Диалектная и просторечная лексика в художественном дискурсе Е.И. Носова: На материале рассказов писателя

Язык художественной литературы представляет собой сложное комплексное явление. Его наиболее характерная особенность заключается в том, что «язык художественного произведения формируется из большего количества источников, чем язык нехудожественный, творческий синтез всех генетически неоднородных элементов и составляет язык данного художественного произведения» [Оссовецкий 1971: 302]. Понятие «язык художественной литературы» в сознании русского человека тесно связано с понятием «литературный язык», хотя и не совпадает с ним полностью: сравнив объем этих понятий, приходим к выводу, что язык художественной литературы значительно шире, чем литературный язык, так как «язык художественной литературы со свойственной ему „установкой на выражение“ имеет законное право на деформацию, на нарушение общелитературных языковых норм» [Виноградов 1955: 4], то есть, как считает К. С. Горбачевич, «писателям, которые не только сообщают некие сведения, но и преследуют художественно-эстетические цели, разрешен как бы сознательный выход за границы нормирования языка», реализующийся в том, что «в целях реалистического изображения жизни писатели включают в свои произведения нелитературные слова, формы слов и выражения, допускают оправданные контекстом отступления от норм литературного языка» [Горбачевич 1978: 22]. Таким образом, литературный язык служит фундаментом для создания идиостиля писателя, а тенденции и процессы, происходящие в нем, во многом определяют перспективы развития языка художественной литературы, поэтому, анализируя язык художественной литературы в целом или идиостиль конкретного автора, иследователю необходимо четко представлять те изменения, которые происходили в литературном языке на протяжении всего творчества писателя, а также то, какое воздействие оказали эти процессы на формирование индивидуального стиля автора.

Ученые-лингвисты полагают, что сложившаяся сейчас языковая ситуация, представляется не вполне ясной: «В каноническое представление, согласно которому русский язык состоит из стандарта и территориальных диалектов, вносят известные коррективы выделение разговорной речи как особой системы, функционирующей в среде носителей русского языка [Земская 1968], опыт определения статуса городского просторечия и его истоков [Городское просторечие]» [Калнынь 1997: 115].

В 1990;е годы в русском языке, по утверждению Е. А. Земской, активизировались процессы, способствующие активному перераспределению лексических единиц: «Основной процесс связан с перемещением лексических элементов из периферийных сфер языка в центр системы. К таким элементам относятся жаргон, разговорные элементы, просторечие. Они объединяются по признаку „сниженность“ в сравнении с нейтральным уровнем литературного языка» [http://www.gramota.ru/magnew.html?id=49]. Таким образом, явления, имеющие место в современном русском языке, могут быть охарактеризованы при помощи термина, предложенного К. Гудшмидтом, — коллоквиализация языка [там же]. К этому процессу можно относиться по-разному: можно рассматривать как процесс, ведущий к неизбежной «порче» и деградации общенационального языка, или же рассматривать как процесс «демократизации», по Е. А. Земской, «оживления» языка [http://wvvw.gramota.ru/magarch.html?id=46]. Несомненным представляется тот факт, что коллоквиализация языка окажет существенное влияние на ту часть культуры, которую носители русского языка по праву считают своим национальным сокровищем, — на русский литературный язык: «В любом современном обществе наиболее высок престиж литературного языка как культурного символа нации» [Калнынь 1997: 116]. Следовательно, вопрос о влиянии некодифицированной лексики на литературный язык требует серьезного и всестороннего изучения. Провести подобное исследование представляется целесообразным на материале творчества писателя, сочетающего в своих произведениях литературный язык «высокой пробы» с элементами некодифицированной лексики русского языка, главными из которых являются диалектные и просторечные лексемы.

Диалектная и просторечная лексика — это два мощнейших пласта в системе русского языка, не получившие в силу отрицательного к ним отношения со стороны носителей литературной нормы существенного описания в языке художественной литературы. Однако в начале XXI века диалектная лексика, содержащая в себе поистине неисчерпаемую сокровищницу живого слова, и просторечие с его ярким эмоционально-экспрессивным потенциалом, активно развивающееся в последнее время, занимающее по отношению к русскому литературному языку весьма агрессивную позицию, вербующее в свои ряды все большее число носителей [Прияткина 2000] и даже оспаривающее у литературного языка право называться ведущей коммуникативной системой, представляются все более привлекательным источником модернизации современного русского языка. Вместе с тем необходимо отметить, что несмотря на колоссальный объем фактического материала, накопленного исследователями по частным вопросам русской диалектологии и просторечия и изложенного в работах таких ученых, как П. А. Лавровский, А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, Е. Ф. Карский, H.H. Дурново, М. А. Колосов, Ф. П. Филин, С. П. Обнорский, С. И. Ожегов, Р. И. Аванесов, Н. П. Гринкова, С. А. Копорский, П. С. Кузнецов, H.A. Мещерский, А. Б. Шапиро, Н. М. Шанский, Б. А. Ларин, Л. П. Крысин, Л. Л. Касаткин, Л. А. Капанадзе, Д. Н. Шмелев, В. Д. Бондалетов, Б. И. Осипов, О. Б. Сиротинина, Т. В. Бахвалова и многих других, вопрос о возможности и перспективах использования диалектной и просторечной лексики в языке художественной литературы остается открытым.

Обратившись к истории вопроса, выясняем, что русские народные говоры изначально рассматривались носителями языкового стандарта как непрестижные формы языка, которые не могут принимать участие в формировании литературного языка, а любое даже незначительное влияние диалектной лексики на языковой стандарт оценивалось специалистами резко отрицательно: «Характерным показателем дистанцированности литературного языка от диалекта является то, что русские писатели XIX в. даже при описании крестьянского быта избегали больших диалектных вкраплений, т. е. литературный язык и диалекты представлялись несовместимыми на одной плоскости» [Калнынь 1997: 116]. Вместе с тем такое резкое отрицание важной роли некодифицированной лексики в развитии литературного языка может привести к одностороннему взгляду на проблему. Л. П. Крысин полагал, что «местные говоры и городское просторечие издавна играют роль питательной среды для литературного языка: именно из этих источников литературный язык XVIII — XIX вв. черпал новые выразительные средства» [Крысин 1983: 82].

В этом отношении связь просторечия с русским литературным языком представляется весьма устойчивой. Как считает Д. Раскин, русские поэты XIX в. стали предпринимать активные попытки использования новых выразительных возможностей, которые предлагала им просторечная лексика: «<.> уже по гораздо менее идеологическим и гораздо более эстетическим побудительным мотивам русская литература вообще, а поэзия в частности стала стремиться к простоте, естественности и, если хотите, разговорности. Такое стремление чаще всего выражалось и осознавало себя в употреблении просторечия. <.> Употребление просторечия в стихах обозначало меру смелости и оригинальности и задавало масштаб для построения органической системы литературного языка» http://folioverso.2hearts.ru/misly/misly2/vpogone.html]. Анализируя язык пушкинских произведений, Д. Раскин утверждает, что «главное в поэтическом языке зрелого Пушкина — с этим все согласны — сближение с разговорной речью, активное использование просторечия» [там же].

Подобная тенденция была во многом характерна и для начала XX века. Однако если просторечие существовало как параллельная языковому стандарту малоизученная изначально коммуникативная система, то русским диалектам в 20−30-е гг. была объявлена настоящая война, направленная на их полное уничтожение, поддерживаемая на государственном уровне новой языковой политикой. В то время утверждалось, что «диалектные формы языка свойственны политически отсталым слоям сельского населения, не охваченным процессом коллективизации» [Калнынь 1997: 116]. В русской литературе эту позицию четче всего сформулировал A.M. Горький: «Необходима беспощадная борьба за очищение литературы от словесного хлама, борьба за простоту и ясность нашего языка, за честную технику, без которой невозможна четкая идеология» [Горький 1953: 152]. В «Письмах начинающим литераторам» A.M. Горький писал: «Если в Дмитриевском уезде употребляется слово „хрындуги“, так ведь необязательно, чтобы население остальных 800 у.е.здов понимало, что значит это слово. У нас в каждой губернии и даже во многих уездах есть свои „говора“, свои слова, но литератор должен писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски» [http://maximgorkiy.narod.ru/STATY/pnl.htm].

Социальный прогресс ассоциировался с исчезновением диалектовименно поэтому в [История <русской диалектологии> 1961: 61] было написано, что «исчезновение русских диалектов уже свершившийся факт» [Калнынь 1998: 58]. Ф. П. Филин выразил свое мнение по этой проблеме несколько осторожнее: «Прежнего состояния диалектной речи теперь больше не существует. Большинство современного сельского населения говорит или на литературном языке, или на своеобразных „койне“, переходных от прежних диалектных систем к литературному языку <.>» [цит. по: [Звегинцев 1964: 148]. Однако русские диалекты, несмотря на столь тяжелые времена, сумели выжить, хотя и подверглись мощнейшему давлению со стороны литературного языка. Ф. де Соссюр утверждал: «Нельзя найти в самом языке возможность прекращения его существованиятолько случайное событие, насилие или непреодолимая высшая сила внешнего характера могут уничтожить его» [Соссюр 1990: 17]. Агрессивная языковая политика государства по отношению к диалектам явилась одной из причин позднейшего обеднения русского языка [Хроленко 2000: 229]. Необходимо отметить, что истории хорошо известны и более «цивилизивованные» подходы к решению проблемы взаимоотношения литературного языка и диалектов: «Вытеснение диалекта литературным языком — процесс чрезвычайно длительный и неоднозначный. Удивительно то, что диалектные различия сохраняются у высококонсолидированных народов — японцев, англичан, немцев. В Италии, где до сих пор сохраняются резкие диалектные различия между двенадцатью наиболее распространенными говорами, 65,6% жителей в семейном общении используют диалект. Более 23% опрошенных итальянцев на улице, на работе, в общественных местах употребляют только местный говор. Более ста лет прошло после объединения Италии в одно самостоятельное государство, а диалекты продолжают жить» [Хроленко 2000: 139].

В то время как государством проводилась деструктивная языковая политика по отношению к русским диалектам, просторечие, наоборот, привлекло к себе внимание ученых. В 1928 году Б. А. Ларин в работе «О лингвистическом изучении города» писал: «Мы запоздали с научной разработкой языкового быта города. да и нигде до сих пор она не проводилась широко и систематически. Научная традиция в этой области еще не сложилась» [Ларин 1977: 175]. В 2000 году впервые была опубликована статья С. И. Ожегова под рабочим названием «О просторечии (К вопросу о языке города)», датируемая приблизительно 1930;ми годами. В этой статье С. И. Ожегов одним из первых говорит о важной роли некодифицированной лексики в эволюции языка: «Изучение языкового обихода русского города становится, как будто, задачей русской филологии <.>. К этому изучению приводят интересы двоякого рода: стремление к пересмотру исторических перспектив развития языка, а с другой стороны, стремление к познанию факторов становления языка в различных социальных группах, без чего и невозможно понимание эволюционного процесса» [Ожегов 2000: 94]. Ученый утверждал, что просторечие «является причиной эволюции литературного языка, котлом, в котором перевариваются диалекты, чтобы впоследствии внести свежие струи в литературный язык» [Ожегов 2000: 94].

Настоящий всплеск внимания к диалектной и просторечной лексике среди ученых-лингвистов и читающей публики наблюдается в 1970;е годы, когда в русскую литературу вошла целая группа талантливых писателей (Е.И. Носов, В. П. Астафьев, В. И. Белов и др.), избравших объектом своего творчества современную русскую деревню и ее жителей. Этим авторам удалось вернуть диалектную лексику в текст художественного произведения и отстоять право на ее широкое использование в языке художественной литературы как одного из наиболее ярких, эмоционально-экспрессивных языковых средств. «Авторитет писателей, которые, по словам JI.B. Щербы, обладают «в максимальной степени оценочным чувством языка», играет основную, решающую роль в утверждении и укреплении норм литературного языка.

Литература

в глазах общества стала законодательницей речевого поведения. Поэтому столь велика ответственность писателя и перед современностью, и перед будущим" [Горбачевич 1978: 22]. Активному вхождению диалектной лексики в язык художественной литературы способствовали и социальные тенденции в обществе: «Широкое вовлечение в ряды интеллигенции, в том числе и художественной, вчерашних носителей говоров, сохраняющих в своем говорении многие диалектные черты, объясняет также включение в язык художественной литературы глубинных пластов диалектной лексики, очень разнообразной по своему характеру, эстетическим функциям. В текстах художественной литературы с деревенской тематикой наблюдается заметная тенденция к расширению нормативных лексических границ литературного языка, а также прослеживается процесс расширения семантической структуры многих литературных слов путем включения в нее фрагментов семантической структуры диалектных слов» [Оссовецкий 1971: 302]. Именно в это время в сознании носителей русского языка начинает формироваться понимание того, что территориальные диалекты представляют собой большую языковую ценность, что диалект — это параллельный литературному «язык, который не добился признания» [Хауген 1972: 157]. В. Е. Гольдин, О. Б. Сиротинина, М. А. Ягубова утверждают, что «диалекты образуют чрезвычайно важную нижнюю страту языка, его историческую базу, хранилище национального своеобразия и творческих потенций языка» http://press.alledu.ru/publicationprint/432/1514].

Отреагировав на ряд значительных изменений, произошедших в системе русских народных говоров, «на их качественную трансформацию в новые речевые формы» [Герд 2000: 47] смежные с просторечием и литературной лексикой, лингвисты стали развивать учение о полудиалектах (Л.И. Баранникова, Т. С. Коготкова и др.) и региолектах (В.И. Трубинский, A.C. Герд и др.).

Если в начале XXI века лингвистическая наука имеет четкое представление о системе русских народных говоров, то просторечие как уникальный пласт русского языка и особенно его применение в языке художественной литературы все еще не изучено в должной степени. Лингвисты не выработали единого определения просторечия, хотя сам термин, как утверждает 3. Кестер-Тома, был введен в научный обиход уже в конце XVIII века [http://www.philology.ru/linguistics2/koester-93.htm]. Вместе с тем мы можем отметить определенную тенденцию ко все большей конкретизации понятия «просторечие». Если в работе Ф. П. Сороколетова и О. Д. Кузнецовой «Очерки по русской диалектной лексикографии» просторечие охарактеризовано как некая «аморфная субстанция»: «Просторечие — сложная стилистическая категория лексики, с невыясненными окончательно признаками, с неустановленными границами и до конца еще не определенным местом в системе общенародного языка» [Сороколетов, Кузнецова 1987: 111], а Л. Введенская, Л. Павлова, Е. Кошаева вообще отказывают просторечию в системности: «Просторечие — одна из форм национального русского языка, которая не имеет собственных признаков системной организации и характеризуется набором языковых форм, нарушающих нормы литературного языка» [Введенская, Павлова, Кошаева 2001: 19], то в определении В. А. Хомякова главенствуют понятия «система» и «структура»: просторечие — «сложная система, занимающая определенное место в социально-стилистической иерархии компонентов словарного состава национального языка. Нестандартная лексика образует лексическое просторечие, которое понимается как сложная лексико-семантическая категория, известным образом упорядоченное и обладающее структурой иерархическое целое, представляющее совокупность социально-детерминированных систем (жаргон, арго и т. п.) и стилистически сниженных лексических пластов (коллоквиализмы, сленгизмы, вульгаризмы и т. п.), которые характеризуются существенными различиями и расхождениями в основных функциях и в социолингвистическом, прагматическом и стилистическом аспектах» (цит. по: [Химик 2000: 199−200]). В нашей работе мы придерживаемся подхода к просторечию как системе. 3. Кестер-Тома полагает, что «исследование просторечия должно идти по пути сужения объема самого термина, за которым следует признать понимание просторечия как социолекта, занимающего в иерархии модели языка промежуточное положение между субстандартом и нонстандартом» [http://www.philology.ru/linguistics2/koester-93 .htm].

Подобная размытость самого понятия «просторечие» существенно затрудняет исследование возможностей использования просторечной лексики в языке художественной литературы, так как отсутствует единый критерий, позволяющий четко отграничивать просторечную лексику от разговорной, жаргонной и т. д. Еще труднее разграничивать просторечную лексику по уровню ее экспрессивных возможностей. Пометы, которыми просторечные лексемы снабжаются в словарях русского языка, как считает 3. Кестер-Тома, могут затруднить это разграничение: «Подобная лексикографическая практика — снабжать пометой «просторечные» слова, несущие окраску сниженной экспрессии, — мешает отграничению одного вида просторечия от другого и широко обсуждается среди лексикографов.

Скляревская, 1988, 84−97)" [http://www.philology.ru/linguistics2/koester-93.htm]. Еще одной проблемой при изучении просторечных элементов в тексте художественного произведения является то, что просторечие — самая динамично развивающаяся система русского языка. Оно теснейшим образом связано как с русскими народными говорами, так и литературным языком. Движение лексических единиц идет непрерывно, лексема, которая в момент создания литературного произведения рассматривалась как просторечная, в настоящий момент может быть полноправной единицей литературного языка. Динамические изменения в системе некодифицированной лексики можно проследить, лишь сравнив расположенные в хронологическом порядке данные словарей русского литературного языка, словарей русских народных говоров, а также специализированных словарей нелитературной лексики русского языка. И. А. Оссовецкий полагал, что «вопрос об использовании писателем диалектной лексики в каждом отдельном случае нужно решать конкретно, применительно к определенному этапу развития языка» [Оссовецкий 1971: 301]. Это высказывание справедливо и в отношении исследования просторечной лексики.

Что касается исследования функционирования диалектной лексики в тексте художественного произведения, то под термином диалектизм мы, вслед за И. А. Оссовецким, понимаем следующее: диалектизм — это «слово, обладающее хотя бы одним диалектным дифференциальным признаком и включенное в состав литературного произведения именно как диалектное» [Оссовецкий 1971: 320]. Отправной точкой анализа функционирования диалектизмов в языке художественного произведения явилось следующее утверждение: «<.> Количество диалектной лексики в составе художественного произведения лишь в незначительной степени характеризует индивидуальный стиль писателя, тогда как качество ее использования в эстетической функции заметно отличает творческий почерк одного писателя от другого» [Оссовецкий 1971: 303].

Актуальность исследования состоит в том, что до сих пор употребление диалектной и просторечной лексики в тексте художественного произведения в научной литературе не получило исчерпывающего описания. Не выяснены полностью механизмы использования нелитературной лексики, не определен эмоционально-экспрессивный потенциал, приобретаемый данной лексикой в тексте художественного произведения, ее воздействие на сознание читателя, на его речевые предпочтения, не ясно полностью влияние, оказываемое некодифицированной лексикой на развитие русского литературного языка, что в силу сложившейся на сегодняшний день языковой ситуации требует более глубокого изучения и, возможно, пересмотра описанной ранее системы внутренних связей, пронизывающих некодифицированную лексику русского языка. Несмотря на интерес, проявляемый современной лингвистической наукой по отношению к диалектной и особенно просторечной лексике, на ряд опубликованных работ, посвященных различным аспектам изучения нелитературной лексики, можно утверждать, что комплексный анализ некодифицированной лексики на материале произведений одного писателя как вид лингвистического исследования еще не получил широкого распространения.

Объект исследования — диалектная и просторечная лексика как подсистемы лексического состава русского языка и их функционирование в текстах художественных произведений Е. И. Носова. Выбор творчества этого автора во многом обусловлен тем, что Е. И. Носов является одним из тех писателей, кого безоговорочно можно назвать мастером языка. Он создал свой неповторимый стиль, особенностью которого является широкое использование диалектных и просторечных средств при опоре на чистый, строгий, яркий, традиционный литературный язык. Авторитет Е. И. Носова в области художественного языка произведения чрезвычайно высок, его творчество оказывает существенное влияние на отбор тех языковых средств (в том числе диалектных и просторечных), которые участвуют в формировании современного художественного языка.

В качестве предмета исследования мы рассматриваем все диалектные и просторечные лексические единицы, использованные Е. И. Носовым в произведениях малого жанра на протяжении всего творчества писателя.

Базой эмпирического материала послужили наиболее распространенные сборники рассказов Е. И. Носова, вышедшие при жизни писателя:

1. Носов Е. И. В чистом поле.: Повести и рассказы. — М.: Худож. лит., 1990.-574 с.

2. Носов Е. И. Вечерние стога: Рассказы. Повесть. — М.: Современник, 2000. — 494 с.

3. Носов Е. И. Избранные произведения: В 2-х т. — М.: Худож. лит., 1989.

4. Носов Е. И. Усвятские шлемоносцы: Повести и рассказы. — М.: Правда, 1989.-480 с.

5. Воробьев К. Д., Носов Е. И. Фанфары и колокола. — Курск: Крона, 1998. Значительная часть рассказов Е. И. Носова в электронной версии была получена нами с интернетовских сайтов, специализирующихся на современной русской литературе, например: www.lib.ru, http://belousenkolib.narod.ru и т. д. Каждая электронная версия была выверена по печатным изданиям на предмет полного соответствия оригиналу. Рассказы, изначально существующие в печатном виде, также переводились нами в электронный документ. В итоге мы получили полное собрание произведений Е. И. Носова в электронной версии.

Цель работы — исследовать диалектную и просторечную лексику в рассказах Е. И. Носова, выявить особенности ее употребления, ее роль в художественном тексте, ее влияние на формирование образной системы произведения, воздействие на сознание читателя, на развитие современного русского литературного языка.

Поставленная цель работы предопределила следующие задачи исследования:

• выяснить территориальную принадлежность диалектной лексики в рассказах Е. И. Носова;

• провести сопоставительный анализ групп лексики с точки зрения территориальной принадлежности;

• определить доминирующую с точки зрения территориальной принадлежности группу диалектной лексики;

• рассмотреть соотношение междиалектной и локально закрепленной диалектной лексики в рассказах Е. И. Носова;

• провести лексико-тематическую классификацию диалектной и просторечной лексики;

• выделить доминантные и периферийные лексико-тематические группы и провести их сравнительный анализ;

• подвергнуть диалектные и просторечные лексемы лингвистическому анализу с целью установления их роли в языке художественного произведения, особенностей их употребления, а также определения семантических, фонетических, стилистических изменений, которые в тексте носовских произведений претерпевают данные лексемы;

• опираясь на данные словарей русского языка, расположенных в хронологическом порядке, исследовать динамику диалектной и просторечной лексики русского языка в рассказах Е. И. Носова;

• выявить разработанные писателем механизмы сочетания диалектной, просторечной и литературной лексики;

Научная новизна работы заключается в том, что.

• это первое лингвистическое исследование некодифицированной лексики в рассказах Е. И. Носова;

• в диссертации реализуется комплексный подход к изучению некодифицированной лексики русского языка.

Методология исследования.

Все рассказы Е. И. Носова были переведены в электронный вариант. С помощью специальных лингвистических компьютерных программ методом тотальной выборки были созданы словники и частотные словари, а также составлены конкордансы диалектной и просторечной лексики. Значение и функционально-стилистическая принадлежность каждой лексемы проверялись с помощью компьютерных технологий по рекомендованным Департаментом образовательных программ и стандартов профессионального образования Минобразования РФ для распространения на федеральном уровне [www.lsw.ru] электронным версиям академических словарей русского литературного языкатакже широко использовались данные словарей диалектной и современной некодифицированной лексики русского языка. Отметим, что нами отбирались только те диалектные и просторечные лексемы, которые зафиксированы в словарях русского языка. Из ряда смежных значений лексемы выбиралась формулировка, наиболее полно соответствующая внутреннему смыслу носовского контекста. На основании сопоставительного анализа словарного значения лексемы и ее функционально-стилистической принадлежности, отраженной с помощью словарных помет, с реализацией данной лексемы в тексте носовского произведения делались выводы о семантическом или стилистическом преобразовании лексемы в тексте писателя, подробно рассматривались причины, обусловившие подобные изменения, а также влияние этих изменений на образную систему произведения. Каждая рассматриваемая в работе диалектная и просторечная лексема снабжена иллюстративным материалом, позволяющим ясно представить позицию лексемы в дискурсе художественного произведения.

В ходе анализа диалектизмов использовалась классификация диалектной лексики по территориальному признаку, при ее проведении мы опирались на данные, зафиксированные в СРНГ — самом авторитетном на сегодняшний день словаре диалектной лексики, причем при определении территориальной принадлежности учитывалось конкретное значение лексемы в носовском контекстепроводилось сопоставление междиалектной и локально закрепленной лексикинекодифицированная лексика была подвергнута лекснко-тематнческой классификации и сопоставительному анализу. Отметим, что для корректного проведения сравнительного анализа из всего состава просторечной лексики нами были отобраны лишь те лексико-тематические группы, которые встречаются в диалектной лексике.

Теоретическая значимость и практическая ценность исследования.

Наблюдения и выводы, содержащиеся в работе, способствуют решению проблемы статуса диалектной и просторечной лексики русского языка в тексте художественного произведения, ее влияния на развитие современного русского литературного языка.

Результаты исследования могут найти практическое применение в курсе современного русского литературного языка, русской диалектологии, культуры речи, лингвокультурологии.

Апробация материалов и результатов исследования.

Основные положения диссертации излагались в виде докладов на аспирантских семинарах при кафедре русского языка КГУ в 2002;2005 гг., на «Носовских чтениях» (2004;2005 г.), а также в ходе работы летней научной школы «Курское слово» (2004;2005 г.) и нашли отражение в четырех опубликованных статьях.

Структура работы.

Диссертационное сочинение состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы (150 наименований), приложений. Текст изложен на 195 страницах рукописи.

Выводы по главе.

Проведенное нами исследование просторечной лексики в рассказах Е. И. Носова позволяет сделать следующие выводы.

1. Творческая работа по преобразованию семантики просторечных лексем ведется писателем по следующим направлениям:

— расширение семантической структуры лексемы {вякнуть, голосить, гундеть, балабонить)',.

— развитие окказиональных значений лексемы {мазурик, оглоед, поганец)',.

— слияние диалектных и просторечных значений лексемы в единый художественный образ {мужик, баба, гомонить, горб);

— развитие способности лексемы выражать дополнительные смысловые оттенки {гад, окаянный)',.

— упрощение семантической структуры слова {злыдень, малец).

2. Просторечная лексика в рассказах Е. И. Носова выполняет ряд особых функций:

— служит для характеристики персонажа, его поведения, психологического состояния, выражает отношение персонажа к другому персонажу или событиям, разворачивающимся в самом рассказе (буркнуть, материться, заорать, зенки, трескать, свистушки);

— используется в контексте для создания комического эффекта {поддать, брехун, дубина), выражения иронии {утроба, брюхо, волосня);

— участвует в создании сложных художественных образов, основанных на анимировании природных явлений {брюхо, космы, курево), артефактов {гомонить, балаболка), «очеловечивании» животных (рожа, вертихвостка, девка)-,.

— помогает автору передавать особенности визуального и акустического восприятия окружающего мира персонажем {брехать, печево, гомонить).

3. Е. И. Носов варьирует уровень эмоционально-экспрессивных возможностей просторечной лексемы. Одно и то же слово приобретает в носовском контексте как резко отрицательную, так и нейтральную и даже положительную коннотацию {морда, рожица, паразит, шельма).

4. Просторечная лексика в рассказах Е. И. Носова в некоторых случаях выступает как коррелят диалектной лексемы {шмат, краюха — скибка), а также может являться определенного рода эвфемизмом к другой грубо-просторечной лексеме {гузка — гузно, жмот — жлоб и др.), чему способствует наличие в языке писателя широких синонимических рядов просторечной лексики {гад — паразит — сволочь — стервец и др.).

5. В рассказах Е. И. Носова используется ряд идиом как грубо-просторечного {набить морду, нажрать морду, дурья башка), так и вполне нейтрального характера {щи хлебать, не по нутру, чаевать не воевать). Некоторые просторечные идиомы могут коррелировать с окказиональными выражениями, построенными на основе диалектной лексики {вякнуть нутром — гуркать утробой). Кроме этого, просторечная лексика используется для создания поговорок.

Заключение

.

Диалектная и просторечная лексика занимает особое место в художественном языке Е. И. Носова. Несмотря на то, что просторечная лексика в рассказах писателя не превышает 5% от общего количества лексем, а диалектная — 1%, диалектизмы и просторечие выполняют в носовских рассказах ряд важнейших функций, а именно: 1) они активно участвуют в формировании образной системы произведения, 2) выступают как средство точной характеристики внешнего вида, поведения, особенностей мышления персонажа, 3) помогают передавать эмоциональный настрой всего произведения в целом. Таким образом, диалектизмы и просторечие в произведениях Е. И. Носова — это не просто словесные инкрустации, служащие для передачи местного колорита и каких-либо отдельных речевых особенностей персонажа, а две параллельные русскому литературному языку системы, обладающие определенным кругом лексических единиц, а также хорошо проработанными механизмами их применения.

В ходе исследования нами было проанализировано 332 диалектных и 1000 просторечных лексем, что позволило обнаружить ряд характерных особенностей в использовании диалектной и просторечной лексики, присущих идиостилю Е. И. Носова.

Высокий процент территориально закрепленной лексики (66,3%) свидетельствует о хорошем знании писателем системы русских говоров, тщательном изучении лексического состава данных говоров, об исключительном внимании автора к особенностям употребления той или иной диалектной лексемы, т. е. о глубоком исследовательском проникновении в саму структуру говора, а не поверхностном использовании тех или иных лексических единиц. Такое глубокое проникновение подтверждается устойчивым объемом родной курской лексики в рассказах Е. И. Носова.

Широкое использование междиалектной лексики (33,4%), знакомой в большей или меньшей степени подавляющему большинству носителей русского языка, позволяет Е. И. Носову значительно облегчать восприятие художественного текста читателями, сохраняя при этом необходимый писателю уровень «диалектности» произведения. Таким образом, носовские рассказы приобретали общерусское («полифоническое») звучание и становились близки в языковом отношении всем читателям вне зависимости от их диалектного опыта.

Курское слово (12%) играет особую роль в художественном языке Е. И. Носова: оно является тем уникальным звеном, которое во многом формирует индивидуальную манеру письма автора, служит отправной точкой создания особого экспрессивно-эмоционального настроя носовских произведений.

Значительный пласт северновеликорусской лексики, составляющий 14,8% от всей диалектной лексики, использованной писателем, и превосходящий по объему родную автору лексику курских говоров (12%), свидетельствует о повышенном внимании Е. И. Носова к северному слову, подкрепленном личностным восприятием северновеликорусской лексики как более «русской», «чистой», обладающей несколько большим эмоционально-экспрессивным воздействием, чем привычная для писателя лексика южновеликорусских говоров.

Основой пласта диалектной лексики в рассказах Е. И. Носова являются имена натурфактов, составляющие 23,2% от всей диалектной лексики, использованной писателем в малом жанре, и имена артефактов — 22,6% соответственно. Имена ментии социофактов представлены в рассказах Е. И. Носова в значительно меньшем объеме и составляют 6% и 2,7% от всей диалектной лексики. Таким образом, предметность является характерной чертой той части виртуального мира писателя, которая отражает окружающую реальность посредством диалектной лексики.

Ядро имен натурфактов составляют практически равные по объему лексико-тематические группы «водные пространства, их характеристика» (4%), «элементы ландшафта» (3,6%), «звуки окружающей среды» (3,3%). Средняя частотность употребления лексем из этих групп в рассказах.

Е.И. Носова втрое превосходит частотность лексем, входящих в состав менее обширных лексико-тематических групп: «метеорологические явления» (2,1%), соматизмы (1,8%).

Подобная тенденция прослеживается и среди имен артефактов. Ведущими являются лексико-тематические группы «предметы домашнего обихода» (9%) и «названия построек и их частей» (6,6%). Средняя частотность лексем, входящих в состав этих групп, в рассказах Е. И. Носова примерно в 7,5 раз превосходит среднюю частотность употребления лексем из периферийных групп «еда и напитки, их потребление» (2,7%), «пространства, освоенные человеком» (2,4%).

Среди имен ментифактов, составляющих 6% от всей диалектной лексики, использованной Е. И. Носовым в рассказах, провести разграничение лексико-тематических групп на ядерные и периферийные весьма затруднительно. Разница в объеме этих групп и в частотности употребления лексем, входящих в них, незначительна. Самая объемная лексико-тематическая группа «коммуникативные процессы» составляет 2,1% от всей диалектной лексики.

Диалектные имена социофактов в рассказах Е. И. Носова представлены весьма скупо — одной лексико-тематической группой «названия лиц» (2,7%).

Если диалектная лексика в рассказах Е. И. Носова используется в речи автора и в речи персонажей, то просторечная лексика — принадлежность речи персонажей. Различие между диалектной и просторечной лексикой в рассказах Е. И. Носова заложено не только в территориальной ограниченности, присущей диалектной лексике и несвойственной просторечию, не только в уровне эмоционально-экспрессивного «заряда», приобретаемого диалектизмом в тексте художественного произведения и без которого вообще немыслимо просторечие, но и в самом способе номинации предметов и явлений: если для диалектной лексики отмечается тенденция к конкретизации, точности наименования, то для просторечия характерна иная ситуация, а именно — слияние в одной лексической единице тенденций к конкретизации, с одной стороны, и расширению числа номинируемых предметов, с другой стороны. Просторечная лексема претендует номинировать не только один конкретный предмет, явление, ситуацию, но и целый ряд смежных предметов, явлений, ситуаций и т. д. Именно эта особенность наряду с мощным эмоционально-экспрессивным потенциалом, позволяет просторечию вторгаться во все сферы человеческого общения. И если ранее диалектная лексика выступала в качестве «донора» для просторечия, то сегодня просторечие представляет собой самостоятельно развивающуюся систему, в которой бывшие диалектные элементы составляют небольшую часть быстрорастущего словарного запаса (молодуха, братан, брехать, хрумкать, горб и др.).

Вместе с тем диалектизмы и просторечие в рассказах Е. И. Носова выступают в роли не «конкурентов», но «союзников», позволяя автору добиться точной передачи речи сельских жителей, при этом не принося в жертву художественную составляющую контекста.

Сравнив между собой лексико-тематические группы диалектной и просторечной лексики, мы можем утверждать следующее: лексико-тематическая группа «звуки окружающей среды», участвовавшая в формировании ядра диалектных имен натурфактов, в просторечии утратила свою ведущую позицию и перешла в разряд периферийной лексики. Она составляет лишь 0,7% от всей просторечной лексики, использованной в носовских рассказах. Напротив, периферийная среди диалектных имен натурфактов группа соматизмов в просторечии расширяет свой лексический состав, что связано с рядом описанных в работе особых функций, которые приобретают соматизмы в процессе коммуникации между носителями просторечия.

Если среди диалектных имен артефактов лексико-тематическая группа «еда и напитки» входит в состав периферийной лексики, то в просторечии она становится доминантной (5,1%), примерно вдвое расширив свой словарный состав. На рост словарного состава данной лексико-тематической группы оказала существенное влияние «поэтика пьянства», столь глубоко разработанная в русском просторечии, а также большое количество просторечных лексем, номинирующих процесс потребления еды и напитков.

Среди имен ментифактов как в диалектной, так и в просторечной лексике ведущей является лексико-тематическая группа «коммуникативные процессы». Отметим, что в просторечии объем этой группы в два раза больше, чем в диалектной лексике, и составляет 4,3% от всей просторечной лексики. Как правило, это лексемы с ярко выраженной негативной экспрессией.

Имена социофактов и в диалектной лексике, и в просторечии представлены лексико-тематической группой «названия лиц». В носовском просторечии, как в принципе и в современном русском просторечии вообще, эта группа является самой объемной и сложной по структуре и составляет 10,1% от всей просторечной лексики, использованной в рассказах писателя.

Оптимальное сочетание диалектной, литературной и просторечной лексики позволяет писателю избежать «языкового натурализма». Е. И. Носовым были разработаны механизмы, позволяющие, с одной стороны, избежать перегрузки текста диалектной лексикой, а с другой стороны, сохранить уровень «внелитературности» речи персонажа или восприятия окружающего мира глазами персонажа: а) замещение в контекстах позиций диалектизмов просторечными единицами, а также сбалансированное их сочетание внутри одного контекстаб) нивелирование образа рассказчика, слияние авторского восприятия мира с восприятием персонажа и, следовательно, слияние в единое целое их языковых навыков.

Используя в одном контексте диалектную и литературную лексему для номинации одной и той же реалии, Е. И. Носов устанавливает различный уровень «диалектности» своих персонажей, а также, разграничивает восприятие мира персонажами и самим автором.

Сочетание диалектизмов с просторечной и литературной лексикой в составе единой описательной конструкции передает особое полифоническое" восприятие мира различными персонажами одновременно.

В перспективе представляется необходимым провести исследование диалектной и просторечной лексики на материале не только рассказов, но и произведений среднего жанра Е. И. Носова, отличающихся от рассказов иной сюжетной организацией, иными требованиями к характеристике персонажей и т. д. Основное различие между рассказами и повестями Е. И. Носова, которое, несомненно, влияло на отбор тех или иных (в том числе диалектных и просторечных) лексических единиц, заключается в том, что носовские повести представляют собой картину общероссийской жизни, в них звучит мощный, богатый «голос» целой страны, и в этом случае можно говорить об особом, созданном Е. И. Носовым синкретическом языке, органичной частью которого является русская диалектная и просторечная лексика.