Социокультурный опыт «чужого»

Актуальность темы

исследования.

Актуальность темы

исследования обусловлена ситуацией в современной культуре и необходимостью осмыслить эту ситуацию в социально-гуманитарном познании. На первый взгляд присутствие «чужого» в современной культуре очевидно. Начало 1990;х годов ознаменовалось появлением статьи, а затем и книги Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций», которая во многом определила политический дискурс последних десятилетий. После окончания «холодной войны» Хантингтон вновь предложил поделить мир на «своих» и «чужих», только теперь не по идеологическому принципу, а по признаку цивилизационной принадлежности. Но даже если отбросить спорное понятие «цивилизация», в настоящее время в сфере международных отношений признается, что национальные и региональные идентичности формируются на основе сопоставления образа «своего» со сконструированным образом Другого, являющимся своеобразным негативом «своего"1.

Кроме того, тема «чужого» находит отражение в современной науке, в общественном сознании, в искусстве. Так, проблеме отношений «своего» и «чужого» посвящаются различного рода научные конференции, общественные организации выступают против проявлений ксенофобии, политики высказываются за необходимость толерантности в межнациональных и межрелигиозных отношениях. Постоянные темы в средствах массовой информации — миграция и отношение общества к рабочим-мигрантам, угроза терроризма, и нередко общественные дискуссии разворачиваются в категориях «свое"-"чужое». В современном кинематографе появляются фильмы, рассказывающие об экзистенциальном и социальном отчуждении, а также о непонимании, которое возникает между людьми разных культур.

1 Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2004.

С другой стороны, все эти явления общественной и культурной жизни говорят о том, что мир стал единым, а социальные связи все более сложными и разветвленными: жизненное пространство настолько сжалось, что все невольно «задевают» друг друга. Глобализация, так или иначе, коснулась всех, и мы живем в мире, где все стали если и не близкими, то уже не чужими людьми. Если что-то происходит в одной части света, то это тут же отражается на другой. Многие события выходят за пределы отдельных стран, приобретают мировой масштаб и переживаются сообща. Не случайно одним из самых влиятельных философских проектов современности является теория коммуникативной рациональности Юргена Хабермаса. Хабермас связывает перспективы развития современного общества с утверждением коммуникативного разума в социальной и культурной практике. Способность договариваться, находить компромисс даже в самых конфликтных ситуациях, чувствовать свою связь с другими и быть ответственным за эту связь, согласно Хабермасу, становится главной культурной способностью в глобальном мире1.

В связи с этим возникает вопрос: а что, если мы живем в мире, где уже нет ничего «чужого», где «чужое» постепенно исчезает? Возможно ситуация в современной культуре складывается таким образом, что проблема «чужого» может рассматриваться как проблема отсутствия «чужого». Вероятно, мы наблюдаем вполне объективный процесс превращения «чужого» в нечто совершенно редкое и исключительное для жизни общества. По замечанию немецкого социолога Рудольфа Штихве, на сегодняшний день в социально-гуманитарном познании «оказывается под вопросом [.] принципиальная важность категории «чужой» для описания современного мира"2.

Чтобы понять так это или нет, нужно определиться с тем, что такое «чужое», что собой представляет феномен «чужое» в социокультурном простран.

1 См.: Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. Пер. с нем. Ю. С. Медведева, под ред. Д. В. Скляднева. СПб.: Наука, 2001.

2 Штихве Р. Амбивалентность, индифферентность и социология чужого. Пер. с нем. Т. С. Головой //Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Том. 1. № 1. С. 41−53. стве? В чем специфика социокультурного опыта «чужого», в чем его ценность для общества? Что особенного опыт «чужого» вносит в общественную жизнь, в культуру? А также, что теряет общество, если лишается опыта «чужого»?

Кроме познавательного интереса, исследование социокультурного опыта «чужого» имеет и общественно-политическое значение. Если опыт «чужого» в современном мире становится исключительным опытом, то встает вопрос, насколько приемлемо и оправдано использование категории «чужое» в публичной политике. Насколько важно при принятии политических решений понимание того, что «чужое» отличается от «другого» и «иного». Ведь за каждым из таких, казалось бы, абстрактных терминов как «чужое», «иное», «другое» стоит своя особая структура отношений, которая реализуется в практике конкретных социальных отношений.

Степень разработанности проблемы исследования.

Строго говоря, проблема «чужого» совсем недавно стала философской проблемой, и ведущее место здесь занимает феноменология. Тем не менее, уже в античной философии, как это показал Б. Вальденфельс, можно обнаружить первичные концепты «чуждости» у Платона и Аристотеля1. В европейской философии Нового времени тема «чужого» появляется у Ж.-Ж. Руссо и И. Канта в связи с проблемой нравственного отношения к людям другой культуры, религии и расы.

Стоит отдельно отметить понятие «отчуждения», которое мы встречаем у Гегеля, Маркса, Фейербаха, в неомарксизме у М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромма, Д. Лукача, в психоанализе у З. Фрейда, в структурном психоанализе у Ж. Лакана, С. Жижека, в экзистенциализме у Ж.-П.Сартра, А. Камю, в постструктурализме у Ю.Кристевой. Понятие «отчуждения» стало одним из самых продуктивных в философии, поскольку характеризует отношения человека с обществом, с миром, с самим собой. Вместе с тем, понятие «отчуждение» все же не привело к тематизации феномена «чужое» в филосо.

1 Вальденфельс Б. Феномен чужого и его следы в классической греческой философии. Пер. с нем. К. Лядской // Топос. № 2 (7). 2002. С. 4−21. 1 s> фии, поскольку речь идет не о «чужом», а о превращенных формах «своего».

Тематизация «чужого» в философии произошла в рамках феноменологии. Дескрипции феномена «чужое» и опыта «чужого» содержаться в феноменологии Э. Гуссерля, Ж.-П.Сартра, Э. Левинаса и Б.Вальденфельса. Наибольший интерес представляет респонзивная феноменология «чужого» Вальден-фельса, поскольку он предлагает мыслить «чужое» исходя из «чужого», т. е. вне отношения «свое"-"чужое"1. Вальденфельс, утверждая особую ценность опыта «чужого», имеющего, по его мнению, собственные основания свершения, создал настоящую аксиологию «чужого». Опыт «чужого», о котором говорит Вальденфельс, по замечанию В. Л. Лехциера, является, прежде всего, страдательным опытом. «Чужое», помимо всего прочего, это еще и то, что заставляет нас страдать, претерпевать, переживать, побуждает к ответной реакции. Иначе говоря, «чужое» — это то, что каким-то особым образом действует, а также заставляет действовать, т. е. «чужое» проявляет себя как самостоятельная действующая сила. Остается только выяснить, в чем состоит этот особый способ действия «чужого» в социокультурном пространстве. На наш взгляд, подход Вальденфельса наиболее продуктивен для понимания такого специфического социокультурного опыта как опыт «чужого».

В связи с феноменологией «чужого» необходимо также отметить философскую герменевтику Х.-Г.Гадамера, которая ориентирована на понимание «чужого» (понимание «чужого» текста). С одной стороны, философская герменевтика — это шаг по направлению к исследованию феномена «чужое», но по сравнению с феноменологией «чужого», на наш взгляд, это шаг в сторону. Согласно феноменологии, опыт «чужого» — это, кроме прочего, опыт несовпадения в чем-то общем, в то время как герменевтика нацелена на такое понимание «чужого», в котором с «чужим» можно совпасть в чем-то общем.

1 Вальденфельс Б. Ответ чужому: основные черты респонзивной феноменологии. С. 130— 131.

Лехциер В. Феноменология «пере»: введение в экзистенциальную аналитику переходности. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2007. С. 148−149.

Помимо философии «чужое» также является предметом социологических исследований. Речь идет о социологии «чужого», которая представлена такими авторами как Г. Зиммель, А. Шюц, Р. Штихве и др. Зиммель и ПЬоц рассматривают «чужое» с функциональной точки зрения — «чужое» способствует самоидентификации социальной группы. Кроме того, в социологии «чужого» предпринято различение «другого» и «чужого». «Другой», в отличие от «чужого», является необходимым условием социального опыта, связь с «другим» представляется уникальной и не случайной, насколько может быть уникальной и не случайной связь человека с его семьей и ближним окружением. «Чужак», как показал Зиммель в своем «Экскурсе о Чужаке» в «Философии денег», наоборот, делает социальный опыт случайным, поскольку связь с «чужим» имеет неопределенный характер и лишена уникальности1.

В семиотике «чужое» рассматривается в системе знаковых отношений «свое"-"чужое». Анализ значений «чужого», существующих в различных культурах, содержится в работах Э. Бенвениста, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского. Отечественный филолог и культуролог А. Б. Пеньковский выделил «чуждость» как особую категорию русского языка, которая образует свое собственное семантическое поле значений2.

В литературоведении изучением феномена чужого слова занимались такие авторы как М. М. Бахтин, М. В. Китайгородская, Н. Ю. Сахарова, П. О. Якобсон и др. Исследование категории «чуждости» в литературном и нелитературном дискурсе представлено в монографии Н. В. Пестовой, посвященной немецкому экспрессионизму3.

Различные аспекты историко-культурного и социального опыта «чужого» затронуты в исторических, культурологических и междисциплинарных ис.

1 Зиммель Г. Экскурс о чужаке // Социологическая теория: История, современность, перспективы. Альманах журнала «Социологическое обозрение». СПб., 2008. С. 7−13.

2 Пеньковский А. Б. О семантической категории «чуждости» в русском языке // Проблемы структурной лингвистики. 1985;1987. М.: Наука, 1989. С. 54−82.

3 См.: Пестова Н. В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Изд. 2-ое, доп. и исправл. Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2002. следованиях таких авторов как Р. М. Шукуров, Ш. М. Шукуров, Ф. Артог, Г. И. Беневич, Ж. Драгон, П. В. Шувалов, В.А.Арутюнова-Фиданян и др1. Стоит особо отметить междисциплинарные исследования гостеприимства, которые во многом были инициированы семинарами по гостеприимству Ж. Деррида". Особое значение гостеприимства состоит в том, что этот социальный институт предназначен для встречи с «чужим». Гостеприимство является предметом научного интереса таких отечественных и зарубежных авторов как А. Монтандон, ЕЛрославский, П. Ларделье, М. Гай-Никодимов, С. Зенкин, М. Хаютина, Ж. Небуа-Момбе и др.

Объект исследования — «чужое» как феномен социокультурной реальности.

Предмет исследования — опыт «чужого» как специфический социокультурный опыт, имеющий свои собственные основания.

Цель и задачи исследования

Целью исследования является философский анализ оснований социокультурного опыта «чужого». Данная цель предполагает определение смыслового содержания феномена «чужое», а также выявление условий свершения опыта «чужого» в социокультурном пространстве.

Реализация данной цели обеспечивается постановкой и решением следующих задач:

• определение смыслового содержания феномена «чужое» на основе анализа феноменологических дескрипций опыта «чужого» (Гуссерль, Сартр, Леви-нас, Вальденфельс);

• различение и анализ условий реального и возможного опыта как различных типов социокультурного опыта;

• выявление характерного для феномена «чужое» «порядка» производства значений в социокультурном пространстве;

1 См.: Чужое: опыты преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья. Пер. О. А. Власова, Л. Б. Илиашвили. М.: Алетейа, 1999.

2 См.: Anne Dufourmantelle invite Jacques Derrida a repondre de l’hospitalite. P.: Calmann-Levy, 1997. 137 p.

• создание теоретических моделей реального и возможного социокультурного опыта «чужого» на основании различия «порядков» производства значений феномена «чужое»;

• анализ института гостеприимства как конкретного социокультурного опыта, в котором усматривается действие модели возможного опыта «чужого» в социокультурном пространстве;

• анализ исторических событий и современной социокультурной ситуации с точки зрения действия модели реального опыта «чужого» в социокультурном пространстве.

Методологическая основа исследования.

Методология исследования базируется на принципах философской критики, исходя из которой, философский анализ социокультурного опыта «чужого» с необходимостью предполагает выявление оснований этого опыта. Кроме того, исследование предполагает культурно-исторический и социально-философский анализ конкретного социокультурного опыта. Культурно-исторический анализ при обращении к конкретному социокультурному опыту различных обществ прошлого и настоящего позволяет учесть исторические особенности эпохи, а социально-философский анализ — выделить общие типологические черты, характерные для аналогичных социокультурных явлений в истории и в современной культуре.

В своем исследовании мы основываемся на том понимании социокультурной реальности, которое сложилось в рамках структуралистского и постструктуралистского подходов в социально-гуманитарном познании и представлено такими авторами как К. Леви-Строс, Р. Барт, М. Фуко, Ж. Деррида и др. Социокультурное пространство нами полагается как пространство знака, текста, которое структурируется различными «порядками» придания значения. В данном исследовании основания опыта «чужого» анализируются с точки зрения смысловых «порядков» продуцирования значений в социокультурном мире, характерных для феномена «чужое». Моделью смыслового «порядка» опыта чужого" выступает одно из центральных понятий деконструкции Дерридапонятие «след».

Основополагающим для данного исследования является существующее в современной философии различие возможного и реального опыта. Возможный опыт рассматривается нами в том значении, которое закрепилось за ним в философской традиции (И.Кант, Г. Зиммель), т. е. как опыт, имеющий априорные основания. В понятии о реальном опыте мы опираемся на трансцендентальный эмпиризм Ж. Делеза («Различие и повторение»), предполагающий критический анализ свершающегося опыта, основания которого утверждаются в самом опыте. Различие возможного и реального опыта позволяет увидеть всю силу и значимость опыта «чужого» для социокультурной реальности, его роль не только в сохранении, но также и в изменении конкретного социокультурного порядка.

Особое значение для нашего исследования имеют феноменологические дескрипции опыта «чужого» Э. Гуссерля, Ж.-П.Сартра, Э. Левинаса и Б. Вальденфельса, на основании анализа которых в работе выявляется смысловое содержание феномена «чужое».

Научная новизна диссертационного исследования состоит в следующем:

• Инновационным является рассмотрение феномена «чужое» как особой действующей силы в социокультурном пространстве, которая проявляет себя в специфическом опыте «чужого», имеющим собственные основания свершения.

• Раскрыто смысловое содержание феномена «чужое» в ходе феноменологических дескрипций опыта «чужого» («чужое» проявляет себя в отсутствии и в несовпадении в чем-то общем, т. е. не образует общности).

• Показана и обоснована необходимость анализа социокультурного опыта «чужого» как возможного и реального опыта. Анализ социокультурного опыта «чужого» как возможного опыта позволяет увидеть значение феномена «чужое» в сохранении существующего социального порядка, в связи с чем, возможный опыт «чужого» полагается как ординарный социокультурный опыт. Вместе с тем, анализ социокультурного опыта «чужого» как реального опыта дает возможность понять всю силу и значение феномена «чужое» в появлении нового социокультурного порядка, в связи с чем, реальный опыт «чужого» полагается как продуктивный социокультурный опыт «чужого».

Выявлен «порядок» продуцирования значений в социокультурном пространстве, характерный для феномена «чужое», — это «след» навсегда прошедшего несобственного прошлого.

Выделены теоретические модели возможного (<ординарного) и реального (продуктивного) опыта «чужого» исходя из различия «порядков» продуцирования значений феномена «чужое» в социокультурной реальности. Ординарный опыт «чужого» свершается из «порядка» нестираемого следа, чье действие направлено на предотвращение появления новой социальной общности под воздействием извне. Продуктивный опыт «чужого» свершается из «порядка» самостирающегося следа, чье действие направлено на появление нового «порядка» производства значений в социокультурном пространстве в ходе обращения к навсегда прошедшему несобственному прошлому. Проанализировано действие модели ординарного опыта «чужого» в конкретном социокультурном опыте гостеприимства безответного дара. По-новому раскрывается связь событий европейской истории (Ренессанс, Реформация) и современной социокультурной ситуации исходя из анализа действия модели продуктивного опыта «чужого». Традиционно Ренессанс и Реформация рассматриваются как ключевые события в европейской истории, знаменующие переход от средневековья к культуре Нового времени, которая выделила Европу из всего остального мира, сделала ее исключительной. Новое время стало временем разрыва с собственным средневековым прошлым Европы, и этот разрыв стал возможен благодаря обращению к несобственному навсегда прошедшему проишому античности и раннего христианства, т. е. продуктивному опыту «чужого». В связи с этим вполне допустимо, что в современной европейской культуре появление новаций может быть сопряжено с очередным обращением к несобственному навсегда прошедшему прошлому.

Основные положения, выносимые на защиту: Феномен «чужое» проявляет себя в социокультурном мире в значении непреодолимого отсутствия и несовпадения в чем-то общем — именно это является его смысловым содержанием. Когда в социокультурном пространстве мы обнаруживаем одновременно непреодолимое отсутствие и несовпадение в чем-то общем, т. е. в каком-либо общем порядке, тогда мы имеем дело с феноменом «чужое».

След" является «порядком» продуцирования значений, характерных для феномена «чужое». «След» — это особый знак в социокультурном пространстве, который призван указывать не на конкретный предмет, а на его отсутствие. «След» всегда говорит об отсутствии того, что когда-то присутствовало, и представляет собой универсальный знак прошлого в культуре: руины, артефакты археологических раскопок, литературные памятники и т. д. Необходимым условием «следа» как «порядка» продуцирования значений феномена «чужое» является невозможность предъявления прав наследства, прав собственности на оставленный «след». «След» в данном случае есть знак навсегда прошедшего несобственного прошлого, с которым разорваны все связи и нет свидетелей.

Феномен «чужое» проявляет себя в двух типах социокультурного опыта: в возможном и реальном опыте. Возможный опыт «чужого» предполагает, что в социокультурном пространстве уже имеется «порядок» свершения данного опыта. Реальный опыт «чужого» характеризуется каждый раз появлением нового «порядка» производства значений в социокультурном пространстве. Возможный опыт «чужого» определяется нами как ординарный опыт, поскольку основным результатом такого опыта является сохранение существующего «порядка» производства значений в социокультурном пространстве. Реальный опыт «чужого» определяется нами как продуктивный опыт на том основании, что приводит к смене существующего и появлению нового социокультурного «порядка» производства значений.

Ординарный опыт «чужого» основывается на собственном «порядке» производства значений — «порядке» нестираемого следа. «Порядок» нестираемого следа продуцирует значения феномена «чужое» в особом временном расположении — длящейся отсрочки ожидания случайной встречи, а также — в особом деянии безответного дара, который призван нейтрализовать последствия случайной встречи, если она все-таки произойдет. Деяние безответного дара, как и любой дар, предполагает символический обмен. В случае безответного дара мы имеем дело с таким символическим обменом, подлинным предметом которого является недопущение самой возможности какого-либо символического обмена между сторонами.

Действие модели ординарного опыта «чужого» усматривается в гостеприимстве, основанном на принципе безответного дара. Гостеприимство безответного дара значимо для сохранения существующего социокультурного порядка, поскольку безответный дар не позволяет установить отношения обмена и тем самым предотвращает образование всякой общности. Значение гостеприимства безответного дара заключается еще и в том, что это конкретная возможность «чужого» заявить о себе как о «чужом», это готовое место для «чужого» в социокультурном пространстве.

Продуктивный опыт «чужого» основывается на собственном «порядке» производства значений — «порядке» самостирающегося следа. «Порядок» самостирающегося следа продуцирует значения феномена «чужое» в особой темпоральности возвратного следования к истоку навсегда ушедшего, что приводит к смене существующих в социокультурном пространстве «порядков» смысла. Действие «порядка» самостирающегося следа разворачивается как воспроизводство способа производства значений, так как здесь «след» в акте самостирания направлен на свое «чистое» производство. • Действие модели продуктивного опыта «чужого» усматривается в исторических событиях, имеющих возвратный смысл. Такими событиями в европейской истории являются Реформация и Ренессанс, которые устремились к несобственному навсегда прошедшему прошлому библейской эпохи и античности, результатом чего стало утверждение в социокультурном пространстве новых «порядков» производства значений (секуляризация культуры, протестантская этика). Продуктивный опыт «чужого» имеет особый смысл для понимания современной социокультурной ситуации, когда Европа ищет новые духовные основания для своего экономического и политического единства. Значение продуктивного опыта «чужого» проявляется также и в том, что без этого опыта в социокультурном мире исчезает способность замечать «чужое», которое сливается с «другим» и «иным».

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования. Полученные в ходе исследования результаты расширяют представления социальной философии о социокультурном опыте, основаниях его свершения, о социокультурных механизмах, способствующих как сохранению, так и изменению существующего социального порядка, на примере такого специфического социокультурного опыта, как опыт «чужого». Результаты исследования помогают понять проблемы современной культуры и общества в плане выстраивания социальных отношений, которые осмысливаются в терминах «другое», «иное», «чужое», а также увидеть перспективы появления культурных новаций на основе опыта «чужого». Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке учебных курсов и проведении семинарских занятий по социальной философии, истории философии, философии культуры, социальной антропологии, в разработке специальных курсов по проблемам со' временного общества и культуры.

Апробация работы осуществлялась на конференциях, теоретических семинарах и изложена в ряде публикаций. Основные положения и результаты, которые содержаться в диссертации, докладывались на заседаниях кафедры философии гуманитарных факультетов СамГУ, на теоретических семинарах кафедры в 2007;2009 гг. Материалы диссертационного исследования представлялись на ежегодных конференциях преподавателей и молодых специалистов Самарского государственного университета (2002;2009 гг.), на III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16−20 сентября 2002 года), на межвузовской конференции РГГУ «История философии и социокультурный контекст» (Москва, 4−5 декабря 2003 года), а также в опубликованных статьях Вестника Самарского государственного университета (2006, 2008 гг.) и в сборнике научных статей «Философия, общество, культура», посвященному 70-летию профессора В. А. Конева (2007 г.). Некоторые положения исследования были использованы в учебных курсах по истории философии и по социальной философии на социологическом факультете СамГУ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Философский анализ социокультурного опыта «чужого» показал, что опыт «чужого» имеет свои собственные основания свершения. Специфика социокультурного опыта «чужого» раскрывается, во-первых, в сопоставлении смыслового содержания феномена «чужое» в феноменологии и понятия о «другом» и «чужом» в социологии «чужого».

В ходе анализа феноменологических дескрипций опыта «чужого» (Э.Гуссерль, Ж.-П.Сартр, Э. Левинас, Б. Вальденфельс) было выявлено следующее: «чужое» проявляет себя в отсутствии и в несовпадении в чем-то общем. В социологии «чужого» «чужое» противопоставляется «другому» и это противопоставление мыслится в пространственно-временных категориях — за каждым из этих терминов предполагается определенная структура пространственно-временных отношений. Так, «другое» — это близкое и родное, с чем объединяет общность судьбы, общее прошлое, настоящее и, вероятнее всего, будущее. «Чужое», напротив, — это неродное, неблизкое, с «чужим» нельзя разделить общие воспоминания, с «чужим» нет общего прошлого, «чужое» приходит и появляется в настоящем, и с ним возможно общее будущее.

В сопоставлении со смысловым содержанием феномена «чужое» в феноменологии понятие «чужое» в социологии существенно отличается. На наш взгляд, в социально-гуманитарном познании имеет смысл за термином «чужое» закрепить феноменологическое значение, тогда как социологическое понимание «чужого» обозначить как «иное». Иначе говоря, «чужое» полагается как всегда отсутствующее и несовпадающее в чем-то общем, с «чужим» нельзя разделить не только прошлое, но и настоящее и будущее. В то время как «иное» предполагает отсутствие общего прошлого, но допускает возможность общего настоящего и даже будущего. Таким образом, если «чужое» определяется как отсутствующее, то «иное» определяется как-то, чье присутствие нельзя игнорировать, поскольку «иное» требует к себе внимание и особого отношения. Подобное различие «чужого» и «иного» можно использовать не только в социально-гуманитарном познании, но и в современном политическом дискурсе. За терминами «иное» и «чужое» просматриваются вполне определенные политические решения. Если в обществе кто-то определяется как «чужой», это значит, что он определяется как отсутствующий, любые отношения с которым неприемлемы. Присутствие «чужого» как бы остается незамеченным. Если же в обществе кто-то определяется как «иной», то это предполагает то, что «иной» замечен, и с ним необходимо вступить в отношения, даже безотносительно характера этих отношений. С «иным» можно сотрудничать или конфликтовать, даже развязать войну, с «чужим» же вообще нельзя иметь ничего общего.

Кроме того, специфика опыта «чужого» раскрывается в его многообразии, что становится очевидным в ходе анализа феноменологических дескрипций опыта «чужое». Так, можно выделить, по крайней мере, две основные феноменологические модели опыта «чужого»: этический опыт «чужого» у Левинаса и продуктивный опыт «чужого» в респонзивной феноменологии Вальденфельса. Этический опыт «чужого» имеет безусловные основания свершения и своим результатом имеет Деяние безответного дара. Продуктивный опыт «чужого» свершается как страдательный опыт и своим результатом имеет продуктивный «ответ» на вызов «чужого». Вместе с тем, и в том и в другом опыте феномен «чужое» проявляет себя в отсутствии и в несовпадении в чем-то общем.

В связи с этим для анализа опыта «чужого» в социокультурном пространстве было задействовано существующее в современной философии различие возможного и реального опыта, которое было тематизировано на теоретическом семинаре кафедры философии гуманитарных факультетов СамГУ, посвященном работе Жиля Делеза «Различие и повторение"1. Возможный опыт полагается в исследовании в том значении, которое закрепилось за ним в фило.

1 Конев В. А. Трансцендентальный эмпиризм Ж. Делеза: Семинары по «Различию и повторению» Самара: Изд-во «Самарский университет», 2001. софской традиции (И.Кант, Г. Зиммель), т. е. как опыт, имеющий априорные основания. В понятии о реальном опыте исследование опирается на трансцендентальный эмпиризм Ж. Делеза («Различие и повторение»), предполагающий критический анализ свершающегося опыта, основания которого утверждаются в самом опыте. Реальный опыт был охарактеризован в исследовании как случайный пассивно-активный событийный опыт, возможный опыт — как постоянный активно-пассивный ординарный опыт. В ходе анализа выяснилось также то, что реальный и возможный опыт различаются не только по условиям свершения, но и по результатам. Результатом реального опыта является утверждение нового «порядка» продуцирования значений в социокультурном пространстве, тогда как результатом возможного опыта является сохранение и исполнение прежнего «порядка» производства значений в социокультурном мире. Исходя из этого, в исследовании реальный опыт был обозначен как продуктивный опыт, а возможный опыт — как ординарный.

Дальнейший анализ социокультурного опыта «чужого» как ординарного опыта и как продуктивного опыта выявил различие «порядков» их свершения. В рассмотрении «порядка» производства значений, характерных для ординарного и продуктивного опыта «чужого» в качестве основы был взят «порядок» «следа». «След» имеет особый «порядок» производства значений в культуре: в отличие от других знаков, «след» не отсылает к какому-либо означаемому. Функция «следа» состоит в том, чтобы указывать на отсутствие, на то, что «здесь» когда-то что-то было, но «теперь» этого здесь нет. Для ординарного опыта «чужого» был выявлен свой особый «порядок» производства значений, который был обозначен как нестираемый след. «Порядок» нестираемого следа имеет следующие пространственно-временные расположения: он разворачивается в особом временном модусе длящейся отсрочки случайной встречи, и эта случайная встреча свершается в деянии безответного дара. Для продуктивного опыта «чужого» был также определен присущий ему «порядок» производства значений, обозначенный как самостирающийся след. «Порядок» самостирающегося следа имеет следующие пространственно-временные расположения: «порядок» самостирающегося следа «запускается» из переживания утраты навсегда прошедшего несобственного прошлого, в этом переживании становится оставленный след навсегда прошедшего несобственного прошлого как свободное (оставленное) означающее, действие которого направлено на производство нового следа, т. е. нового «порядка» значений в социокультурном пространстве, проявляющего себя как возрожденный оставленный след.

Действие «порядков» ординарного и продуктивного опыта «чужого» раскрывается в анализе конкретного социокультурного опыта. Так, действие «порядка» нестираемого следа рассмотрено на примере института гостеприимства. Безусловно, что не всякое гостеприимство есть ординарный опыт «чужого». В исследовании выделяется особый тип гостеприимства, определяемый как гостеприимство безответного дара. Основная функция гостеприимства безответного дара как ординарного опыта «чужого» состоит в том, чтобы сохранить существующий социальный порядок и не допустить образования новой общности, установления отношений обмена. Особенность безответного дара заключается в том, что, как и любой дар, он предполагает символический обмен, но в случае с безответным даром подлинным предметом обмена является не расширение и укрепление социальных связей, а прекращение любого обмена, предотвращение образования новой социальной общности.

В свою очередь, действие «порядка» самостирающегося следа проанализировано на примере таких исторических событий в европейской истории, которые имеют возвратный смысл, а именно — Ренессанс и Реформация. Ренессанс и Реформация возникли из переживания утраты несобственного безвозвратно прошедшего прошлого античности и раннего христианства. В переживании этой утраты произошло становление оставленного следа античного мира и древнего христианства как свободных означающих в европейском социокультурном пространстве. Следование за оставленным следом и в Ренессансе и в Реформации дало появление возрожденного оставленного следа, т. е. нового порядка" производства значений в европейской культуре (секуляризация культуры, протестантская этика). Традиционно Ренессанс и Реформацию рассматривают как ключевые события, ознаменовавшие в европейской истории переход от средневековой культуры к культуре Нового времени. Именно культура Нового времени (культура модерна) выделила Европу из всего остального мира, сделала ее особенной. В продуктивном опыте «чужого» Ренессанса и Реформации Европа пережила отказ от собственного средневекового прошлого в пользу несобственного навсегда прошедшего прошлого.

Философский анализ социокультурного опыта «чужого» как опыта ординарного и как опыта продуктивного позволил раскрыть силу и значимость опыта «чужого» для социокультурной реальности, его роль не только в сохранении, но также и в изменении конкретного социокультурного порядка. Остается вопрос — насколько актуален на сегодняшний день опыт «чужого», имеет ли опыт «чужого» какое-либо значение для современной культуры и общества?

Если говорить об ординарном опыте «чужого», то здесь, прежде всего, стоит вспомнить идею Деррида о том, что гостеприимство должно стать категорическим императивом для современного общества. Речь идет о безусловном гостеприимстве, и действие такого гостеприимства распространяется на всех без ограничений. В безусловном гостеприимстве Деррида содержится структура нестираемого следа как структура чистого этического отношения, а это значит, что безусловное гостеприимство предполагает действие в пользу других людей безотносительно дальнейших перспектив каких-либо отношений. Готово ли современное общество на такую неопределенность в социальных отношениях, на отсутствие каких-либо гарантий и взаимных обязательств? Несомненно, это может стать предметом отдельного исследования.

Что касается продуктивного опыта «чужого» то, на наш взгляд, не исключена возможность того, что в современной культуре в какой-то момент может произойти очередное, во всяком случае, для европейской культуры, обращение к несобственному навсегда прошедшему проитому. Если такое произойдет, то это позволит' европейской культуре, во-первых, отстраниться от своего собственного прошлого, а, во-вторых, задействовать ресурс несобственного навсегда прошедшего прошлого, с тем, чтобы использовать его как свободное означающее для производства новых значений в культуре. Как бы там ни было, но продуктивный опыт «чужого» предоставляет возможность появления новаций в жизни общества и в культуре, несмотря на то, что после наступления Нового времени возникновение чего-то нового принято связывать с будущим, а не с прошлым.

В заключение еще раз отметим, что социокультурный опыт «чужого» — это особый опыт, имеющий собственные основания свершения, что отличает его, например, от опыта «другого», или опыта «иного». Специфика опыта «чужого» раскрывается в том, что это опыт, возникающий из отсутствия и несовпадения в чем-то общем. «Чужое» — это то, что всегда отсутствует и никогда не может составлять общность с чем-либо. С «чужим» нельзя разделить судьбу, с «чужим» не объединяет ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. С «чужим» вообще нельзя иметь что-то общее, в противном случае это уже не будет опытом «чужого». «Чужое» также требует к себе особого отношения. Отношение к «чужому» — это отношение к тому, что всегда отсутствует, поэтому для опыта «чужого» так характерна неопределенность: будь то неопределенность отношений гостеприимства безответного дара, или же неопределенность значений оставленного следа в продуктивном опыте «чужого».