Понятие и средства нормотворческой юридической техники

В современных условиях необходимости повышения качества и эффективности нормативных документов особое внимание как юристами-теоретиками, так и практиками (аналитиками, сотрудниками правовых управлений федеральных и региональных законодательных органов, а также департаментов и служб органов исполнительной власти, работниками прокуратуры и т. д.) уделяется юридической технике, т. е. ее правилам, средствам и приемам, с помощью которых разрабатываются различные по юридической силе и предмету регулирования нормы права. На наш взгляд, важность понятия «юридическая техника» обусловлена следующими факторами.

Во-первых, отрицательное и пренебрежительное отношение к правилам и средствам юридической техники приводит к тому, что появляются правовые документы, не соответствующие как установленной, в основном на подзаконном уровне, форме, т. е. определенным юридическим конструкциям (законов, нормативных правовых указов Президента РФ, нормативных правовых актов Правительства РФ, ведомственных нормативных правовых актов и т. д.), так и их содержанию.

Во-вторых, несоблюдение правил и средств юридической техники приводит к различным дефектам правовых актов (коллизиям, пробелам, неточностям, неясностям, несоответствию актам, обладающим большей юридической силой, и т. д.), что отражается на всей системе права, а в итоге — на деятельности целого механизма правового регулирования различных отношений в социуме, его эффективной и результативной работе.

В-третьих, важной задачей юридической техники является, как считал Р. Иеринг, «облегчение права» — естественно, для его понимания и успешного применения, т. е. чтения как юристами-профессионалами, так и рядовыми гражданами.

В-четвертых, если рассматривать данную проблему не только с теоретических позиций, но и с социальных, можно вывести следующую закономерность, суть которой заключается в том, что уровень качества правовых документов — это один из важных показателей состояния как юридической, как говорят теоретики права — правовой, культуры общества и государства, оценки его правовой грамотности и способности преодолевать возникающие в обществе проблемы цивилизованным путем посредством права, его норм и принципов, так и общей культуры нации. В связи с этим профессор Д. А. Керимов отмечает, что «…правовая культура посредством установления режима правовой стабильности, последовательного проведения в жизнь требований законности и установления правопорядка создает условия для прогресса общей культуры»^[1].

Иными словами, соответствие правовых актов (нормативных, интерпретационных, актов правосудия, исполнительных органов власти и т.н.) и договоров определенным правилам юридической техники характеризует уровень правовой культуры и правового сознания не только депутатов федерального парламента и региональных парламентов и иных лиц, занимающих высшие государственные должности, и государственных служащих, но и всего государства, что делает данное государство цивилизованным, демократичным, повышает статус высших государственных органов в социуме перед институтами гражданского общества, а также их авторитет на международной арене.

Здесь также важно указать на то, что юридическая техника — это набор тех средств, которые применимы и используются, как правило, юристами при создании правовых актов.

Юридическая техника, как писал Р. Иеринг, касается «только того, что она ввела и создала, а не того положительного материала, который навязала ей посторонняя власть и ответственность за который она может сложить с себя»^[2].

Проблемы терминологии

Однако, начиная рассмотрение понятия «юридическая техника», следует заметить, что оно нечетко отражает все особенности, иными словами, аспекты данного понятия, раскрывает значение его всех средств и правил в различных сферах многообразия юридической деятельности. В связи с этим целесообразно говорить об условности использования современными юристами данного понятия. Естественно, что оно во многом собирательно, поскольку содержит правила, которые необходимо соблюдать не только при подготовке нормативных документов (актов и договоров), но и актов официального толкования норм права и актов применения права.

Более того, в последнее время появляются научно аргументированные предложения о замене понятия «юридическая техника» понятием «юридическая технология»^[3][4].

Говоря о значении и соотношении этих понятий, следует заметить, что они соотносятся между собой как «общее» и «частное», как «часть» и «целое». В связи с этим мы разделяем точку зрения Н. А. Власенко, который отмечает, что «если юридическая технология отвечает на вопрос: в какой последовательности осуществлять те или иные юридические операции, то юридическая техника отвечает на вопрос: с помощью каких приемов и средств должны осуществляться тс или иные технологические операции (действия)"-*. В этом отношении замена термина «юридическая техника» термином «юридическая технология» нецелесообразна.

Для раскрытия понятия «юридическая техника» следует рассмотреть мнения авторитетных ученых в этой области. При этом, на наш взгляд, целесообразно будет рассмотрение данного понятия, а точнее — различных подходов к нему, применяя метод историзма.

Основоположником учения о юридической технике в последнее время стали называть английского ученого Ф. Бэкона, который в своем труде «Новый органон», вышедшем в 1620 г., «довольно категорично писал не только о краткости юридического языка (считая это аксиомой), но и о его точности, чтобы не возникало поводов к неоднозначному пониманию законов»^[5].

Советские ученые-юристы И. К. Ильин и Н. В. Миронов под юридической техникой понимали совокупность определенных выработанных практикой приемов и методов работы по подготовке, изданию различных правовых актов нормативного и ненормативного характера^[6].

Однако в дальнейшем в определениях, раскрывающих понятие «юридическая техника», которые предлагали отечественные ученые, ссылки на опыт и практику уже отсутствовали. В науке прочно утвердился подход, согласно которому под юридической техникой стали понимать совокупность правил, приемов и методов составления и изложения различных правовых актов^[7]. В дальнейшем этот подход поддержал профессор А. С. Пиголкин^[8]. Данную точку зрения разделяют и такие теоретики права, как В. М. Баранов, Н. А. Власенко и др.^[9]

Тем не менее поиск наиболее оптимального как с теоретической, так и с практической точки зрения понятия юридической техники продолжается. К примеру, Ю. А. Тихомиров считает, что юридическая техника есть система правил познавательно-логического и нормативно-структурного формирования правового материала с целью подготовки текста правового акта. Фактически в данном определении автор только конкретизировал виды правил юридической техники^[10].

Т. В. Кашанина, рассматривая общие правила юридической техники, предложила понимать под содержанием юридической техники «различные по характеру и форме выражения правила выполнения юридических работ»^[11][12].

Такое средство юридической техники, как юридическая терминология, вряд ли может быть названо правилом, хотя и существуют определенные нормы, т. е. конкретные правила закрепления и использования юридических терминов, причем эти правила содержатся как в официальных методических рекомендациях, так и в научных и учебных работах^[10].

В связи с этим для раскрытия содержания юридической техники следует прежде всего определить ее предмет. По нашему мнению, которое основывается как на положениях общей теории права и государства и отраслевых наук, а также на нормотворческой практике, под предметом юридической техники следует понимать проект правового акта. В данном смысле имеется в виду, что предмет — это определенный круг вопросов проводимого научного исследования. Конечно, юридическая техника, т. е. весь ее мощный арсенал, направлена на подготовку эффективных как с точки зрения теории, ее положений, так и в практическом плане правовых актов.

В последнее время в теории права утвердился подход, согласно которому предмет исследования представляет собой конкретизацию объекта исследования, поэтому если основываться на таком, можно сказать, уже традиционном понятии предмета, то предмет юридической техники — это общественные отношения, связанные с ее различными инструментами, т. е. специфическим профессиональным инструментарием. Таким образом, мы видим, что понятие юридической техники расширяет свои рамки. Это обусловлено главным образом тем, что сейчас в нашем социуме происходит усложнение общественных отношений, их различных видов. При этом данный процесс, несомненно, способствует динамике другого процесса, суть которого заключается в том, что и требования, предъявляемые к юридической технике, тоже усложняются, институализируются, они принимают определенные формализованные формы в виде правил, регламентов и других нормативных правовых актов, и в этом отношении можно сделать прогноз, согласно которому в ближайшее время институализация нормотворческих технологий и юридических средств будет «набирать обороты».

Из этого следует, что понимание предмета юридической техники только как текста проекта правового акта либо действующего акта, как это считают отдельные авторы^[14], будет неверным. Такой подход реально сужает предмет юридической техники, так как исключает из данного предмета общественные отношения, которые реально складываются при использовании определенных правил. Иными словами, сами правовые установки, например запреты (уголовные, административные и т. д.), а также научные воззрения, идеи, дозволения и рекомендации выступают в качестве предмета юридической техники только в том случае, если они реализуются субъектами нормотворчества и субъектами, обеспечивающими нормотворческий процесс (определенные его виды) в современных реальных нормотворческих отношениях.

Понимание предмета юридической техники только как совокупности правил, направленных на подготовку и принятие правовых документов, тоже, на наш взгляд, не является оптимальным. Между тем правила, приемы и средства можно назвать одним словом — «правила». Хотя, конечно, утвердившиеся теоретические положения и нормотворческий опыт, т. е. положительная юридическая практика, говорят о том, что следует использовать устоявшееся понятие «юридические средства», поскольку те же самые средства можно интерпретировать как общепризнанные правила.

В этом отношении небезынтересной представляется позиция профессора А. А. Ушакова, который в свое время подразделил вопросы юридической техники на две группы: во-первых, внешнюю юридическую технику, охватывающую вопросы, относящиеся к организации правотворческой деятельности; во-вторых, внутреннюю — включающую в себя вопросы, непосредственно связанные с результатом правотворческой деятельности^[15].

Здесь следует заметить, что не все вопросы организации нормотворческой деятельности следует назвать термином «юридическая техника». Так, например, закупка принтеров, ксероксов, компьютеров, установка на них лицензионных программ к средствам юридической техники никак не относятся. Но отношения, связанные с планированием законопроектных работ, вполне можно отнести одновременно и к организации правотворческой деятельности, и к средствам юридической техники. Как мы видим, средства юридической техники крайне разнообразны. Видимо, их можно подразделить на общесоциальные и технико-юридические. Отдельные авторы относят к средствам юридической техники и технические средства^[16][17]. Очевидно, следует согласиться в связи с этим с мнением М. К. Юкова, который в свое время справедливо подчеркивал, что юридическую технику не следует смешивать с использованием в правотворчестве и правоприменительной деятельности материальных технических средств^.

Определенной составляющей, можно сказать, видом юридической техники является законодательная техника. Здесь следует заметить, что в теории права существовали раньше, да и сегодня есть различные подходы относительно понимания законодательной техники. Например, профессор Ю. А. Тихомиров синонимирует термины «правотворческая» и «законодательная техника» и понимает под ними систему правил, предназначенных и используемых для познавательно-логического и нормативноструктурного формирования нормативного материала и подготовки текста закона^[18]. При этом в другой своей работе Ю. А. Тихомиров в структуре законодательной техники выделил шесть взаимосвязанных элементов: а) познавательно-юридический; б) нормативно-структурный; в) логический; г) языковой; д) документально-технический; с) процедурный^[19].

По мнению Д. Н. Лызлова и В. Ю. Картухина, «законодательная техника, являясь элементом юридической техники, представляет собой систему научно обоснованных и практически сложившихся средств и способов, используемых при создании (подготовки и оформлении) законов»^[20].

Профессор Л. А. Морозова отмечала, что законодательная техника включает в себя: правила построения нормативных правовых актов; правила оформления актов; приемы и средства формулирования норм права и иных нормативных предписаний; язык и стиль нормативного правового акта; правила опубликования нормативных правовых актов; приемы, способы систематизации нормативных правовых актов — их учет, систематизацию, инкорпорацию, кодификацию^[21].

Проведенный анализ показал, что в понимании законодательной техники можно выделить два подхода — «узкий» и «широкий». Позиция сторонников первого основывается па том, что под законодательной техникой понимают систему правил, приемов и средств подготовки совершенных по форме и содержанию нормативных правовых актов, смысл которых будет понятен каждому. Данная позиция имеет широкое распространение в юридической науке, и ее разделяют многие правоведы. Сторонники «широкого» подхода иод законодательной техникой понимают учение о законодательной системе, ее структуре, формах и методах ее построения. Такое широкое понимание законодательной техники еще в начале 1980;х гг. подверг справедливой критике профессор А. С. Пиголкин. В частности, он отмечал, что при таком подходе в предмет законодательной техники включается почти вся теория права. Законодательная техника, по мнению А. С. Пиголкина, охватывает чисто технические моменты подготовки проектов нормативных актов, под которыми следует понимать все то, что не имеет прямого отношения к содержанию готовящихся проектов, а носит прикладной характер и касается внешнего оформления таких проектов, методики их подготовки^[22].

Идея «широкого» подхода к пониманию законодательной техники имела последователей^[23][24].

В свою очередь профессор В. М. Сырых отмечал, что законодательная техника включает довольно развитую систему требований к официальным реквизитам, структуре, содержанию нормативного правового акта, системным связям норм как внутри закона, так и с другими законодательными актами, к стилю закона^[22]. С данным утверждением нельзя не согласиться, поскольку к содержанию нормативных правовых актов относятся такие требования законодательной техники, как их соответствие общепризнанным международным документам о правах и свободах человека и гражданина, Конституции, законам и другим актам высших органов государственной власти, а также соответствие реальным общественным отношениям и нормам общественной морали.

Однако, говоря о различных видах нормотворчества, следует применять термин «нормотворческая юридическая техника»^[26], поскольку он объединяет не только правила и средства, но и отношения, складывающиеся при подготовке законов и различных, но сфере правового воздействия, предмету правового регулирования, юридической силе и направленности, а также по отраслевой типизации подзаконные нормативные правовые акты и нормативные договоры.

Таким образом, если юридическая техника выступает как часть юридической технологии, то непосредственно нормотворческая юридическая техника является частью нормотворческой технологии.

Средства нормотворческой юридической техники крайне разнообразны. В юридической литературе их подразделяют на общесоциальные и технико-юридические.

К общесоциальным средствам относят понятия, суждения, языки (отечественный и иностранные), выражающие их части речи, знаки, языковые единицы (слова, словосочетания, существительные, глаголы и т. п.), буквы, знаки препинания, аббревиатуры, а также цифры, нумерацию, графические объекты (рисунки, графики, диаграммы, географические карты и пр.), ноты, формулы, таблицы, перечни, оглавления, примеры, тезаурус, символы, термины, научные категории и законы, разнообразные социальные нормы (этические, эстетические, религиозные) и т. д. Данные средства формулируются и изучаются в рамках соответствующих отраслевых наук (лингвистики, филологии, математики, статистики, информатики, экономики и пр.). Немало работ, посвященных описанию особенностей так называемого юридического стиля языка, можно встретить в отечественной юридической литературе^[27]. Ввиду значительного количества общесоциальных средств и ограниченного объема работы мы не будем их рассматривать.

Технико-юридические (юридические конструкции, презумпции, фикции, ссылки, отсылки, оговорки, примечания и т. д.) — это юридические приспособления, необходимые при подготовке текста правового акта.

Технико-юридические средства условно можно подразделить на три группы: основные средства, специальные средства нормативного построения (презумпции, фикции, аксиомы, оговорки и пр.) и средства оформления текста нормативного акта (заголовки, символы, ссылки, примечания, приложения и пр.). Причем такое разграничение не является строго фиксированным и обусловливает определенную возможность совместного использования различных средств нормотворческой юридической техники. Например, оговорки и дефиниции могут содержаться в примечаниях, а законодательные исключения — в приложениях.

К основным средствам нормотворческой юридической техники традиционно относят: нормативное построение, юридические конструкции, отраслевую типизацию и юридическую терминологию^[28]. Профессор С. С. Алексеев включал сюда еще и системное построение^[29].

Нормативное построение предполагает, что внутренняя структура правовой нормы не только содержит правила поведения (диспозицию) и те жизненные условия, при которых эти правила начинают действовать, но и предусматривает наличие юридических последствий (карательных, поощрительных, правовосстановительных).

Данное построение необходимо для того, чтобы любой человек, не имея специального образования, мог прочитать правила поведения, выраженные в нормативном акте.

Тем не менее сегодня нормотворческая практика идет по двум противоположным направлениям. С одной стороны, просматривается дифференциация норм права. Так, например, в кодифицированных актах широко распространено помещение гипотез в общую часть кодексов, что, конечно же, препятствует их многочисленным повторениям в статьях нормативных правовых актов и способствует экономичности и компактности в изложении нормативного материала. С другой — все чаще используется такое средство юридической техники, способствующее интеграции норм права, как нормативное построение, которое предполагает, что внутренняя структура правовой нормы должна не только содержать правила поведения (диспозицию) и те жизненные условия, при которых эти правила начинают действовать, но и предусматривать наличие юридических последствий. Применение такого средства юридической техники, как нормативное построение, характерно для подготовки таких подзаконных актов, как указы Президента, а также ведомственные нормативные акты, т. е. нормативные акты таких федеральных органов исполнительной власти, как федеральные министерства и федеральные службы.

Другим средством юридической техники являются юридические конструкции.

Юридические конструкции представляют собой схемы-шаблоны, определенные образцы проектов нормативных документов, которыми пользуются компетентные органы и должностные лица при подготовке юридических документов.

Отраслевая типизация помогает юристу отнести нормативный документ к той или иной системе норм, регулирующих определенную сферу жизни, т. е. к отрасли права (гражданской, финансовой и т. д.).

Юридическая терминология является средством нормотворческой юридической техники, с помощью которой конкретные понятия приобретают словесное выражение в тексте нормативного правового акта.

Являясь первичным материалом для создания правовых норм, юридические термины имеют сквозное значение в юридической технике. Используя юридические термины, государство в лице своих органов власти говорит на языке права и выражает свою волю. В юридической литературе юридические термины обычно делят на общеупотребительные термины, которые используются в обыденной речи и понятны всем, и специальноюридические, которые обладают особым правовым содержанием (аккредитив, деликтоспособность, исковое заявление и т. п.). Такие термины служат для обозначения юридических понятий, выражения юридических конструкций, отраслевой типизации и т. д. Таким образом, специально-юридические термины являются переходным звеном от нормативных предписаний к более сложным пластам правовой материи; технические термины, которые отражают область специальных знаний машиностроения, энергетики и т. д., например правила техники безопасности, проведения экспертизы технических решений и т. п.

Поскольку вопросы понимания, выявления признаков и функций, а также проблемы классификации и применения специальных, или, как их еще называют, дополнительных, средств нормативного построения в учебной литературе по нормотворчеству освещались не всегда системно и полно, рассмотрим их более подробно.

Начнем разговор с рассмотрения такого специального средства построения норм права, как презумпции, поскольку здесь больше вопросов, чем ответов, так как в российском законодательстве, в нашей правовой системе, явно тяготеющей к романо-германской правовой семье, до сих пор отсутствует устоявшееся в науке понятие презумпции. Однако и в других правовых системах наблюдается не лучшее положение дел. И это несмотря на то, что теоретические проблемы, связанные с пониманием презумпций и их роли в правовом регулировании, возникли не в настоящее время. Еще в XIX в. юрист и историк И. Г. Оршанский указал, что учение о презумпциях принадлежит к числу наименее разработанных и установившихся в правовой науке^[30].

В связи с тем что презумпции исследовали многие ученые-юристы (С. С. Алексеев, В. II. Воложанин, В. К. Бабаев, С. А. Голунский, О. С. Иоффе, В. И. Каминская, В. А. Ойгензихт, М. С. Строгович, В. А. Туманов и другие), существуют определенные разноголосия относительно понятия презумпций, их классификации и определения их роли и телеологического (целевого) значения в складывающейся системе средств юридической техники, в большей степени нормотворческой юридической техники.

Чтобы ответить на поставленные вопросы с позиции нормографии, следует помнить, что презумпции исследовались не только теоретиками права, но и представителями различных отраслевых наук^[31]. В связи с этим считаем необходимым для ответа на поставленные вопросы опираться не только на определенный опыт и результаты исследователей-предшественников, среди которых следует выделить профессора В. К. Бабаева, но и на системно-функциональный метод исследования, который, несмотря на то что в последнее время широко применяются новые методы исследования различных проблем нормотворчества и нормотворческой юридической техники (синергетический, системно-креативный и др.), не должен быть списан со счетов и нивелирован.

Проблемы терминологии

В науке существуют различные подходы к пониманию презумпции. Однако если обратиться к этимологии слова «презумпция», то мы увидим, что этот термин имеет латинское происхождение. Praesumptio в переводе с лат. означает предположение, косвенно или прямо закрепленное в правовой норме, в соответствии с которым определенный порядок вещей в области социальных отношений признается обыденным и не нуждающимся в доказывании. Презумпции — это абстрактные положения, где на основе отдельных частных признаков, ситуаций, положений путем умозаключения делается общий вывод, представляющий собой определенное предположение.

Профессор В. К. Бабаев определил презумпцию как предположение о наличии или отсутствии предметов, связей, явлений, основанное на связи между ними, связями, явлениями наличными, потвержденными жизненной практикой^[32].

В последних диссертационных исследованиях, прямо или косвенно посвященных презумпциям как средствам юридической техники, а также в работах представителей отраслевого законодательства мы находим несколько трактовок понятия «правовая презумпция». Так, например, Д. М. Щекин определяет ее как «прямо или косвенно закрепленное в законодательстве и детерминированное целями правового регулирования общеобязательное суждение, имеющее вероятностную природу, о наличии или отсутствии одного юридического факта при наличии другого юридического факта»^[33].

Н. Н. Цуканов пишет, что правовую презумпцию можно определить, как «закрепленную в норме права юридическую обязанность признать определенный (резюмируемый) факт при наличии факта исходного, пока иное не будет установлено правоприменительным решением компетентного субъекта»^[34].

Но существуют и несколько иные подходы к пониманию презумпций, которые применяются в большей степени в нормографии, чем в отраслевых науках. В этом теоретико-методологическом направлении провела свое исследование О. А. Курсова, изучив такие средства юридической техники, как фикции. Что же касается презумпций, то она отмечала, что презумпцию следует понимать «строго как юридико-техническое средство, выполняющее определенные функции и основанное либо на индуктивных обобщениях (опровержимые и неопровержимые презумпции), либо экспериментальном моделировании (квази-презумнции)»^[35].

Между тем, несмотря на имеющуюся разноголосицу, следует выделить одну важную, характерную именно для презумпций особенность, которая заключается в том, что существенным свойством (признаком), присущим презумпциям, является их предположительный характер. Таким образом, общее понимание презумпции как предположения является неизменным.

Презумпции — это обобщения недостоверные, но вероятные. Но какова степень этой вероятности? Вопрос!

Вероятность презумпции весьма относительна! В основе создания презумпций лежит неполная индукция, т. е. индукция через простое перечисление. Суть ее состоит в том, что на основании обобщения большого количества случаев делается общее резюме, своеобразный вывод, который является правильным в отношении всех возможных аналогичных случаев. Но перечень предметов и явлений, на основании которых делается заключение, не является исчерпывающим, поскольку могут возникнуть, а иной раз и реально проявляются случаи, на которые данные выводы не распространяются.

Между тем рассмотрение понятия «презумпция» не решает всех проблем, связанных с раскрытием сущности презумпций. В связи с этим большое теоретическое значение имеет классификация презумпций, так как практически любая наука, включая юридические науки, не может существовать без классифицирования.

Исходя из сказанного, рассмотрим имеющиеся в науке классификации презумпций.

Мнение специалиста

Профессор В. К. Бабаев выделял два вида презумпций:

• 1) общеправовые презумпции (действующие во всех отраслях права), которые фактически стали принципами права. Их вряд ли можно рассматривать в качестве средств и приемов юридической техники. Это принизило бы их роль. К таким презумпциям следует отнести:
  • а) презумпцию истинности и целесообразности норм права, в соответствии с которой все юридические нормы предполагаются правильно отражающими общественные отношения и дающими им адекватную оценку;
  • б) презумпция правосубъектности лиц и организаций, вступающих в правовые отношения, предполагающая, что все участники правоотношений наделены праводееспособностью;
  • в) презумпция добропорядочности гражданина;
  • г) презумпция знания законов субъектами права.

Отсутствие данных презумпций в праве создало бы определенные трудности, обусловив необходимость в каждом конкретном случае проверять истинность и целесообразность той или иной юридической нормы, наличие правоспособности и дееспособности у граждан, факт добропорядочного поведения субъектов права, знания ими законов. Общеправовые презумпции выступают, таким образом, в качестве предпосылок действия правовых норм и проявляют себя в материально-правовом значении.

Роль принципов права (но не общеправовых, а межотраслевых или отраслевых) играют такие презумпции, как презумпция истинности приговора или решения суда, вступивших в законную силу; презумпция вины причинителя вреда и др.;

2) презумпции как приемы юридической техники. По своей значимости они не достигли уровня презумпций-принципов. Их роль намного скромнее, тем не менее она значительна. К таким презумпциям относятся: презумпция отцовства; презумпция равенства доли каждого супруга при разделе совместно нажитого в браке имущества; презумпция смерти лица, безвестно отсутствующего более трех лет; презумпция отказа истца от исковых требований, дважды не являвшегося без уважительных причин на судебное заседание, и др.^[36]

Такие презумпции могут иметь как материально-правовое, гак и процессуальное значение, помогая решить дело по существу, сокращая и упрощая процесс доказывания и распределяя бремя доказывания. Следовательно, можно выделить презумпции материалы! о-правовые и процессуальные.

Помимо этого, презумпции как нормы права могут быть написаны при помощи императивного (авторитарного) метода правового регулирования и диспозитивным методом (автономным). Следовательно, можно выделить императивные и диспозитивные презумпции.

Используя терминологию профессора В. К. Бабаева, следует указать, что презумпции могут быть не только общеправовыми и презумпциями, являющимися по своей сути приемами нормотворческой юридической техники, но и презумпциями-принципами. Например, презумпция знания закона, презумпция истинности нормативного правового акта. Хотя, как показывают современные реалии, не все граждане и иные физические лица, находящиеся на территории нашего государства, знают и хотят знать законы. Законы также не всегда соответствуют международным стандартам о правах и свободах человека и гражданина, соответствуют правилам и средствам нормотворческой юридической техники.

Как видим, классифицирование презумпций представляет собой довольно сложную работу, и до сих пор не выработана общая многоступенчатая классификация презумпций, расставляющая по полочкам все виды презумпций.

Резюмируя сказанное, считаем важным перечислить основные признаки (характерные особенности) презумпций. Наибольшую значительность представляют следующие признаки презумпций:

• 1) содержат вероятное предположение;
• 2) искусственно сформулированная норма права;
• 3) абстрактно сформулированная норма нрава;
• 4) специфическое дополнительное юридическое средство нормативного построения, которое редко используется законодателем.

На основе перечисленных и ряда других признаков выведем общее понятие правовой презумпции.

Правовая презумпция — это абстрактное, искусственно сформулированное разработчиками норм нрава и закрепленное в нормативных правовых актах вероятное предположение, изначально представляющее собой специальное средство нормотворческой юридической техники, которое при определенном фактическом составе, многократном применении и признании специалистов становится не простым правилом поведения (нормой права), а правовым принципом.

Другим средством нормотворческой юридической техники является правовая фикция.

Правовая фикция представляет собой искусственную правовую конструкцию (несуществующее положение), которая официально признается законодателем существующей, в целях нормальной регуляции общественных отношений.

Мнение специалиста

По мнению К. К. Панько, среди признаков правовых фикций в юридической литературе традиционно выделяются следующие:

• 1) объектом регулирования правовой фикции являются те обстоятельства, которые находятся в состоянии невосполнимой неизвестности^[37];
• 2) этим обстоятельствам придается значение юридических фактов. При этом сами по себе фикции юридическими фактами не являются, а лишь замещают юридические факты в тех случаях, когда динамика правовых отношений ожидает наличия факта, а реальная действительность в связи с этим допускает пробел^[38];
• 3) фикции имеют намеренно деформирующий характер, который может заключаться:
  • — в искусственном уподоблении или приравнивании друг к другу таких понятий и обстоятельств, которые в действительности различны или даже противоположны,
  • — признании реальными несуществующих обстоятельств и отрицании существующих (например, запись усыновителей родителями ребенка);
  • — признании существующими обстоятельств и ситуаций до того, как они стали существовать на самом деле или возникли позже, чем это было в действительности;
• 4) фикция имеет императивный (неоспоримый) характер, т. е. не предусматривает возможность появления таких ситуаций, которые не охватываются установленным ею правилом^[39].

В современной теории права принято рассматривать правовые фикции в качестве разновидности общего понятия фикции. При этом категория «фикция», обозначающая вымышленное положение, не соответствующее действительности, используется юристами в нескольких значениях:

— фикция в праве. Это понятие носит негативную смысловую окраску и обозначает такие ситуации в правотворчестве или правореализации, когда законы не соответствуют регулируемым общественным отношениям, а правоприменительная практика не соответствует законам. Этот аспект рассматриваемого понятия не только имеет весьма отдаленное отношение к проблемам юридической техники, но и в целом должен исследоваться не в сугубо юридическом, а в философском, социологическом контексте, например, с точки зрения того, насколько действующее право соответствует своему социальному назначению, отвечает потребностям общества;

фиктивное правовое состояние. В отличие от предыдущих, эти явления носят юридический характер, регулируются законом, их существование признается правом, хотя и оценивается чаще всего негативно (фиктивная сделка, фиктивный брак, фиктивное банкротство и т. п.). Как правило, по форме подобные явления соответствуют требованиям закона, но по содержанию — противоречат ему^[40];

правовая фикция как прием (средство) юридической техники. Она представляет собой специфическое правовое положение, с помощью которого конструируется несуществующая условная правовая реальность^[41]. Данные явления не только существуют с юридической точки зрения, но и являются необходимыми элементами механизма правового регулирования. Правовая фикция — это плод юридического мышления, искусственное явление, которое в реальности не существует, но существует юридически^[42].

Целесообразным представляется рассмотрение вопроса о внутренней логической структуре правовой фикции. Так же как и в случае с правовыми презумпциями, в ней можно выделить социальную и юридическую стороны.

Социальная сторона фикции, по нашему мнению, представлена определенным предположением. Степень вероятности его может колебаться от довольно высокой (например, снижение общественной опасности правонарушителя и совершенного им деяния по прошествии длительного срока — срока давности привлечения к ответственности) до крайне незначительной (например, вероятность того, что лицо, признанное умершим, действительно умерло в день вступления в законную силу решения суда о признании его умершим). При этом подобное предположение всегда имеет какое-либо рациональное обоснование, вытекающее из специфики соответствующего общественного отношения. Фикция никогда не формируется произвольно, устанавливаемое ею правило всегда имеет логическое объяснение с точки зрения целесообразности, справедливости, гуманизма и т. п. Аргументация, положенная в основу правовой фикции, и составляет ее социальную сторону.

Юридическая сторона правовой фикции представлена императивным правовым велением, которое не допускает возможности опровержения. Только наличие данной составляющей позволяет говорить о существовании правовой (юридической) фикции. Любые другие неистинные утверждения или предположения (например, тактические фикции, под которыми предлагается понимать тактический прием, направленный для создания условий для введения в заблуждение лица, противодействующего уголовному судопроизводству, в целях получения информации, имеющей значение для уголовного дела^[43]) остаются ложью, обманом и т. п., но юридического значения не получают и средствами юридической техники не становятся.

Сказанное обусловливает необходимость сопоставления фикции с правовой презумпцией. Этот вопрос является традиционным. Данные явления помимо того, что были разработаны еще римскими юристами, а следовательно, имеют древнюю историю, характеризуются значительным сходством:

• 1) презумпции и фикции закрепляют особые нестандартные положения в праве. Их использование, как правило, приводит к несовпадению реальности объективной и юридической. Понятие «истина» применительно к данным правовым явлениям приобретает относительный, условный характер;
• 2) они выполняют сходные функции в процессе правового регулирования. Их существование обусловлено необходимостью преодоления пробелов в законодательстве, устранения неопределенности в общественных отношениях.

Возможно, из всех средств юридической техники, рассмотренных нами, правовые презумпции и фикции наиболее сопоставимы друг с другом. Несмотря на имеющиеся различия, они представляют собой, вне всякого сомнения, явления одного порядка, одной юридической природы.

Именно поэтому наглядны и отличия фикций от презумпций. Границу между ними можно провести как по социальному, так и по юридическому признаку:

• 1) с точки зрения социального критерия, в качестве основного отличия правовых фикций от презумпций принято называть степень их вероятности. Действительно, презумпция представляет собой предположение вероятно истинное, а фикция — заведомо не истинное^[44]. В то же время в литературе отмечается условный характер данного отличия, связанный с тем, что фикции могут нести в себе определенную долю вероятности, а некоторые презумпции оказываются маловероятными и даже фиктивными^[45];
• 2) второе отличие может быть проведено по юридическому критерию. Оно хоть и логически вытекает из предыдущего, но представляется более значимым именно в силу своего юридического значения. Фикция всегда представляет собой императивное, неоспоримое суждение. Если презумпция, как было показано выше, содержит в себе юридическое предположение, т. е. обязанность предположить, что определенные факты имели место, пока не будет доказано иное; то фикция подразумевает юридическое утверждение, т. е. не допускающую исключения обязанность признать факты установленными.

Последний признак наводит на мысль о необходимости сопоставления правовых фикций с правовыми аксиомами. С одной стороны, отличия между данными явлениями настолько явны, что сравнение может показаться неуместным. Действительно, аксиома по природе своей истинна, а фикция основана на заведомо ложной информации, т. е. рассматриваемые категории не просто не похожи, а противоположны друг другу. С другой стороны, если принять во внимание не социальную, а юридическую сторону данных феноменов, то оба они предстанут как императивные правовые веления, истинность которых с юридической точки зрения не может быть поставлена под сомнение. Неопровержимый характер, таким образом, роднит правовые фикции с аксиомами.

Пример

Данное положение наглядно иллюстрируется следующим примером. В числе уголовно-правовых фикций К. К. Панько вполне обоснованно называет такую: «недоказанная виновность, с точки зрения юридического значения, равнозначна доказанной невиновности» *. Действительно, недостаточное количество доказательств далеко не всегда свидетельствует о непричастности лица к совершенному преступлению, а может быть, например, следствием некачественно проведенного расследования. Однако с юридической точки зрения такое лицо должно быть признано невиновным, что, безусловно, является правовой фикцией. Если же мы обратимся к понятию правовых аксиом, то в числе традиционно приводимых примеров встретим то же самое правило: «недоказанная вина равна доказанной невиновности"'^[46][47]. С точки зрения своей нравственной ценности, общепризнанности в мировой юридической практике это положение действительно аксиоматично. Таким образом, одно и то же правовое положение в определенных ракурсах может рассматриваться как аксиома и как фикция.

Классифицируя правовые фикции, юристы признают исключительный характер данного правового явления, его узко специальное назначение, обусловленное исчерпанностью иных средств правового регулирования^[48]. В то же время О. А. Курсова указывает на большое количество правовых фикций в действующем законодательстве^[49], причем некоторые из них, как отмечает К. К. Панько, образуют целые институты в различных отраслях права^[50][51]. Думается, представление об исключительном характере правовых фикций объясняется (помимо идеологических причин, которые на сегодняшний день в целом преодолены) их яркостью, наглядностью. Если критерии отнесения того или иного веления к числу, например, правовых презумпций часто спорны, что вызывает ложное впечатление об огромном их количестве в законодательстве⁰, то наличие фикции в каждом конкретном случае не вызывает сомнений, а следовательно, они выглядят более исчислимыми.

Значительное внимание в науке привлекает проблема классификации правовых фикций:

• 1) по сфере существования фикции можно разделить:
  • — на теоретические, т. е. такие, которые, являясь частью правовой доктрины, не выступают самостоятельными регуляторами. Так, в качестве правовых фикций в литературе традиционно рассматриваются конструкции юридического лица^[52], государства^[53] и некоторые другие категории («бестелесные вещи», «экстерриториальность», «обратная сила», «безналичные деньги», «бездокументарные ценные бумаги», «представительство»). Независимо от факта закрепления в нормативном тексте, такие фикции условно можно назвать понятийными, так как они не устанавливают правил, а предполагают наличие допущения в самом понятии;
  • — нормативные фикции — это правовые положения, закрепленные в тексте закона в виде отдельных регулятивных нормативных правовых предписаний (НПП)^[54]. Именно об этих правовых велениях принято говорить как о средствах юридической техники, специфических правовых регуляторах, поэтому именно они будут подвергнуты дальнейшей классификации;
• 2) по отраслевой принадлежности:
  • а) материально-правовые фикции. Их цель состоит в том, чтобы обеспечить нормальное развитие общественных отношений, преодолеть состояние неопределенности, невосполнимости тех или иных фактов либо информации о них^[55]. Такие фикции главным образом отражают содержательную сторону правовых отношений^[56];
  • б) гражданско-правовые:
    • — местом жительства несовершеннолетних, не достигших 14 лет, или граждан, находящихся под опекой, признается место жительства их законных представителей (п. 2 ст. 20 ГК РФ);
    • — днем смерти гражданина, объявленного умершим, считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим (п. 3 ст. 45 ГК РФ);
    • — началом исчисления срока для признания безвестного отсутствия считается первое число месяца, следующего за тем, в котором были получены последние сведения об отсутствующем (ст. 42 ГК РФ);
    • — если извещение об отзыве оферты поступило ранее или одновременно с самой офертой, оферта считается неполученной (п. 2 ст. 435 ГК РФ);
    • — если наступлению условия недобросовестно воспрепятствовала сторона, которой наступление условия невыгодно, то условие признается наступившим (п. 3 ст. 157 ГК РФ);
    • — договор аренды, заключенный на срок, превышающий установленный законом предельный срок, считается заключенным на срок, равный предельному (п. 3 ст. 610 ГК РФ);
    • — если последнее место жительства наследодателя неизвестно или находится за пределами России, местом открытия наследства в Российской Федерации признается место нахождения наследственного имущества (ст. 1115 ГК РФ);
  • в) уголовно-правовые'.
  • — лицо, освобожденное от наказания, считается несудимым; погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью (ч. 2, 6 ст. 86 УК РФ);
  • — лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления истекли… сроки… (ч. 1 ст. 78 УК РФ);

не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в состоянии крайней необходимости (ч. 1 ст. 39 УК РФ);

время содержания лица под стражей до судебного разбирательства засчитывается в сроки лишения свободы, содержания в дисциплинарной воинской части и ареста из расчета один день за один день, ограничения свободы — один день за два дня, исправительных работ и ограничения по военной службе — один день за три дня, а в срок обязательных работ — из расчета один день содержания под стражей за восемь часов обязательных работ (ч. 3 ст. 72 УК РФ);

• — если… суд придет к выводу о возможности исправления осужденного без реального отбывания наказания, он постановляет считать назначенное наказание условным (ч. 1 ст. 73 УК РФ);
• г) административно-правовые:
  • — не является административным правонарушением причинение лицом вреда охраняемым законом интересам в состоянии крайней необходимости… (ст. 2.7 КоАП РФ);
• д) фикции в трудовом праве:

аннулированный трудовой договор считается незаключенным (ст. 61 ТК РФ);

• — трудовой договор, не оформленный в письменной форме, считается заключенным, если работник приступил к работе с ведома или, но поручению работодателя или его представителя (ст. 67 ТК РФ);
• — за каждый день нахождения в пути от места нахождения работодателя до места выполнения работы и обратно, предусмотренные графиком работы на вахте, а также за дни задержки в пути по метеорологическим условиям или вине транспортных организаций работнику выплачивается дневная тарифная ставка, часть оклада за день работы (ст. 302 ТК РФ);
• с) семейно-правовые:

в случае рождения ребенка у матери, не состоящей в браке, при отсутствии совместного заявления родителей или при отсутствии решения суда об установлении отцовства фамилия отца ребенка в книге записи рождений записывается по фамилии матери, имя и отчество отца ребенка — по ее указанию (ч. 3 ст. 51 С К РФ);

• — лица, состоящие в браке и давшие свое согласие в письменной форме на применение метода искусственного оплодотворения или на имплантацию эмбриона, в случае рождения у них ребенка в результате применения этих методов записываются его родителями (ч. 4 ст. 51 СК РФ);
• — изменение имени, отчества и фамилии усыновленного ребенка (ст. 134 СК РФ);
• — изменение даты и места рождения усыновленного ребенка (ст. 135 СК РФ);
• — запись усыновителей в качестве родителей усыновленного ребенка (ст. 136 СК РФ);
• — усыновленные дети и их потомство по отношению к усыновителям и их родственникам, а усыновители и их родственники по отношению к усыновленным детям и их потомству приравниваются в личных неимущественных и имущественных правах и обязанностях к родственникам по происхождению (ч. 1 ст. 137 СК РФ);
• ж) фикции налогового права:
  • — требование об уплате налога направляется налогоплательщику и налоговому агенту заказным письмом по почте и считается полученным по истечении шести дней с даты направления заказного письма (п. 5, 9 ст. 69 НК РФ)^[57];
• з) процессуально-правовые фикции призваны преодолевать процессуальную недисциплинированность сторон, сокращать ход и объем производства по делу, экономить юридические средства и силы судей, смягчать процессуальные формальности^[58]. Без процессуальных фикций правильное и справедливое рассмотрение и разрешение дела часто бывает невозможным^[59]:
  • • гражданско-процессуальные фикции:
    • — при отсутствии сообщения о перемене адреса лица, участвующего в деле, судебная повестка или иное судебное извещение посылаются по последнему известному суду месту жительства или месту нахождения адресата и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не находится (ст. 118 ГПК РФ);
    • — при уклонении стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно, суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для нес она имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым (ч. 3 ст. 79 ГПК РФ);
  • • арбитражно-процессуальные фикции носят аналогичный характер:
  • — лица, участвующие в деле, и иные участники арбитражного процесса считаются извещенными надлежащим образом арбитражным судом, если:

адресат отказался от получения копии судебного акта и этот отказ зафиксирован;

несмотря на почтовое извещение, адресат не явился за получением копии судебного акта, направленной арбитражным судом в установленном порядке, о чем орган связи проинформировал арбитражный суд;

копия судебного акта, направленная арбитражным судом по последнему известному суду месту нахождения организации, месту жительства гражданина, не вручена в связи с отсутствием адресата по указанному адресу, о чем орган связи проинформировал арбитражный суд (ч. 2 ст. 123 АПК РФ);

• — при отсутствии сообщения об изменении адреса копии судебных актов направляются по последнему известному арбитражному суду адресу и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не находится или не проживает (ч. 1 ст. 124 АПК РФ);
• • уголовно-процессуальные:
• — близкие родственники — супруг, супруга… усыновители, усыновленные… (ч. 4 ст. 5 УПК РФ);
• — уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению… в случае истечения сроков давности уголовного преследования (ч. 3 ст. 24 УПК РФ);
• — нормы УПК РФ применяются при производстве по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне, находящемся за пределами России под флагом РФ… (ч. 2 ст. 2 УПК РФ).

Помимо перечисленных, фикции используются и в других отраслях нрава^[60]. Приведенные примеры, таким образом, лишь иллюстрируют многообразие отраслевых правовых фикций, не претендуя на попытку их систематизации;

• 3) правовые фикции могут также быть классифицированы по степени обязательности. При этом необходимо подчеркнуть, что любая фикция императивна с точки зрения возможности опровержения установленного ею правила. Однако степень обязательности применения фикции для суда может быть различной. В зависимости от нее правовые фикции делятся:
  • — на императивные — составляют основную массу этих велений, устанавливая обязанность суда признать те или иные обстоятельства. Эта обязанность обозначается в тексте использованием слов «считается», «признается» и др.: «…началом исчисления срока для признания безвестного отсутствия считается первое число месяца, следующего за тем, в котором были получены последние сведения об отсутствующем» (ст. 42 ГК РФ);
  • — диспозитивные (или оценочные) — предполагают возможность выбора для судьи, предоставляя ему право применить соответствующее правило. После применения фикции судом она не может быть оспорена. Подобные нормативно-правовые предписания содержат формулировки «суд вправе признать», «суд вправе обосновать» и т. п. Например: «В случае, если сторона, обязанная доказывать свои требования или возражения, удерживает находящиеся у нее доказательства и не представляет их суду, суд вправе обосновать свои выводы объяснениями другой стороны» (ст. 68 ГПК РФ); «Сделка, совершенная под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, может быть признана судом недействительной по иску стороны, действовавшей под влиянием заблуждения» (ст. 178 ГК РФ).

Значение правовых фикций как специфических средств юридической техники велико. Исторически они были призваны преодолеть формализм права, обеспечить его соответствие меняющимся общественным отношениям, замаскировать тот факт, «что правило закона подверглось изменению, т. е. что его буква осталась прежней, а применение изменилось»^[61].

В современном праве их роль прежде всего заключается в том, что они компенсируют неопределенность в правовом регулировании, категорически утверждая что-либо^[62]. Правовые фикции, по сути, замещают юридические факты в тех случаях, когда динамика правовых отношений ожидает факта, а реальная действительность в данном случае допускает пробел. Так как природа правовой жизни требует доведения правоотношений до логического конца, законодатель предлагает в качестве альтернативы факты вымышленные, устанавливая для них статус юридически значимых. Тем самым он пытается обезопасить правоприменителя от юридически тупиковых ситуаций и предоставить ему возможность, исходя из возникших обстоятельств и своего усмотрения, урегулировать общественное отношение^[63]. В результате фикции вносят в правовое регулирование устойчивость и стабильность, ограничивают возможность произвольных, необоснованных решений, делают систему права более простой и экономичной^[64].

Помимо всего прочего, фикции позволяют преодолевать негативные последствия процессуальной недисциплинированности сторон, выступая своеобразными санкциями (в случаях непредоставления доказательств, уклонения от экспертизы, неявки в суд и т.и.)^[65]. В литературе, правда, отмечается, что основной целью фикций в данном случае выступает сохранение логики развития самой процедуры, преодоление же процессуальной недисциплинированности (санкция) выступает лишь как дополнительный мотив^[66].

В целом, являясь вспомогательным правовым механизмом^[67], выступая в качестве одного из элементов механизма правового регулирования^[68], фикции должны рассматриваться как одно из общих средств юридической техники, значение которых не ограничивается исключительно правотворческой или правоприменительной сферой.

Под правовыми аксиомами, как правило, понимаются такие правовые положения, которые в результате проверки многовековой общественноисторической практикой стали непреложными, исходными элементарными истинами — привычными и самоочевидными, вне которых невозможно существование права как социального явления^[69].

Среди черт, характеризующих данное явление, чаще всего перечисляют следующие:

• 1) аксиомы выражают нравственные основы права, его общечеловеческое содержание. Необходимость их соблюдения очевидна с точки зрения здравого смысла, принципов морали и справедливости, поэтому они не нуждаются в особых доказательствах^[70];
• 2) идеи, выражаемые правовыми аксиомами, являются основными положениями, на которых базируется большинство других правовых норм. Отход от них, их несоблюдение может привести к тому, что право теряет свои черты, перестает быть нравом^[71];
• 3) правовые аксиомы не вызывают сомнений, они попросту не допускают расширительного толкования;
• 4) аксиомы складываются постепенно в результате многовековой практики и обеспечивают преемственность в праве. Выражая достижения общечеловеческой правовой культуры, они воспринимаются правом различных эпох и исторических типов^[72].

Следует отметить, что, несмотря на общепризнанность приведенных теоретических положений, само понятие «правовая аксиома» не считается в науке бесспорным. Так, например, указывается, что использование юридической наукой математического термина «аксиома» является условным (как и в большинстве подобных случаев терминологического заимствования). Аксиомы в праве не используются для доказательства других более сложных правовых положений («теорем»), так как нормативные предписания, в отличие от научных суждений, вообще не нуждаются в доказательствах. На этом основании некоторые авторы вообще сомневаются в целесообразности использования в праве категории «аксиома»^[73].

Дискуссионность рассматриваемого понятия обусловлена тем фактом, что один и тот же термин «аксиома» используется в литературе для обозначения двух близких по своей природе, но отличающихся по юридическим свойствам явлений. Часть исследователей видит в аксиоме общепризнанное, не вызывающее сомнений утверждение, проверенное многовековой практикой и выражающее нравственную природу права. Речь, таким образом, идет о нравственных аксиомах, на которых базируется действующее право. Аксиоматичность в такой трактовке понимается в первую очередь как общепризнанность. При противоположном подходе аксиома рассматривается как элементарное правовое положение (истина), действующее при любых условиях и не допускающее исключений. Данные положения условно можно назвать юридическими аксиомами, определяющим свойством которых является неопровержимость.

Вопрос о том, какому из двух названных аспектов следует отдать предпочтение, сложно решить однозначно. В первом случае аксиома представляет собой явление гораздо более масштабное и значимое. Сама идея выделения таких правовых положений, которые «наследуются» правом разных исторических эпох и национальных систем, имеет огромное философскоправовое значение. В то же время в данном контексте, как справедливо замечает А. А. Ференс-Сороцкий, проблема аксиом в праве носит скорее не логический, а аксиологический характер^[74]. Универсальное, общечеловеческое признание могут получать различные по своей природе правовые явления: принципы, презумпции, институты, нормы, многие из которых несут в себе нравственный, гуманистический заряд. Ярким примером является презумпция невиновности, благодаря своему нравственному содержанию признаваемая важнейшим правовым принципом как на внутригосударственном, так и на международно-правовом уровне. Рассматривать аксиомы в качестве средства юридической техники при таком подходе к их понятию вряд ли целесообразно, так как, во-первых, они представляют собой явления иного масштаба, а во-вторых, не имеют четко выраженных, определенных юридических свойств.

Второй подход, наоборот, позволяет рассматривать аксиому строго с юридической точки зрения, как элементарное, простое по своей структуре правовое положение, не предусматривающее исключений и не подлежащее опровержению. Эти положения могут иметь как нравственное обоснование, которое, как правило, и преобладает («судьи независимы и подчиняются только закону», «пусть будет выслушана другая сторона»), так и логическое, рациональное («общеизвестные факты доказыванию не подлежат», «суд имеет дело с теми доказательствами, которые перед ним»).

Возможно, для терминологического разграничения данных категорий уместно использование понятий «аксиома в праве» и «правовая аксиома»^[75]. Для первой основным признаком становится ее общепризнанность, закрепление в различных правовых системах; а для второй — юридическая неопровержимость. При этом в основе своей данные группы правовых велений совпадают. Нравственные аксиомы являются, вероятно, более широким понятием, включающим как все (или практически все) юридические аксиомы, так и иные правовые положения, принятые мировой практикой и создающие идейно-нравственную основу права.

Среди признаков правовых аксиом необходимо, таким образом, выделить: 1) неопровержимый характер, 2) однозначность толкования, 3) элементарный характер, 4) универсальный характер, общепризнанность,.

5) разумность, соответствие здравому смыслу, 6) нравственную обоснованность, 7) историческую долговечность.

Многие аксиомы, общепризнанные в современных правовых системах, были сформулированы в римском праве: «нет судьи без истца»; «истец должен доказать свой иск»; «где есть право, там есть и его защита»; «суд имеет дело с теми доказательствами, которые перед ним», «никто не может быть судьей в собственном деле»; «никто не обязан свидетельствовать против себя»; «отягчающий ответственность закон не имеет обратной силы»; «что не запрещено, то разрешено»; «нельзя дважды судить за одно преступление» и т. п.

Говоря о соотношении правовых аксиом с другими правовыми явлениями, следует признать, что аксиомы в большей мере, чем другие правовые предположения, рассматриваемые в данной главе, сопоставимы с юридическими конструкциями. Соотношение их целесообразно рассматривать через призму общих и отличительных черт. Безусловно, данные правовые явления характеризуются определенным сходством. Во-первых, и аксиомы, и конструкции вырабатываются в течение многовековой истории, многократно проверяются, совершенствуются, уточняются практикой и являются поэтому достижениями мировой юридической мысли. Во-вторых, оба эти правовые явления характеризуют устойчивые «вечные» черты и свойства права, обеспечивают преемственность в его развитии. «Нормы права могут меняться от росчерка пера законодателя. Но в них и немало таких элементов, которые не могут быть произвольно изменены, поскольку они теснейшим образом связаны с нашей цивилизацией и нашим образом мыслей. Законодатель не может воздействовать на эти элементы, точно так же как на наш язык или нашу манеру размышлять»^[76]. Нет сомнений, что к числу подобных элементов относятся в первую очередь юридические конструкции и правовые аксиомы.

Указанное сходство приводит к тому, что юридические конструкции иногда отождествляются в литературе с правовыми аксиомами (точнее, с аксиомами правового мышления). Так, например, Л. В. Масленников под аксиомами понимает логические формулы, выступающие в качестве: 1) средств упорядочения последовательности каких-либо юридически значимых действий в целях успешного решения поставленной мыслительной задачи (на самом деле речь, вероятно, идет о юридических конструкциях. — М. Д); 2) блока информации, обладающего определенной истинностью, ценностью и аргументационной силой, организационным и программирующим воздействием на ход мыслительной деятельности^[77].

Думается, отождествление аксиом и конструкций как на нормативном, так и на доктринальном уровне необоснованно. Различия, существующие между названными категориями на уровне правового мышления, заключаются в следующем. Юридическая конструкция характеризует форму правового явления, описывает его структуру, строение, дает условную схему, которая может быть наполнена различным содержанием. Другими словами, конструкция представляет собой метод юридического мышления, с помощью которого могут быть осмыслены различные по содержанию правовые явления. В противоположность этому, аксиома выражает содержание права, его нравственную общечеловеческую сущность. Именно поэтому, избегая деления конструкций на истинные и ложные, аксиомы мы рассматриваем как правовые истины.

Кроме того, выступая в качестве специфического нормативного веления, правовая аксиома приобретает свойства правового регулятора, что превращает ее и юридическую конструкцию в разнопорядковые явления.

В отечественной юридической литературе традиционно привлекает внимание ученых вопрос о соотношении правовых аксиом с принципами права.

Научная дискуссия

Помимо диссертации А. А. Ференс-Сороцкого, специально посвященной этой проблеме^[78], свою позицию, но этому вопросу в 1970—1980;х гг. высказал целый ряд правоведов. В результате сформировалось несколько научных подходов к его решению.

Согласно точке зрения, иредтоженной С. С. Алексеевым, правовые аксиомы представляют собой важнейшие принципы права, закрепленные в нормативных правовых актах^[79]. Фактически между принципами и аксиомами в данном случае ставится знак равенства, с той только разницей, что аксиомами являются не все принципы права, а важнейшие, наиболее значимые, устоявшиеся в мировой практике.

Но мнению профессора Л. С. Явича, правовые аксиомы — это идеи, существующие в правосознании и служащие идеологическими предпосылками принципов права^[80]. Помимо аксиом — элементарных истин, не требующих доказательств, идеологическими предпосылками принципов права Л. С. Явич назвал также классово направленные идеи права. Тем самым была сделана попытка разграничить классовую и общечеловеческую сущность социалистического права, выраженную в его принципах.

Наиболее последовательно это разграничение проводится в концепции, разработанной А. А. Ференс-Сороцким, который полностью разделяет понятия «аксиома» и «принцип». Правовые аксиомы, по его мнению, выражают общечеловеческие начала права и именно в силу этого обеспечивают его преемственность, демонстрируя то общее, что характерно для всех правовых систем. Принципы же, наоборот, выражают классовую сторону сущности права. Поэтому в системе принципов не может быть преемственности, так как они отражают специфику именно данной социальной общности^[81] (например, данного исторического типа или данного политического режима). В качестве примеров подобных принципов, отличавших советское право от права других стран, можно было бы назвать принцип объективного вменения, принцип приоритета государственных интересов над личными и т. д. Эти примеры сами по себе наводят на мысль о том, что противопоставление аксиом и принципов было вполне логичным для советской правовой теории, позволяло ей разрешить серьезные научные противоречия, но для современной отечественной юриспруденции оно практически полностью теряет свое значение.

С точки зрения современных представлений о праве тот факт, что определенный принцип нуждается в доказательствах, не является аксиоматичным, не соответствует общепринятым нравственным идеям, должен заставить задуматься над вопросом: является ли он вообще принципом права? Стоит ли брать подобную идею за основу целого правового института или отрасли? На сегодняшний день не вызывает сомнения, что нормативно закрепленные принципы права должны выражать наиболее общепризнанные аксиоматичные идеи. Таким образом, высказанная профессором С. С. Алексеевым в начале 1970;х гг. идея о взаимном соответствии правовых аксиом и важнейших принципов права сохраняет свою актуальность.

В то же время, по нашему мнению, понятия «аксиома» и «принцип» не являются тождественными. Различие между ними должно, однако, проводиться не столько по содержанию, сколько по масштабу действия. Если значение принципа права приобретают идеи, имеющие общеправовое или отраслевое значение, развивающиеся и конкретизируемые во многих нормах права, то далеко не обо всех аксиомах можно сказать то же самое. Некоторые аксиомы могут определять содержание лишь нескольких НПП либо вообще выражаться в одном-единственном предписании закона^[82] («общеизвестные факты доказыванию не подлежат»). Существование подобных «одиночных» аксиом вполне согласуется с юридической природой этих правовых феноменов как элементарных истин, не допускающих иных толкований, не нуждающихся в доказательствах и, следовательно, не требующих дальнейшего уточнения и конкретизации.

Таким образом, концептуально правовые аксиомы и принципы права очень близки друг другу, но полностью не совпадают. С одной стороны, в законодательстве любого государства могут иногда закрепляться в виде принципиальных положений веления, не соответствующие основополагающим нравственным ценностям, не являющиеся общепризнанными, т. е. не относящиеся к числу правовых аксиом. С другой стороны, часть аксиом ограничена в своем действии масштабами, значительно меньшими, чем отрасль права, поэтому в число правовых принципов эти аксиомы не включаются. Кроме того, многие принципы допускают исключения из общего порядка, а значит, не могут рассматриваться в качестве безусловных, неопровержимых велений.

Говоря о значении правовых аксиом, необходимо подчеркнуть несколько основных моментов.

Во-первых, по меткому выражению А. А. Ференс-Сороцкого, правовые аксиомы составляют своего рода «золотой фонд» правовых норм, сложившихся в ходе развития человечества^[83]. Именно благодаря им право сохраняет свою социальную ценность, способность обеспечить порядок, организованность, устойчивость общественных отношений, противостоять произволу и анархии^[45]. Общепризнано, что без нравственной основы право перестает быть правом^[85], остается только мерой принуждения, средством организационного воздействия. Аксиомы выступают своеобразным носителем универсальных нравственных ценностей, значимых для любой правовой системы.

Во-вторых, выражаясь в принципах права, аксиомы образуют «содержательный каркас» всей правовой системы. Они представляют собой конкретные правовые веления, без которых существование целых правовых институтов и даже отраслей оказалось бы невозможным. «Нет преступления без указания на то в законе»; «незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение» — эти и другие положения существуют не в качестве теоретических конструкций, а в качестве реально работающих нормативных предписаний принципиального характера.

В-третьих, на правовых аксиомах базируется юридическая наука и все теоретические представления о нраве. Не углубляясь пока в проблему существования теоретических, научных аксиом (об этом см. ниже), заметим, что содержание и направления развития юридической науки во многом обусловлены содержанием и уровнем развития действующего права^[86]. Поэтому наиболее устойчивые, универсальные, общепризнанные правовые положения всегда будут иметь не только практическое, но и теоретическое значение. В связи с этим интересна идея, предложенная С. Н. Егоровым в монографии «Аксиоматические основы теории права». Автор выводит содержание всей теории права, понятия общества, государства, правовой системы и т. д. из нескольких основополагающих аксиом как сугубо теоретического (например, «каждый человек обладает свободой воли», «внешняя свобода людей должна быть ограничена»), так и нормативного характера (например, «законы должны соблюдаться», «все люди имеют равные права на внешнюю свободу»)^[87].

В-четвертых, значение правовых аксиом заключается в том, что они обеспечивают преемственность в праве. Преемственность — это сохранение определенных элементов в праве, несмотря на происходящие исторические изменения.

Историческая справка

В советской юридической науке проблема преемственности в праве вызывала значительный интерес в связи с тем, что, следуя логике официальной доктрины, социалистическое право должно было принципиально, в корне отличаться от права буржуазных стран. Фактически же не только формальные, внешние характеристики, но и многие основополагающие принципы советского права совпадали с аналогичными принципами, действовавшими в других правовых системах. Стремясь объяснить этот факт, советские правоведы признали роль правовых аксиом как средства, обеспечивающего преемственность в праве любого исторического типа и любой общественно-экономической формации.

На сегодняшний день вопрос о классовом содержании права в значительной мере утратил свою актуальность, но проблема преемственности по-прежнему заслуживает научного внимания. Являясь сложной динамической системой, право подвержено постоянным изменениям под влиянием множества различных факторов. Причем если форма права характеризуется относительной устойчивостью, то содержание его гораздо более динамично. Однако и в содержании права есть элементы, обеспечивающие устойчивость, неизменность наиболее важных, определяющих сторон и свойств права. К числу таких элементов, отвечающих за стабильность нравственного содержания права, в первую очередь должны быть отнесены правовые аксиомы.

Значительный научный интерес представляет проблема классификации правовых аксиом. В литературе принято проводить ее по нескольким основаниям.

• 1. В зависимости от масштаба функционирования правовые аксиомы принято делить на три группы:
  • — общеправовые;
  • — межотраслевые и
  • — отраслевые правовые аксиомы^[88].

По нашему мнению, классификация правовых аксиом в данном случае тесно связана с классификацией принципов права. Учитывая, что далеко не все аксиомы, как было показано выше, могут рассматриваться в качестве правовых принципов, представляется, что деление исследуемых правовых явлений по масштабу их функционирования целесообразно проводить следующим образом:

• а) аксиомы, являющиеся принципами права:
  • — общеправовые аксиомы-принципы («то, что не запрещено, — разрешено»; «свобода одного человека ограничивается свободой других лиц»; «где есть право, там есть и его защита»);
  • — межотраслевые аксиомы-принципы («суд и судей нужно уважать»; «решение суда должно быть мотивировано»);
  • — отраслевые аксиомы-принципы («нет судьи без истца»; «нет преступления без указания на то в законе»; «отсутствие указаний в законе не может служить основанием для отказа в правосудии»);
• б) аксиомы, не являющиеся принципами права: единичные, «одиночные» аксиомы («общеизвестные факты доказыванию не подлежат»). Эти аксиомы также могут закрепляться нормами нескольких отраслей, но в силу своего элементарного характера статуса принципа права ни в одной из этих отраслей они не приобретают.
• 2. По отраслевой принадлежности можно выделить:
  • — материально-правовые аксиомы («нельзя быть виновным без вины», «все равны перед законом и судом»);

процессуально-правовые аксиомы («каждый иск ограничен пределами определенного времени»; «решение суда не должно затрагивать тех, кто не участвовал в деле»).

Примеры процессуальных аксиом в литературе встречаются гораздо чаще. По нашему мнению, это связано нс столько с большей их исследованностью в отечественной литературе^[89], сколько с особенностями самого процессуального права. Именно в сфере процессуального права частные интересы индивида подлежат рассмотрению и защите со стороны публичной власти. Поэтому здесь особенно необходимы элементарные нравственные нормативы, обеспечивающие вынесение объективного, справедливого решения, согласование интересов всех сторон.

Кроме того, процессуальная форма, в отличие от материально-правовых отраслей, в значительно меньшей степени подвержена влиянию исторических, социальных, политических изменений. Поэтому число процессуальных норм, проверенных многовековой юридической практикой, превышает число аналогичных «вечных» материальных норм.

3. По сфере существования (и по содержанию) правовые аксиомы иногда делятся:

на нормативные, т. е. представляющие собой правовые веления;

— научные.

Научная дискуссия

В качестве примера научных аксиом в советской юридической литературе предлагались различные суждения. Так, Г. И. Манов сформулировал следующую аксиому: «В процессе правотворчества право реализуется в нормативных актах, правоотношениях и правосознании. Право реализуется только в отмеченных трех формах, четвертой не дано»^[90]. С. С. Алексеев утверждал, что научными аксиомами являются такие высказывания, как «право — возведенная в закон воля господствующего класса…», «право — ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению юридических норм»^[91]. На сегодняшний день вряд ли вызовет возражения мысль о том, что подобные суждения отражают не основы самого права, а состояние юридической науки в определенный период. Ни одно подобное теоретическое суждение не может признаваться не требующим доказательств, так как это противоречило бы основным принципам научного познания.

Подробно исследует аксиомы правовой науки А. В. Масленников^[92], однако анализируемые им свойства таких аксиом скорее свидетельствуют не о наличии у них юридической специфики, а об их сходстве с аксиомами других наук^[93]. Как нам представляется, в качестве правовых аксиом следует рассматривать не научные постулаты, а исключительно правовые веления, проверенные многовековой юридической практикой.

4. В зависимости от формы закрепления правовых аксиом последние могут быть разделены на три вида:

закрепленные непосредственно (в виде самостоятельного нормативноправового предписания);

• — выводимые из содержания правовых норм;
• — не получившие закрепления в законодательстве.

В литературе отмечается, что помимо текста нормативного правового акта аксиомы могут существовать в различных формах, например, в обобщениях практики и даже в известных пословицах^[94]. Однако, представляется, что в развитой правовой системе, каковой является правовая система современной России, количество основополагающих, общепризнанных правовых истин, не получивших еще нормативного закрепления, настолько ничтожно, что практически может быть сведено к нулю. Поэтому выделять в данной классификации аксиомы, не закрепленные в нормативных правовых актах и существующие только в правосознании юристов, в юридической практике или научных исследованиях, можно лишь с оговоркой, что примеры подобных аксиом на сегодняшний день обнаружить чрезвычайно сложно. Что касается первых двух видов, то предпочтение в правотворческой практике, безусловно, должно отдаваться непосредственному закреплению правовой аксиомы в отдельном нормативно-правовом предписании.

В связи с этим уместно рассмотреть правовые аксиомы в контексте проблем юридической техники. По нашему мнению, говорить об аксиомах как о средстве или приеме юридической техники^[95] правомерно лишь при узком, юридическом подходе к ним. Действительно, нравственные аксиомы могут быть выражены в совершенно различных по форме правовых велениях^[96]. Юридические же аксиомы представляют собой специфические нормативные правовые предписания, законодательное закрепление, интерпретация и реализация которых требуют определенных профессиональных навыков.

В первую очередь по форме правовые аксиомы — это четкие, емкие, предельно сжатые суждения, не допускающие нескольких толкований. Исследование их в качестве средства юридической техники подразумевает наличие специальных приемов, позволяющих перенести эти положения в законодательный текст, не только не потеряв их смысла, но и сохранив их юридическую красоту.

Мастерство законодателя состоит в том, чтобы обнаружить и выделить в структуре правовой материи те наиболее устойчивые непреложные истины, которые несут в себе высокий нравственный заряд, концентрированно выражают ценность права. Органически вплетаясь в ткань права, развиваясь в содержании правовых норм, они не должны, тем не менее, сливаться с ними, теряться в массе других нормативных предписаний. Далеко не все аксиомы по масштабу своего действия заслуживают закрепления в виде принципов той или иной отрасли права, но каждая аксиома должна быть определенным образом выделена, обособлена в тексте нормативного правового акта.

Первым в отечественной юриспруденции понятие «законодательная оговорка» использовал И. Д. Шутак. По его мнению, «законодательная оговорка — социально обусловленное, имеющее специальную нормативнолексическую форму условие (заявление, положение), которое частично изменяет содержание или объем действия нормы закона, создает новый правовой режим, выступает формой согласования интересов и порождает определенные юридические последствия»^[97]. Также он отмечал, что «законодательные оговорки выступают и могут анализироваться в качестве:

• — формы согласования противоречивых интересов;
• — средства обеспечения прав и свобод граждан, компетенции организаций, суверенитета государств;
• — метода ориентации для выбора юридически значимого поведения;
• — средства обеспечения точности выражения мысли законодателя;
• — метода достижения компромисса в среде законодательного корпуса;
• — способа оптимизации правового регулирования;
• — формы выражения и определения границ усмотрения правоприменителя"^[45].

Наиболее типичными являются следующие оговорки, используемые российским законодателем:

• 1) «за исключением случаев». К примеру, ч. 2 ст. 20 УПК РФ гласит: «Уголовные дела о преступлениях, предусмотренных статьями 115 частью первой, 116 частью первой, 128.1 частью первой Уголовного кодекса Российской Федерации, считаются уголовными делами частного обвинения, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, его законного представителя, за исключением случаев, предусмотренных частью четвертой настоящей статьи, и подлежат прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым»;
• 2) «во всех случаях». Например, согласно ч. 3 ст. 92 Конституции РФ: «Во всех случаях, когда Президент Российской Федерации не в состоянии выполнять свои обязанности, их временно исполняет Председатель Правительства Российской Федерации. Исполняющий обязанности Президента Российской Федерации не имеет права распускать Государственную Думу, назначать референдум, а также вносить предложения о поправках и пересмотре положений Конституции Российской Федерации»;
• 3) «в исключительных случаях». Так, ч. 1 ст. 100 УПК РФ гласит, что «в исключительных случаях при наличии оснований, предусмотренных статьей 97 настоящего Кодекса, и с учетом обстоятельств, указанных в статье 99 настоящего Кодекса, мера пресечения может быть избрана в отношении подозреваемого»;
• 4) «независимо от». Такая оговорка содержится в Законе РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300−1 «О защите прав потребителей», где сказано, что «продавец — организация независимо от ее организационно-правовой формы, а также индивидуальный предприниматель, реализующие товары потребителям по договору купли-продажи».

Также в российском законодательстве широко применяются оговорки, отсылающие к конкретному закону. Например, часто используется оговорка «в случаях, установленных федеральным законом…». Из-за нестабильности российского законодательства либо в связи с тем, что пробел в праве еще не восполнен (законопроект только внесен в парламент, либо он находится на стадии обсуждения и т. п.), законодатель применяет и неконкретные оговорки, например, использует традиционную формулировку «согласно законодательству».

Законодательные оговорки, которые прошли проверку временем и часто применяемые на федеральном уровне, используются также и региональными законодателями, а также при создании проектов подзаконных нормативных правовых актов, поэтому оговорки могут быть классифицированы по органу принятия и акту, в котором они использованы.

Классифицировать законодательные оговорки можно и по другим критериям. Так, например, по отраслевой типизации оговорки подразделяют на применяемые в конституционном праве, уголовном, уголовно-процессуальном, гражданском, административном и т. д.

По методу правового регулирования оговорки можно подразделить на императивные и диспозитивные, а также на оговорки, применяемые в частном и публичном праве.

По юридическим последствиям оговорки могут быть позитивные и негативные.

Иногда оговорки могут содержаться и в примечаниях. В таком случае последние выполняют функции именно оговорок.

В самом общем виде под примечаниями нормативных правовых актов следует понимать краткие пояснения и дополнения к статьям и пунктам нормативных правовых документов с целью изменения порядка правового регулирования либо акцентирования внимания правоприменителя на предписания, содержащиеся вне статей нормативных правовых актов.

Научная дискуссия

Однако отношение к примечаниям у ученых-юристов всегда было неоднозначное. Так, например, в советское время такие профессора, как В. М. Чхиквадзе и Д. Л. Керимов, в своей работе призывали отказаться от примечаний, а их содержание помещать в пунктах статей законов^[99]. В наше время тоже есть противники применения примечаний^[100].

Несмотря на то что примечания довольно часто используются при подготовке проектов нормативных правовых указов Президента РФ, а также нормативных документов Правительства и федеральных министерств, до недавнего времени правовая природа примечаний не была обстоятельно исследована. Данный пробел в науке восполнил Д. С. Кондаков, который предложил следующую объемную дефиницию: «Примечание в законодательстве — относительно самостоятельный объективно существующий и реально функционирующий прием юридической техники, представляющий собой государственно-властное нормативное нетипичное установление должного, запрещаемого, возможного, поощряемого либо рекомендуемого варианта юридически значимой деятельности, предназначенный для специального содержательного текстового либо символического подчеркивания, обособления этой деятельности, носящий „сопроводительный“ характер, выступающий формой конкретизации, дополнени я, изменения объема правовой регуляции, имеющий особые обозначения, расположенный вне юридической нормы или нормативного акта, обладающий определенной юридической силой и влекущий юридические последствия»^[101]. Несмотря на большой объем, следует сказать и о всесторонности этого определения, которое вполне может быть использовано как базовое для исследования данной проблемы в отраслевых и прикладных юридических науках.

Как уже говорилось, использовать примечания нужно крайне осторожно, не увлекаясь этим юридическим приемом построения норм нрава. В связи с этим разработчики проектов нормативных правовых актов должны избегать типичных юридических ошибок, которые наблюдаются при употреблении примечаний. Е. В. Максимова выделила следующие типичные дефекты примечаний, встречающиеся в современном российском праве:

• 1) усложняют осмысление нормативного правового акта, юридической нормы;
• 2) существует мнение о несущественности, малой значимости примечаний;
• 3) отсутствие единых правил в оформлении примечаний, например, используются цифры, звездочки и т. д.;
• 4) нет единообразия и в расположении примечаний. Они могут помещаться либо в конце текста нормативного правового акта, либо в середине текста внизу страницы, либо сразу после соответствующей статьи;
• 5) возможность появления «лжепримечаний»^[102].

Между тем применение примечаний целесообразно в следующих случаях:

• 1) когда существует необходимость расширения правового воздействия на отдельных субъектов;
• 2) когда необходимо изменить объем действия нормы права путем законодательной оговорки;
• 3) когда нет смысла принимать новый нормативный правовой акт, новую редакцию акта, что повлечет значительные финансовые и временные затраты, а достаточно внести небольшие коррективы;
• 4) когда нужно выделить наиболее важные части нормы права;
• 5) когда существует необходимость ввести новую норму-дефиницию, не «ломая» действующую конструкцию правовой нормы;
• 6) когда существует необходимость сделать ссылку на время, дату, размер, объем товаров и услуг, на введение новой аббревиатуры органов власти, общественных организаций и т. п.;
• 7) когда необходимо сделать законодательные исключения, устранив определенные льготы, поощрения и т. п.

Мнение специалиста

Наиболее обстоятельно законодательные исключения исследовал И. Л. Муравьев, который предложил понимать под законодательным исключением — «технико-юридический метод фиксации государственно-властного установления, регулирующего варианты ситуативной либо допустимой (безопасной) коррекции участникам правоотношений общенормативного (исходного) баланса прав, свобод и обязанностей для достижения общественно полезных целей и реализации индивидуальных потребностей»^[103].

Законодательные исключения способствуют, как правило, быстрой и четкой корректировке тестов нормативных правовых документов путем необходимых изъятий, ограничений либо, наоборот, расширения содержания и смысла как отдельных норм, институтов права, так и целых глав нормативных правовых актов.

Но перед определенными государственными нормотворческими действиями в форме корректировок, связанными с законодательными исключениями, необходимо провести мониторинг как действующего законодательства, так и практики правоприменения, только после сбора и проверки информации, всестороннего анализа, проведения консультаций со специалистами и согласования с заинтересованными органами, должностными лицами и институтами гражданского общества можно предлагать модели нормативного регулирования, делать необходимые прогнозы развития правового регулирования различных отношений в социуме.

При этом формы законодательных исключений, используемых в нормотворчестве, весьма различны. Бывают случаи, когда одно исключение может повлечь целую череду последующих исключений. В связи с этим важное значение в законодательном процессе имеет «пакетный принцип», когда вместе с законопроектом в Совет Государственной Думы Федерального Собрания РФ вносят не только конкретизирующие и детализирующие закон проекты подзаконных нормативных правовых актов, но и списки актов, подлежащих отмене, а также списки актов, в которые необходимо внести конкретные изменения либо дополнения. Применение «пакетного принципа» имеет определенные преимущества. Во-первых, не только восполняются, но и на определенный временной срок предотвращаются пробелы в праве. Во-вторых, нормотворческий процесс оптимизируется, что позволяет избежать в дальнейшем различных согласований и визирований проектов нормативных правовых актов. В-третьих, опора на пакетный принцип позволяет избежать принятия больших систематизированных актов, а в дальнейшем — депутатских споров и разногласий по рассматриваемому проекту.

Между тем в законодательстве встречаются не только конкретные исключения, как, например, в п. 17 ст. 217 «Доходы, не подлежащие налогообложению» НК РФ, в котором говорится, что не подлежат налогообложению «доходы от реализации пушнины, мяса диких животных и иной продукции, получаемой физическими лицами при осуществлении любительской и спортивной охоты», но и относительно определенные исключения и неопределенные исключения. Например, в п. 17.1 ст. 217 НК РФ содержится неопределенное исключение в следующей редакции: «Положения настоящего пункта не распространяются на доходы, получаемые физическими лицами от реализации ценных бумаг, а также на доходы, получаемые физическими лицами от продажи имущества, непосредственно используемого в предпринимательской деятельности». Словосочетание «имущество, непосредственно используемое индивидуальными предпринимателями в предпринимательской деятельности» не является ясным и попятным и требует в связи с этим расширительного толкования, т. е. п. 17.1 ст. 217 НК РФ, несомненно, нуждается в дальнейшей интерпретации.

Исключения можно классифицировать по различным основаниям: отраслям права, отраслям законодательства, времени действия.

Мнение специалиста

Так, например, И. А. Муравьев по времени действия законодательные исключения подразделил на: «темпоральные исключения — реализуемые только в определенный промежуток времени, и длящиеся исключения — постоянные по продолжительности либо неограниченные, но времени действия. В свою очередь, темпоральные исключения включают:

• — интервальные исключения — действуют в рамках заданного промежутка времени, имеют фиксированное начало и окончание действия;
• — периодические исключения — прерывистые, многократно возобновляемые;
• — чрезвычайные (экстраординарные) — действуют до устранения особых обстоятельств"^[104].

Также исключения подразделяют на договорные и легальные, которые устанавливает законодатель непосредственно в самом тексте закона.

В законодательстве стран романо-германской правовой семьи широкое распространение имеют также такие формы исключений, как признание нормативных правовых актов утратившими юридическую силу. Такие исключения характерны для отраслей как международного права, так и национального. Примером может служить приказ ФНС России от 8 февраля 2016 г. № ММВ-7−4/64@ «Об отмене приказа Федеральной налоговой службы от 20.04.2011 № ММВ-7−4/277@».

Широкое распространение имеют также исключения отдельных статей, пунктов и даже абзацев. Так, например, в ст. 14 Федерального закона от 30 декабря 2012 г. № 283-ФЗ «О социальных гарантиях сотрудникам некоторых федеральных органов исполнительной власти и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» говорилось о необходимости «статью 34.1 признать утратившей силу».

Особое место среди средств нормотворческой юридической техники занимают символы.

Правовой символ — это создаваемый или санкционированный государством условный образ, отличительный знак, представляющий собой видимое культурно-ценностное образование, которому субъект нормотворчества придает особый политико-правовой смысл, не связанный с сущностью этого образования, охраняемый государством и используемый в особом процедурном порядке.

Из числа признаков правового символа, выделяемых в литературе, самыми значимыми представляются следующие:

• 1) символ — это искусственный знак, имеющий условную (конвенциальную) природу, сто форма чаще всего не связана сущностно с выражаемым ею содержанием;
• 2) символ признается государством и поддерживается силой государственного воздействия;
• 3) символ служит для закрепления и выражения юридического содержания. Иногда в качестве признака указывается на то, что правовой символ закрепляет социально значимое юридическое содержание. При этом следует заметить, что социальная значимость правовых символов представляет собой самостоятельную проблем}'.

Проблема значения правовых символов в научной литературе часто рассматривалась через анализ их функций. По нашему мнению, целесообразно говорить о следующих основных функциях правовых символов:

• а) регулятивная функция. Правовой символ — это специфическая форма выражения правовых велений. В ситуации, когда необходимо быстро и понятно донести требование до большого количества субъектов, именно символическая форма служит для обеспечения краткости, унифицированности, доступности, экономии языковых средств и, следовательно, эффективности действия правового веления;
• б) правоустанавливающая функция — обусловлена тем, что значительной их части придается значение юридических фактов. Даже те символы, которые не исходят от властного субъекта и не несут в себе прямого предписания, часто выступают основанием возникновения, изменения или прекращения правоотношений. Так, например, подпись, печать влекут за собой конкретные юридические последствия, обеспечивают движение правовых отношений;
• в) идеологическая функция. Многие символы не содержат в себе определенных властных велений, но призваны оказать эмоциональное, психологическое воздействие на субъекта, передать «дух» права, донести до адресата правовой нормы элементы официальной государственной идеологии. Эта функция роднит правовые символы с такой разновидностью нормативных правовых предписаний, как правовые декларации. Именно такую роль в первую очередь играют официальные государственные символы. В этом контексте можно говорить о государственно-правовых символах как средстве легитимации публичной власти;
• г) информационная функция. Символы, как правило, служат средством передачи информации как на внутригосударственном, так и на международном уровне. Понятность, общеизвестность символов позволяют использовать их в качестве чрезвычайно удобного источника информации, рассчитанной на широкий круг субъектов, разделенных языковыми и территориальными границами;
• д) ориентирующая функция, или функция социальной и политикоправовой ориентации, также обусловлена широкой распространенностью, общепринятостыо тех знаков, которым придается значение правовых символов. Роль последних заключается в том, чтобы сделать окружающий мир понятнее для адресатов правовых велений. Правовые символы обеспечивают связь общей и правовой культуры, переносят в право образы, близкие и понятные людям;
• е) идентификационная функция тесно связана с ориентирующей. Действительно, с помощью правовых символов субъекты права нс только могут ориентироваться в мире правовых явлений, но и получают возможность идентифицировать себя, определить собственное место в кругу этих явлений. Так, например, ставя печать своей организации на нормативном договоре, субъекты самоидентифицируются в сфере права. В равной мере это относится и к государственным символам, выступающим отличительными атрибутами государственного суверенитета.

Данный перечень функций, по нашем}' мнению, наилучшим способом демонстрирует ту роль, которую играют правовые символы в правовой системе современного общества.

• [1] Керимов Д. А. Методология права: предмет, функции, проблемы философии права.3-е изд., перераб и доп. М., 2003. С. 349.
• [2] Иеринг Р. фон. Юридическая техника / сост. А. В. Поляков. М., 2008. С. 28.
• [3] См., например: Карташов В. Н. О необходимости замены учебного курса «Юридическая техника» юридической дисциплиной «Юридическая технология» // Юридическая техника. 2009. № 3. С. 30—36.
• [4] Нормотворческая юридическая техника / под ред. Н. А. Власенко. М., 2011. С. 13.
• [5] Кашанина Т. В. Юридическая техника: учебник. 2007. М., С. 25.
• [6] Ильин И. К., Миронов II. В. О форме и стиле правовых актов // Сов. гос. и право. 1960.№ 12. С. 64−66.
• [7] См.: Пашерстник А. Е. Теоретические вопросы кодификации общесоюзного законодательства о труде. М., 1955; Шебанов А. Ф. Вопросы теории нормативных актов в советскомправе: автореф. дне… д-ра юрид. наук. М., 1965. С. 41; Керимов Д. А. Законодательная техника. Л., 1965. С. 5.
• [8] Пиголкин А. С. Теоретические проблемы правотворческой деятельности: дис. … д-раюрид. наук. М., 1972.
• [9] См.: Власенко Н. А. Основы законодательной техники: практическое руководство. Иркутск, 1995; Общая теория нрава: краткая энциклопедия. Н. Новгород, 1997. С. 73.
• [10] Тихомиров Ю. А. Юридическая техника — инструмент правотворчества и правоприменения // Юридическая техника. 2007. № 1. С. 12.
• [11] Кашанина Т. В. Юридическая техника: учебник. М, 2007. С. 100.
• [12] См.: Ант Л. Ф. Дефиниции и право: монография. М., 2008; Typauwi В. Ю. Юридическаятерминология в российском законодательстве: учеб.-метод. пособие. Белгород, 2009; Его же. Теория и практика использования законодательных дефиниций: монография. М., 2009.
• [13] Тихомиров Ю. А. Юридическая техника — инструмент правотворчества и правоприменения // Юридическая техника. 2007. № 1. С. 12.
• [14] См., например: Максимова Е. В. Юридическая техника как средство повышения эффективности нормативных правовых актов федеральных органов исполнительной власти: дис… канд. юрид. наук. Уфа, 2009. С. 20.
• [15] Ушаков А. А. О понятии юридической техники и ее основных проблемах. Пермь, 1961.С. 81−83.
• [16] Бахвалов С. В. Законодательная технология: дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2006. С. 73.
• [17] Юков М. К. Место юридической техники в правотворчестве // Правоведение. 1979.№ 5. С. 48.
• [18] Тихомиров Ю. А. О правилах законодательной техники // Журнал российского права.1999. № И.
• [19] Юридическая техника: обзор материалов научно-методического семинара (И. Новгород, сентябрь 1999 г.) // Юрист. 2000. № 1—3.
• [20] Лызлов Д. //., Картухин В. /О. Юридическая техника: учеб, пособие. М., 2009. С. 7.
• [21] Морозова Л. А. Теория государства и права: учебник. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2010.С. 373−375.
• [22] Научные основы советского правотворчества. М., 1981. С. 254—255.
• [23] См., например: Ильюк Е. В. Законодательная техника построения диспозиции статьиуголовного закона: автореф. дис… канд. юрид. наук. Свердловск, 1989. С. 6.
• [24] 3 Сырых В. М. Российское законодательство: проблемы и перспективы. М., 1995. С. 390.
• [25] Научные основы советского правотворчества. М., 1981. С. 254—255.
• [26] Нормотворческая юридическая техника / под ред. Н. А. Власенко. М., 2011. В указанном коллективном научном труде содержится следующая дефиниция: «Нормотворческаяюридическая техника — это совокупность приемов, способов, методик подготовки проектов нормативных правовых актов». Данное определение, на наш взгляд, несколько сужаетрезультат нормотворчества, поскольку в нем не говорится о договорах нормативного содержания.
• [27] Юридическая техника: природа, основные приемы, значение. Ретроспективныйбиблиографический указатель / сост. В. М. Баранов. Н. Новгород, 1999. С. 42—57.
• [28] Нормография: теория и методология нормотворчества / под ред. Ю. Г. Арзамасова. М., 2007.
• [29] Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. Т. 2. М., 1981. С. 274.
• [30] Оршанский И. Г. О законных предположениях и их значении // Журнал гражданскогои уголовного права. СПб., 1874. Кн. 4. С. 3.
• [31] См., например: Каминская В. И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе // Сов. государство и право. М., Л., 1948; Крымов А. А. Правовые презумпции в уголовном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1999; Мосин С. А. Презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук.М., 2007; Ойгензихт В. А. Понятие гражданско-правовой презумпции // Сов. государствои право. 1975. № 10; Щекин Д. М. Юридические презумпции в налоговом праве: автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2001.
• [32] Бабаев В. К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Обзор материалов научно-методического семинара // Государство и право. 2000. № 12. С. 85.
• [33] Щекин Д. М. Юридические презумпции в налоговом праве: дис. … каид. юрид. наук.М., 2001. С. 22.
• [34] Цуканов Н. Н. Правовые презумпции в административной деятельности милиции: дис… канд. юрид. наук. Омск, 2001. С. 55.
• [35] Курсова О. Л. Фикции в российском праве: дис… канд. юрид. наук. II. Новгород, 2001.С. 84.
• [36] Бабаев В. К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Обзор материалов научно-методического семинара // Государство и право. 2000. № 12. С. 86.
• [37] Панько К. К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. Воронеж, 1998. С. 71.
• [38] Душакова Л. А. Правовые фикции: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2004.С. 20. В связи с этим автор предлагает ввести в научный оборот категорию «условные юридические факты» (там же. С. 22).
• [39] Панько К. К. Юридические фикции в современном российском праве // Проблемыюридической техники: сб. ст. / под рсд. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 465.
• [40] См.: Тарусина II. II. О фиктивных семейно-правовых состояниях // Правоведение.1983. № 2. С. 84; Ее же. Брак по российскому семейному праву. Ярославль, 2007. С. 189—200.
• [41] См.: Курсова О. А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия // Проблемы юридической техники / под ред. В. М. Баранова.Н. Новгород, 2000. С. 458; Ее же. Фикции в российском праве: автореф. дис. … канд. юрид.наук. Н. Новгород, 2001. С. 9.
• [42] По выражению Д. И. Мейера, фикция — это вымысел, который относится «к чему-либововсе не существующему, оказывающемуся юридически существующим только, но вымыслу"(см.: Мейер Д. И. О юридических вымыслах и предположениях, скрытных и притворных действиях. Казань, 1854. С. 8).
• [43] Филимонова И. В. Фикции в досудебном производстве: уголовно-процессуальныйи криминалистический аспект: автореф. дис… канд. юрид. наук. Барнаул, 2007. С. 9.
• [44] Курсоаа О. Л. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия // Проблемы юридической техники / под рсд. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 455.
• [45] Там же.
• [46] Панько К. К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. Воронеж, 1998. С. 70.
• [47] Печников Г. А. О важности юридических аксиом в преподавании основ уголовногоправа и уголовного процесса // Юридическое образование и наука. № 2. 1999. С. 33.
• [48] Панько К. К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. С. 68.
• [49] Курсова О. А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия // Проблемы юридической техники / под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 453.
• [50] Панько К. К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. С. 70. Примерами подобных институтов в гражданском праве являются институт представительства, институт возмещения потерпевшему неполученных доходов, институт денежной компенсации морального вреда; в семейном праве — институт усыновления, институт лишения (восстановления)родительских прав, институт раздела общего имущества, институт изменения (выбора)фамилии. Во всех отраслях права существует институт срока давности (приостановление, перерыв, восстановление срока и т. д.), который тоже может рассматриваться как примерправовой фикции.
• [51] Цуканов II. II. Цуканов II. II. Правовые презумпции в административной деятельностимилиции: дис… канд. юрид. наук. Омск, 2001. С. 508.
• [52] Варьяс М. Ю. К вопросу о юридическом лице как правовой фикции // Законотворческая техника современной России. Т. 2. Н. Новгород, 2001. С. 118—128.
• [53] Хайден Р. М. Государство как правовая фикция // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 1999. № 2. С. 2—6.
• [54] В литературе эти виды фикций называют также статическими и динамическими (см.:Курсова О. А. Фикции в российском праве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2001. С. 24).
• [55] Курсова О. А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия. С. 458.
• [56] 0 Душакова Л. А. Классификация правовых фикций: версия теоретического моделирования // Философия права. Научно-теоретический журнал. N° 2. Ростов н/Д, 2004. С. 57.
• [57] Подробный анализ этой и других правовых фикций налогового нрава см.: Илларионова Н. В. Значение правовых фикций в налоговых спорах // Налоговые споры: теорияи практика. 2005. № 6; Карасева М. В. Презумпции и фикции в части первой Налоговогокодекса РФ // Журнал российского права. 2002. № 9.
• [58] Душакова Л. Л. Классификация правовых фикций: версия теоретического моделирования // Философия нрава. Научно-теоретический журнал. № 2. Ростов н/Д, 2004. С. 58.
• [59] Зайцев И. Правовые фикции в гражданском процессе // Российская юстиция. 1997.№ 1.С. 35.
• [60] См., например: Малеев Ю. Н., Танимов О. В. Фикции в международном нраве //Московский журнал международного права. М., 2004, № 4. С. 3—18; Нахова Е. Л. Роль презумпций и фикций в распределении обязанностей по доказыванию: авторсф. дис… канд.юрид. наук. Саратов, 2004; Ее же. Роль презумпций и фикций в распределении обязанностейпо доказыванию. Саратов, 2006; Танимов О. В. Юридические фикции и проблемы их применения в информационном праве: автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2004, и др.
• [61] Мэн Г. С. Древнее право, его связь с древней историей общества и его отношениек новейшим идеям. СПб., 1873. С. 21; см. также: Черниловский 3. М. Презумпция и фикцияв истории права // Советское государство и право. № 1. 1984. С. 99—105.
• [62] Курсова О. А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия. С. 455 .
• [63] Медная 10. В. Поднормативное правовое регулирование общественных отношений: дис… канд. юрид. наук. Саратов, 2008. С. 67.
• [64] Панько К. К. Юридические фикции в современном российском праве // Проблемыюридической техники. С. 465.
• [65] Зайцев И. Правовые фикции в гражданском процессе // Российская юстиция. № 1.1997. С. 35−36.
• [66] Душакова Л. А. Правовые фикции. С. 24.
• [67] Медная 10. В. Поднормативное правовое регулирование общественных отношений.С. 76.
• [68] Никиташина Н. А. Правовые презумпции и фикции в механизме правового регулирования. М» 2005. С. 93.
• [69] Ференс-Сороцкий А. А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права: автореф. дис… канд. юрид. наук. Л., 1989. С. 4.
• [70] Чечина Н. А. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. Л., 1987. С. 90.
• [71] ‘ См.: Алексеев С. С. Проблемы теории права: в 2 т. Т. 1. Свердловск, 1972. С. 111 — 112;Печников Г. А. О важности юридических аксиом в преподавании основ уголовного праваи уголовного процесса // Юридическое образование и наука. 1999. № 2. С. 33.
• [72] Ференс-Сороцкий А. А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права. С. 14.
• [73] Черданцев А. Ф. Логическая характеристика права как системы // Правоведение. 1983.№ 3. С. 16.
• [74] Ференс-Сороцкий А. А. Аксиомы в праве // Правоведение. 1988. № 5. С. 31.
• [75] Использование того или иного термина в подобных ситуациях всегда условно. Так, проводя похожее деление, А. В. Масленников термин «правовая аксиома» употребляет какродовое понятие, а в качестве разновидностей выделяет «аксиомы в праве» и «аксиомыправа» (см.: Масленников Л. В. Правовые аксиомы: автореф. дис. … канд. юрид. паук. Владимир, 2006. С. 10.). Аналогичным образом в науке принято различать правовые фикциии фиктивное в праве (см.: Панько К. К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. Воронеж, 1998. С. 71.), принципы права и правовые принципы (см.: Цыбулевская О. И. Категориягуманизма в советском праве: автореф. дис… канд. юрид. наук. Саратов, 1983. С. 8.) и т. д.
• [76] Давид Р., Жоффре-Спиноза К. Основные правовые системы современности / пер. с фр.В. А. Туманова. М., 1999. С. 19−20.
• [77] Масленников Л. В. Правовые аксиомы: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Владимир, 2006. С. 18.
• [78] Ференс-Сороцкий Л. А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права: автореф. дис. …канд. юрид. наук. Л., 1989.
• [79] Алексеев С. С. Проблемы теории права. Т. 1. С. 111—112.
• [80] Явич Л. С. Право развитого социалистического общества: сущность и принципы. М., 1978. С. 11; см. также: Васильев А. М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 217—218.
• [81] Ференс-Сороцкий А. А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права. С. 13.
• [82] Формы закрепления правовых аксиом в законодательстве подробно анализируетА. А. Ференс-Сороцкий (см.: там же. С. 15).
• [83] Ференс-Сороцкий Л. Л. Аксиомы и принципы права // Принципы права. МатериалыВсероссийской научно-теоретической конференции, Санкт-Петербург, 30 ноября 2006 г. СПб., 2007. С. 55.
• [84] Там же.
• [85] Об этом см., например: Цыбулевская О. И. Нравственные основания современного российского права. Саратов, 2004; Ее же. Мораль. Право. Власть. Саратов, 2004.
• [86] В числе прочего это связано с особенностями методологии общей теории нрава. Еслифилософия права развивается в качестве дедуктивного знания о праве, выводимого из болееобщих знаний о мироздании, то теория права в основе своей имеет метод индукции, обобщаяэмпирические данные отраслевых юридических наук. Возникнув как теория позитивногоправа, данная наука до сих пор сохраняет свою обусловленность содержанием действующегозаконодательства.
• [87] Егоров С. II. Аксиоматические основы теории права. СПб., 2001.
• [88] Фереис-Сороцкий А. А. Аксиомы гражданского процесса и некоторые вопросы доказывания // Тенденции развития гражданского процессуального нрава России: сб. науч. ст.СПб., 2008. С. 268.
• [89] Данная проблематика традиционно исследовалась в науке гражданско-процессуального права (см., например: Ференс-Сороцкий А. А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права: автореф… дис. канд. юрид. наук. Л., 1989).
• [90] Манов Г. И. Аксиомы в советской теории права // Советское государство и право. 1986.№ 9. С. 29.
• [91] Алексеев С. С. Проблемы теории права. Т. 1. С. 107.
• [92] Масленников Л. В. Правовые аксиомы. С. 20.
• [93] Примером сугубо научных аксиом являются, в частности, приводимые К. Осаквс аксиомы сравнительного правоведения: «право — есть нормативное выражение истории, психики, психологии, традиций и культуры каждого народа»; «в реальной жизни существует разрывмежду формальным и „живым“ правом»; «сравнение правовых систем требует интеллектуальной объективности» и т. п. (см.: Осакве К. Сравнительное правоведение. Схематическийкомментарий. М., 2008. С. 51).
• [94] Печников Г. А. О важности юридических аксиом в преподавании основ уголовногоправа и уголовного процесса. С. 33.
• [95] Баранов В. М., Варьяс М. 10., Салыгин Е. II. Инициативная программа спецкурса «Юридическая техника» // Проблемы юридической техники / иод ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 740.
• [96] В литературе подчеркивается, что значение аксиом в праве могут приобретать принципы, презумпции, фикции и другие правовые положения (см.: Масленников А. В. Правовыеаксиомы. С. 10).
• [97] Шутак И. Д. Оговорки в законодательстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1994. С. 10.
• [98] Там же.
• [99] Чхиквадзе В. М., Керимов Д. А. Роль советской правовой науки в совершенствованиизаконодательства // Вопросы кодификации: сб. М" 1957. С. 26.
• [100] Шугрина Е. С. Техника юридического письма: учеб.-практ. пособие. М., 2000. С. 29.
• [101] Кондаков Д. С. Примечания в российском законодательстве: автореф. дис. … канд.юрид. наук. Н. Новгород, 2002. С. 10—11.
• [102] Максимова Е. В. Юридическая техника как средство повышения эффективности нормативных правовых актов федеральных органов исполнительной власти: дис… канд. юрид.наук. Уфа, 2009. С. 56.
• [103] Муравьев И. А. Законодательное исключение (теория, практика, техника): автореф. дис… канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2009. С. 9.
• [104] Муравьев И. А. Законодательное исключение (теория, практика, техника). С. 19.