Зарождение и развитие адвокатуры и ее этики в России

Принято считать, что свою историю наша отечественная адвокатура и ее этика ведут, начиная с судебной реформы 1862—1864 гг., т. е. с тех пор, как институт адвокатов — присяжных заседателей в России был создан официально.

Если быть точным, то у этого института были предшественники. Вспомнить о них в связи с этикой современных нам адвокатов побуждает то обстоятельство, что нравственные аспекты деятельности этих предшественников оказали на развитие созданной адвокатуры свое определенное влияние.

Речь идет о существовавшей в дореформенной России вокруг судов (как в Древней Греции, Риме и в Римской империи), достаточно большой, неорганизованной массы лиц, предлагавших свои услуги тем людям, чьи дела должны были рассматриваться в судах, но чья общая и правовая неграмотность не позволяла им представить свои интересы в судах.

В разные годы эти лица назывались по-разному: стряпчие, поручники, ябедники. В качестве родового (общего) для всех них понятия, хорошо передававшего содержание их деятельности, использовалось понятие «ходатаи». Именно оно и утвердилось за этой категорией околосудебных лиц перед реформой 1862—1864 гг. Среди них встречались люди, практический опыт общения которых с работой суда позволял им более или менее правильно представить в суде интересы просителя.

Однако на этом деятельность даже этой — лучшей — части ходатаев прекращалась. Сама судьба рассмотрения дела в суде их не интересовала, да и не могла интересовать. Причиной этого являлось то обстоятельство, что повлиять на рассмотрение дела даже при наличии у них такого желания они не могли, поскольку к участию в судебном заседании ходатаи не допускались. Однако при оформлении документов для передачи их в суд роль добросовестных и знающих формы заполнения необходимых документов ходатаев была велика. К сожалению, таковых в общей массе ходатаев было меньшинство. Подавляющее же большинство ходатаев отличалось от своих клиентов только умением писать. Правила оформления юридических документов они знали плохо, норм права большинство из них не знало вообще, а нормы морали при общении с доверившимися им людьми достаточно часто попирались самым бессовестным образом.

Современный исследователь истории отечественной адвокатуры С. Н. Гаврилов, проанализировав большое количество исторических документов, касающиеся оценки деловых и моральных качеств ходатаев, делает такой обобщающий вывод: «Изобретательность, хитроумие, изворотливость, умение использовать неискушенность противника в законах и его беспечность, сочетались в них с продажностью, цинизмом, стремлением любым путем получить наживу. Заведомо неправое дело не останавливало профессиональных ябедников. Напротив, они зачастую сами подталкивали своего клиента и целые общества к возбуждению таких процессов. Можно выделять различные признаки, в той или иной степени присущие ходатаям-ябедникам, однако всех их объединяло такое качество, как недобросовестность в принятии и ведении чужих судебных дел»¹.

Понятно, что авторитет ходатаев в обществе был крайне низок. Именно по этой причине вновь образованный институт присяжных заседателей всячески стремился, как говорится, откреститься от таких своих исторических предшественников, отрицая какую бы то ни было генетическую связь с ними.

Так, например, В. Д. Спасович утверждал, что рождение адвокатуры в России есть пример самозарождения, и она, таким образом, не имеет ничего общего с дореформенными ходатаями. «Мы не вылупились из скорлупы, — писал В. Д. Спасович, — мы вышли из ничего, мы без роду и без племени»^[1][2].

Такой же точки зрения придерживался известный русский адвокат Павел Антипович Потехин (1839—1916). «Мы, — утверждал он, — народились не от них (т. е. дореформенных ходатаев), мы даже произошли не из пепла их, мы совсем новые люди, ни исторического родства, ни последовательной связи с ними мы не имеем, чем и можем гордиться»¹.

Несмотря на эти и подобные им категорические заявления других адвокатов, тем не менее в общественном мнении продолжало сохраняться предубеждение, олицетворявшее постреформенных адвокатов с дореформенными ходатаями. Так, например, С. А. Андреевский в уже называвшейся нами его лекции перед начинающими адвокатами, предупреждая их об особенностях адвокатской профессии, говорил: «Общество невольно держит их (адвокатов. — И. Н.) в подозрении. Я имел случай сближаться с лучшими и замечательнейшими деятелями нашего времени в области искусства и мысли. Я пользовался их симпатиями, почти дружбой. И что же? Я всегда чувствовал, что звание „адвокат“ мне как бы извинялось»^[3][4].

Подозрение к адвокатскому корпусу существовало и среди судей.

«Говоря перед судьями, — отмечал тот же С. А. Андреевский, — я всегда чувствовал, что мне, прежде всего, нужно было бороться с как бы уже готовым недоверием ко всему, что мне придется сказать. Являлась потребность убеждать судей, что я не фигляр и не фокусник, намеревающийся незаметно отводить им глаза, а что я собеседник, желающий попросту помочь им в их задаче»^[5].

Неэффективными по конечному результату, но все-таки шагами, приближающими Россию к учреждению института настоящей адвокатуры, можно считать такие организационные мероприятия, как введение адвокатуры в западных областях тогдашней Российской империи; введение в Санкт-Петербурге и Москве регистрации лиц, работающих в частных домах по найму, в том числе и стряпчих, занимающихся ведением юридических дел своих хозяев (1809 г.); введение института присяжных стряпчих при коммерческих судах (1832 г.); введение института юрисконсультов при императорских заводах «для попечения о правах собственности императорских заводов в случаях, когда они представляют предмет следственного, полицейского или судебного производства» (1858 г.).

Историческая справка.

Понятие «адвокат» в юридических документах России впервые появилось еще в 1716 г. в Воинских уставах Петра I. Однако ни тогда, ни позже вплоть до Судебной реформы 1862—1864 гг., лица, к которым по западной традиции тогда относили понятие «адвокат», по сути таковыми не являлись. Они не обладали ни правовыми знаниями, ни нравственными качествами, ни правовым статусом, которыми стали обладать адвокаты послереформенного времени. В общественном сознании в дореформенное время понятие «адвокат» было тождественно понятию «ябедник». Такое же мнение об адвокатах дореформенного времени имела и власть. Так, например, Императрица Екатерина II в одном из писем своему многолетнему корреспонденту немецкому публицисту эпохи Просвещения барону Фридриху-Мельхиору Гримму (1790 г.) прямо отождествляла адвокатов с ябедниками. При этом негативная оценка общественного сознания и власти распространялась и на ту небольшую часть профессиональных ходатаев, которые старались придерживаться правил общей и судебной этики.

Жизнь настоятельно требовала создания в стране настоящей адвокатуры, которая бы, избавившись от недостатков своих предшественников, и прежде всего от правовой неграмотности и нравственной беспринципности, стала бы эффективным средством совершенствования функционирования всей судебной системы России.

Об этой потребности свидетельствовало растущее в предреформенное время число проектов, в которых правительству предлагались те или иные варианты создания в стране адвокатуры, как похожей на уже существующие в Западной Европе, так и организованной с учетом особенностей России.

Однако власть, понимая необходимость реформирования систем правопредставительства и правозаступничества, тем не менее боялась легализации этого института, предполагая, что это создаст условия для расширения «рассадника зла свободомыслия», что, в свою очередь, могло создать угрозу для безопасности государства^[6].

Многие годы власть боролась с ябедниками. В архивах различных юридических ведомств царской России хранится немало документов, свидетельствующих о том, что за особо злостные «извороты» ябедников, такие, например, как требование денег у клиентов «под судей», т. е. для дачи им взяток, составление и предоставление в суд заведомо ложных документов и т. п., власть наказывала их достаточно сурово — вплоть до ссылки в Сибирь на вечное поселение.

Несмотря на все эти усилия власти, основная часть профессиональных ходатаев, промышлявшая вокруг судов, оставалась их обременением. Это стало противоречием развития, поскольку сами по себе правопредставители и правозаступники были объективно необходимы для повышения эффективности работы судов. Данное противоречие, как и любое противоречие в общественном развитии, рано или поздно тем или иным способом разрешается, и оно, хотя и с опозданием, в России было тоже разрешено. Способом его разрешения стала Судебная реформа 1862—1864 гг. Ее важнейшим элементом, наряду с введением гласного суда, стало введение института адвокатов — присяжных заседателей. Это были адвокаты, деятельность которых отличалась от деятельности их исторических предшественников новыми позитивными качествами как в области знаний права, так и, что не менее важно, в сфере морали.

Следует отметить, что пойти на создание качественно нового поколения адвокатов, на этот очень важный для всей российской судебной системы шаг, власть в лице императора Александра II заставила практика деятельности судов России, а точнее низкое качество этой деятельности.

В качестве итоговой оценки развития адвокатской этики в предреформенный период следует отметить следующее. Субъекты правопредставительской и провозаступнической деятельности этого периода развития адвокатской деятельности никакого прибавления в профессиональные этические знания не внесли. Однако на дальнейшее развитие адвокатской этики свое влияние они все же оказали. Это влияние было, правда, не прямым — оно осуществилось своеобразным косвенным образом по формуле «от плохого к хорошему». Дело в том, что адвокаты-ябедники настолько дискредитировали профессию адвоката, что адвокатам-присяжным заседателям, чтобы утвердить себя в общественном сознании в качестве порядочных людей, пришлось предъявить к своим профессиональным знаниям и нравственным качествам весьма и весьма высокие требования. Так, например, В. Д. Спасович в связи с этим отмечал: «Мы изобрели и наложили на себя узы самой беспощадной дисциплины, вследствие которой мы не колеблясь жертвуем своими вкусами, своими мнениями, своей свободой… Это подчинение особого рода, не людям, а себя — себе же самому. Нам дорога та сила, которую дают крепкие суровые нравы. Оставим будущему смягчать их, когда люди сделаются лучшими»^[7].

Такие требования адвокатов к себе стали основой высокого уровня нравственности самого первого поколения адвокатов в России.

• [1] Гаврилов С. Н. Развитие адвокатской этики в России (исторический аспект) //Мораль и догма юриста: профессиональная юридическая этика: сб. науч. ст. М.: Эксмо, 2008. С. 211.
• [2] Цит. по: Гессен И. В. Адвокатура, общество и государство (1864—1914) // Историярусской адвокатуры: сб. статей. М.: Юристъ, 1997. Т. 1. С. 12.
• [3] Цит. по: Гессен И. В. Адвокатура, общество и государство (1864—1914) // Историярусской адвокатуры: сб. статей. М.: Юристъ, 1997. Т. 1. С. 11.
• [4] Андреевский С. А. Об уголовной защите // С. А. Андреевский. Избранные трудыи речи / сост. И. В. Потапчук. Тула: Автограф, 2000. С. 308.
• [5] Там же. С. 299.
• [6] Так, например, император Николай I (1796—1855), продолжавший политику Екатерины II по недопущению создания в России института адвокатуры, в одной из беседс князем Голицыным, отстаивавшим необходимость введение адвокатуры, заявил: «Кто, кто погубил Францию, как не адвокаты? Кто были Мирабо, Марат, Робеспьер и другие? Нет, князь, пока я буду царствовать, России не нужны адвокаты. И без них проживем!»
• [7] Цит. по: Арсеньев К. К. Заметки о русской адвокатуре // К. К. Арсеньев. Заметкио русской адвокатуре: Статьи. Речи. Очерки / сост. И. В. Потапчук. Тула: Автограф, 2001. С. 145.