Работа ассоциативно-вербальной сети при понимании незнакомых слов

Важным свойством АВС является то, что это не застывшая и интересная только науке модель языковой способности, а механизму активно работающий в сознании каждого носителя языка. Зададим себе вопрос: если мы встречаем в тексте новое для нас слово или выражение, то как мы ищем путь к его «расшифровке»? при каких условиях понимание достигается?

Ю. Н. Карауловым была выдвинута исследовательская гипотеза, согласно которой ассоциативно-вербальная сеть создаёт благоприятные условия для возникновения аналогий, помогающих пониманию. Для доказательства гипотезы исследователем был предпринят оригинальный эксперимент «Пушкин читает Маканина». Суть эксперимента заключалась в том, что «Словарь языка Пушкина», который представляет собой воплощение лексикона русского образованного человека первой трети XIX в., был «наложен» на текст одной повести Маканина, язык которого рассматривался как образчик среднестатистической русской ЯЛ второй половины XX в. Были проанализированы возможные проблемы понимания текста, отделённого от воображаемого читателя полуторавековой историей русского языка, возникающие на всех трёх уровнях структуры языковой личности.

На первый взгляд, этот эксперимент далёк от повседневной языковой практики. Однако каждый из нас, читая классическую литературу пушкинского времени и даже конца XIX — начала XX в., постоянно находится в аналогичной, только хронологически обратной ситуации: мы всё время сталкивается со словами, словосочетаниями и даже целыми фрагментами текста, которые нам или совсем непонятны, или понятны лишь приблизительно и лишены того смысла, которым они были наполнены для читателей-совремеппиков Пушкина^[1], Толстого и др.

Пример практики

Как же мы справляемся с возникающими трудностями? Очевидно, с переменным успехом. Сравним встречающиеся у Пушкина и не входящие в активную лексику современного русского языка слова восстать (‘встать'), возмутитель (‘лицо, побуждающее к мятежу'), вертоград (‘сад'), ветрило (‘парус'), велосифер (??).

Очевидно, без словарной подсказки поиск значений первых двух слов-архаизмов, отражающих только изменения лексикона, будет намного успешнее. Во-первых, направление поиска даёт контекст; во-вторых, нам помогает аналогия с фактами современного языка: префикс вое- (воз-) в слове восстать сохраняет и сегодня значение ‘движение вверх' в таких словах, как восходить, возводить; для слова возмутитель «помощниками» окажутся слово смута и типовое словосочетание возмутитель спокойствия. Опора на аналогию с фактами современного русского языка — это и есть работа ассоциативновербальной сети.

Загадочное слово велосифер обозначает давно не существующую реалию (изменение произошло на уровне тезауруса), его мы не расшифровали бы никогда (даже при наличии в русском языке слова велосипед), если бы его не пояснил в письме сам Пушкин как «поспешный дилижанс». Кстати, легко понять слово поспешный как ‘скорый', хотя такого значения это слово сегодня уже не имеет (ср. поспешный отъезд — ‘торопливый'), тоже помогла аналогия с современными словами поспешить и спешить.

Проблема понимания устаревших слов-архаизмов высокого стиля вертоград и ветрило — следствие изменения прагматикона: в современной русской поэзии утрачена характерная для пушкинского времени традиция использования славянизмов, и многие из них забылись. Ассоциативно-вербальная сеть в этом случае не помогает: мы видим корень ветрв слове ветрило, но выйти на обозначаемый предмет нс удаётся: только узнав, что это парус, мы понимаем мотивировку.

Таким образом, изучение языковой личности методом массового свободного ассоциативного эксперимента показало: традиционное представление языка как стройной системы существенно отличается от реального знания языка, т. е. от способа его хранения в памяти носителя языка, что не может не повлиять на методику обучения языку. Но при этом полученная модель среднестатистической национальной языковой личности — это модель принципиально обобщённая, абстрагирующаяся от реального разнообразия типов языковой личности.

• [1] Ярчайшее доказательство тому — обширные комментарии Ю. М. Лотманаи В. Набокова к «Евгению Онегину». При этом, хотя Набоков адресовал свойкомментарий англоязычному читателю, в нём чрезвычайно много откровенийи для читателя русскоязычного.