Другие причины конфликта науки и религии в Европе

Как же возник конфликт теоретико-экспериментальной науки Европы и космоцентрической религии? В нем, вероятно, повинны и наука, и христианская религия, поскольку и та и другая желали установить свою монополию на окончательную истину. «Двухвековая история страстной борьбы науки и религии, — пишет Тейяр де Шарден, — доказывает не неправоту одной из них, а то, что они не могут развиваться нормально одна без другой. Религия и наука — две неразрывно связанные стороны или фазы одного и того же полного акта познания, который только один смог бы охватить прошлое и будущее эволюции, чтобы их рассмотреть, измерить и завершить»^[1].

Любая наука и любая религия суть истины преимущественно относительные. Мир сущностей сокрыт от нашего внешнего взора, и, догадываясь о его существовании, человек страшится его. Религия и наука пытаются проникнуть в этот мир тайны, чтобы составить для людей ясный путеводитель, карты сущностей. Но не всякая модель сокровенных сущностей, научная или религиозная, пригодна к практическому употреблению.

Доктрина или модель имеют три логически независимых свойства: истинность, привлекательность и полезность. Не всякая истина полезна. Не всякая полезность истинна и привлекательна. Не все привлекательное истинно и полезно. Общество по-разному настроено на приятие или неприятие научных теорий и религиозных учений. Привлекательная доктрина (теория) очень быстро распространяется в обществе, даже если ее истинность и полезность еще не установлены. Такого рода привлекательные модели сущностного мира обычно называют мифами.

С. Тулмин выделил два типа мифов: 1) антропоморфный, характерный в первую очередь для древних культур; 2) механоморфный, присущий современной западной науке. Миф объективно может быть истинным или ложным, но его свойство привлекательности мало зависит от его совпадения с действительностью или от его ложности. Миф привлекателен потому, что дает быстрый и желаемый ответ на важнейшие запросы жизни и ума и субъективно разрешает волнующие людей проблемы.

Примерами ложного научного мифа могут служить неодарвинистская теория эволюции и агробиологическое учение Т. Д. Лысенко. Примерами истинного мифа являются метафора о Сизифе и миф о Всемирном потопе; первый хорошо подтверждается фактами тщетности попытки людей достигнуть земного совершенства, а второй — массой научных данных о том, что Всемирный потоп случался на Земле по крайней мере дважды. Новая наука о микрообъекте создает новую мифологию науки — мир интеллектуализированных объекгов (Я. Э. Голосовкер).

В условиях трудной проверяемости теории или догмата люди склонны выбирать те из них (среди равноправных вариантов), которые проще объясняют свой предмет и наиболее привлекательны. На защиту «избранного» мифа поднимаются широкие слои народа. По этой причине конкуренция мифов вызывает острые социальные конфликты.

Начиная с эпохи Возрождения, и в особенности в ходе Реформации и промышленной революции, в Европе естествознание решительно изменяет характер своих теорий. Оно все более сосредоточивается на систематическом исследовании истины и полагается на критерий практики. Абстрактные термины науки, референтами которых считаются скрытые сущности, и термины наблюдения стали прежде всего оценивать мерилами адекватности, простоты и проверяемости экспериментом, но не критерием привлекательности или полезности. Наука стала сторониться стерильных моделей, мало что говорящих о фактах и слабо предсказывающих явления, но зато много говорящих о ненаблюдаемых мирах. Это означало переход естествознания от мифотворчества к моделированию предметных областей и усиление внимания к точным эмпирическим и математическим методам.

Эффект социального конфликта, сопровождающего соперничество научных мифов, стал уступать место духу кооперации, социального единства естествоиспытателей, толерантности. Правда, сказанное не распространяется на гуманитарные науки: в них опора на мифотворение никогда не осуждалась. Кант противопоставлял исторические и математические науки, усматривая между ними разрыв. Дж. Ст. Милль выделял как антиподы моральные и естественные науки. Дильтей доказывал, что гуманитарным наукам чужд «язык природы», ибо и предмет у них иной, нежели у естествознания.

В то время как естественные науки «объясняют», гуманитарные науки «понимают дух внутри нас», являются герменевтикой. По мнению Дильтея, естествознание отвечает техническому интересу человека, а гуманитарные науки — морально-социальному интересу. Поэтому гуманитарные науки тесно связаны с общественной идеологией, с идеалами и обычно предпочитают мифотворчество, а не моделирование.

И все-таки простые люди чаще доверяют собственному опыту, а не абстракциям «точных» наук. Например, атомная физика заявляет, что у вещей нет ни запаха, ни цвета, ни вкуса, а есть только непрестанное движение элементарных частиц. Вот, люди видят, что, на лугу пасется корова, а физик им говорит: нет, это не корова, а «бешеная пляска электронов»! (Ч. Чейз). Люди смотрят на горизонт и голубое небо, а физик снова разоблачает их фантазии: ни горизонта нет, ни голубого неба и вообще не верь своим глазам и ушам! Кто кого вводит в заблуждение?

А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа» оценивает позицию здравого смысла в отношении теоретической науки так: «Какая нелегкая занесла нас в этот бедлам, где чудятся только одни пустые дыры и мертвые точки? Нет, дяденька, не обманешь. Ты, дяденька, хотел с меня шкуру спустить, а не реалистом меня сделать. Ты, дяденька, вор и разбойник».

• [1] Шарден Т. де. Феномен человека. М., 1987. С. 222—223.