Философские основания криминалистического учения о следах

«Раскрытие может быть реализовано только и исключительно методом расследования, т. е. движением по следам. Ибо очевидно, что „след преступления“ — это актуализированное запечатление преступной деятельности — единство отображения и действий субъекта деятельности по выявлению и раскрытию преступлений»^[1].

Работа со следами расследуемых событий — их обнаружение, фиксация, изъятие и исследование — это всякий раз экзамен для следователя на профессионализм. От того, будет ли выдержан экзамен в очередной раз, зависит, произойдет ли раскрытие преступления. Оценивание собранных по делу доказательств, в сущности, значит: о преступлении умозаключить по следам и, наоборот, о следах умозаключить по преступлению.

Использование следов при раскрытии и расследовании преступлений известно с древних времен. Так, о преследовании лица, совершившего кражу, по следам говорится во второй кодификации писанного русского права — Пространной редакции «Русской Правды» (примерно первая треть XII в.) в ст. 77: «Если вора не будет {сразу обнаружено}, то искать {его} по следу, если не будет следа к {частновладельческому} селу или торговому стану, а {люди, т. е. члены верви} не отведут следа от себя и не поедут по следу {разыскивать вора} или воспротивятся {разыскиванию вора у них}, то они платят и убытки, причиненные воровством, и штраф, если же {при разыскании} след затеряется па большой дороге, {где} и села {по близости} не будет, или на пустыре, где не будет ни села, ни людей, {то им} не следует платить ни убытки за воровство, ни штраф»^[2].

А если перенесемся в последние полтора десятилетия существования Российской империи, то в литературе по уголовно-процессуальному праву обнаружим первые попытки дать определение материальным следам как «разнообразным изменениям во внешнем мире», прочитав, что «вещественные доказательства относятся к следам преступлений и выступают в качестве материала, олицетворяющего указанные изменения» — следы, вещественные доказательства «могут быть оставляемые на самых различных предметах внешнего мира». И далее: их «нужно только уметь искать … не пренебрегая самыми ничтожными, по-видимому, следами и подвергая их тщательному осмотру и освидетельствованию, даже при участии сведущих людей; судебная практика богата примерами раскрытия виновников по оставленному ими отпечатку руки, по свойству узла на оставленной веревке, по пыли от ног, по клочку волос и т. д. Нередко и лживые вещественные доказательства оказывают драгоценную услугу правосудию, доводя до истинных мотивов преступления и виновников его»^[3].

Следует заметить, что накопление эмпирических знаний именно по работе со следами, логическое системное обобщение этих знаний привело в конце XIX в. к формированию новой отрасли научного знания, получившей название «криминалистика».

До середины 1940;х гг. ясного однозначного понимания следа ни в криминалистике, ни в уголовно-процессуальной науке не было. Само значение данного слова как криминалистического термина было впервые определено только в 1945 г. С. М. Потаповым: «Следы — отражения на материальных предметах признаков явлений, причинно связанных с расследуемым событием»^[4]. В отечественной криминалистике учение о следах самым тесным образом связано с такой научной отраслью в части ее криминалистической техники, как трасология. Значительный вклад в данное научное направление внесли И. Н. Якимов, посвятивший в книге «Криминалистика. Руководство по уголовной технике и тактике» (М., 1925) специальный весьма пространный «Отдел II. Технические методы обнаружения и исследования следов преступления», состоящий из трех глав; Б. И. Шевченко, которому принадлежит опубликованное в 1947 г. исследование «Научные основы современной трасеологии», в котором было дано определение понятию следа в трасологии, разработана классификация следов на основе механизма их образования; Г. Л. Грановский, представивший в 1965 и 1974 гг. соответственно первый и второй тома монографии «Основы трасологии». Начало трасологии было положено И. Н. Якимовым, он же назвал ее трассеологией^[5]. То же находим ранее у С. Л. Голунского и Г. К. Рогинского, которые писали, что уголовная техника включает «дактилоскопию (учение об отпечатках пальцев), трассеологию (учение о следах), судебную фотографию и судебную химию»^[6]. Сам же термин «трасология» впервые в отечественной криминалистике применил профессор М. Н. Гернет в систематическом библиографическом указателе литературы по криминалистике, изданном в 1936 г., где он назвал один из разделов указателя: «X. Трасология. Следы преступления». Б. И. Шевченко следующим образом обрисовал, что является объектом изучения трасологии: «Трасология должна изучать только те изменения, т. е. следы, в которых отображается какой-то предмет. При этом из числа различных отображений она должна изучать лишь те, которые воспроизводят внешнее строение этого предмета»^[7]. Таким образом, трасология изучает только один вид следов — материально фиксированные отображения внешнего строения одного объекта на другом. Это понимание следа в узком смысле слова. Сначала именно в такой трактовке понимался след в криминалистике^[8]. «В широком смысле слова под следами понимаются любые изменения в материальной среде, возникшие в ней в результате совершенного преступления»^[9]. При таком понимании теоретическое положение криминалистического учения о следах (о связи следов, связи следов и объектов следообразования, механизме образования следов и др.) относится ко многим разделам криминалистической техники (судебной баллистике, технико-криминалистическому исследованию документов, криминалистическому исследованию холодного оружия и следов его применения, криминалистическому взрывоведению и пр.). Эти положения учитываются и в криминалистической тактике (например, при обыске, осмотре места происшествия).

Криминалистическое понятие следа — это свернутое учение о нем. С другой стороны, это учение — развернутое понятие следа. Мы говорим о важнейшем криминалистическом понятии, но в нем свернуто все учение. Начнешь его рассматривать, раскручивать, так или иначе используешь другие понятия и так развертываешь все учение.

Слово «след» неодназначно. В русском языке оно имеет три значения:

• 1. Отпечаток чего-нибудь на какой-то поверхности, а также полоса, оставшаяся после движения чего-нибудь («след ноги на песке», «след саней»);
• 2. Остаток или сохраняющийся признак чего-нибудь («следы преступления», «следы болезни»); 3. Нижняя часть ступни, подошва ноги человека^[10].

Поскольку мы подвергаем рассмотрению философское основание названного учения, то следует обратиться к толкованию значения данного слова в греческом языке, потому как именно древнегреческой цивилизации принадлежит заслуга появления философии как таковой, большинство текстов по которой были созданы в то время на древнегреческом языке. Для этого обратимся к фундаментальному труду — древнегреческо-английскому словарю Лиддла — Скотта, включающего слова, употребляемые с 1200 г. до н.э. по 600 г. н.э.^[11] Словарь предлагает четыре значения слова.

«след»: 1. Удар или столкновение, например, «удар копытом», «след лошадиного копыта»; 2. След от печати, отпечаток клейма; 3. Штамп, печать; 4. Ощущение, впечатление (как эффект, производимый на чувства, ощущения (восприятие) и интеллект).

Важно заметить, что в древнегреческой цивилизации различались следы не только материальные, но и идеальные (четвертое значение слова «след»), т. е. понимались следы в широком смысле слова.

У Платона, например, можем найти слова об идеальном следе — запечатленном в памяти лица мысленном (чувственно-конкретном) образе. Такой след он обозначает как «отпечаток», «оттиск», «изображение». Так, в одном из его диалогов, а именно в «Теэтете», можем прочесть: «…Вообрази, что в наших душах есть восковая дощечка; у кого-то она побольше, у кого-то поменьше, у одного — из более чистого воска, у другого — из более грязного или более жесткого, а у некоторых он помягче, но есть у кого и в меру (191d). …Это дар, … подкладывая его под наши ощущения и мысли, мы делаем в нем оттиск того, что хотим запомнить из виденного, слышанного или самими нами придуманного, как бы оставляя на нем отпечатки перстней. И то, что застывает в этом воске, мы помним и знаем, пока сохраняется изображение этого, когда же оно стирается или нет уже места для новых отпечатков, тогда мы забываем и больше уже не знаем (191е)»^!. Суть метафоры в том, что под восковой дощечкой понимается память — способность вбирать, сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления, опыт, а запечатленный в памяти человека мысленный образ (идеальный след) определяется как «отпечаток перстня на воске». Для Аристотеля эта метафора в том, что образы чувственного восприятия подобны оттиску перстня-печати, остающемуся на воске. В трактате «О памяти и припоминании» он писал: «Возникающее … благодаря ощущению и обладающей этим ощущением части тела, нужно мыслить как некое изображение, свойством которого является память. …Возникающее движение запечатлевается словно отпечаток ощущаемого предмета, точно так же как запечатлеваются отпечатки перстней» (450а 25−30).

Другим важным сведением, которое можно почерпнуть из толкования значения древнегреческого слова «след», приведенного Лиддлом и Скоттом, является то, что в нем, по сути, обозначены элементы механизма следообразования, а именно: следообразующий объект — объект, признаки которого отобразились на следе («штамп, печать»); следовоспринимающий об?>ект — объект, являющийся носителем следа (интеллект, «восковая дощечка» или память); энергия, приложенная к объектам следообразования («удар копытом»); вещество следа — вещество, из которого состоит материальный след («след [вещество] от печати»).

Понятие «след» в философии связывают с именем французского философа Жака Деррида (Jacques Derrida). В работе De la grammatoloqie («О грамматологии», 1967) он определяет его так: «След — это не только исчезновение (перво)начала, он означает также, …что первоначало вовсе^[12]

не исчезло, что его всегда создавало (и создает) возвратное движение чего-то неизначального, т. е. следа, который тем самым становится (перво) началом (перво)начала"; след сохраняет прошлое — которое поэтому «не стоило бы, строго говоря, называть „прошлым“»^[13].

Как известно, «расследование преступлений представляет собой ретроспективный процесс познания явлений прошлого» ^{[14], которые оказывают влияние на настоящее. Выглядит так, что следователь изучает то, чего нет, и смотрит, как это влияет на то, что есть. Л так как изучение это идет через следы, отпечатки преступления, то выходит, он исследует отпечатки того, чего нет, на том, что есть. Получается как-то не очень. Из того, что сказал о следе Деррида, позволяет нам правильно выразить мысль о том, что же исследуется в процессе расследования. Расследованием изучается настоящее как результат предшествующего совершенного деяния.}

При рассмотрении философского основания криминалистического учения о следах нельзя не указать на понятие «причинности», выработанное философией, которое нашло применение как в указанном учении, так и практике расследования преступлений. Но, назвав философскую категорию «причинность», прежде всего нужно сказать о ней самой.

Правильному пониманию того, что одно явление — преступные действия (т.е. причина) — порождает другое явление — слеообразование (т.е. следствие) — способствовало то, что сформировалось оно на основании именно диалектико-материалистического понимания причинности. «Вопрос о причинности, — писал В. И. Ленин, — имеет особенно важное значение для определения философской линии того или другого новейшего „изма“…»^[15]

Суть причинности состоит в переносе вещества, энергии или информации с одного объекта — следообразующего (причина) на другой — следовоспринимающий (следствие). Причинная связь проявляется в том, что действия (бездействие) субъекта преступления выступают как причина, что приводит к наступлению результата.

Известный советский ученый-юрист М. Д. Шаргородский подчеркивал: «Существует единое философское учение о причинности как объективной закономерности природы и общества, на основе которого и в соответствии с которым может и должна решаться проблема причинности в конкретных науках»^[16].

Итак, что понимается в философии под каузальностью^[17]. Причинность (причинная связь, каузальная связь) — философская категория, которая выражает такую генетическую связь между явлениями (процессами, событиями) бытия, при которой одно явление, называемое причиной, при наличии определенных условий неизбежно порождает, вызывает к жизни другое явление, называемое следствием^[18], которое обладает новыми свойствами и связями, отсутствующими у данной причины. Таким образом, причинность есть такая объективная связь явлений (процессов), благодаря которой одно действие, будучи причиной, влечет за собой неизбежное изменение в реальной действительности, что называется следствием, которое не является тождественным причине, существенным образом от нее отличается, представляя собой новую качественную определенность со своими свойствами и взаимосвязями.

Из принципа причинности, т. е. из признания всеобщности причинноследственной связи явлений, вытекают два важных вывода: 1. Ничто не возникает из ничего и не исчезает без следа, т. е. не переходит в ничто. Еще древнеримский философ Тит Лукреций Кар часто повторял, что «из ничего… ничто не родиться и отнюдь не в ничто превращаются вещи»^[19]; 2. Всякое явление порождается другим явлением и, в свою очередь, порождает третье явление и так до бесконечности. Однако на практике, помня об этом, нам все же нет надобности учитывать все многообразие этих связей явлений. Конкретизируя диалектический взгляд Ф. Энгельса на причинность, В. И. Ленин подчеркивал, что «…человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса»^[20].

Отсюда ясно, отчего каузальность относится к структуре категории явления, но никак не к вещам, телам, предметам и т.н. В явлениях существуют причинно-следственные связи; вне явлений этих связей не бывает. Искать причину явлений можно лишь в других явлениях, а не в чем-нибудь другом. Всякая причинно-следственная связь есть только звено в бесконечной цепочке причин и следствий. Одно порождается другим, это другое — третьим и так до бесконечности.

Далее необходимо отметить, что причинная связь обладает «свойством» необратимости. Необратимость в явлениях и реализуется в виде однонаправленности причинно-следственной связи: от причины к следствию. Причинная связь прямо, непосредственно выражает необратимый характер перехода от одного явления к другому. Представление об однонаправленном характере указанной связи прочно закрепилось в философии и науке. Это представление используется как непререкаемый аргумент для обоснования тезиса о необратимости временного порядка. Так, в одном из учебников по уголовному праву читаем: «Под причинной связью, имеющей уголовно-правовое значение, надо понимать объективно существующую связь между общественно опасным деянием и наступившими последствиями, когда деяние предшествует во времени последствием и, являясь главным условием, создает реальную возможность его наступления, а последствие с неизбежностью вытекает именно из этого деяния»^[21].

Представление о каузальной связи будет не до конца ясным, если еще не упомянуть о промежуточном звене этой связи — действии, соединяющим причину и следствие. Если действие причины есть процесс создания следствия, то следствие — результат действия причины. Причина и действие всегда совпадают во времени, т. е. между ними отсутствует временное отношение «ранее — позднее». Не может быть так, чтобы причина была, а действия уже не было, либо, наоборот, действие имеет место, а причины уже нет. Как причина не существует до своего действия, так и действие не существует после причины.

Основываясь на понятии причинности, приходим к выводу: «если известны причины и условия следообразования, то можно достаточно точно сказать какие следы и где должны быть обнаружены. Поэтому если исходить из положения, что при одной и той же причине и при одинаковых условиях следствие всегда будет одним и тем же, то при одинаковых способах совершения преступления следователь всегда будет знать, где и как необходимо собирать криминалистически значимую информацию»^[22].

С материалистической точки зрения след суть отражения материи. Исходя из материалистической теории отражения, идеальный след надо толковать как результат отражения в человеческом сознании объекта (явления), объективной реальности, представляющий собой его в той или иной степени (высшей, некоторой, слабой) приблизительную копию; материальный след (в широком криминалистическом смысле слова) — результат отражения одного объекта материального мира на другом. В общем понимании след есть результат отражения материи. Механизм (или процесс) следообразования есть явление, конечная фаза которого представляет собой образование следа-отображения. «По существу, — отмечает Е. Е. Центров, — следы являются отражением факта взаимодействия объектов, их связи между собой и связи с происшедшим событием. Идентификация объектов по их следам выступает в качестве одного из средств установления этой связи»^[23].

В последнее время произошло заметное расширение следовой базы в деле расследования преступлений. Это не только ольфакторные следы человека и иные запаховые следы, но и следы радиоактивных материалов, а также запечатлеваемые следящими телеи видеосистемами наблюдения, фиксирующими, в том числе, и звуковую картинку совершения преступления. Например, с помощью камер видеонаблюдения в Москве за 2012 г.

было раскрыто более 1,5 тыс. преступлений^[24]. Кстати, первая в мире система видеонаблюдения была установлена в СССР в 1926 г. на подъезде Управления РККА в Москве русским и советским изобретателем Львом Сергеевичем Терменом. Мы живем во времена почти повсеместного видеонаблюдения. Если это не стационарная камера на дороге, улице, ином общественном месте, внутри какого-либо общего помещения жилых домов либо помещения служебного пользования (организации) или не автомобильный видеорегистратор, то это человек с обычной или карманной видеокамерой либо, например, со смартфоном iPhone — простой зевака или человек, относящийся к видеосъемке как к хобби. Развитие цифровой техники позволяет снимать видео кому угодно и где угодно. Любительская видеозапись сегодня нередко становится одним из первых источников информации о каком-либо событии. Став его очевидцами, простые граждане хватаются за мобильный телефон, чтобы не упустить редкие кадры, а затем сразу же отправить их в Internet и набрать побольше просмотров.

В связи со сказанным нельзя не упомянуть о глобальной компьютеризации и появлением новой разновидности следов в виде компьютерной информации. «Механизм образования и специфическая форма существования компьютерной информации, — отмечает Н. А. Зигура, — является основой для выделения компьютерной информации в самостоятельный вид доказательств. …Механизм образования определяется алгоритмом, который был выработан разработчиком и реализуется в конкретной программе… Программа является средством отражения фактов. В данном случае мы имеем дело с отражением, проходящим посредством аппаратных и программных средств опосредованно, через интеллектуальное сознание человека (разработчика)»^[25]. В этой связи считаем справедливыми слова.

B. А. Мещерякова о том, что «зафиксированные в виде компьютерной информации … следы занимают условно промежуточную позицию между материальными и идеальными следами»^[26]. Потому сейчас среди ученыхкриминалистов идет активное обсуждение необходимости дополнения традиционной классификации следов в криминалистике новой группой следов, сохраняющихся в памяти технических устройств, в электромагнитном ноле, на машинных носителях компьютерной информации, которые следует относить после преобразования в какую-либо объективную форму к материальным следам, имеющим характер вещественных доказательств^[27].

К примеру, в США существует целая отдельная область знания, называемая Computer Forensics, или Cybercrime Investigation (компьютерно-техническая судебная наука), объектом изучения которой являются виртуальные следы.

С точки зрения философской, гносеологической противопоставление идеальных и материальных следов как противопоставление идеального (мышления) и материального (материи) является абсолютно необходимым и истинным (безусловным). Но «это противопоставление, — писал В. И. Ленин, — не должно быть „чрезмерным“, преувеличенным, метафизическим, это бесспорно… Пределы … этого противопоставления суть именно те пределы, которые определяют направление гносеологических исследований. За этими пределами оперировать с противоположностью материи и духа, физического и психического как абсолютной противоположностью было бы громадной ошибкой»^[28]. В «Философских тетрадях» В. И. Ленин по поводу одного из положений Гегеля отметил: «Мысль о превращении идеального в материальное глубока: очень важно для истории. Но и в жизни человека видно, что тут много правды … Различение идеального и материального тоже не безусловно»^[29]. Виртуальные следы — это, строго говоря, материальные следы, поскольку они образуются посредством объективных реальностей — программ для ЭВМ и компьютерных устройств, имеют электромагнитную природу сигнала, а также фиксируются (записываются) на материальные носители информации. Не сами непосредственно мысли человека образуют названные следы, а объективные формы их выражения — программное обеспечение вкупе с соответствующей техникой. Но в самой материальности виртуальных следов заложен элемент идеального — творческой мысли автора программы, а это позволяет про них говорить словами Ленина, что не следует противопоставлять безусловно, абсолютно их как следы материальные следам идеальным. Потому выделение названных следов как преобразованных умственных процессов в электронный код, в особый разряд материальных считаем правильным.

• [1] Лысов Н. И. Криминалистическое учение о фиксации доказательственной информациив деятельности по выявлению и раскрытию преступления: автореф. дис… док. юрид. наук.М.: Академия МВД России, 1995. С. 27.
• [2] Памятники русского права. Вып. 1. Памятники права Киевского государства. X—XIII вв. / сост. А. А. Зимин; под ред. С. В. Юшкова. М., 1952. С. 131.
• [3] Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2 т. 3-е изд., пересмотр, и доп. СПб., 1907. С. 323 (§ 274.VI. Вещественные доказательства).
• [4] Краткий юридический словарь / под общ. ред. К. П. Горшенина [и др.]. М., 1945.
• [5] См.: Криминалистика. Кн. 1. Техника и тактика расследования преступлений: учебник / под ред. А. Я. Вышинского. М.: Изд-во Всесоюзного ин-та юрид. наук, 1938. С. 124.
• [6] Голунский С. А., Рогинский Г. К. Техника и методика расследования преступлений / подред. М. С. Строговича. М., 1934. Вып. 1. С. 4.
• [7] Шевченко Б. И. Научные основы трасологии // Вопросы советской криминалистики /отв. ред. А. И. Винберг. М., 1951. С. 74.
• [8] «Следы — в криминалистике отражения внешнего строения объектов, их оставивших, с целью идентификации этих объектов» (Юридический словарь / глав. ред. С. II. Братусь, II. Д. Казанцев [и др.]. М., 1953. С. 607).
• [9] Центров Е. Е. Следы как отражение взаимосвязи объектов и их связи с происшедшимсобытием // Вестник криминалистики. 2002. Вып. 1 (3). С. 32.
• [10] См.: Ожегов С. Я., Шведова II. 10. Толковый словарь русского языка: 80 000 слови фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языкаим. В. В. Виноградова. 4-е изд., дои. М., 2006. С. 728.
• [11] J См.: Liddell Н. G., Scott R. Greeck-English Lexicon. Ninth Edition // Revised andaugmented throughout by Sir Henry Stuart Jones, with the assistance of Roderick McKenzie, andwith the co-operation of many scholars. Oxford: Clarendon Press, 1996.
• [12] Платон. Сочинения: пер. с древ.-греч. В 4 т. Т. 2 / под общ. ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса. СПб., 2007. С. 300.
• [13] 2 Деррида Ж. О грамматологии / пер. с фр. и вст. ст. Н. Автономовой. М., 2000. С. 188,195.
• [14] Торбин /О. Г. Следы и особые приметы на живых людях (уголовно-процессуальныеи криминалистические аспекты обнаружения и использования): монография. М., 2006. С. 5.
• [15] Лепин В. И. Материализм и эмпириокритицизм. С. 157.
• [16] Шаргородский М. Д. Некоторые вопросы причинной связи в теории права // Советскоегосударство и право. 1956. № 7. С. 42.
• [17] 3 Каузальность — причинность (от лат. causa — причина). «Это слово связывают с cudo (бить, ударять; колотить; толочь; чеканить). Исходное значение слова causa реконструируется следующим образом — удар как основание для судебного дела» (Амагпов А. М. Причинность в языкознании как отражение философской категории каузальности // Научныеведомости. Серия «Гуманитарные науки». 2010. № 12 (83). Вып. 6. С. 6).
• [18] См.: Новая философская энциклопедия. В 4 т. / предс. науч.-ред. совета В. С. Степин.2-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во Института философии РАН, 2010. Т. 3. С. 354.
• [19] Лукреций. О природе вещей. В 2 т. / ред. лат. текста и пер. Ф. А. Петровского. М.-Л., 1945. Т. 1. С. 21 [стих 146].
• [20] Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 160.
• [21] Уголовное право. Общая часть: учебник / под ред. Б. В. Здравомыслова, Ю. А. Красикова, А. И. Рарога. М., 1994. С. 153.
• [22] Медведева С. Н. Криминалистические проблемы причинности в раскрытии и расследовании преступлений против жизни и здоровья: автореф. дис… канд. юрид. наук. Краснодар: Краснодарская юридическая академия МВД России, 2005. С. 4.
• [23] Центров Е. Е. Указ. соч. С. 34.
• [24] См.: Фалалеев М. Столицу берут под видеоконтроль // Российская газета. 2013.24 января (№ 5989).
• [25] Зигура Н. А. Природа компьютерной информации // Вестник ЮУрГУ. 2009. № 28. C. 50.
• [26] Цит. по: Мочагин II. В., Каминский М. К. Виртуально-информационный процесс отражения следообразования как новое направление в криминалистике // Вестник криминалистики. 2013. Вып. 3 (47). С. 53.
• [27] См., например: Белов В. Б. Использование возможностей глобальных вычислительных сетей в процессе раскрытия и расследования преступлений // Криминалистикав системе правоприменения. Материалы конференции, 27—28 октября 2008 г., Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова. М., 2008. С. 103—107; Мочагин П. В. Виртуально-информационный и невербальный процесс следообразования как новое направление в криминалистикеи судебной экспертизе // Вестник Удмуртского университета. Серия «Экономика и право». 2013. Вып. 2. С. 148−154.
• [28] Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм. С. 259.
• [29] Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 104.