Меры ответственности в гражданском судопроизводстве

Вопрос о мерах ответственности в гражданском судопроизводстве является предметом исследования целого ряда ученых, изучающих проблему принуждения в процессуальной сфере. По мнению И. М. Зайцева, под мерами процессуальной ответственности следует понимать штрафы, компенсационные меры, неблагоприятные процессуально-правовые последствия незаконной деятельности, применение гражданских процессуальных фикций¹. Э. Э. Доброхотова, напротив, считает, что единственной мерой специфической гражданской процессуальной ответственности является судебный штраф, представляющий собой меру юридической ответственности в виде денежного взыскания, налагаемого судом (а на стадии исполнительного производства — и судебным приставом) в случаях, порядке и размере, предусмотренных законом^[1][2]. В. В. Бутнев, помимо судебных штрафов, в качестве меры процессуальной ответственности предлагает квалифицировать лишение процессуальных прав^[3]. А. Г. Столяров полагает, что гражданская процессуальная ответственность может проявляться как в применении последствий имущественного характера — наложение штрафа или обязанности по возмещению судебных расходов, так и в применении последствий в виде изменения процессуального положения субъектов ответственности или в обязании совершения определенных действий (например, направление дела для пересмотра судом нижестоящей инстанции при нарушении им норм процессуального права)¹. А. Г. Новиков в перечень мер гражданской процессуальной ответственности включает процессуальные штрафы, судебные расходы, отказ в принятии заявления об отводе, отказ в восстановлении пропущенного процессуального срока, рассмотрение дела в отсутствие ответчика, процессуальные фикции и отказ в принятии новых доказательств^[4][5].

Для противников выделения гражданской процессуальной ответственности как самостоятельного вида юридической ответственности характер мер ответственности, применяемых в гражданском судопроизводстве, является одним из аргументов в отстаивании их позиции. Выше уже упоминалось мнение В. В. Молчанова, который отождествляет судебный штраф и штраф как меру административного наказания^[6]. Вслед за В. В. Молчановым, Д. Г. Нохрин относит судебный штраф, а также предупреждение и удаление из зала судебного заседания к мерам административной ответственности^[7].

В гражданском судопроизводстве применяется большое количество различных мер принудительного характера. Необходимо установить, какие из этих мер, во-первых, являются мерами юридической ответственности и во-вторых, представляют собой меры, характерные именно для гражданского процессуального режима, входят в качестве органичного элемента в механизм процессуальной ответственности.

Любой вид юридической ответственности всегда связан с определенными лишениями, т. е. юридическая ответственность сопровождается причинением виновному отрицательных для него последствий, ущемлением или ограничением его интересов. Лишения — это дополнительные неблагоприятные последствия, возникающие только как результат правонарушения. Основная черта юридической ответственности — штрафное, карательное назначение. При этом кара — не самоцель, а средство воздействия на правонарушителя^[8]. Подчеркнем, что мера юридической ответственности представляет собой именно неблагоприятную для правонарушителя меру, причем лишения имущественного или неимущественного характера должен претерпеть сам правонарушитель. Потому считаем необоснованным отнесение к мерам юридической ответственности отмену судебных актов как незаконных. В данном случае осуществляется исправление судебной ошибки, а не налагается санкция за виновное правонарушение¹. Какой неблагоприятный эффект на суд, вынесший незаконное постановление, имеет данная мера?! Кроме того, как было выяснено, суд не является субъектом правонарушения в гражданском судопроизводстве. Признание факта, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым в случае уклонения стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно (ч. 3 ст. 79 ГПК РФ), также не может быть признано мерой юридической ответственности. Лицо, уклоняющееся от участия в экспертизе, не нарушает юридической обязанности, а скорее, отказывается от реализации своего права на участие в экспертизе, что не может быть признано правонарушением. Выше уже говорилось о различиях между гражданской процессуальной обязанностью и установленным порядком реализации права. Нарушение последнего не может быть квалифицировано как правонарушение, так как не является нарушением юридической обязанности. Следовательно, не являются и мерами юридической ответственности следующие последствия процессуального характера, квалифицируемые А. Г. Столяровым как меры процессуальной ответственности:

• • отклонение ходатайства о назначении экспертизы, о вызове свидетеля в связи с невнесением денежных средств на депозитный счет арбитражного суда (ч. 2 ст. 108 АПК РФ);
• • утрата права на совершение процессуального действия в связи с нарушением процессуальных сроков (ст. 115 АПК РФ);
• • оставление заявления без движения в связи с нарушением процессуальный формы при совершении распорядительного действия по предъявлению иска (ст. 128 АПК РФ);
• • возвращение искового заявления в связи с соединением не связанных между собой требований в одном исковом заявлении (ст. 129 АПК РФ);
• • оставление искового заявления без рассмотрения по причине несоблюдения претензионного порядка, если такой порядок установлен законом или договором (ст. 148 АПК РФ)^[9][10].

Не являются мерами ответственности рассмотрение дела в отсутствие лица, участвующего в деле, извещенного о времени и месте судебного разбирательства, а также вынесение заочного решения^[11]. Явка в судебное заседание участника процесса — его право, вытекающее из принципов состязательности и диспозитивности, а не юридическая обязанность, если иное прямо не предусмотрено принятым в соответствии с законом актом суда. Удаление из зала судебного заседания (ч. 2 ст. 159 ГПК РФ), а также принудительный привод свидетеля (ст. 168 ГПК РФ) не могут быть отнесены к мерам юридической ответственности, поскольку являются принудительными мерами обеспечения производства по гражданскому делу¹. Их цель — не наказание соответствующего лица, а обеспечение своевременности и правильности рассмотрения гражданского дела судом. Не всегда можно говорить о таких мерах, как о «лишениях». Действительно, в чем заключается явное «лишение» для удаленного из зала судебного разбирательства зрителя?! Указанные меры могут применяться и наряду с такой мерой ответственности, как судебный штраф, в том случае, если они сопряжены с нарушениями требований судебных актов.

Актуальным является вопрос об отнесении к мерам процессуальной ответственности судебных расходов. Заметим, что российское процессуальное законодательство предусматривает два механизма распределения судебных расходов. Первый механизм — общее правило распределения судебных расходов (судебные расходы возмещает проигравшая сторона)^[12][13]. Второй механизм может быть обозначен как специальный (экстраординарный) порядок распределения судебных расходов и применяется в случае недобросовестного поведения одной из сторон (злоупотребление процессуальными правами, нарушение досудебного порядка урегулирования спора, противодействие правильному и своевременному рассмотрению дела и т. д.)^[14]. В последнем случае судебные расходы, понесенные другой стороной (полностью или частично), возлагаются на лицо, нарушающее правовые нормы, независимо от исхода гражданского дела.

По мнению некоторых ученых, обязательства по возмещению любых судебных расходов представляют собой меру процессуальной ответственности, поскольку возникают из процессуальных нарушений (подача неправомерного и необоснованного иска) и, таким образом, представляют собой реализацию правовосстановительного типа гражданской процессуальной ответственности^[15]. По нашему мнению, такая позиция необоснованна. Обращение с иском в суд не может квалифицироваться в качестве правонарушения, независимо от обоснованности соответствующего искового заявления. Характерной чертой гражданского процессуального права является принципиально безусловный доступ к правосудию, а право на предъявление иска определяется двумя существенными чертами: оно представляет собой субъективное право, наличие которого у лица, обращающегося за судебной защитой, не зависит от существования у него оспоренного материально-правового требования; оно предполагает соблюдение лишь минимального числа точно определенных условий (процессуальная правоспособность, подведомственность дела суду и т. д.). Иное способно вести к умалению права на предъявление иска, этой основы основ гражданского процесса и, следовательно, к незаконному отказу в правосудии^[16]. Обращение с иском в суд не может квалифицироваться в качестве правонарушения, независимо от обоснованности соответствующего искового заявления.

Таким образом, судебные расходы в том смысле, которое в это понятие вкладывает законодатель (ст. 88 и 98 ГПК РФ), не являются мерой юридической ответственности. Кроме того, во многих юрисдикциях судебные расходы по общему правилу возлагаются на тех лиц, которые их понесли, а не распределяются по итогам судебного рассмотрения гражданского дела (например, в США).

Здесь считаем необходимым кратко остановиться на анализе зарубежного опыта (США и Англия) развития системы принуждения в гражданском судопроизводстве, тем более механизм процессуальной ответственности в странах англо-американской правовой системы во многом обусловлен механизмом распределения судебных расходов. В гражданском процессе США жаркая дискуссия относительно эффективной системы принуждения развернулась в конце 80-х — начале 90-х гг. минувшего века. Именно тогда обсуждался вопрос о значительном изменении ст. 11 Федеральных правил гражданского процесса для окружных судов Соединенных Штатов Америки от 16 сентября 1938 г. (Federal Rules of Civil Procedure) (далее — Статья 11). Указанная статья устанавливает принудительные меры в отношении участника процесса, который ведет себя недобросовестно и противоправно. Статья 11 является одним из ключевых инструментов воздействия на участников процесса в гражданском судопроизводстве США. Известно, что в американском гражданском процессе диспозитивность и состязательность как принципы судопроизводства очень развиты и фактически представляют собой главные принципы гражданского процесса. Именно этим объясняется чувствительность юридической общественности в США к принудительным мерам в гражданском судопроизводстве. Споры относительно пределов вмешательства суда в процесс, соблюдения баланса интересов сторон по делу и публичного интереса в осуществлении эффективного правосудия породили и рассуждения о самой природе мер принуждения в гражданском процессе США. Статья 11 (с учетом изменений, вступивших в силу 1 декабря 2007 г.) сформулирована следующим образом. Первая ее часть («а») устанавливает правило о том, что каждое исковое заявление, ходатайство и любой иной процессуальный документ, исходящий от стороны по делу, должен быть подписан по крайней мере одним адвокатом стороны, а в том случае, если сторона по делу самостоятельного представляет свои интересы в суде, — самой стороной по делу. Подпись должна сопровождаться указанием всех данных подписанта. Вторая часть Статьи 11 («Ь») указывает, что, подписывая соответствующий процессуальный документ, адвокат стороны или сама сторона по делу ручаются, что:

• • подача соответствующего процессуального документа не преследует противоправных или недобросовестных целей, включая воздействие на другую сторону, затягивание процесса или необоснованное увеличение судебных расходов;
• • подаваемый документ, включая исковое заявление и отзыв на иск, всецело основывается на нормах действующего закона или на разумных доводах, основанных на праве;
• • подаваемый документ подкреплен необходимыми и достаточными доказательствами, либо такие доказательства могут быть получены в ходе дальнейшей судебной процедуры;
• • отрицание подателем каких-либо фактических обстоятельств основывается на доказательствах, либо связано с недостатком информации^[17].

Третья часть Статьи 11 («с») устанавливает санкции за нарушение указанного выше правила (т.е. за подачу заведомо необоснованного процессуального документа). Здесь указано, что после предупреждения со стороны суда, а также после того, как виновной стороне была предоставлена возможность высказать свои доводы относительно подозрений в нарушении Статьи 11, в том случае если суд все же установит нарушение Статьи 11, он может наложить на виновную сторону разумные санкции, причем санкции могут быть наложены как на соответствующего адвоката, так и на юридическую фирму, либо на сторону по делу. В исключительных случаях санкция одновременно с виновным лицом может быть наложена и на юридическую фирму, партнером или работником которой является виновный адвокат.

Конкретные санкции установлены в пп. 4 ч. 3 Статьи 11. Данный подпункт имеет характерное название «Правовая природа санкций». Санкции, наложенные за нарушение требований Статьи 11, должны быть ограничены тем пределом, который будет гарантировать предупреждение совершения таких или аналогичных нарушений в дальнейшем, в том числе иными лицами. Санкции могут представлять собой или включать в себя: указания и предупреждения суда неимущественного характера, требование суда об уплате штрафа в пользу государства, а также указание суда о возложении на виновную сторону разумных судебных расходов на оплату услуг представителя и иных расходов, понесенных другой стороной, в части или полностью, в том случае, если соответствующие расходы возникли как прямое следствие нарушения Статьи II^[18].

Санкции за нарушение требования о том, что подаваемый документ должен быть основан на нормах права, могут быть наложены на судебного представителя (а не на саму сторону по делу), что совершенно справедливо. При выработке правовой позиции по делу адвокат играет основную роль, а представляемая сторона не может и не должна осознавать юридическую сторону подаваемого процессуального документа. Суд может наложить указанные выше санкции по собственной инициативе вплоть до дня вынесения итогового решения по делу, отказа от иска или окончания производства по делу иным способом. Санкции могут быть наложены судом также по заявлению другого участника процесса. В таком случае податель сомнительного процессуального документа имеет право в течение 21 дня (либо иного срока, установленного судом) отозвать или изменить соответствующий документ. Сторона, в пользу которой состоялось решение по поводу заявления о наложении санкций за недобросовестность, имеет право на возмещение ей по решению суда судебных расходов на представительство и иных расходов в связи с рассмотрением соответствующего заявления. В определении суда о наложении санкций должны быть детально описаны основания наложения санкций, описано правонарушение, обоснован размер санкции.

Следует отметить, что переложение на одну из сторон по делу судебных расходов другой стороны в американском гражданском процессе представляет собой исключительную меру. Если в российском гражданском судопроизводстве по общему правилу все судебные расходы возлагаются на проигравшую сторону, то в США действует так называемое Американское правило, которое устанавливает, что выигравшая сторона, как правило, не имеет права на возмещение своих судебных расходов с проигравшей стороны, если иное не установлено законом или соглашением сторон (в отличие от Английского правила, в силу которого проигравшая сторона компенсирует судебные расходы победителя). Это правило ведет свою историю с самого начала формирования федеральной судебной системы США. В 1853 г. Конгресс США принял закон, который официально включил Американское правило в правила гражданского судопроизводства. Общее правило, запрещающее переложение судебных расходов на другую сторону по делу, существует до сих пор и получает свое подтверждение в решениях Верховного Суда США (например, Alyeska Pipeline Serv. Со. v. Wilderness Soc’y; Roadway Express,

Inc. v. Piper; F.D. Rich Co. v. Indus. Lumber Со.)¹. Одним из немногих исключений из Американского правила и является недобросовестное и противоправное поведение в процессе. Внедрение такого исключения, которое в дальнейшем приобрело тот вид, в котором оно существует теперь (Статья 11 в редакции 2007 г.), продолжалось достаточно долго. Практика наложения санкций за недобросовестное поведение в процессе первоначально (до 1983 г.) основывалась не на законодательстве, а только лишь на общем правомочии суда руководить ходом судебного дела («неотъемлемом праве американского суда обеспечивать порядок в судебном заседании любыми разумными средствами»). В 1938 г. в США были установлены принудительные меры в отношении адвоката за подачу заведомо необоснованного искового заявления, но для того, чтобы применить соответствующие санкции, было необходимо доказать вину лица (субъективный критерий).

Суды очень неохотно применяли принудительные меры в отношении адвокатов сторон за недобросовестность согласно Статье 11 в редакции 1938 г., а также исключения из Американского правила, опасаясь применять принудительные меры по отношению к сторонам и их представителям, тем более установить вину лица без указания в законе конкретных обстоятельств, которые должны приниматься судом во внимание, было проблематично. Верховный Суд США, стремясь активизировать применение мер принуждения за недобросовестное поведение, в 1983 г. инициировал внесение изменений в норму о санкциях за недобросовестное поведение, которыми были уточнены ее положения, а также введено правило о том, что наложение санкций за недобросовестное поведение является не правом, а обязанностью суда. Кроме того, в новой редакции Статьи 11 была установлена возможность возложения на недобросовестную сторону судебных расходов другой стороны, обязанность адвоката удостоверять обоснованность процессуальных документов теперь касалась не только искового заявления, а всех документов, подаваемых в суд. После 1983 г. власть суда по возложению судебных расходов на недобросовестную сторону (т.е. применение исключения из Американского правила) основывается не просто на общих положениях о судебных полномочиях, но и одновременно на положениях законодательства^[19][20]. Переломным моментом в правоприменительной практике и развитии системы принудительных мер в американском гражданском процессе стало дело G. Russell Chambers v. NASCO (1991 г.). В указанном деле суд, установив недобросовестность стороны по делу и ее адвокатов, возложил на виновных судебные расходы другой стороны в размере одного миллиона долларов, а недобросовестный адвокат был лишен своего статуса и исключен из коллегии адвокатов¹. В этом же деле судом были описаны типичные процессуальные нарушения (заявление необоснованных ходатайств, затягивание процесса, скрытие от суда информации о судьбе предмета спора, попытки произвести отчуждение материального предмета спора доверенным лицам и т. д.). В 1993 г. в Статью 11 было добавлено положение о возможности для подозреваемой в недобросовестности стороны изменить или отозвать свое заявление в разумный срок, наложение санкций снова стало правом суда.

Применение мер принуждения в американском гражданском процессе до сих пор вызывает ряд замечаний у юристов. Во-первых, отмечается возможность затягивания процесса в связи с необходимостью проведения мини-процесса по наложению принудительных мер на виновную сторону (в таком процессе применяются все правила проведения основного процесса). В мини-процессе (satellite litigation) стороны также несут расходы на судебных представителей. Получается, что инструмент, призванный сделать процесс более быстрым и эффективным, представляет сам по себе долгую и дорогую судебную процедуру. Сторонники детального регулирования порядка наложения процессуальных санкций указывали на то, что необходимость рассмотрения вопроса о виновности в специальной процедуре существует лишь до тех пор, пока судебная практика не выработает четкие критерии применения санкций^[21][22].

Во-вторых, практикующие американские юристы указывают на угрозу того, что боязнь санкций может повлечь за собой ограничение «творчества» адвокатов. Теперь большинство адвокатов побоятся подавать в суд иск, который, по мнению адвоката, основывается на законе, но толкование закона достаточно оригинальное и еще не нашло отражения в судебной практике. Таким образом, существует угроза замедления развития правоприменительной практики^[23].

В-третьих, Статья 11 может повлечь возникновение проблем этического характера, ведь нерадивость адвоката может привести к наложению санкций на представляемое лицо, что осложнит отношения между адвокатом и клиентом. Также и подача ходатайства адвокатом одной стороны о необходимости привлечь адвоката другой стороны к ответственности за недобросовестное поведение фактически представляет собой обвинение в непрофессионализме, что ухудшает отношения в адвокатской среде¹.

В гражданском судопроизводстве Англии существует иной механизм пресечения правонарушений в гражданском судопроизводстве. Соответствующие вопросы подробно урегулированы в официальной Инструкции по применению Правил гражданского судопроизводства Англии 1998 г. (Practice Directions to the Civil Procedure Rules 1998)^[24][25]. Статья 3.11 Правил гражданского судопроизводства предусматривает возможность вынесения судом воспрещающего определения (civil restraint order). Такое определение может быть вынесено как по инициативе суда, так и по ходатайству стороны по делу. Воспрещающее определение направлено на пресечение действий стороны, злоупотребляющей своим процессуальным правом на подачу ходатайства, и выносится в том случае, если лицо заявляет безосновательные ходатайства о вынесении различных судебных определений. Воспрещающее определение суда согласно Инструкции к Правилам № 3.11 может быть нескольких видов.

Во-первых, ограниченное воспрещающее определение (limited civil restraint order). Ограниченное определение выносится судом в том случае, если сторона заявила два и более необоснованных ходатайства по одному гражданскому делу. Ограниченным воспрещающим определением злоупотребляющей стороне запрещается подавать без разрешения суда ходатайства в дальнейшем по данному гражданскому делу (действие определения ограничено конкретным судебным процессом). Такое определение теряет свою силу при прекращении конкретного судебного разбирательства по делу.

Во-вторых, суд может вынести расширенное воспрещающее определение (extended civil restraint order). В соответствии с расширенным воспрещающим определением суда лицу, злоупотребляющему своим процессуальным правом, запрещается подавать ходатайства в конкретном гражданском деле без разрешения суда, а также заявлять любые иски и ходатайства в иных судах по вопросам, так или иначе связанным с гражданским делом, в судебном разбирательстве по которому лицо злоупотребляло своими процессуальными правами. Основание наложения такой процессуальной санкции — систематическая подача лицом необоснованных ходатайств.

В-третьих, самое тяжелое последствие для лица, злоупотребляющего своим процессуальным правом, — вынесение судом общего воспрещающего определения (general civil restraint order). В соответствии с таким определением лицу запрещается подавать любые ходатайства и иски в суды Англии, указанные в определении, без предварительного разрешения суда, вынесшего общее воспрещающее определение. Основание вынесения определения — нарушение лицом вынесенного ранее расширенного воспрещающего определения. Лицо, в отношении которого вынесено любое из воспрещающих определений, имеет право ходатайствовать об освобождении его от действия такого определения посредством подачи специального мотивированного заявления в суд, вынесший воспрещающее определение.

Таким образом, в гражданском процессе Англии и США существует различный подход к применению принудительных мер за недобросовестное и неправомерное поведение в гражданском процессе. В США применяются такие меры, как возложение на правонарушителя судебных расходов другой стороны, штраф в пользу государства, предупреждение. Причем все эти меры могут применяться совместно или самостоятельно. Английский гражданский процесс пошел по пути ограничения возможности нарушителя осуществлять свои процессуальные права в дальнейшем. Оба подхода направлены на достижение цели процессуальных санкций — обеспечение эффективного правосудия, предотвращение нарушений в дальнейшем.

Очень интересны положения американского законодательства о самостоятельной ответственности судебного представителя (особенно профессионального адвоката). Развитие адвокатуры в России, влияние адвоката на ход процесса (особенно в арбитражных судах) требует изменения правого статуса представителя в гражданском процессе, в том числе путем установления неблагоприятных последствий лично для адвоката или соответствующей юридической компании за процессуальные нарушения или недобросовестное поведение в процессе. Российская процессуальная доктрина, однако, пока не признает самостоятельность правового статуса представителя в гражданском процессе, несмотря на то, что представитель часто играет доминирующую роль и в разработке правовой позиции, и в выработке стратегии и тактики ведения дела в суде^[26].

Другая позитивная тенденция в гражданском процессе США — это сочетание в судопроизводстве санкций частного и публичного характера. Под публичными санкциями можно понимать меры, направленные на защиту общественного (публичного) интереса в осуществлении правосудия. Соответствующие санкции накладываются на правонарушителя, как правило, в пользу государства (например, судебный штраф). Частными санкциями предлагается считать меры, которые накладываются в интересах другой, нежели правонарушитель, стороны в деле (например, переложение судебных расходов, понесенных стороной, на другую сторону по делу в том случае, если последняя нарушает нормы процессуального права). С точки зрения российской правовой доктрины, применяемые в английском гражданском судопроизводстве меры, связанные с ограничением права на подачу в суд процессуальных документов, вряд ли могут быть квалифицированы как обоснованные и конституционные. Существующая в российской правовой системе основополагающая идея доступности и универсальности правосудия не позволяет пока говорить о внедрении таких мер в российское процессуальное законодательство. Законодательное ограничение права на обращение в суд в связи с предполагаемой недобросовестностью в условиях начального этапа формирования судебной власти, отсутствии эффективного общественного контроля над деятельностью судов может привести к значительным злоупотреблениям со стороны судей. Кроме того, при переходе от тоталитарной модели общества к правовому и демократическому государству современного типа универсальное и неограниченное право на обращение в суд представляет более значительную правовую, социальную и идеологическую ценность, нежели необходимость борьбы с недобросовестным поведением в гражданском процессе.

Вернемся к российскому законодательству. Как было выяснено, в отечественном гражданском процессуальном праве действует два механизма распределения судебных расходов: общий («принцип возмещения расходов правой стороне в споре за счет неправой»^[27]) и специальный (например, возложение расходов на лицо, злоупотребляющее своим процессуальным правом). Первый механизм распределения судебных расходов не может быть признан мерой юридической ответственности, поскольку не имеет своим основанием правонарушение. Обращение с иском в суд не может быть квалифицировано как правонарушение, независимо от его обоснованности, поскольку представляет собой реализацию конституционного права на судебную защиту. Второй механизм распределения судебных расходов имеет своим основанием деяния, объективная сторона которых описана в ст. 111 АПК РФ и представляет собой нарушение закона или договора (например, нарушение досудебного порядка разрешения спора), а не судебных актов. Важно заметить, что законодатель ни в ГПК РФ, ни в АПК РФ не предусмотрел в качестве санкции за правонарушения, являющиеся основанием возложения на правонарушителя судебных расходов другой стороны, наложение судебного штрафа в пользу государства. Считаем данное обстоятельство ключевым в понимании правовой природы специального механизма распределения судебных расходов. Систематическое противодействие правильному и своевременному рассмотрению и разрешению дела не является неуважением к суду до тех пор, пока оно не представляет собой неисполнение судебных актов. Под затягиванием процесса и злоупотреблением процессуальными правами обычно понимают не нарушение судебных актов, а односторонние недобросовестные действия сторон, например, подачу необоснованных ходатайств, заявлений и т. д.¹ Но заявления и ходатайства сторон могут оказать влияние на ход судебного разбирательства только в том случае, если они санкционированы судом.

Динамика гражданского процесса обусловлена не только односторонними действиями субъектов процесса, но и юридическими актами суда, которые санкционируют соответствующие действия. Если действие стороны (например, подача ходатайства) не соответствует закону, является необоснованным, то оно не будет санкционировано судом. Нельзя в таком случае применять меры юридической ответственности в отношении лица, подавшего, например, ходатайство, оказавшееся в ходе его рассмотрения судом необоснованным или незаконным. Обязанность суда в процессе — устанавливать законность и обоснованность процессуальных действий сторон и принимать решения о санкционировании (отказе санкционировать) соответствующие действия. Статья 99 ГПК РФ предусматривает взыскание компенсации за потерю времени со стороны, недобросовестно заявившей неосновательный иск или спор относительно иска. Сами судьи обоснованно задаются вопросом: что означает потеря времени в данном случае, почему защита своих интересов в суде в рамках предоставленных законом правомочий считается потерей времени?! Недобросовестность при осуществлении своего права — оценочная категория. Нельзя не согласиться с А. И. Приходько, который считает, что явление воспрепятствования правосудию вряд ли может быть описано в категориях, относящихся исключительно к субъективному отношению лица к совершаемым им действиям, преследующим или имеющим своими последствиями осложнение судебного процесса^[28][29].

Суд должен оценивать правовую ситуацию по делу, а не отношение сторон к спору и процедуре судопроизводства^[30]. Лица, участвующие в деле, могут совершать в гражданском процессе действия фактического и юридического характера. Действия фактического характера (например, передвижения по залу судебного заседания) правового эффекта не имеют и в том случае, если они могут помешать осуществлению правосудия, суд имеет право вынести акт (в письменной или устной форме), которым субъекту совершать такие действия будет воспрещено (например, замечание судьи о необходимости воздерживаться от реплик с места в ходе заседания). В том случае, если лицо продолжает совершение запрещенного судом деяния, его поступок квалифицируется как неуважение к суду и влечет за собой применение мер юридической ответственности в форме судебного штрафа. Совершение действий юридического характера (например, подача ходатайства) — право лица, участвующего в деле, и быть квалифицировано как правонарушение не может, пока оно не представляет собой нарушение обязанности, установленной законным судебным актом¹.

Отграничение добросовестного и недобросовестного поведения в процессе может быть осуществлено только с помощью установления психического отношения соответствующего лица к его деянию (т.е. посредством установления вины). А. В. Юдин, например, при квалификации акта реализации процессуального права как злоупотребления субъективным процессуальным правом (т.е. недобросовестное поведение) предлагает устанавливать мотивы такого поведения (например, корысть, личная неприязнь к другой стороне, сутяжничество как болезненное состояние психики и т. д.)^[31][32]. Аналогично, А. Г. Новиков считает, что субъективная сторона ряда правонарушений в процессуальной сфере характеризуется целевыми установками совершения определенных деяний. По нашему мнению, концепция «злоупотребления процессуальным правом», которую пытается обосновать А. В. Юдин, самостоятельной познавательной ценности не имеет, а попытки «растянуть» данную категорию на подавляющее большинство процессуальных институтов (подача иска, доказывание, рассмотрение ходатайств, обжалование судебных актов и т. д.) не добавляют ничего принципиально нового ни категории «злоупотребление процессуальным правом», ни тем институтам, в которых наблюдает злоупотребление правом А. В. Юдин. Считаем, что дискуссия о «злоупотреблении процессуальным правом», в конечном итоге, сводится не к проблеме эффективности процессуальной ответственности, а к вопросу о пределах действия принципов диспозитивности и состязательности в современном гражданском процессе.

Проблема злоупотребления процессуальным правом неразрывно связана также с вопросом о противоправности в современном гражданском судопроизводстве. Как отмечалось в гл. 2 монографии, идейным и юридическим основанием механизма ответственности в гражданском судопроизводстве является принцип судебного руководства процессом. Именно полномочия суда по руководству рассмотрением дела, которые «материализуются» в судебных актах различного характера, позволяют поставить вопрос о специфическом механизме юридической ответственности в гражданском судопроизводстве. Через принцип судебного руководства процессом гражданский процессуальный режим воплощается в механизме процессуальной ответственности. Но принцип судебного руководства процессом далеко не единственный элемент гражданского процессуального режима. Он применяется с учетом всей системы принципов гражданского судопроизводства, в том числе принципов состязательности и диспозитивности. Именно принципы состязательности и диспозитивности определяют сферу, пределы действия принципа судебного руководства процессом, а следовательно, и пределы применения механизма ответственности в гражданском судопроизводстве. Состязательность и диспозитивность «очерчивают» грани правомерного поведения в гражданском процессе, указывают на то, что дозволено, а что нет.

А. В. Юдин определяет злоупотребление процессуальным правом как особую разновидность гражданского процессуального нарушения, которое представляет собой противоправное, недобросовестное и ненадлежащее использование лицом, участвующим в деле (его представителем), принадлежащих ему процессуальных прав, выразившееся в виновных процессуальных действиях (бездействии), внешне отвечающих требованиям гражданских процессуальных норм, но совершаемых с корыстным или личным мотивом, причиняющие вред интересам правосудия по гражданским делам и (или) интересам лиц, участвующих в деле (процессуальная шикана), либо недобросовестное поведение в иных формах, влекущее за собой применение мер гражданского процессуального принуждения¹. Таким образом, А. В. Юдин предлагает проверять любое процессуальное действие на предмет его добросовестности, и в случае его недобросовестности применять меры принуждения. Указанное суждение представляется нелогичным. Проблема злоупотребления процессуальным правом, по нашему мнению, вообще не связана с проблемой ответственности в гражданском судопроизводстве^[33][34]. Первостепенная задача, которую должен решить каждый исследователь злоупотребления процессуальным правом, — вопрос о том, является ли определенное деяние противоправным в современном гражданском судопроизводстве^[35]. Указанный вопрос является намного более сложным и комплексным, нежели вопрос о мерах ответственности за злоупотребления.

Категория противоправности в гражданском процессуальном праве, как и любая другая категория, должна анализироваться на основании теории юридических режимов. Гражданский процессуальный режим предопределяет решение вопроса о противоправности в гражданском судопроизводстве. Проложить грань правомерного позволяют принципы гражданского процесса. Принцип судебного руководства процессом предполагает, что является неправомерным любое поведение, которое квалифицируется как неуважение к суду. Принципы диспозитивности и состязательности, разграничивая функции участников гражданского судопроизводства и наделяя стороны свободой распоряжения в гражданском процессе теми правами, которые связаны с распоряжением объектом защиты и самим правом на судебную защиту¹, определяют пределы активности суда в применении к сторонам принудительных мер и, как следствие, позволяют отграничить неуважение к суду от правомерных деяний. В тех ситуациях, когда действие лица представляет собой реализацию прав, проистекающих из принципов диспозитивности и состязательности, говорить о применении мер ответственности к такому лицу нельзя, ибо его действие правомерно и допустимо с точки зрения гражданского процесса и не представляет собой неуважение к суду. Однако причинение вреда другому лицу при реализации своих процессуальных прав может стать основанием применения иных видов ответственности, например, гражданско-правовой (возмещение вреда, причиненного нарушением обеспечительных мер)^[36][37]. Данные рассуждения ни в коем случае не отрицают необходимости дальнейшей разработки принципов диспозитивности и состязательности, определения пределов их действия, решения вопроса о соотношении указанных принципов с другими принципами гражданского процесса, в том числе принципом судебного руководства, и иными элементами гражданского процессуального режима.

Согласимся с И. Р. Медведевым, который, обсуждая возможность установления мер ответственности за ложные объяснения сторон в гражданском судопроизводстве с точки зрения принципов состязательности и диспозитивности, отмечает, что эффективно действующую систему гражданского судопроизводства на основе чистых состязательности и диспозитивности, полностью устранив деятельность суда из процесса, создать невозможно. Исходя из подобного допущения, возможно закрепление различных методов (включая юридическую ответственность), позволяющих поставить поведение сторон в гражданском процессе в определенные границы^[38].

Помимо вопроса о правомерности процессуальных действий, приверженцы концепции злоупотребления процессуальным правом не смогли пока разрешить вопрос об установлении недобросовестности как характеристики деяния участника процесса. Неясно, каким образом и кто должен устанавливать недобросовестные цели и мотивы поведения лица при совершении им внешне правомерных процессуальных действий. Очевидно, что в гражданском судопроизводстве действует презумпция добросовестности лиц, осуществляющих свои процессуальные права, т. е. действующих внешне правомерно (в отличие от презумпции виновности правонарушителя, о которой говорилось выше). В противном случае на суд была бы возложена непосильная с практической точки зрения задача по установлению «тайных мотивов» совершения участниками процесса тех или иных внешне правомерных действий.

Согласимся с тем, что все действия участников процесса должны не только по форме, но и по сути соответствовать целям и задачам правосудия и нормам права, т. е. быть добросовестными (по терминологии ст. 99 ГПК РФ). Но каким образом можно доказать обратное в конкретной ситуации?! По нашему мнению, исходя из принципа состязательности, обязанность по доказыванию недобросовестности действия лица лежит на том, кто заявляет о такой недобросовестности, т. е. на противоположной стороне в процессе. Часть 1 ст. 35 ГПК РФ предоставляет лицам, участвующим в деле, право приводить свои доводы по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам, возражать относительно ходатайств и доводов других лиц, участвующих в деле.

Таким образом, при обсуждении, например, ходатайства или заявления стороны, все заинтересованные лица в состязательной процедуре имеют право заявить о недобросовестных мотивах заявления или ходатайства, представить суду в подтверждение своей позиции доказательства недобросовестности другой стороны^[39].

Соответствующий вопрос может быть поставлен на обсуждение и самим судом. В данном случае следует различать форму и содержание ходатайства, с одной стороны, и мотивы, лежащие в основе его подачи, — с другой (два самостоятельных вопроса, подлежащих изучению при рассмотрении ходатайства: первый вопрос — обязательный к рассмотрению судом, второй — факультативный, рассматривается только по заявлению заинтересованного лица или инициативе суда). Юридическая форма и фактическое содержание ходатайства могут быть надлежащими, а мотив его подачи — нет. В том случае, если суд примет доводы о недобросовестности действия лица, подающего ходатайство, он выносит определение о его отклонении как необоснованного. Процессуальное действие стороны не окажет влияние на процесс в связи с ненадлежащим порядком реализации субъективного права (добросовестность — обязательное условие реализации процессуального права) на совершение действия и его санкционирование судом. Но в данном случае недобросовестность лица должна пониматься как совершение определенного деяния единственно с целью (вина в форме умысла) причинить вред другой стороне, препятствовать правильному и своевременному рассмотрению гражданского дела, причем отклонение ходатайства судом само по себе не является доказательством недобросовестности лица, его подавшего. Недобросовестность должна быть специально установлена на основании представленных и исследованных в установленном порядке доказательств. В противном случае гражданское судопроизводство стало бы долгим и неэффективным, ибо суду пришлось бы самостоятельно анализировать мотивы действий участников процесса в каждом (!) случае. Это отвлекло бы суд от реализации главной задачи — правильного рассмотрения гражданского дела по существу. Заметим, что умышленные действия, единственной целью которых является противодействие осуществлению правосудия, квалифицируются как уголовные преступления (гл. 31 УК РФ).

Уголовно-правовой механизм юридической ответственности, включающий в себя стадию предварительного расследования, позволяет государству в лице уполномоченных органов не только выявить соответствующее правонарушение, но определить и психологическое отношение правонарушителя к содеянному, установить форму вины. В механизме действия уголовного права охранительное начало является основным, в отличие от гражданского процесса, в котором первостепенное значение имеет регулятивная функция, а охранительное начало имеет второстепенное, подчиненное значение, имеет своей целью реализацию главной задачи правосудия — защиты прав и свобод^[40]. Лишь в рамках уголовного судопроизводства существует реальная возможность квалифицировать действия лица как недобросовестные, установить умысел на совершение правонарушения. Привлечение к юридической ответственности есть «стержень» уголовно-правового режима, а постановление суда, которым устанавливается виновность лица в совершении правонарушения, представляет собой итог усилий ряда участников уголовного процесса, для чего закон наделил их соответствующим юридическим статусом, полномочиями организационного и юридического характера (по сбору доказательств вины, проведению следственных действий специальными органами и должностными лицами и т. д.).

В гражданском процессе ситуация принципиально иная, ибо суд в гражданском деле не может и не должен устанавливать мотивы совершения правонарушения, устанавливать недобросовестность правонарушителя, у суда в гражданском процессе совсем другие цели. Именно поэтому законодатель совершенно обоснованно не наделил суд в гражданском судопроизводстве и соответствующим правовым инструментарием. Аналогично, при вынесении судебного решения с нарушением процессуального закона применяется мера процессуального характера — отмена судебного акта (без выяснения мотивов вынесения незаконного решения), в случае выяснения умысла на совершение правонарушения применяется мера уголовной ответственности за вынесение заведомо неправосудного судебного решения¹. В гражданском процессе Англии, например, неисполнение судебного акта (неуважение к суду) влечет ответственность независимо от умысла правонарушителя, кроме случаев, когда такое неуважение к суду является уголовным преступлением (наиболее серьезные правонарушения, например, злонамеренное разглашение сведений о ходе закрытого процесса в нарушение соответствующего определения суда), поскольку в таких случаях необходимо установить не только осведомленность правонарушителя о соответствующем судебном акте, но и умысел на воспрепятствование осуществлению правосудия^[41][42].

Суд в гражданском судопроизводстве, привлекая лицо к процессуальной ответственности, не должен и не может установить форму вины правонарушителя, поскольку при этом необходимо исследовать отношение последнего к совершенному правонарушению и его последствиям, установить мотивы противоправного поведения. Именно поэтому форма вины не должна иметь значение и при наложении меры ответственности за неуважение к суду. При определении размера санкции (например, судебного штрафа) необходимо учитывать лишь предполагаемую степень воздействия санкции на правонарушителя, т. е. неблагоприятный эффект, который санкция должна оказать на конкретного правонарушителя (фактически его имущественное положение), а также тяжесть совершенного правонарушения (относительное значение нарушенного судебного акта для движения гражданского дела). В том случае, если, например, гражданин Иванов в ходе судебного заседания разговаривал по мобильному телефону, несмотря на предупреждение суда, и аналогичное правонарушение совершил гражданин Петров, учитывая, что среднемесячный доход гражданина Иванова составляет 150 тыс. руб. в месяц, а Петрова — в 15 раз меньше, наложение судебного штрафа на Иванова в размере 5 тыс. руб., а на Петрова — 500 руб. будет справедливым, несмотря на то что форма вины при совершении правонарушения может быть одна и та же. Лицо, привлекаемое к процессуальной ответственности, может ссылаться на свое имущественное положение как при наложении судебного штрафа, так и при рассмотрении вопроса об уменьшении размера уже наложенного судом штрафа (поскольку суд может не знать об имущественном положении правонарушителя при наложении штрафа, но у последнего должна быть возможность представить соответствующие данные суду). Непосредственно в ГПК РФ и АПК РФ должна быть установлена возможность отсрочки или рассрочки уплаты судебного штрафа определением суда о его наложении с учетом имущественного положения правонарушителя, его семейного статуса (наличие малолетних детей и иных иждивенцев), наличия постоянного заработка и т. д. Возможность предоставления судом отсрочки, рассрочки исполнения определения о наложении судебного штрафа, а также уменьшения его размера в связи с имущественным положением правонарушителя являются гарантией назначения справедливого наказания за неуважение к суду.

Определенные вопросы вызывает положение процессуального закона, предусматривающее «взыскание компенсации за потерю времени со стороны, заявившей неосновательный иск или спор против иска» (ст. 99 ГПК РФ). В том случае, если иск действительно был неосновательным, то суд должен отказать в его удовлетворении. В противном случае решение суда не будет удовлетворять требованиям законности и обоснованности (ч. 1 ст. 195 ГПК РФ). В том случае, если суд в результате рассмотрения дела удовлетворил иск, то, значит, говорить о подаче иска как действии недобросовестном или неосновательном также нельзя. Аналогично должен решаться вопрос и в отношении обоснованности спора против иска. Проигравшая сторона, независимо от того, заявила ли она иск или спорила против него в качестве ответчика, возмещает выигравшей стороне судебный расходы в соответствии с общим механизмом распределения судебных расходов (ст. 98 ГПК РФ), так как ее доводы (как было установлено итоговым решением суда по существу) оказались неосновательными.

Исходя из текста ст. 99 ГПК РФ, неясно, существует ли возможность взыскания компенсации за потерю времени с выигравшей стороны в том случае, если ее действия были недобросовестными и необоснованны. Достаточно легко можно представить ситуации, когда путь победителя к «положительному» судебному решению был «усеян» процессуальными нарушениями, подачей необоснованных ходатайств и иными недобросовестными действиями. Однако в соответствии со ст. 88 и 94 ГПК РФ предусмотренная ст. 99 ГПК РФ компенсация за фактическую потерю времени является составной частью судебных расходов, распределяемых в соответствии с общим правилом: «проигравший платит» (ст. 98 ГПК РФ). Таким образом, по логике ГПК РФ, вынесение итогового решения суда в пользу стороны является основанием освобождения ее от возмещения расходов, понесенных другой стороной в связи с недобросовестным поведением «победителя». В данном случае принцип «победитель всегда прав» противоречит требованиям справедливости при распределении судебных расходов. Присоединимся также к тем исследователям, которые считают норму ст. 99 ГПК РФ в действующей редакции не способной обеспечить защиту от противоправных и недобросовестных действий в гражданском судопроизводстве вследствие ограниченности ее действия (применение только в отношении физических лиц, неопределенность критериев определения размеров компенсации и т. д.)¹.

Часть 1 ст. 111 АПК РФ, которая независимо от результатов рассмотрения дела устанавливает возложение всех судебных расходов на лицо, нарушившее претензионный или иной досудебный порядок урегулирования спора, также вызывает вопросы. Последствием нарушения досудебного порядка урегулирования спора должно быть не возложение судебных расходов, а отказ в рассмотрении иска по существу. Например, ГПК РФ в таких случаях совершенно обоснованно предусматривает возвращение искового заявления (ч. 1 ст. 135 ГПК РФ). Часть 2 ст. 111 АПК РФ по непонятной причине предписывает отнесение всех (!) судебных расходов на лицо, не выполняющее свои процессуальные обязанности, если это привело к срыву судебного заседания, затягиванию судебного процесса, воспрепятствованию рассмотрения дела и принятию законного и обоснованного судебного акта.

Таким образом, сформулированные в российском законодательстве нормы о специальном порядке распределения судебных расходов в связи с недобросовестным поведением одной из сторон (ст. 111 АПК РФ) находятся в противоречии не только с другими нормами процессуальных кодексов и принципами гражданского процесса, но и с правилами логики и здравого смысла.

По нашему мнению, механизм распределения судебных расходов в гражданском судопроизводстве должен быть следующим. Общее правило распределения судебных расходов («платит проигравший») должно быть дополнено установлением возможности для стороны, против которой был принят итоговый судебный акт по существу, требовать исключения из состава подлежащих уплате в пользу выигравшей стороны судебных расходов, разумных расходов, которые проигравшая сторона^[43][44] понесла в связи с рассмотрением судом поданных другой стороной необоснованных и (или) незаконных заявлений и ходатайств^[45]. В указанном случае не подлежат возмещению и соответствующие расходы стороны, в пользу которой был вынесен итоговой судебный акт по существу. По аналогии с правилами распределения судебных расходов в гражданском судопроизводстве США, о которых говорилось выше, указанное исключение из общего правила распределения судебных расходов окажет дисциплинирующее воздействие на участников процесса, обеспечит защиту прав и интересов лиц, участвующих в деле. Размер понесенных расходов и их разумность должны быть подтверждены доказательствами, представленными лицом, требующим уменьшения размера судебных расходов (проигравшая сторона). Незаконность и необоснованность поданных ходатайств может быть подтверждена судебными определениями об их отклонении, а о действиях стороны по доказыванию их незаконности и необоснованности свидетельствуют протоколы соответствующих судебных заседаний¹.

В сумму расходов, на которые подлежит уменьшению общая сумма расходов по гражданскому делу, могут быть включены, например, расходы, понесенные соответствующей стороной на оплату услуг представителя в связи с его участием в судебном мини-процессе по рассмотрению поданного другой стороной, но отклоненного судом ходатайства (о праве лица, участвующего в деле, приводить свои доводы и доказательства незаконности, необоснованности и недобросовестности действий другой стороны говорилось выше), расходы на проезд и проживание для участия в судебном заседании и т. д.

Таким образом, в мини-процессе по вопросу рассмотрения заявлений и ходатайств сторон будет, по сути, действовать то же правило распределения судебных расходов, что и в основном процессе: «проигравший платит», что является справедливым.

В данном случае итоговое решение суда по существу гражданского дела не имеет значения. Завершая анализ механизма распределения судебных расходов в гражданском судопроизводстве, следует признать, что судебные расходы мерой процессуальной ответственности не являются, так как основанием возникновения обязательства по уплате судебных расходов является не правонарушение (в том числе неуважение к суду), а процессуальные действия лиц, участвующих в деле, которые в момент их совершения презюмируются правомерными. Вред не обязательно должен возмещаться в связи с совершением правонарушения (например, ч. 3 ст. 1064 ГК РФ), однако юридическая ответственность своим основанием всегда должна иметь неправомерное деяние.

В итоге среди всех мер принуждения, предусмотренных ГПК РФ и АПК РФ, судебный штраф является основной и единственной мерой процессуальной ответственности.

Судебный штраф взыскивается в доход государства и преследует цель — дисциплинировать всех лиц, вовлеченных в процесс, и тем самым обеспечить своевременную защиту нарушенных прав или охраняемых законом интересов граждан и организаций^[46][47]. Штраф является мерой юридической ответственности за совершение гражданского процессуального нарушения, неуважения к суду. Неисполнение обязанностей, установленных актами и распоряжениями суда, является правонарушением, «жертва» которого — не конкретное лицо (судья или другие участники процесса), а установленный законом порядок осуществления судом как органом государственной власти своих руководящих полномочий в гражданском судопроизводстве. Потому совершенно естественным является взыскание судебного штрафа в пользу федерального бюджета как публичной меры ответственности. Вопросы наложения и исполнения такой меры ответственности, как судебный штраф, в гражданском процессуальном законодательстве урегулированы достаточно слабо (в отличие от административного и уголовного законодательства).

Судебные штрафы до недавнего времени устанавливались в размере кратном минимальному размеру оплаты труда. Замедление темпов роста инфляции в России сделало возможным установить размеры штрафов в уголовном, административном и процессуальном законодательстве в твердых денежных суммах в рублях¹. Однако в связи с имущественным расслоением российского общества считаем возможным определять размер судебного штрафа не только в твердой денежной сумме, но и в размере, кратном сумме заработной платы или иного дохода правонарушителя за определенный период, что позволит сделать применение меры ответственности более дифференцированным в зависимости от имущественного положения виновного в неуважении к суду^[48][49]. Наложение судебного штрафа не освобождает виновное лицо от исполнения возложенной на него обязанности, неисполнение которой стало основанием применения меры ответственности. Уклонение правонарушителя от исполнения обязанности после применения к нему неблагоприятных мер в виде судебного штрафа должно стать основанием для применения мер ответственности повторно, однако, по нашему мнению, мера ответственности в указанном случае должна быть более строгая, чем первоначальная. Механизм применения судебных штрафов может быть дополнен нормой об удвоении первоначального судебного штрафа в случае неисполнения обязанности, за нарушение которой на лицо ранее был наложен судебный штраф, аналогично ч. 2 ст. 85 уже недействующего Федерального закона от 21 июля 1997 г. № 119-ФЗ «Об исполнительном производстве». В указанных случаях в отношении граждан вместо двойного размера ранее наложенного штрафа может применяться более строгая мера ответственности — арест на определенный срок¹. Заметим, что в случае продолжения противоправного поведения, несмотря на применение санкции, новая мера ответственности должна применяться судом в общем порядке, т. е. все обстоятельства неисполнения обязанности, включая виновность правонарушителя, устанавливаются заново, ибо фактические обстоятельства и причины неисполнения обязанности могут измениться. Понятно, что введение такой меры процессуальной ответственности как арест — вопрос не ближайших нескольких лет. В данном случае необходимо тщательно взвесить все «за» и «против», учитывая не только тенденции развития права, но и факторы социально-экономического характера (в том числе резкий рост количества лиц, помещаемых под арест, необходимость обеспечения достойных условий содержания и т. д.).

Наложение судебного штрафа за неуважение к суду не препятствует лицам, участвующим в деле, обратиться с требованием о взыскании с правонарушителя компенсации ущерба, причиненного гражданским процессуальным нарушением. Такая ситуация возможна, например, в том случае, если нарушение ответчиком судебного определения о применении в отношении предмета спора обеспечительных мер повлекло причинение ущерба истцу в результате порчи соответствующего имущества. Аналогичную норму содержит КоАП РФ. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 4.7 КоАП РФ судья, рассматривая дело об административном правонарушении, вправе при отсутствии спора о возмещении имущественного ущерба одновременно с назначением административного наказания решить вопрос о возмещении имущественного ущерба. Споры о возмещении имущественного ущерба разрешаются судом в порядке гражданского судопроизводства. При рассмотрении данного вопроса подлежат применению соответствующие нормы гражданского законодательства, поскольку возмещение причиненного правонарушением имущественного ущерба есть мера юридической ответственности, подлежащая применению в рамках гражданско-правового механизма принуждения (обусловленного гражданско-правовым режимом)^[50][51].

Совершение правонарушения в сфере действия норм публичного права может одновременно с общественными интересами нарушить частные имущественные интересы отдельных лиц. Неуважение к суду не является здесь исключением. В гражданском процессуальном законодательстве, однако, налицо пробел в регулировании соответствующих отношений. Необходимо предусмотреть в ГПК РФ и АПК РФ обязанность суда, рассматривающего гражданское дело по заявлению заинтересованного лица разрешить вопрос о возмещении причиненного ему неисполнением судебного акта имущественного ущерба. Такое положение закона обеспечит эффективную и своевременную защиту интересов лиц, чьи права были затронуты гражданским процессуальным правонарушением. Соответствующий вопрос может быть разрешен в итоговом судебном решении по существу гражданского дела. Заметим, что вопрос о возмещении причиненного процессуальным нарушением ущерба должен решаться в том же гражданском деле, в котором было совершено процессуальное нарушение, только в том случае, если данный вопрос носит бесспорный характер. В противном случае процедура рассмотрения гражданского дела будет значительно осложнена мини-процессом по разрешению спора об убытках, причиненных актом неуважения к суду другим участникам процесса. В указанном случае заинтересованное лицо может обратиться с иском в суд в целях разрешения спора об убытках в отдельном гражданском деле.

Вопрос о мерах процессуальной ответственности неразрывно связан с вопросом о пределах действия процессуальной ответственности, ее границах. Сходство норм, содержащихся в ст. 17.3 КоАП РФ и ст. 159 ГПК РФ («Меры, применяемые к нарушителям порядка в судебном заседании»), позволяет, например, Г. Л. Осокиной утверждать, что разграничение административной и гражданской процессуальной ответственности за нарушение порядка в судебном заседании должно быть всецело отдано на «откуп», т. е. усмотрение суда. Г. Л. Осокина делает вывод о том, что разграничение форм ответственности за нарушение порядка в судебном заседании должно осуществляться с учетом степени тяжести правонарушения, если иметь в виду возможность применения более строгих по сравнению с ГПК РФ административно-правовых санкций, предусмотренных КоАП РФ^[52]. С таким утверждением согласиться нельзя. Во-первых, разграничение видов ответственности должно производиться не на уровне судебного правоприменения, а на уровне законодательства, при установлении гипотез, диспозиций и санкций правовых норм.

Ситуация, когда суд может сам выбирать, какой вид ответственности применять в конкретном случае, представляется ненормальной, очевидно, что такая «свобода суда» вызвана недостатками правового регулирования. Закон должен устанавливать четкие критерии разграничения видов ответственности. Во-вторых, спорным является тезис о том, что меры гражданской процессуальной ответственности являются менее строгими по сравнению с мерами административной ответственности. В современных условиях можно говорить лишь об уголовной ответственности как о самой строгой юридической ответственности (учитывая характер мер ответственности). Все иные виды юридической ответственности являются «одноуровневыми» с точки зрения степени воздействия на правонарушителя (в том числе процессуальная и административная ответственность).

Выше уже говорилось о соотношении процессуальной и уголовной ответственности. Граница между двумя видами юридической ответственности проводилась по субъективному критерию (вопрос об умышленной форме вины при совершении правонарушения). Установление формы вины предполагает проведение специальных юридических процедур (предварительное расследование, судебное следствие), которые немыслимы в гражданском судопроизводстве (в связи с особой целью деятельности), но возможны в рамках уголовно-правового механизма ответственности. Вторая граница между процессуальной и уголовной ответственностью, по нашему мнению, определяется тяжестью санкции, налагаемой за совершение того или иного правонарушения. Мы ни в коем случае не можем согласиться с теми исследователями, которые считают определенный набор мер ответственности единственным критерием разграничения соответствующих видов юридической ответственности (позиции таких авторов мы критически анализировали в гл. 1 исследования). Привлечение к более строгому виду наказания влечет необходимость обеспечения необходимых процедурных гарантий. В рамках гражданского процессуального механизма ответственности обеспечить соответствующие гарантии в полном объеме (презумпция невиновности, активная роль суда в установлении действительных обстоятельств дела, стадийность производства по привлечению к ответственности, наличие сторон обвинения и защиты и т. д.) невозможно по объективным причинам, ибо, как многократно повторялось выше, основной целью гражданского судопроизводства является не привлечение его участников к ответственности, а рассмотрение гражданских дел, разрешение их по существу. Данная целевая установка определяет правовой статус и участников процесса, и суда.

Одна и та же по своему характеру мера ответственности (например, штраф) в зависимости от размера может относиться к тому или иному виду юридической ответственности. Уже говорилось о том, что наибольшие правовые гарантии правонарушителю при привлечении к ответственности предоставляются в рамках уголовного права и уголовного судопроизводства. Данные гарантии имеют как материально-правовой (принципы назначения наказания), так и процессуальный характер. Такое положение дел представляется нам естественным, ибо в рамках уголовно-правового механизма ответственности реализуются самые строгие из существующих юридических санкций. Как справедливо указал Конституционный Суд РФ, «в ситуациях, связанных с ограничением права на свободу и личную неприкосновенность, особое значение приобретают гарантии судебной защиты, что признается и международноправовыми актами, судебная процедура признается эффективным механизмом защиты прав и свобод, если она отвечает требованиям справедливости и основывается на конституционных принципах состязательности и равноправия сторон, предполагает исследование судом фактических и правовых оснований для избрания данной меры, при обеспечении лицу возможности довести до суда свою позицию»¹.

Приведенные рассуждения, однако, не должны подтолкнуть к выводу о том, что при привлечении к процессуальной ответственности соответствующее лицо лишается всех правовых гарантий прав и законных интересов. Конечно, перечень таких гарантий не такой обширный, как в случае уголовной ответственности, но все-таки является достаточным для обеспечения прав и интересов лица, привлекаемого к процессуальной ответственности. Во-первых, лицо привлекается к ответственности за процессуальные нарушения не в административном, а судебном порядке при соблюдении процессуального регламента, установленного законом, профессиональными судьями, обладающими специальным статусом, при обеспечении их независимости и беспристрастности.

Во-вторых, вопрос о привлечении к ответственности (об опровержении презумпции виновности) рассматривается в специальной судебной процедуре (в ряде случае даже в дополнительном судебном заседании, о чем говорилось выше), в которой лицо, привлекаемое к ответственности, обладает процессуальными правами, предусмотренными ст. 35 ГПК РФ (ст. 41 АПК РФ)^[53][54], в том числе правом знакомиться с материалами дела в соответствующей части, заявлять отводы, представлять доказательства и участвовать в их исследовании, заявлять ходатайства, давать объяснения суду, приводить свои доводы по всем возникающим вопросам.

В-третьих, суд обязан исследовать представленные доказательства невиновности в соответствии с общими нормами процессуального закона о доказательствах, что должно обеспечивать установление истины по делу^[55].

В-четвертых, как говорилось выше, презумпция невиновности не означает невиновную ответственность. Если в распоряжении суда имеются материалы, подтверждающие невиновность лица, привлекаемого к ответственности, он не имеет право признать его правонарушителем.

В-пятых, правонарушитель может рассчитывать на освобождение от ответственности в связи с малозначительностью правонарушения или истечением срока давности привлечения к ответственности, а также имеет право на рассрочку, отсрочку исполнения определения о наложении судебного штрафа либо уменьшение его размера с учетом имущественного положения правонарушителя.

Большое значение в системе гарантий соблюдения прав и законных интересов лица, привлекаемого к процессуальной ответственности, имеет право соответствующего лица обжаловать в вышестоящую инстанцию судебные акты по вопросу о привлечении к процессуальной ответственности, если они являются незаконными и (или) необоснованными, например, в том случае, если суд привлек к процессуальной ответственности лицо, которое не достигло определенного возраста, либо неисполненный судебный акт был адресован иному лицу, либо суд назначил штраф в размере, не соответствующем пределам санкций, установленных законом, либо судом были нарушены процессуальные права лица, привлеченного к ответственности. Также в соответствии с нормами ГПК РФ (ст. 327 и 334) суд апелляционной инстанции может повторно рассмотреть вопрос об опровержении презумпции виновности лица, совершившего акт неуважения к суду, в том числе на основании новых фактов и новых доказательств. Не вдаваясь в полемику относительно эффективности институтов апелляции и кассации в современном гражданском процессе, заметим, что, по нашему мнению, вопрос об опровержении презумпции виновности должен рассматриваться судом лишь один раз (за исключением случаев объективной невозможности представить доказательства невиновности при рассмотрении соответствующего вопроса) при обеспечении прав лица, привлекаемого к ответственности, представить суду доказательства своей невиновности, о чем говорилось выше, в разделе, посвященном субъективной стороне процессуальных нарушений. В противном случае процедура привлечения к процессуальной ответственности может стать долгой и неэффективной.

Размер санкций, являющийся «пограничным» при переходе к уголовно-правовому механизму ответственности, определяется в законодательстве каждого государства и обусловлен юридическими традициями, особенностями системы наказаний, спецификой их исполнения, различными социальными факторами, в том числе уровнем преступности и т. д. В России данный размер санкций установлен нормами УК РФ и в отношении штрафов (накладываемых на физических лиц) составляет 2500 руб. или доход осужденного за период две недели (ст. 46 УК РФ), а в отношении заключения под стражу — один месяц (ст. 54 УК РФ). В идеальной ситуации указанные размеры санкций должны стать ориентиром для установления размера мер иных видов юридической ответственности (в том числе процессуальной). Однако в российском законодательстве пороговые значения размеров штрафов определяются произвольно, без учета размеров санкции, установленных уголовным законодательством. Например, ст. 122 НК РФ устанавливает ответственность за неуплату или неполную уплату сумм налога (сбора) в размере 20% или 40% (при установлении умысла) от неуплаченной суммы налога (сбора). Совершенно ясно, что в случае применения указанной штрафной меры ответственности к физическим лицам в подавляющем большинстве случаев сумма штрафа значительно превысит установленный УК РФ минимальный предел штрафа (2500 руб.). Аналогично, в соответствии со ст. 3.5 КоАП РФ на граждан может быть наложен административный штраф в размере 5 тыс. руб., а на должностных лиц — 50 тыс. руб. Заметим, что, по нашему мнению, изложенному выше, должностные лица как субъекты ответственности являются особой разновидностью такого субъекта как физические лица. В итоге может сложиться парадоксальная ситуация, когда за совершение уголовного преступления лицо будет привлечено к ответственности в виде штрафа в размере 2500 руб. (после проведения предварительного расследования, специального судебного разбирательства и т. д.), а за налоговое правонарушение на него будет наложен штраф в размере, например, 20 тыс. руб. в «упрощенной» (по сравнению с уголовно-процессуальной) процедуре привлечения к юридической ответственности, предусмотренной НК РФ. При таком состоянии законодательства (вызванном отсутствием системного подхода при конструировании механизма ответственности в различных нормативных актах) говорить о степени общественной опасности того или иного деяния затруднительно, поскольку размер санкции за преступление (наиболее опасное для общественных отношений деяние) может быть несоизмеримо меньше размера аналогичной меры ответственности за налоговое правонарушение, которое в иерархии правонарушений, классифицированных по степени опасности для общества, стоит намного ниже преступления.

При определении нормативного размера судебного штрафа необходимо ориентироваться также на обусловленную гражданским процессуальным режимом, специфику объекта правонарушения, которым мы в настоящем исследовании предлагаем считать неуважение к суду. Как отмечалось выше, объект всех деяний, квалифицируемых как неуважение к суду, является общим, поскольку действует концепция «единого состава правонарушения», а родовой, видовой и непосредственный объект правонарушения для квалификации определенного деяния значения не имеют. Общий состав правонарушения неуважения к суду вобрал в себя большое количество разнообразных деяний, характеризующихся различным субъектным составом, разной степенью опасности для нормального развития общественных отношений.

В связи с вышеизложенным, необходимо предоставить суду значительное усмотрение при определении размера судебного штрафа в каждой конкретной ситуации.

При определении минимального и максимального размера судебного штрафа необходимо исходить из экономической ситуации в стране, имущественного положения лиц, вовлеченных в сферу гражданского судопроизводства, необходимости обеспечения справедливого наказания в каждом случае^[56].

Ориентироваться в вопросе определения нормативного размера штрафа на нормы других отраслей права (в особенности, уголовного) нельзя, поскольку на современном этапе развития российской правовой системы, к сожалению, отсутствует четкая граница между размером уголовно-правовых штрафов и штрафов, установленных правовыми актами иной отраслевой направленности.

По нашему мнению, размер штрафа для физических лиц за совершение процессуальных нарушений, ответственность за которые реализуется в рамках гражданского процессуального механизма ответственности, должна быть установлена в размере от пятисот до десяти тысяч рублей или дохода правонарушителя за период до двух недель. Заметим, что в АПК РФ и УПК РФ в настоящее время максимальный размер судебного штрафа, налагаемого на граждан, составляет две тысячи пятьсот рублей, а в ГПК РФ — одну тысячу рублей, что нельзя признать обоснованным в современных условиях. Максимальный размер судебного штрафа, налагаемого на юридических лиц, установлен ст. 119 АПК РФ в размере ста тысяч рублей. Для многих крупных предприятий указанная сумма также является несущественной. Считаем необходимым увеличить максимальный размер судебного штрафа для юридических лиц как минимум в десять раз, причем первоначальный штраф должен удваиваться в случае неисполнения обязанности, за нарушение которой на лицо ранее был наложен судебный штраф, без учета максимального размера штрафа. Естественно, в каждом конкретном случае размер штрафа должен определяться судом с учетом тяжести процессуального нарушения, а также имущественного состояния правонарушителя. В отношении ареста как меры процессуальной ответственности физических лиц (при введении таковой в процессуальное законодательство) максимальный его срок, по нашему мнению, не должен превышать один месяц. В нашей стране традиционный максимальный срок заключения под стражу как наказание за «неуголовные» деяния составляет 15 суток. Указанный срок ареста может быть установлен как максимальный и в качестве меры процессуальной ответственности¹.

При анализе мер процессуальной ответственности нельзя обойти вниманием вопрос о функциях ответственности в гражданском судопроизводстве, ибо именно функции того или иного вида юридической ответственности позволяют определить место определенного механизма ответственности в правовой системе. По мнению А. Г. Столярова, процессуальная ответственность в гражданском судопроизводстве имеет две функции: штрафную и правовосстановительную (компенсационную). В зависимости от функций ответственности А. Г. Столяров выделяет и две формы процессуальной ответственности: штрафную и правовосстановительную, — каждая из которых обладает собственными мерами ответственности: штрафная — судебный штраф, правовосстановительная — возложение судебных расходов^[57][58]. Аналогичного мнения придерживается и Н. В. Кузнецов, который указывает на штрафную (карательную) и компенсационную функции процессуальной ответственности^[59]. О. Струнская, напротив, полагает, что функция судебного штрафа — правовосстановительная, а не карательная, однако не уточняет, что она имеет в виду под правовосстановительной функцией процессуальной ответственности^[60]. Н. Н. Кузнецова среди функций процессуальной ответственности видит воспитание участников процесса^[61]. Не можем согласиться ни с одним из указанных выше исследователей. По нашему мнению, функция процессуальной ответственности должна определяться исходя из сущности объекта правонарушения, являющегося основанием соответствующего вида юридической ответственности. Как указывалось выше, объектом процессуального нарушения — неуважения к суду — являются отношения, возникающие в связи с осуществлением судом руководящей процессуальной деятельности для реализации задач гражданского судопроизводства. В объект процессуального нарушения не входят имущественные и иные отношения, возникающие между сторонами в ходе осуществления правосудия по гражданским делам. Отношения, охраняемые механизмом процессуальной ответственности, имеют ярко выраженный властно-публичный характер, поскольку их субъектами являются суд как орган публичной власти и лица, вовлеченные в орбиту гражданского судопроизводства. С. Н. Абрамов еще 70 лет назад сформулировал функции процессуальной ответственности, указав, что наложение судом штрафа имеет своей целью воздействовать на недисциплинированное лицо, которое не выполняет тех или иных требований суда, связанных с разбирательством и решением гражданских дел и приведением в исполнение выносимых им решений. По выражению С. Н. Абрамова, «…высокий политический и культурный уровень граждан, обеспечивают выполнение гражданами СССР требований одного из важнейших органов советского государства — советского суда. Однако в отдельных случаях к лицам, не осознавшим еще необходимости выполнения общественного долга, суд вынужден применять меры воздействия — штраф»¹.

По мнению ряда ученых, у всех видов юридической ответственности есть две основные функции — восстановительная и карательная^[62][63]. Восстановительная функция юридической ответственности и ее компенсационная функция — два различных понятия. В механизме процессуальной ответственности восстановительная функция применения мер принуждения связана с восстановлением не имущественной сферы государства или частных лиц, нарушенной совершенным правонарушением (это функция гражданско-правовой ответственности), а восстановление общественных отношений. Восстановление общественных отношений (восстановление социальной справедливости) как функция юридической ответственности нашла отражение в российском уголовном законодательстве. По сути, восстановление общественного отношения как функция юридической ответственности означает ликвидацию социального и правового конфликта, возникшего в связи с совершением правонарушения, удовлетворенность общества назначенным наказанием, формирование общественной оценки противоправного деяния и т. д.^[64] В отношении процессуальной ответственности функция восстановления общественных отношений имеет несколько иной характер, нежели в уголовном праве. В уголовном праве социальный конфликт, вызванный правонарушением, существует, как правило, в двух плоскостях: «преступник — потерпевший (родственники потерпевшего)» и «преступник — государство». Потерпевшим при совершении гражданского процессуального нарушения является само государство, а не конкретное лицо.

Цель государства при привлечении к процессуальной ответственности — не компенсация денежных и иных имущественных потерь, которые повлекло процессуальное нарушение (затягивание процесса, необходимость проведения дополнительных судебных заседаний и т. д.), и не удовлетворение потерпевшего назначением строгого наказания его «обидчику», а принуждение к исполнению юридических обязанностей, предупреждение совершения новых процессуальных правонарушений, формирования уважения к судебной власти. Восстановительная функция процессуальной ответственности имеет значительную особенность, которая заключается в следующем. С одной стороны, посредством применения мер процессуальной ответственности должно формироваться уважительное отношение к суду в конкретном гражданском деле, ибо цель суда при наложении санкции — создание условий для достижения целей правосудия в конкретном гражданском деле, о чем говорилось выше. С другой стороны, применение мер принуждения в гражданском судопроизводстве стимулирует правомерное поведение участников процесса в целом, не только в конкретном гражданском деле. По нашему мнению, именно первая составляющая восстановительной функции процессуальной ответственности играет главную роль (в отличие от уголовной и административной ответственности). Указанный вывод подтверждается и рассуждениями об объекте процессуального нарушения, роли суда в современном гражданском судопроизводстве и иерархии целей и задач правосудия. Выше уже говорилось о том, что на суд в российском гражданском судопроизводстве возложены «непосильные задачи» по воспитанию граждан, укреплению экономической системы и т. д.

Несмотря на несомненную важность укрепления законности, стабильности общественных отношений, формирования обычаев и этики делового оборота, не считаем возможным возлагать такие задачи на механизм процессуальной ответственности, который имеет исключительно «утилитарные» цели — обеспечение производства по конкретному гражданскому делу. Не вызывает сомнений, что косвенно применение санкций в гражданском судопроизводстве оказывает общедисциплинирующее воздействие на правонарушителя, побуждает его соблюдать законодательство и акты уполномоченных должностных лиц не только в сфере правосудия, но и в других сферах правового регулирования. Однако на современном этапе развития российской правовой системы специально ставить такие общие задачи перед механизмом процессуальной ответственности нельзя. Движение к действительно уважительному отношению к правосудию и государственной власти должно осуществляться от «частного к общему». Не исключаем того, что в будущем на суды можно будет возложить функции по воспитанию граждан в духе уважения к правосудию, законности и добросовестности в отношениях с контрагентами. Пока же основной целью развития судебной системы является повышение качества рассмотрения и разрешения гражданских дел, эффективная защита прав и свобод. Заметим, что в недавнем прошлом, в эпоху существования советского права, задачи общего характера преобладали над задачами по реализации целей правосудия в конкретном гражданском деле. Вспомним ст. 2 ГПК РСФСР 1964 г. (в редакции Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 1 августа 1980 г.), которая указывала судам рассматривать и разрешать гражданские дела в целях охраны общественного строя СССР, социалистической системы хозяйства и социалистической собственности, а также способствовать укреплению социалистической законности, предупреждению правонарушений, воспитанию граждан в духе неуклонного исполнения советских законов и уважения правил социалистического общежития. Похожая норма содержалась в Законе о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик от 18 августа 1938 г., который предусматривал, что «всей своей деятельностью суд воспитывает граждан СССР в духе преданности Родине и делу социализма, в духе точного и неуклонного исполнения советских законов, бережного отношения к социалистической собственности, дисциплины труда, честного отношения к государственному и общественному долгу, уважения к правилам социалистического общежития»¹. Возложение на советский суд такого широкого круга задач общесоциального и политического плана вряд ли способствовало обеспечению эффективной судебной защиты прав граждан и организаций в конкретных спорных ситуациях.

Восстановительная функция процессуальной ответственности является первоосновой для выделения другой ее функции производного характера — карательной. Карательное воздействие процессуальной ответственности призвано обеспечить предупреждение совершения новых правонарушений, а также принудить правонарушителя к исполнению обязанности, неисполнение которой и повлекло применение санкции. В отличие от уголовного права, воспитательный аспект карательного воздействия мер ответственности в гражданском процессе пока выражен слабо^[65][66]. Карательная функция ответственности реализуется посредством оказания влияния на психику правонарушителя, создания психической ассоциации между противоправным вариантом поведения и негативным воздействием на его личную (в случае с арестом) или имущественную (в случае с судебным штрафом) сферу. Воздействие юридической ответственности начинается с осуждения правонарушителя и деяния, им совершенного, которое обладает собственным карательным потенциалом, заключающимся в признании субъекта правонарушителем. Карательный аспект восстановительного воздействия состоит в принуждении правонарушителя к правомерному варианту поведения, которое должно вести к стабилизации нарушенных им общественных отношений¹. Основными аспектами карательной функции ответственности являются предупреждение совершения процессуальных нарушений в конкретном гражданском деле, а также принуждение к исполнению обязанности, неисполнение которой повлекло привлечение к ответственности.

Подчеркнем, что карательная функция ответственности в гражданском судопроизводстве направлена в том числе на исполнение конкретной обязанности, установленной судебным актом, и которая не была исполнена субъектом ответственности (в том случае, конечно, если все еще сохраняется объективная возможность и необходимость ее исполнения). Именно поэтому меры процессуальной ответственности могут применяться неоднократно за одно и то же деяние до тех пор, пока правонарушитель не исполнит возложенную на него юридическую обязанность^[63][68]. Указанное свойство процессуальной ответственности отличает ее, например, от уголовной ответственности, меры которой могут применяться только единожды за одно правонарушение.

Следует признать, что игнорирование специфики функций процессуальной ответственности в гражданском судопроизводстве, обусловленных гражданским процессуальным режимом, позволило некоторым ученым, в том числе Г. А. Борисову, выдвинуть необоснованный тезис о существовании единой процессуальной ответственности, которая охватывает ответственность в гражданском и уголовном судопроизводстве, конституционном, административном, избирательном процессах, «надзорно-процессуальной деятельности»^[69]. В настоящее время нельзя говорить о существовании единого процессуального юридического режима, который обусловливал бы существование единой процессуальной ответственности (с единым основанием, условиями применения и системой принудительных мер).

Таким образом, судебный штраф позволяет реализовать функции процессуальной ответственности — восстановление общественных отношений, предупреждение совершения правонарушений, понуждение к исполнению юридических обязанностей.

Указанные функции могут быть реализованы и посредством применения такой меры юридической ответственности как арест, однако установление в законодательстве ареста как меры процессуальной ответственности физических лиц возможно только после тщательного анализа социально-экономических последствий введения такой меры, готовности правоохранительных органов к ее реализации и иных факторов.

Применение особого порядка распределения судебных расходов не может быть признано мерой, призванной реализовать функции процессуальной ответственности, указанные выше. Функция института распределения судебных расходов — не предупреждение совершения правонарушений или восстановление общественного отношения «государство — правонарушитель», а компенсация расходов, понесенных частными лицами. Именно поэтому распределение судебных расходов как санкция за недобросовестное поведение в процессе призвано обеспечить не публичные интересы государства, против которого был совершен акт неуважения к суду, а частные имущественные интересы участников процесса, т. е. реализовать компенсационную функцию, нехарактерную для процессуальной ответственности.

Штрафы в пользу государства (в том числе судебный штраф) устанавливаются не в целях компенсации конкретных имущественных потерь государства или отдельных лиц, а в целях реализации восстановительной и карательной функции публичной ответственности. Не согласимся с теми юристами, которые считают, что размер штрафа в пользу государства должен определяться исходя из принципа компенсации государству потерь, вызванных правонарушением^[70]. Во-первых, цель штрафа — не компенсация убытков, а оказание карательного воздействия в целях стимулирования правомерного поведения в дальнейшем. Степень негативного воздействия на правонарушителя штрафа зависит от размера его имущества. Совершение процессуального нарушения обычным гражданином и огромной корпорацией может повлечь для государства одни и те же потери в материальном выражении, однако наложение штрафа в одном и том же размере на обоих субъектов правонарушения повлечет различное предупредительное воздействие, точнее, в случае с корпорацией карательная функция ответственности вообще не будет реализована, хотя компенсация потерь государства может быть осуществлена в полном объеме. Потому считаем необходимым применять меры процессуальной ответственности дифференцированно, исходя из имущественного состояния правонарушителя, с учетом необходимости реализации функций ответственности.

Во-вторых, определить конкретные имущественные потери государства в случае совершения того или иного процессуального нарушения затруднительно, а порой и вовсе невозможно как на этапе законотворчества, так и на этапе применения санкции судом.

• [1] См.: Зайцев И. М. Гражданская процессуальная ответственность // Государствои право. 1999. № 7. С. 9Л—95.
• [2] См.: Доброхотова Э. Э. Судебные штрафы в гражданском процессе // Личность.Общество. Государство. 1998. С. 115—118.
• [3] См.: Бутнев В. В. Гражданская процессуальная ответственность. Ярославль, 1999.С. 58.
• [4] См.: Столяров А. Г. Судебные расходы как элемент гражданской процессуальнойответственности: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 177.
• [5] См.: Новиков А. Г. Гражданская процессуальная ответственность: автореф. дис. …канд. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 14—15.
• [6] См.: Гражданский процесс: учебник / под ред. М. К. Треушникова. М., 2003.С. 206—207 (автор раздела — В. В. Молчанов).
• [7] См.: Нохрин Д. Г. Государственное принуждение в гражданском судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 18.
• [8] См.: Теория государства и права: курс лекций / под ред. Н. И. Матузоваи А. В. Малько. М., 1997. С. 541—542.
• [9] Трудно себе представить гражданский процессуальный порядок определенияумысла суда на вынесение именно незаконного и необоснованного акта.
• [10] См.: Столяров А. Г. Судебные расходы как элемент гражданской процессуальнойответственности: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 179.
• [11] См.: Чечина Н. А. Тенденция развития гражданского процессуального законодательства // Правоведение. 1995. № 6. С. 48—54.
• [12] Интересно, что в Древнем Риме явка свидетелей in judicio была обязательнапод страхом конфискации имущества. См.: Салогубова Е. В. Римский гражданскийпроцесс. М., 2002. С. 111.
• [13] Статья 98 ГПК РФ, ст. 110 АПК РФ.
• [14] Статья 111 АПК РФ.
• [15] См.: Столяров А. Г. Судебные расходы как элемент гражданской процессуальнойответственности: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 3—4.
• [16] Гурвич М. А. Право на предъявление иска в теории и судебной практике последнихлет // Правоведение. 1961. № 2. С. 132—133.
• [17] Заметим, что предварительное удостоверение тяжущимися своей добросовестности посредством принесения присяги использовалось в качестве меры против процессуальных нарушений еще в римском праве, а отказ принести присягу лишал тяжущегосяправа совершить процессуальное действие, которому она должна была предшествовать.См.: Васьковский Е. В. Курс гражданского процесса. Т. 1. М., 1913. С. 671.
• [18] Еще E. В. Васьковский отмечал, что против процессуальных злоупотреблений былииспробованы на практике четыре меры: 1) предварительное удостоверение сторонойпроцесса своей добросовестности (присяга); 2) возложение судебных издержек на виновную сторону; 3) взыскание с нее убытков, причиненных противнику, и 4) наложениена нее штрафа, заменяемого в случае несостоятельности арестом. См.: Васьковский Е. В. Курс гражданского процесса. Т. 1. М., 1913. С. 679—680.
• [19] Daniel Н. Fehderau. Rule 11 and the Court’s inherent power to shift attorney’s fees: ananalysis of their competing objectives and applications // Santa Clara Law Review. 1993
• [20] Дискуссия относительно того, должны ли американские суды при применении принудительных мер в гражданском процессе руководствоваться Статьей 11 или общимиположениями о судебных полномочиях, продолжалась и после внесения измененийв Федеральные правила гражданского процесса в 1983 г. См.: Blue v. U.S. Department ofthe Army (1990), Business Guides, Inc. v. Chromatic Communications Enters., (1991).
• [21] См.: Daniel Н. Fehderau. Rule 11 and the Court’s inherent power to shift attorney’s fees: an analysis of their competing objectives and applications // Santa Clara Law Review. 1993.
• [22] Simpson J. R. Why Change Rule 11? Ramifications of the 1992 Amendment proposal //California Western Law Review. 1993. В России судебная практика пока таких критериевне выработала. Например, нахождение доказательства в материалах другого гражданского дела судами первой и апелляционной инстанции было квалифицировано какнеуважительная причина непредставления его суду, а кассационной инстанцией — какуважительная. См.: постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 8 июля 2008 г. по делу № А58−507/07-Ф02−3108/08.
• [23] Marc Р. Goodman. A uniform methodology for assessing Rule 11 sanctions. A means toserve the end of public and private legal resources // Southern California Law Review. 1990. О критике положений Статьи 11 см. также: Бернам У. Правовая система США. М., 2006.С. 391. Также одно и то же деяние может быть правомерным с точки зрения уголовногоправа, но квалифицироваться как деликт в соответствии с нормами гражданского права.
• [24] Simpson J. R. Why Change Rule 11? Ramifi cations of the 1992 Amendment proposal //California Western Law Review. 1993.
• [25] Подробнее о Правилах гражданского судопроизводства Англии 1998 г. см.: Елисеев Н. Г. Гражданское процессуальное право зарубежных стран. М., 2004. С. 57—67.
• [26] См.: Гражданское процессуальное право: учебник / под ред. М. С. Шакарян. М., 2004. С. 116. Однако судебная практика в последнее время обоснованно квалифицируетсудебного представителя как самостоятельный субъект процессуальной ответственности за неуважение к суду. См.: постановление ФАС Волго-Вятского округа от 4 мая2008 г. по делу № А17−6476/2007.
• [27] Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 3 августа 2004 г. по делу № А43−4141/2004;4−91.
• [28] См.: Юдин А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005. С. 267—269.
• [29] См.: Приходько А. И. Воспрепятствование разрешению дел в арбитражных судах: актуальные вопросы судебного правоприменения. М., 2006. С. 18—19.
• [30] См.: Диордиева О. Н. Судебные расходы как превентивные меры // Российскийсудья. 2004. № 3. С. 39—43.
• [31] Пресечение действий стороны, злоупотребляющей своими правами, может, в частности, осуществляться путем отклонения судом соответствующих ходатайств с указанием на неблаговидные побуждения стороны. См.: Кулаков Г., Орловская Я. Обязанностисторон в гражданском процессе // Российская юстиция. 2001. № 4. С. 22—23.
• [32] См.: Юдин А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005. С. 96—114.
• [33] См.: Юдин А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005. С. 340.
• [34] О критике концепции злоупотребления процессуальным правом см.: Приходько А. И. Воспрепятствование разрешению дел в арбитражных судах: актуальныевопросы судебного правоприменения. М., 2006.
• [35] Показательна в этом смысле продолжающаяся дискуссия о том, является ли представление отзыва на исковое заявление в соответствии с АПК РФ правом или обязанностью ответчика и обоснованно ли наложение судебного штрафа за невыполнениесоответствующего требования. См.: Решетникова И. В. Нереализованный потенциалАПК РФ, или Алгоритм стабильности судебных актов // Вестник ВАС РФ. 2007. № 11.С. 41—42.
• [36] См.: Сахнова Т. В. Курс гражданского процесса: теоретические начала и основныеинституты. М., 2008. С. 130—137.
• [37] Также одно и то же деяние может быть правомерным с точки зрения уголовногоправа, но квалифицироваться как деликт в соответствии с нормами гражданского права.
• [38] См.: Медведев И. Р. О науке гражданского процесса: эссе; Ответственность сторонза ложные объяснения в суде. М., 2006. С. 134.
• [39] На обязанность истца, заявляющего о недобросовестности ответчика в порядкест. 99 ГПК РФ, представить соответствующие доказательства указывал и ВерховныйСуд РФ. См.: определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФот 9 июня 2003 г. по делу № 41-Г03−29.
• [40] Указанного мнения в отношении уголовно-процессуальной ответственности придерживается В. С. Вепрев. См.: Вепрев В. С. Основания уголовно-процессуальной ответственности. М., 2007. С. 13.
• [41] См.: Скачкова О. Проблема ответственности в юридическом процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2007. № 5. С. 12—16.
• [42] См.: Lowe N. V. The law of contempt. London, 1996. P. 662.
• [43] См.: Юдин А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005. С. 157—160.
• [44] Выигравшей стороне все судебные расходы компенсируются в соответствиис общим правилом распределения судебных расходов.
• [45] Похожее правило содержится в § 96 Гражданского процессуального уложения Германии, который гласит, что «расходы, связанные с применением средств осуществлениятребования или средств защиты, не имевших успеха, могут быть возложены на сторону, которая его использовала, даже если решение по существу состоялось в ее пользу». См.:Гражданское процессуальное уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому процессуальному уложению. М., 2006. С. 34.
• [46] Протокол судебного заседания, в котором зафиксированы обстоятельства, свидетельствующие о проявлении неуважения к суду в зале судебного заседания, являетсятакже доказательством совершения соответствующего правонарушения. См.: постановление ФАС Московского округа от 18 февраля 2008 г. по делу № А41-К1−9148/07.
• [47] См.: Гражданское процессуальное право: учебник / под ред. М. С. Шакарян. М., 2004. С. 160.
• [48] См.: Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ «О внесении измененийи дополнений в Уголовный кодекс РФ» // Российская газета. 2003. 16 дек.; Федеральный закон от 22 июня 2007 г. № 116-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс РФ об административных правонарушениях в части изменения способа выражения денежноговзыскания, налагаемого за административное правонарушение» // Российская газета.2007. 27 июня; Федеральный закон от 11 июня 2008 г. № 85-ФЗ «О внесении измененийв статьи 103 и 117Уголовно-процессуальногокодекса Российской Федерации, статьи 119и 227 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и Гражданскийпроцессуальный кодекс Российской Федерации» // Российская газета. 2008. 18 июня.
• [49] В настоящее время при определении конкретного размера судебного штрафасуды в числе других обстоятельств учитывают и финансовое состояние правонарушителя. См.: постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 12 октября 2006 г. по делу№ Ф08−5144/2006. В указанном деле арбитражный суд снизил размер судебного штрафас 50 до 5 тыс. руб.
• [50] В целях обеспечения непрерывного участия в рассмотрении дела лиц, имеющихпроцессуальный статус лиц, участвующих в деле, при назначении таким лицам наказания в виде ареста на определенный срок за неуважение к суду исполнение наказанияможет быть отсрочено судом до момента вступления в законную силу итогового судебного акта по существу гражданского дела.
• [51] См.: постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 21 марта 2005 г. по делу№ Ф08−655/2005.
• [52] См.: Осокина Г. Л. Некоторые аспекты правоприменения и толкования статьи 159ГПК РФ // Гражданский процесс: наука и преподавание / под ред. М. К. Треушникова, Е. А. Борисовой. М., 2005. С. 362.
• [53] Постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2005 г. № 4-П «По делуо проверке конституционности ряда положений УПК РФ, регламентирующих порядоки сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу на стадияхуголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлением уголовного дела в суд, в связи с жалобами ряда граждан».
• [54] В той мере, в которой указанные процессуальные права имеют отношение к процедуре привлечения к процессуальной ответственности.
• [55] В определении суда о привлечении к процессуальной ответственности должныбыть указаны основания привлечения к ответственности, а также обоснован конкретный вид и размер подлежащей применению санкции. См.: постановление ФАС Московского округа от 26 ноября 2008 г. по делу № А40−12 740/08−52−102.
• [56] Так, например, в соответствии с законодательством Германии штраф за неповиновение суду или его неуважение может быть назначен в сумме от 5 до 1000 евро, т. е. возможность усмотрения судом в определении размера соответствующего штрафа весьмазначительна. См.: Гражданское процессуальное уложение Германии: Вводный законк Гражданскому процессуальному уложению. М, 2006. С. 55.
• [57] Заметим, что в российском дореволюционном гражданском судопроизводстве судимел право наложить на лицо, нарушившее судебный акт о применении обеспечительных мер, наказание в виде ареста на срок до трех месяцев и денежное взыскание размером до 300 руб. См.: Голъмстен А. X. Учебник русского гражданского судопроизводства.СПб., 1913. С. 331.
• [58] См.: Столяров А. Г. Судебные расходы как элемент гражданской процессуальнойответственности: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 176—183.
• [59] См.: Гражданский процесс России: учебник / под ред. М. А. Викут. М., 2005. С. 117(автор раздела — Н. В. Кузнецов).
• [60] См.: Струнская О. Санкции в новом ГПК РФ // Заметки о современном гражданском и арбитражном процессуальном праве / под ред. М. К. Треушникова. М., 2004.С. 155.
• [61] См.: Кузнецова Н. Н. Процессуальная ответственность: миф или реальность? //Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительногоисполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сб. науч. статей. СПб., 2007. С. 458.
• [62] См.: Гражданский процесс: учебник / под ред. А. Ф. Клейнмана. М., 1940. С. 188(автор раздела — С. Н. Абрамов).
• [63] См.: Липинский Д. А. Карательная и восстановительная функции налоговой ответственности // Юрист. 2003. № 8. С. 35—38.
• [64] См.: Уголовное право. Общая часть: учебник / под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Вол-женкина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 725—728.
• [65] Цит. по: Чечина Н. А. Избранные труды по гражданскому процессу. СПб., 2004.С. 211.
• [66] Говорить о воспитательном аспекте юридической ответственности достаточносложно. Указанный вопрос, как и вопрос о позитивной юридической ответственности, в значительной мере относится не к отраслевой юридической науке, а к общей теорииправа, философии, социологии, психологии и педагогики, и должен рассматриватьсяв контексте социальной ответственности в целом. Рядом исследователей делаютсяпопытки установить связь между коллективным бессознательным и механизмом правового регулирования. См.: Чайка В. Н. Элементы бессознательного в правовой реальности России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2006. По нашему мнению, праволишь задает идеальную модель поведения, которое социум в лице государства считаетнормальным, но не может регулировать процесс воздействия правовых норм на психику людей, на процесс собственно воспитания. Согласимся лишь с тем, что посредством законодательства государство осуществляет деятельность по распространениювоззрений о праве и государстве (Чайка В. Н. Элементы бессознательного в правовойреальности России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2006. С. 14).
• [67] См.: Липинский Д. А. Карательная и восстановительная функции налоговой ответственности // Юрист. 2003. № 8. С. 35—38.
• [68] Указанный подход нашел отражение и в судебной практике. См.: постановлениеФАС Уральского округа от 5 марта 2008 г. по делу № А50−18 245/2006;Г21.
• [69] См.: Борисов Г. А. Процессуально-правовая ответственность в современном законодательстве России // Журнал российского права. 2003. № 2. С. 70—78.
• [70] См.: Липинский Д. А. Карательная и восстановительная функции налоговой ответственности // Юрист. 2003. № 8. С. 35—38.