет иметь смысл рассуждать о повышении требований к отбору судей и всей прочей рутине юридических процедур.

И если всерьез присмотреться к той системе клановых, коррупционных и силовых взаимоотношений, которые составляют сегодня каркас российской политической системы, то становится ясно, что в этом утверждении нет ни грамма максимализма. Что иначе, видимо, никаким образом и быть не может. И что начинать борьбу с «правовым нигилизмом», так сказать, «снизу», это все равно что пытаться поймать ветер сачком.

Парадокс заключается в том, что тот гипотетический президент России, который первым предстанет перед судом, совершенно против своей воли сделает для становления в России реального правового порядка гораздо больше, нежели правитель, произносящий прекрасные и правильные слова о настоятельной необходимости введения такого порядка и преодоления «правового нигилизма».

Для того чтобы ситуация, открывающая России ворота на пути к правовому государству — о чем и мы, и господин Медведев равно мечтаем, — стала реальностью, не нужны в принципе ни потрясения, ни революции. Нужны вещи обыкновенные: свобода СМИ и реально избираемый и функционирующий парламент. Именно они способны обеспечить политическую возможность того, чтобы президент России предстал перед судом. То есть такого перераспределения и рассредоточения политической власти, при котором укрепление институтов и независимое правосудие становятся потребностью всех участников процесса. В том числе и теряющего власть президента. А не магическим бубном очередного преемника.

Кирилл Рогов независимый обозреватель.

Приложение 4

«Русские научились выбирать цвет автомобиля»

Какой бы президент в России ни был и как бы он ни был избран, Евросоюз будет с ним разговаривать

В то время как европейская пресса иронизировала по поводу выборов в России, правящие политики предпочли воспользоваться случаем в прагматических целях. Им с новым российским руководством еще работать и работать.

Председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу, наверное, первым из западных лидеров поздравил Дмитрия Медведева с утра в понедельник. А на полуденном брифинге пресс-секретарям пришлось отбиваться от каскада вопросов о его «непонятной поспешности».

В ответ на настойчивые вопросы — выдержки из документов и заявлений начальства, из которых следует: какой бы президент в России ни был и как бы он ни был избран, Евросоюз будет с ним разговаривать, потому что не может не сотрудничать с Россией. Пресс-секретарь Кристиане Хоман обещала, что при этом Брюссель будет постоянно напоминать Кремлю о пробелах в области демократии. Но прежде всего заинтересован в скорейших переговорах о новом базовом соглашении с Россией, которые вот уже два года как не могут начаться. «Диалог всегда лучше, чем хлопанье дверью», — заявила она наконец.

Не желая хлопать дверью и даже придерживая ее, вслед за Баррозу с той или иной дистанцией и с разной степенью сдержанности поздравили нового российского президента и другие западные лидеры. Канцлер Ангела Меркель напомнила Медведеву, что он «поставил цель модернизировать Россию», заверила, что Германия будет надежным партнером, и сразу же договорилась отметить 8 Марта в компании двух российских президентов в Москве. Николя Саркози и вовсе сердечно поздравил Медведева «с убедительной победой» и пригласил его в Париж. Приглашения в Лондон Медведев пока не получил, но премьер Гордон Браун приветствовал победителя и выразил надежду на улучшение отношений между Великобританией и Россией. Наконец, поздравление прилетело из-за океана. Джордж Буш заявил о готовности США работать с избранным президентом России, заметив, что «с интересом прочел его высказывания об индивидуальных свободах, независимых СМИ, власти закона и борьбе с корупцией».

Смена караула — удобный случай начать с чистого листа. В европейских канцеляриях считают, что хуже не будет, а может, и повернется к лучшему. По меньшей мере на четыре года собеседник в России определен и вроде бы даже симпатичнее прежнего. И вот уже кто-то из гостей круглого стола на французском телеканале почти оправдывает «особость» выборов в России. Мол, русские в последние годы научились выбирать продукты в магазине и цвет автомобиля. Авось к концу правления Медведева научатся выбирать и президента.

P.S. Евросоюз как сообщество 27 стран дал оценку президентских выборов в России, распространив в минувшую среду соответствующее заявление.

«Евросоюз принимает к сведению предварительные результаты президентских выборов, которые состоялись 2 марта в Российской Федерации, и поздравляет нового избранного президента Дмитрия Анатольевича Медведева», — говорится в заявлении. «ЕС отмечает тот факт, что выборы прошли спокойно и мирно. Однако ЕС сожалеет, что БДИПЧ ОБСЕ вынуждено было сделать вывод об отсутствии смысла посылать на выборы миссию своих наблюдателей. ЕС также сожалеет, что выборный процесс не позволил провести по-настоящему состязательные выборы».

Александр Минеев наш соб. корр. Брюссель.

Приложение 5

Очень приятно, царь

Нужно только объявить, кто будет следующим президентом, и рейтинг автоматически поменяется в пользу нового первого лица

Утверждение о том, что предвыборные рейтинги являются орудием политической борьбы, в российской политике уже давно стало истиной, не подвергающейся сомнению. Но, оставаясь таковыми, рейтинги, особенно если они качественные, вполне могут быть и серьезным инструментом познания политических реалий, то есть выполнять ту задачу, для которой они и придуманы. Вот и произведший сенсацию предновогодний рейтинг кандидатов в президенты, обнародованный «Левада-Центром», дает серьезную пищу для размышлений.

Смысл сенсации в том, что Дмитрий Медведев, получивший в минувшем месяце статус президентского преемника, мог бы рассчитывать на поддержку 55% избирателей, в то время как Владимир Путин, если бы он участвовал в этих выборах, всего на 24%. Выходит, что статус кресла Хозяина Кремля куда привлекательнее для российского избирателя, чем личность лидера. Ведь еще недавно рейтинги Путина казались такими высокими, что было даже трудно вообразить, что кто-то еще, по крайней мере в ближайшие месяцы, окажется способным приблизиться к нему.

И вот выяснилось, что все гораздо проще: нужно только объявить, кто будет следующим президентом, и рейтинги автоматически поменяются в пользу нового первого лица. Значит, все эти идеи, вышедшие из недр кремлевских канцелярий, об объявлении Путина национальным лидером, правда, не занимающим никакой официальной должности, оказались не более чем кабинетной фантазией. Массовое сознание функционирует по собственным законам.

Впрочем, возможно, что виной столь разительных перемен в приоритетах не только магия кресла, но, что называется, эффект новенького. За время правления нынешнего президента накопились проблемы. Вот и надеются избиратели, что новый глава государства, может быть, их решит. Однако не нужно забывать и о роли рейтингов, ставшей привычной для отечественных политиков и тех, кто их обслуживает. Скорее всего, публикация сенсационных данных подхлестнет борьбу в верхах между сторонниками различных сценариев проведения президентской избирательной кампании.

Кто-то посчитает, что нынешний столь высокий рейтинг Медведева — это серьезный повод к тому, чтобы он сразу сосредоточил всю полноту власти у себя, а не делил ее с премьером. Стало быть, нужно приложить все усилия, чтобы первый вице-премьер не растерял до дня голосования высокого темпа и победил уже в первом туре с заоблачным результатом. Для других, у которых в голове вертятся планы изменения Конституции в таком направлении, чтобы реальная власть в стране оказалась в руках премьера, обнародованные рейтинги — это, напротив, сигнал к сдерживанию преемника. Пусть победит, но не очень убедительно, лучше во втором туре, чтобы после такой невыразительной победы ему потребовалась надежная опора в лице прежнего главы государства.

Правда, реализовать такую цель при оставшемся наборе кандидатов будет крайне трудно, если вообще возможно. От одних кандидатов разит нафталином, избиратель от них устал. Другие — явные пустышки, определенные кремлевскими чиновниками участвовать в выборах только для им известных целей. Третьи вообще, может быть, снимутся до конца избирательной кампании.

Кстати, по поводу снятия. Какая-то странная реакция возникла у Центризбиркома на решение Бориса Немцова выйти из игры. Не важно, чем оно было вызвано: нежеланием участвовать в выборах на изначально неравных условиях, стремлением передать голоса другому кандидату от оппозиции или же неудачей со сбором подписей. Но вот поначалу в ЦИКе сказали, что просто так снять Немцова с дистанции не смогут — мол, поскольку он выдвинут партией, пусть она его и снимает, для чего нужно созвать внеочередной съезд. Потом вроде бы все-таки решили удовлетворить просьбу кандидата.

Складывается впечатление, что кому-то было выгодно, чтобы среди кандидатов оказалось как можно больше участников. Глядишь, Медведеву меньше достанется… Но потом все-таки возобладали те, кому хотелось бы видеть победу главного номинанта как можно более внушительной. Впрочем, все это предположения. Но если не сомневаться в том, что рейтинги — это орудие политической борьбы, то приведенные предположения вполне имеют право на жизнь.

Андрей Рябов обозреватель «Новой».