Жизнь и смерть: от сакральной символической обратимости к постсакральной бинарности: Социально-философский анализ

Актуальность темы

исследования. Бинарные установки, будучи доминациями современного общества, фиксируют и определяют содержание его интеллектуальных запросов и проблем. Переосмысление этих установок, будучи своеобразной критической рефлексией новоевропейской культуры на свои основания, началось еще во времена Ницше. Но только в середине XX века были четко сформулированы теоретические, мировоззренческие, культурологические и др. «претензии» к «засилью» бинарно-сти в современном обществе. Начиная с 90-х годов XX века, зарубежные и отечественные мыслители сосредоточивают свое внимание на социокультурном смысле постсакральной бинарности «жизнь-смерть», выясняя те социальные и культурные последствия, к которым привело ее доминирование.

Известно, что в пространстве бинарной оппозиции «жизнь-смерть» новоевропейское общество придавало ценность только левому члену этой оппозиции. Представители же европейского постмодерна производят смысловую аберрацию и не только вводят тему «смерть» в ранг равноправной теме «жизнь», но часто наделяют ее доминирующей смыслообразующей функцией.

В современной отечественной философской мысли за последнее десятилетие сложилась вполне устойчивое критическое отношение к абсолютизации разрыва событий «жизнь-смерть». Возобладало убеждениие, что смерть в ее онтологическом, жизненно-экзистенциальном и социокультурном измерениях неизбывно присутствует во всех сферах человеческого жизненного мира, определяя явно и неявно многие его параметры. Если в начале 60-х годов XX века тема глубинного укоренения смерти в социокультурном пространстве анализировалась только в работах философов постмодернистского направления, то в настоящее время эта тема привлекает внимание и тех мыслителей, которые мыслят в рамках классической рациональной парадигмы.

Симптоматичен тот факт, что рефлексии подвергается радикализм рассмотрения в эпоху Нового времени постсакральной бинарной оппозиции «жизнь-смерть». Следствием такого радикализма явилась аннигиляция важного для человеческой экзистенции «искусства умирать». Общество перестало заботиться о том, чтобы «научать» людей трудному и долгому труду восприятия процесса умирания и акта самой смерти. В рационалистически и прогрессистски ориентированной западноевропейской культуре тема смерти была отодвинута на периферию общественного сознания и общественной жизни. Возобладало убеждение, что на смерть, как и на солнце, нельзя смотреть в упор. Но если в рациональной философии на тему «смерть» накладывалось интеллектуальное табу, то в современной пост-не-Традиции запреты этого табу игнорируются, о чем свидетельствует тематика коллективных исследований и конференций, проводимых в Санкт-Петербурге, Москве и др. городах: «Тема смерти в духовном опыте человечества», «Смерть и умирание: Опыт междисциплинарного исследования» и т. д.

Жизнь и смерть различали всегда, но различение это было специфичным для каждой конкретно-исторической эпохи. Исследования социокультурной исторической differencia specifica осознания связи, взаимоотношения событий жизни и смерти привели многих исследователей к неожиданному выводу: морально-этические, религиозные, социально-экономические, эстетические, ментальные, психологические и т. д. установки формировались всегда в контексте того или иного социокультурного отношения к событиям «жизнь-смерть». Более того, стало ясно, что структура и функции социокультурных феноменов и социальных институтов моделируются и модулируются наличными формами отношения к событиям жизни и смерти. Так, реализуя такой исследовательско-методологический подход, удалось сделать «первые шаги» по выявлению причин появления современного способа общественной жизни, основанного на экономических законах потребления и стоимости.

Западноевропейский рационализм отказался рассматривать жизнь и смерть в контексте сакральной символической обратимости, где жизнь и смерть обладали равными правами и служили различными проявлениями одной и той же онтологической реальности. Но такого рода «отказ» не был результатом интеллектуального своеволия того или иного мыслителя: онтологическая тенденция к десакрализации, рационализации жизни с неизбежностью породила бинарность «жизнь — смерть», что завуалировало влияние смерти на формирование социальной жизни. Поэтому не случайно в трудах новоевропейских философов и мыслителей тема «смерть» или вообще не рассматривалась, или рассматривалась только в экзистенциальном аспекте. Критически-рефлексивное переосмысливание новоевропейской постсакральной бинарности «жизнь-смерть», предпринятое многими зарубежными и отечественными философами конца XX века, есть серьезное участие в «поминках по Просвещению», беззаботно вытеснившего событие смерти из события жизни, и тем разрушившего «локальные и традиционные формы морального и социального знания"1, что привело новоевропейскую культуру к тотальному нигилизму.

В «Эпикризе» на труды Санкт-Петербургской ассоциации танатологов отечественный постмодернист В. Курицын утверждает, что резкое повышение интереса к смерти в конце XX века вызвано одной главной при Джон Грей. Поминки по Просвещению. М., 2003. С. 281. чиной: «Голову в песок — от социальных потрясений». Что касается идео-лого-политических манипуляций сознанием людей, то бесспорно автор прав. Но, если отбросить факт манипуляции сознанием, то тематизация смерти как события, неразрывно связанного с жизнью, являясь одним из главных открытий современной социально-гуманитарной мысли, может служить методологическим конструктом для более глубокого осмысления проблемы существования индивидов и общества в целом, понимания влияния события смерти на формирование многих сфер социокультурной жизни, а также для более адекватного решения проблемы генезиса социальных институтов и т. д. Представления о связки событий жизни и смерти в их исторической модификации могут рассматриваться в качестве теоретико-методологического и, одновременно, онтологического основания спецификации социальности и культуры. Несколько перефразируя М. Хайдеггера, можно утверждать, что, только благодаря приоткрытости смерти, жизнь выступает для нас как сущее, и ее можно сделать предметом исследования.

В своем диссертационном исследовании мы попытались показать, как и почему постсакральная бинарность «жизнь-смерть», пришедшая на смену сакральной символической обратимости, явилась одним из главных модуляторов многих социокультурных феноменов и институтов современного мира.

Степень научной разработанности темы. Тема жизни и смерти обсуждалась во все времена: от античности до наших дней. Те или иные ее аспекты затрагивались практически всеми философами и мыслителями (Соломон, Сократ, Платон, Эпикур, Сюнь-цзы, Лукреций Кар, Сенека, Марк Аврелий, Бл. Августин, Томас Мор, Т. Кампанелла, М. Монтень, Р. Декарт, Б. Спиноза, Б. Паскаль, И. Кант, Г. Гегель, К. Маркс,.

Ф.Энгельс, А. Шопенгауэр, Ф. Шеллинг, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Н. Федоров, Л. Карсавин, Вл. Лосский, Св.И.Брянчанинов, И. И. Мечников, Л. Н. Толстой, М. Хайдеггер, Ж.-П.Сартр, Ф. Арьес, С. Рязанцев, П. Гуревич, В. Рабинович, С. Семенова, Б. Григорьян, С. Хоружий, И. Вишев, Н. Арсеньев, А. Демичев, В. Розин, А. Кураев, А. Сурожский, Ю. Бородай, Ю. Давыдов, Л. Трегубов, Ю. Вагин, О. Суворова, Ж. Батай, О. Пас, М. Элиаде, Ж. Бодрийяр и др.) — Но подходы к рассмотрению темы «жизнь и смерть» различны в классической, неклассической и пост-неклассической мыслительной традиции, и, прежде всего, в философии.

Представители новоевропейской философской классики (Р.Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Л. Фейербах, К. Маркс и др.) анализировали события жизни, смерти и бессмертия в рационалистическом или в натуралистиче-ско-биологическом планах. Они не выработали собственно философского подхода к исследованию этих событий и потому зачастую просто рационалистически эксплицировали взгляды теологов и ученых-естествоиспытателей. Не была обозначена специфика философского рассмотрения темы «жизнь-смерть», а, следовательно, не были отработаны специальные понятия и категории для изучения и описания темы смерть в пространстве индивидуальной и социальной, общественной жизни. Философы этого направления трактовали смерть как естественное и необратимое прекращение жизнедеятельности биологической системы. Например, Ф. Энгельс в связи со смертью своего друга и соратника К. Маркса писал, что «все события, наступающие в силу естественной необходимости, как бы они ни были ужасны, содержат в себе утешение». Утешение состоит в осознании и признании неотвратимости смерти. По-сути, Ф. Энгельс повторяет несколько в иной форме афоризм Б. Спинозы, в котором емко вы.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.35. С. 386. ражены принципы рационализма: «не осмеивать человеческих поступков, не огорчаться ими, не клясть их, а понимать"3.

Философскую спецификацию тема жизни и смерти получает в работах зарубежных мыслителей, принадлежащих к неклассическому и пост-неклассическому типам философствования (Б.Паскаль, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, М. Хайдеггер, А. Камю, Ж.-П.Сартр, Г. Маркузе, Ф. Арьес, Э. Канетти, Ж. Бодрийяр, Ж. Батай и др.). В философии XX века сформировалась тенденция рассматривать смерть в горизонте жизни. Так, экзистенциальная философия, заменив декартовское «я мыслю» хайдеггеровским «я умру», стала разрабатывать идею смерти не в плане неизбывного конца человеческого существования как органического тела, а в плане ее смыс-лозначимости для жизни. Экзистенциалисты заложили основу метафизики смерти в новоевропейской философии, поставили тему смерти в центр всех размышлений о человеческом существовании, «возвысили» смерть, связав ее со смыслом жизни. Осознание человеком неизбежности собственной смертности они посчитали критерием подлинного бытия. Аналогично психологи считают осознание собственной смертности признаком душевно здорового человека.

Но смысл смерти в горизонте жизни понимается и трактуется по-разному. Одни мыслители делают акцент на ее негативности, другие отстаивают позитивный смысл смерти для жизни.

Так, М. Хайдеггер, занявшись выявлением предпосылок человеческого существования, пришел к выводу, что сделать это невозможно, опираясь на рационалистическую, идущую от Декарта, традицию рассматривать все философские проблемы в категориях субъект-объект, материя-дух и т. д. Отказался Хайдеггер и от присущей всей немецкой классической фи.

1 Спиноза Б. Этика// Антология мировой философии. Т.2. М., 1970. С. 405. лософии установки на определение субъективности через самосознание. Веками просуществовавшее понятие самосознания «как рефлексивно воспроизводимого и многократно повторяемого содержания опыта» было подвергнуто им критическому осмыслению. Он ввел в человеческую субъективность главный, с его точки зрения, фактор — осознание смертности. Философско-метафизически тематизировав связь событий жизни и смерти, Хайдеггер пришел к убеждению, что человек сущностно определяет себя на пути смерти. Как в архаике смерть реальная или ритуальная есть начало нового рождения, так в философской концепции Хайдеггера ничтоженье есть процесс приоткрывания сущего. «Бытие-к-смерти» делает, считал М. Хайдеггер, человеческое существование подлинным, открывает его смысл. Он утверждал, что смерть индивидуализирует человека, так как смерть есть всегда «моя» смерть.

Позитивный смысл смерти признают такие разные мыслители, как Б. Паскаль, М. Элиаде, Х. Бодрийяр и др. Такая тематизация смерти имеет не только экзистенциальное, но и социально-онтологическое измерение.

В отличие от хайдеггеровского позитивного смысла «бытия к смерти», Ж.-П. Сартр и А. Камю видят в смерти не позитивно-утверждающий момент жизни, а разрушение ее смысла, а, следовательно, гибель индивидуальности. Они не признавали за смертью функции порождения жизненных смыслов: смерть есть отрицание, негация всякого смысла, апофеоз бессмысленности вообще.

В работах С. Кьеркегора, Ф. Ницше, К. Ясперса, Г. Марселя, Ж. П. Сартра, М. Мерло-Понти, А. Камю, Н. Бердяева, Л. Шестова и др. осмысляется проблема возможности человека продолжать жить в ожидании смерти, обсуждается один из главнейших вопросов человеческого существования — его укорененность в смерти, как непреодолимой, неустранимой и фундаментальной трагической основе человеческого бытия. В религиозном экзистенциализме С. Кьеркегора, например, прорабатывается особый способ говорения о смерти, не имеющий логико-доказательной экспликации. Не случайно, экзистенциалисты вводят особые категории-экзистенциалии, к числу которых относятся страх, тревога, ужас и др. Похожую идею развивает и А.Мальро.

Отказывается видеть в смерти позитивно-утверждающий момент жизни маркиз де Сад, художественный ракурс которого, в контексте «абсолютного преступления», предлагает, как минимум, две смерти. Первая осознается как неотъемлемая часть природного круговорота рождения, умирания, вновь рождения и т. д. Вторая же — как смерть абсолютная, выступающая дискретным разрывом природного круговорота. Во втором толковании смерть обретает функции абсолютной деструкции, освобождающей человеческое существование от онтологической укорененности и онтологических законов.

Тема жизни и смерти является центральной в трудах представителей психоанализа, считающих, что бессознательные стремления к смерти (и удовольствию) — глубинные основания человеческого поведения, обусловленные закодированностью процессов умирания в структурах бессознательного (З.Фрейд, К.-Г.Юнг, Э. Фромм, С. Грофф и др.). Философская антропология фрейдистского толка (Портман А., Гелен, Шельски X. и др.) низводит смерть до инстинкта, считая, что на человеческое поведение влияет, прежде всего, бессознательное влечение к смерти.

В рамках неклассического философствования сформировалось восприятие и осмысление смертности человека как социально-значимого феномена. Существует несколько различных подходов к осмыслению этой темы. Один из них можно условно назвать цивилизационным, который разрабатывается, например, П. С. Гуревичем. Рассматривая тему жизни и смерти в рамках цивилизационного подхода, он пишет, что смерть -«один из коренных „параметров“ коллективного сознания, а поскольку последнее не остается в ходе истории недвижимым, то изменения эти не могут не выразиться также и в сдвигах в отношении человека к смерти. Изучение этих установок может пролить свет на отношение людей к жизни и основным ее ценностям. Отношение к смерти — своего рода эталон, индикатор характера цивилизации». Выводит смерть из онтологической плоскости в социокультурную также и Г. Маркузе. Некоторые современные исследователи рассматривают историю человеческой цивилизации как историю вытеснения «присутствия» смерти из процесса производства социальности, из коллективного бессознательного и общественного сознания (Ж.Бодрийяр, Ф. Арьес, Н. Федоров, С. Лем и др.).

Цивилизационный подход многие исследователи дополняют истори-ко-феноменологическим описанием специфики отношения к жизни и смерти в различных культурах (Ф.Арьес, Д. Фрезер, А. Демичев, А. Кураев и др.). Так, этнически-религиозные особенности отношения к жизни и смерти представлены в трудах З. Фрейда, Д. Фрэзера, Вл. Соловьева, Ф. Арьеса, Н. Федорова, П. Гуревича, А. Демичева, С. Семеновой, А. Кураева, С. Рязанцева, М. Шенкао и др., где данное отношение выступает как один из отличительных критериев этноса и нации. Ф. Арьес, как известно, разработал теорию пяти этапов социокультурного статуса акта смерти и ее восприятия в западноевропейской культуре: от смерти «прирученной» (XII век) до смерти «перевернутой» (XX век). Феноменологическое описание различного восприятия акта смерти в тех или иных культурах представил А. П. Лаврин в своей энциклопедии смерти.

В отечественной мысли многие ученые-гуманисты и естествоиспытатели, натурализируя событие смерти, отводили ему только негативную роль, считая смерть победой хаоса и неразумной природы над мировым порядком и разумностью (Н.Пирогов, «поздний» Н. Федоров, П. Кропоткин, Н. Рерих, К. Циолковский, И. И. Мечников и др.). Те же мыслители, которые не натурализировали событие смерти, признавая за ней сакральный смысл, склоняются к признанию ее позитивности, рассматривают смерть как момент «вырастания в жизнь» (А.Сурожский, А. Кураев и ДР-).

С проблемой «жизнь-смерть» тесно связана тема бессмертия. В классической философии рационализма (Гегель, О. Конт, Л. Фейербах) реализуется идея родового бессмертия человека. Эта своеобразная «религия Человека», вписанная в разумный вечный прогресс, была воспринята философией марксизма. В иррационалистической философии бессмертие трактовалось как «бесконечное возвращение», что по мысли А. Шопенгауэра, Н.Гартмана. Ф. Ницше, порождает бессмысленность, вследствие повторяемости жизни. Вопросы, связанные с бессмертием активно обсуждаются в работах Р. Моуди, С. Грофа, А. Токарчика и др.

Современные отечественные исследователи также проявляют большой интерес к теме «смерть — бессмертие». В этой связи актуализированы идеи русского космизма и, прежде всего, мысли Н.Федорова. Востребована антропологическая, нравственно-практическая ориентация русской философии космизма и ее основные идеи: природа человека и его место в космической эволюции, соотношение телесного и духовного, сущность и значение телесной жизни, смерти и перспективы бессмертия (И.Фролов, П. Гуревич, П. Гайденко, С. Семенова, С. Хоружий, В. Пазилова,.

К.Исупов и Др.). Началось обсуждение вопросов о возможности достижения бессмертия (Н.Трубников, А. Демичев, И. Вишев, В. Налимов и др.).

Большое внимание современные отечественные мыслители уделяют этическим и социально-правовым проблемам, связанным с отношением живущих к смерти в ее суицидальных формах, эвтаназии, как права на смерть (Л.Трегубов, Ю. Вагин) — вопросам табуирования смерти (Ю.Бородай и др.) — Эти и другие темы широко обсуждаются в сравнительно новой науке — биоэтике (А.Огурцов, И. Фролов, С. Долецкий, А. Громов, А. Гуревич, Б. Юдин, П. Тищенко и др.).

Особо следует выделить социологический и идеологический план проблематики, связанный с темой жизни и смерти. Начало такого подхода было положено представителями Франкфуртской школы, в частности, Г. Маркузе, который отношение к смерти связывает с проблемой идеологической направленности конкретно-исторического типа культуры.

Отдельным блоком необходимо выделить вопросы, связанные с рассмотрением базисного значения отношения к событиям жизни и смерти в модулировании социокультурных феноменов и институтов. Так, некоторые исследователи обратили внимание на тот факт, что в тех типах человеческого общежития, где доминировала обратимость жизни и смерти, существовали особые социальные институты и типы социализации (Р.Генон, Д. Фрезер, М. Элиаде, Ж. Бодрийяр, Ж. Батай, П. Д. Тищенко, А. Дугин, Ж. Батай и др. Прямо или косвенно поднимаются вопросы взаимозависимости факта смертности человека, отношения к смерти в культуре и типов конкретно-исторических социальных институтов таких, например, как экономика, власть и др. (Ж.Делез, Ж. Бодрийяр, М. Мосс, К. Г. Юнг, П. Флоренский, М. Фуко, К. Леви-Строс, Э. Канетти, П. Рикер, А. Адлер, М. де Унамуно, П. Д. Тищенко, Б. В. Марков, Ю. Л. Осика, Т. Мор,.

Й.Хейзинга, Н. Ф. Федоров, В. С. Соловьев, И. А. Ильин, Ф. М. Достоевский, С.Г.Кара-Мурза, Ю. Г. Волков, В. С. Поликарпов, А. Дугин, Б. Паскаль, А. С. Хомяков и др.).

В рамках философской пост-неклассики критически-рефлексивно переосмысливается социокультурная роль постсакральной бинарности «жизнь-смерть», изучаются возможности перехода от постсакральной бинарности «жизнь-смерть» к живому нерасчленному бытию, где и жизнь, и смерть — равноправные онтологические явления, обусловливающие специфику культурного и социального хронотопоса. Именно в этой связи Ж. Лакан утверждал, что различие между биологической (реальной) смертью и ее символизацией помогает обнаружить не только чудовищно-негативные, но и благородно-позитивные аспекты образа смерти. Сама же смерть, являясь, по мнению другого представителя постмодернаЖ. Бодрийяра, средоточием символизма бытия, имеет внеисторический то-пос, вокруг которого и формируется вся символическая система бытия. Эта симулякративная маскировка смерти призвана, считает он, защитить любую (в первую очередь, социально-символическую) систему от самой смерти.

Для исследователей постнеклассики классическая парадигма понимания смерти, отношения к жизни и смерти, когда жизнь рассматривается как совокупность механизмов, форм и функций, оказывающих сопротивление смерти (Биша), стала терять свою актуальность. М. Фуко, вслед за Биша, разабсолютизировал идею смерти, превратив ее в ряд частичных смертей, оканчивающийся последней («конечной») смертью. «Конечная» смерть была проинтерпретирована как такая ситуация человеческого бытия, когда «Я», будучи незаменимым, полностью идентифицирует себя с собой, блокируя всякую возможность «дара смерти» другому (Ж.Деррида).

Трудность изучения внеи сверхрациональных аспектов бытия выявленная еще Хайдеггером, к которым он относил смерть и жизнь, преодолевается некоторыми мыслителями с помощью введения интеллектуального «эротизма новизны» по отношению к этим аспектам (Ж.Батай, Р. Барт, М. Бланшо, А. Бергсон, Ж. Деррида, П. Клоссовски, М. Фуко и др.) — Примером может служить введение понятия «трансгрессия» для рассмотрения феномена перехода границы между бытием и небытием. Именно об этой ситуации Налимов В. В. говорил, что «мы подошли к изучению запретного.».

В современных тендерных исследованиях постсакральная бинарность «жизнь-смерть» рассматривается как коррелят бинарности «мужскоеженское» (Чусин-Русов А.Е., Габриэлян Н. М., Тарнас Р., Риан Айслер и др.). Многие исследователи, специфицируя культуры в контексте полового символизма, связывают мужское начало в культуре с жизнью, а женскоесо смертью. С точки зрения тендерного подхода, в европейской маскулинной культуре доминируют левосторонние компоненты таких, например, бинарных оппозиций, как «логос-хаос», «активность-пассивность», «рациональность-эмоциональность», «свет-тьма», «жизнь-смерть» и др. Эти фрагменты единого бытия иерархизированы и, более того, находятся в состоянии постоянной борьбы друг с другом.

Несмотря на усиливающееся внимание к теме «смерть», анализ философской, культурологической, социально-философской, социологической, религоведческой, социально-психологической и др. литературы свидетельствует, что она рассматривалась вне контекста события «жизнь». Так, Н. Бердяев в своей последней работе «Самопознание» писал: «Остается последний, самый важный опыт, в котором многое должно открыться и который не может быть описан ни в какой автобиографии, это опыт смерти».4 Понимая всю важность тематизации события смерти, мыслитель все же оставался в «плену» только экзистенциально-психологического восприятия смерти.

Тема жизни и смерти в ее социокультурном аспекте комплексно не изучалась, что дает нам право рассматривать цель данного диссертационного исследования как новационную. Следует отметить, что нет специальных работ, актуализирующих спецификацию социальности в контексте сакральной символической обратимости и постсакральной бинарности жизни и смерти. Отдельные фрагменты социокультурного анализа темы жизни и смерти, присутствующие в ряде отмеченных выше работ, а также имеющиеся у многих авторов общие суждения о включенности события смерти в социокультурное пространство жизни, послужили для нас неким «толчком» к творческой проработке этой идеи в ее целостности и систематичности. Мы сознательно «уходили» от полемики с авторами, пишущими о событии смерти, например, только в экзистенциальном или этнографическом контексте, т.к. наша тематизация событий жизни и смерти не имеет необходимых для полемики точек соприкосновения с ними.

Объект исследования — события жизни и смерти как экзистенциально-онтологическая и социокультурная реальность. Предмет исследования — общество, социальные институты и культура в контексте исторически меняющихся представлений об экзистенциально-онтологическом событии «жизнь-смерть».

Цель диссертационной работы — выявить и содержательно определить коррелятивность типов и форм социокультурных феноменов, социальных институтов конкретно-исторической спецификации представлений.

4 Бердяев Н. Самопознание. М., 1990. С. 327. о связи событий «жизнь-смерть» в их онтологической укорененности и экзистенциальном измерении. Цель конкретизируется в следующих задачах:

— проанализировать специфику философского подхода и типов мышления при изучении темы «жизнь-смерть»;

— разработать теоретические конструкты для объяснения влияния тех или иных представлений о связи событий жизни и смерти на социальную реальность;

— рассмотреть специфику социальной реальности в контексте сакральной символической обратимости жизни и смерти;

— изучить влияние постсакральной бинарности «жизнь-смерть» на модулирование социальных институтоввыявить парадоксы «негации» смерти в новоевропейском обществе;

— охарактеризовать специфику социально-философского понимания сущности человека в контексте постсакральной бинарности «жизнь-смерть»;

— рефлексивно переосмыслить существующие концепции общества через призму событий жизни и смерти, а также изучить их влияние на установление социального порядка и возможности социального проектирования;

— показать наличие корреляции между характером экономики и сложившимся в обществе отношением к смерти;

— выявить специфику властных функций события смерти и его связь с идеологией;

— изучить, как изменяется содержание феномена войны при переходе от доминации сакральной символической обратимости жизни и смерти к постсакральной бинарности «жизнь-смерть»;

— охарактеризовать специфику «аргументов» социокультурных эпох против деструктивного влияния страха смерти;

— рассмотреть специфику отношений к жизни и смерти в интеллектуальной постнеклассической традиции XX века.

Для уточнения содержания цели и задач диссертационного исследования обозначим те темы, которые мы сознательно оставили за пределами своего рассмотрения. Это, прежде всего, вопросы бессмертия, тендерные аспекты танатологии, естественнонаучные взгляды на проблемы жизни и смерти, социокультурные и юридико-правовые проблемы суицида и эвтаназии, а также социокультурные и экзистенциально-онтологические проблемы, связанные со страхом «жизни». Такого рода ограничения позволяют более четко обозначить проблемное поле диссертационного исследования.

Кроме того, сделаем несколько предварительных замечаний. Во-первых, в своем исследовании мы употребляем термины «жизнь» и «смерть» не в натуралистически-физиологическом, а в социокультурном контексте. Поэтому мы не включаемся в дискуссию по вопросам «что есть жизнь и смерть» в их естественнонаучном понимании.

Во-вторых, смерть как и жизнь бывает «своя», «чужая», а субъектом смерти и жизни может выступать индивид, род, поколение и все человечество в целом. В диссертации не акцентируется субъект смерти, а речь идет о смерти вообще как экзистенциально-онтологическом событии, которое наряду с событием жизни вписано в социокультурную реальность. Экзи-стенциалы смерть «моя», смерть «другого» используются в диссертации в качестве конструктов, выполняющих теоретико-методологическую функцию.

В-третьих, события жизни и смерти понимаются как целосто-органическая континуальность. Там же, где речь идет якобы только о смерти, всегда подразумевается наличие указанной континуальности.

Теоретико-методологические основы исследования. Метод любого исследования определяется спецификой предмета. Следует сразу оговориться, что трудность исследования обусловлена прежде всего тем, что «жизнь» и «смерть» в их экзистенциально-онтологическом и социокультурном контекстах не являются объектами в классическом смысле этого гносеологического термина. Поэтому, определения «объекта» и «предмета» исследования, сформулированные нами в соответствующем разделе, есть в какой-то мере необходимость следовать установленному порядку оформления диссертационных исследований. Рассматривая «вписанность» континуальности «жизнь-смерть» в социокультурную реальность, мы создали конструкты, выполняющие одновременно и роль объектов исследования и роль средств исследования. К таким конструктам относятся экзи-стенциалы и понятия смерть «моя», смерть «другого», «сакральная символическая обратимость», «постсакральная бинарность». Анализируемые эк-зистенциалы «смерть» и «жизнь» выполняют в нашем исследовании теоретико-методологическую функцию, являясь, в то же время, главной темой исследования. Созданные конструкты являются экспликацией конкретно-исторических представлений людей о жизни и смерти.

Любое представление есть форма отношения к тому, о чем оно составляется. Отношение к смерти является специфическим, т.к. будучи включенным в сущность человеческого бытия порождает страх. Экзистенциальная философия основательно проработала экзистенцию страха. В диссертации же экзистенция страха исследуется не как характеристика индивидуального существования, а как состояние, специфицирующее жизненный мир той или иной культуры. Поэтому можно говорить об экзистенциально-онтологическом использовании в диссертации экзистенциала «страха».

Сказанное выше позволяет нам обосновать правомерность используемых в диссертации методов исследования. К таким методам относится, прежде всего, феноменологический, предполагающий авторскую нацеленность не только на объяснение, но и на понимание. Метод понимания разработан в герменевтических теориях В. Дильтея, Ф. Шлейермахера, Г.-Г.Гадамера,. Г. Риккерта и др., что позволяет использовать его с опорой на имеющиеся разработки.

Но так как в диссертации анализируются не только конкретно-исторические представления о жизни и смерти, но и их вписанность в социокультурный контекст, то такого рода исследовательский ход нельзя реализовать только с опорой на метод понимания. Дело в том, что эта «вписанность» завуалирована: реальные конкретно-исторические институты и социальные феномены не демонстрируют своими структурами, своим содержанием, своими формами модулирующего влияния на них экзистен-циалов жизни и смерти. Эффект событийной вовлеченности жизни и смерти в социокультурную реальность не явлен открыто предметно. В такой ситуации автор исследования поставлен перед необходимостью осуществить свое право на реконструкцию скрытых, неявных смыслов. Это предполагает использование, наряду с исследовательскими процедурами понимания и интерпретации, также и процедуры реконструкции, направленной на выявление скрытых социокультурных смыслов.

Реконструкция возможна только по отношению к знанию о сущем, т.к. в пространстве знания о должном реконструирование вытесняется процедурами конструирования понятийного или образного содержания феномена, которого еще нет. В работе исследуется мир сущего, поэтому процедура реконструкции является адекватной цели исследования. Мы не вводим в пространство своих методологических средств предложенный постмодернистами метод деконструкции по той причине, что мы не отрицаем наличие смыслов в культуре.

Процедуры герменевтического понимания, смысловой реконструкции предполагают наличие у исследователя каких-то предварительных теоретических установок и предпосылок. В качестве таковых используется два мыслительных конструкта: сакральная символическая обратимость и постсакральная бинарность. Они выполняли одновременно функции теоретических предпосылок исследования и средств осмысления форм и типов «вписанности» жизни и смерти в социокультурную реальность. Это позволяет утверждать, что в диссертации реализована когнитивная философская стратегия в ее современном, а не декартовском понимании.

В работе, наряду с предположением о вписанности представлений людей о жизни и смерти в социокультурную структуру, проводится мысль об особом онтологическом статусе событий жизни и смерти в функциональном единстве общества, выражающемся во взаимосвязи социальных и культурных структур. Это обусловило обращение к структурно-функциональному методу исследования, к использованию системы наработок некоторых аспектов системно-функциональной теории Т. Парсонса и Р.Мертона. В частности, в контексте системно-функциональной методологии изучены символические смыслы событий жизни и смерти, создающие привычную осмысленность мира, в котором человек может ориентироваться. Несмотря на развернутую критику функционализма Т. Парсонса американским социологом Р. Миллсом, диссертант считает возможным использование теории Т. Парсонса и Р. Мертона, т.к. в исследовании не рассматриваются идеи конфликта, механизмы ценностных разногласий и структурных антагонизмов, оппозиционных движений и революций.

В диссертации нашли отражение некоторые принципы культур-антропологии, в частности, рассмотрение ритуалов как факторов социокультурной регуляции.

Также были использованы принципы цивилизационно-типологического метода изучения закономерности развития общества. Это обусловлено тем, что в работе differencia specifica отношения к жизни и смерти рассматривается как фактор, оказывающий воздействие на социокультурную статику и динамику.

В связи с тем, что мы в своем диссертационном исследовании обращаемся к теме страха смерти востребованным оказался экзистенциальный подход.

Несмотря на явную «необъектность» объекта исследования, в работе применяются элементы диалектического и системно-структурного анализа. Так, проблемы «почему?»: «почему» события жизни и смерти по-разному интерпретируются в культурах, «почему» то или иное отношение к жизни и смерти модулирует спецификацию социальных институтов, потребовали применения «не жестких» детерминистских принципов.

В ходе исследования использовались также методы научного обобщения, сравнения и другие известные классические методологические процедуры. В качестве теоретической базы изучения диссертационного исследования использовались историко-философские тексты, а так же работы современных зарубежных и отечественных философов, социологов, культурологов и психоаналитиков.

Научная новизна диссертации определяется слабой разработанностью социокультурной проблематики в контексте событий жизни и смерти как моментов человеческого существования. Об этом свидетельствует отсутствие монографий, диссертационных исследований, посвященных непосредственно анализу специфики социокультурных смыслов события жизни и смерти в сакральной символической обратимости и постсакральной бинарности, а также рассмотрению влияния постсакральной бинарно-сти «жизнь-смерть» на генезис социокультурных феноменов, социальных институтов и социальности в целом, выявлению механизмов социокультурных защит от страха смерти и т. д. Слабо проработаны и вопросы тео-ретическо-методологического обеспечения исследования этой темы.

Научная новизна диссертационного исследования может быть сформулирована следующим образом:

— проведено критически-рефлексивное переосмысление корпуса социокультурного знания и представлено новое видение социокультурной проблематики, базирующейся на признании экзистенциально-онтологической укорененности событий жизни и смерти и представлений о них в социокультурных процессах и событиях;

— предложены две стратегии-концепта, которые являются семиотическим инструментом, приписывающим значения и смыслы социокультурным образованиям, и одновременно позволяют объяснить моделирующую функцию событий жизни и смерти;

— показана специфика философского изучения событий жизни и смерти и проведен сравнительный анализ подходов к указанным событиям с позиций классического, неклассического и пост-неклассического типов мышления;

— выявлена корреляция специфики социальных институтов, социокультурных феноменов конкретно-историческим типам признания/отрицания обратимости-необратимости событий жизни и смерти;

— исследован феномен «негации» смерти в новоевропейском социуме и показано, что он способствовал симулякризации сакральной символической обратимости и возникновению парадоксов «негации» смерти;

— установлено, что одной из главных задач общества является блокирование деструктивных моментов, связанных со страхом смерти, а также обоснована идея, что страх смерти, грозящий социокультурному порядку, одновременно моделирует и модулирует его.

Содержание новизны раскрывается в следующих основных положениях, выносимых на защиту:

1. События жизни и смерти не являются гносеологическими объектами в классическом смысле, а «я-которое-умирает» не может выполнять функции классического гносеологического субъекта познания. Отношение к жизни и смерти выходят за границы субъект-объектных отношений. Специфика философского изучения темы «жизнь-смерть» состоит в том, что, во-первых, предметом анализа выступают не натуралистические события жизни и смерти, а конкретно-исторические формы отношения живущих людей к этим событиямво-вторых, смерть сама по себе не может рассматриваться в философии ни как проблема, ни как феноменв третьих, существует неразрывная онтологическая связь жизни и смерти, а философия изучает влияние конкретно-исторических форм интерпретации этой связи на человеческое существование в его индивидуально-личностном'и социально-общественном измерениях.

2. Для анализа социокультурной модулирующей функции событий «жизнь-смерть» и отношения к ним используются два теоретических конструкта: сакральная символическая обратимость и постсакральная бинар-ность, которые являясь одновременно и семиотическим инструментом, системой представлений, позволяют объяснять и понимать влияние этих событий на социокультурную реальность. Эти теоретические конструкты коррелируются с конкретно-историческими жизненными стратегиями, которые можно обозначить как смерть «моя» и смерть «другого». Конкретно-историческая специфика существования социокультурной реальности неразрывно связана со спецификой «прочитывания» смыслов событий жизни и смерти, онтологически укорененных в обществе и культуре.

3. Социокультурные особенности эпох обуславливаются конкретно-историческим признанием/отрицанием обратимости-необратимости событий жизни и смерти. В традиционном обществе, где жизнь не противопоставлялась смерти, не была главной ценностью в детерминационном поле жизнедеятельности человека и общества, сакральная символическая обратимость цикла «жизнь-смерть» определяла сущность инициации как сакрально-символического акта, обеспечивающего создание и регулирование социального порядка посредством трансляции и поддержания стабильности социальных ролей. В его установлении главную роль играла «инициационная» смерть — прохождение индивидом «точки-предела» жизнь-смерть-жизнь. Сакральная символическая обратимость «жизнь-смерть» лежит также в основе ритуала жертвоприношения, способствующего преодолению разорванности социального бытия и восстановлению его истинной целостности.

4. Христианская культура европейского средневековья восприняла языческую сакральную форму символической обратимости «жизнь-смерть», но придала ей иной смысл. Media vita in morte sumus — таков девиз христианских времен, призывающий помнить, что посреди жизни мы все уже охвачены смертью. Аналогом архаической инициации стала процедура крещения, а жертвоприношения — евхаристия. Христианско-религиозная форма обратимости жизни и смерти также способствовала формированию и удерживанию социального порядка, но не посредством трансляции социальных ролей и функций, а путем массового преобразования человеческой популяции: «ветхий» человек должен был «умереть» и ему на смену приходил новый, евангелический, нравственно-религиозные принципы которого были основой формирования средневекового европейского общества с его социокультурными параметрами (этикой, политикой, экономикой, искусством и т. д.).

5. В новоевропейском социокультурном пространстве происходит трансформация сакральной символической обратимости «жизнь-смерть» в их постсакральную бинарность, где жизнь становится главной ценностью, а в понимании смерти акцент переносится со смерти «моей» на смерть «другого», которая мыслится как нечто предметное. Такая метаморфоза в мышлении о смерти порождает лишенного метафизики социального субъекта, что сопровождалось угасанием трансцендентности и способствовало появлению в обществе разного рода эрзац-трансценденций, таких как эротика, наркотики, спорт, туризм, всякого рода медитации и т. д. Появляется идеология ревитализации. Доминация события жизни сопровождалось появлением феномена «негации» смерти, породившего социокультурную установку на отождествление смерти с абсолютным уничтожением, что явилось основанием превращения мира в ареал борьбы человека за собственное выживание. Античный и средневековый принципы личной и общественной жизни — «memento mori» и «media vita in morte sumus» не были востребованы в потребительском обществе постсакральной бинарности. Начиная с XIX века, мотивы смерти вытеснены в «черный» романтизм эстетики.

6. «Негация» смерти явилась своеобразной идеологической надстройкой над онтологической связкой «жизнь-смерть», что привело, вопервых, к симулякризации сакральной символической обратимости, а во-вторых, к возникновению парадоксов «негации» смерти, проявившихся во многих сферах социального бытия. Смысл этих парадоксов заключался в том, что смерть, несмотря на все усилия элиминировать ее из сферы социальной действительности, прорывается в социальное пространство, модулируя многие конкретно-исторические социокультурные феномены и институты, например, такие как историческая наука, естествознание, медицина, формы светской симулякративной инициации, экономика, власть, война, социальный прядок, социальная память, институт развлечения и т. д. Доминирующее в обществе вытеснение мысли о смерти привело к ак-центации внимания людей только к смерти «другого», что придало экзистенциальную танаталогическую нейтральность теоретическим идеям об эволюции, революции, естественном отборе, прогрессе, расовом мифе. Хайдеггеровская теория смерти есть критика такой культуры, в которой доминировало понимание смерти только как смерти «другого».

7. В традиции новоевропейской постсакральной бинарности экзистенциально-онтологическое событие человеческой смерти не учитывалось при выявлении сущности человека и общества, что способствовало, с одной стороны, установлению оптимистически-прогрессистского мировоззрения, а с другой — созданию новоевропейского мифа о деятельностной самодостаточности человека. Сформировался тип человека, получивший определение «современный». Смерть есть событие, не зависящее только от полаганий, исходящих от самого человека, оно вне его возможности автономной самореализации, а потому обращение к теме «смерть» взрывает метафизику Декарта, которая эксплицировала всю новоевропейскую социальность. Тема смерти блокирует возможность построения антропоцен-тристского мировоззрения.

8. Постсакральная бинарность «жизнь-смерть» явилась одним из условий появления экономики капиталистического типа, где жизнь становится функцией стоимостных отношений. В «удалении-отдалении» смерти коренятся все формы отчуждения, присущие этим экономическим отношениям. Жизнь стала пониматься как бесконечная череда накопления, а смерть как событие, ставящее этой бесконечности предел. В таком контексте смерть превращается в абсолютное зло, что способствует углублению секуляризации общества. Появилась потребность вытеснить мысль о смерти из социально-экономических отношений и одновременно с этим приобретают статус «мертвых» те социальные страты (дети, старики, женщины, бедняки, больные, а также целые расы и народы и т. д.), которые не могут участвовать в утилитарно-прагматических процессах создания прибавочной стоимости.

9. Отношение к смерти в ситуации элиминирования сакральной символической обратимости между жизнью и смертью, становится, во-первых, одним из главных «оформителей» властных функций в обществе. Во-вторых, сама смерть выполняет властные функции, такие как идеологическая, экзистенциальная и функция сохранения традиций. Убийство становится средством политического искусства. Возникает феномен идеологического союза с мертвыми, когда забота живущих о могилах павших в войне становится элементом политики: мстители за погибших превращаются в национальных героев, а «армия мертвецов» в величайшую политическую силу. Модификацией этого феномена являются некоторые виды современного терроризма.

10. Война непосредственно связанная со смертью людей по мере изменения технологии убийства приводит к трансформации «качества» смерти. Так технология ведения современных войн порождает феномен случайной смерти, когда смерть воина лишается сакрального достоинства и возвышенности. Война может служить и объединяющим началом для выполнения благой цели — защиты Отечества, где она понимается как способность вернуть долг Родине, совершить сакральную символическую обратимость через самопожертвование, когда умирают во имя Родины, Отечества. В ситуации сакральной символической обратимости принесение своей жизни в жертву роду, племени, народу, нации, Родине воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Индивид обменивал свою смерть на жизнь рода, племени, Родины, поэтому Родина ассоциировалась не просто с территорией, а с местом, политым и пропитанным кровью предков. Кровь в Традиции — это сакральный символ жизни, а потому смерть в бою воспринималась как акт вливания жизненных сил (крови) в родную землю, что усиливало мистическое качество высшей жизненной силы родной земли. Вопрос же о терроризме и смертниках как явлениях, присущих современному миру, может быть адекватно решен только в контексте рассмотрения специфики конкретно-исторического социокультурного отношения к связке «жизнь-смерть».

11. Исторические эпохи были эпохами страха перед смертью, который являлся деструктивным началом. Снизить интенсивность страха — одна из главных задач (явных или неявных) любого общества, которое создает социокультурные «барьеры», способствующие снижению деструктивного влияния страха смерти. Страх смерти, грозящий социальному порядку, одновременно способствует созданию социокультурных механизмов сдерживания самого себя, т. е. выступает модулятором социальной реальности. Античное, средневековое и новоевропейское общество отработали два аргумента «против» страха смерти: героический и религиозно-христианский. В XX веке сформировались иные способы преодоления страха смерти: интеллектуальный (постмодернистский) и обыденный, связанный с крайней натурализацией смерти.

12. Философы-постнеклассики пытаются воссоздать ценность сакральной символической обратимости между жизнью и смертью. Но так как массовая культура реально бытийствует в пространстве постсакральной бинарности, то воссоздаваемая сакральная символическая обратимость превращается в Симулякр. Понятие «мыслить к смерти» выражает суть этого симулякра. «Мыслить к смерти» — это сделать «смерть» реальным моментом своей интеллектуально-насыщенной жизни. Переход в другое состояние через «смерть» является, в отличие от ритуалов архаики, рефлексивным актом. Ритуально-обрядовая коллективная инициация замещается ее превращенной формой, происходит трансформация сакральной символической обратимости в неообратимость симулякративного типа.

Научно-теоретическая и практическая значимость исследования.

В результате проведенного исследования получены выводы, связанные с идеей «встроенности» представлений связи жизни и смерти в социокультурное пространство, что позволяет провести не только критически-рефлексивный анализ способа решения проблемы человека, личности, общества, культуры, сформировавшегося в классической европейской философии, но и предложить иные теоретико-методологические конструкты для позитивно-рефлексивного решения этих проблем. Это позволяет утверждать, что в диссертации заявлено новое направление в исследовании социокультурной тематики.

Результаты диссертационной работы позволяют углубить теоретические представления о человеке, обществе, культуре в философии, социальной философии, антропологии, культурологии. Их можно использовать в преподавании общих и специальных курсов по философии, социальной философии, культурологии, антропологии и др., а так же для научной работы со студентами и аспирантами при подготовке курсовых, дипломных, диссертационных исследований.

Результаты исследования имеют немаловажное значение для понимания генезиса и природы социальных институтов и социальности в целом, выработки тактики и стратегии их деятельности, а также для определения тенденций развития современной цивилизации.

Апробация результатов исследования. Основные положения данного диссертационного исследования докладывались и обсуждались на научных конференциях: международных, всероссийских, региональных и межвузовских. Отдельные полученные в ходе исследования теоретические положения были изложены в ряде печатных изданий, среди которых можно выделить коллективные монографии «Философия смерти» — Ростов-на-Дону: Изд-во РГМУ, 1999. — 10.0/9.0 п.л., «Феномены социокультурного пространства (власть, музыка, смерть, информационные технологии)» -Ростов-на-Дону: Изд-во МарТ, 2000. — 23.6/8.1 п.л. и монографию «Жизнь и смерть. Социально-философский анализ» — Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 2002. — 12.0 п.л.

Результаты исследования апробировались также в учебном процессе на кафедре философии и культуры Ростовского государственного педагогического университета, на кафедре философии права Ростовского юридического института МВД России в учебных курсах «Философия», «Социология», «Конфликтология», «Культурология», «История политических и правовых учений», «Философия права», с адъюнктами и аспирантами по философии.

Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры политических и философско-правовых дисциплин юридического института МВД России, а также на кафедре социологии, политологии и права Института переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук при Ростовском государственном университете.

Основные положения диссертации отражены в 20 научных публикациях автора общим объемом 45 п.л.

Структура работы. Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования, а также избранной автором логикой их раскрытия и включает общую характеристику работы, четыре главы, содержащие двадцать четыре параграфа, заключение и список использованной литературы включающей 357 источников.

Заключение

.

В диссертационном исследовании предпринята попытка проанализировать те изменения социокультурных параметров, которые были обусловлены переходом от сакральной символической обратимости жизни и смерти к постсакральной бинарности «жизнь-смерть». Специфика предмета определила специфику методологии исследования, что потребовало от автора акцентировать внимание на проблемах метода, мышления и т. д. В работе предпринята попытка обосновать тезис о том, что исторические модификации соотношения жизни и смерти являют различные формы страха смерти в культуре и обусловливают сущностные характеристики человека, социальных институтов и всей социальной реальности. Одной из центральных задач исследования является анализ влияния постсакральной бинарности «жизнь-смерть» на генезис и функционирование социальных институтов, а также выяснение возможных типов социального прогнозирования и корреляции сакральной символической обратимости постсакральной бинарности «жизнь-смерть». Интерес автора направлен и на выявление особенностей социальных механизмов блокирования страха смерти в культурах, где постсакральная бинарность «жизнь-смерть» становится доминантной.

Исследуя событие антагонизма жизни-смерти в современной неТрадиции, автор обосновывает идею о том, что в рамках такого антагонизма смерть, через отношение к ней, выполняет функции модулятора социальных институтов и социальных отношений.

Сейчас много говорят о том, что неизбежно грядет изменение культурной парадигмы европейского человечества. Характер такого изменения зависит в немалой степени от того, останется ли культура привержена бинарным разрывам или в культуре станет доминировать сакральная символическая обратимость. Возврат к сакральной символической обратимости приведет к формированию соответственных социально-нравственных норм, принципов, а, значит, к изменению содержания всей социальности и культуры в целом.

Конечно, работа не претендует на исчерпывающий анализ указанных проблем и тем, которые требуют дальнейшей углубленной разработки и изучения. Автор считает, что проведенное им исследование корреляции событий «жизнь», «смерть», «социальность» является важным этапом на пути более глубокого понимания сущности многих социокультурных феноменов, в частности, таких как: экономика, власть, социализация, война, развлечение и др.