Длинноволосые Цари. 
Наследие Валтасара

Безусловно, представляет большой интерес авторская проработка мотива длинных волос и Царской власти в главе «Божественная раса Королей». И не только на материале Меровингов, но и на основании родового прозвища предков Юлия Цезаря — Лохматые, «Онейрокритики» Артемидора, обычаев Каролингов, внешнего облика норвежских конунгов Харальда Прекрасноволосого и Олава Святого, свидетельства о царской длинноволосой скульптуре в соборе шведского города Скара, построенного в 1017 году, и т. д. Примеры Ю. П. Соловьева основательно закрепляют типологию этого мотива в Европе.

Однако для меня странно то, что сразу после мотива царских длинных волос переходя к былинному образу богатыря Святогора, автор односторонне ссылается на гипотезу известных советских лингвистов В. В. Иванова и В. Н. Топорова по этимологии слова «Святогор». Ученые возводят имя-прозвище «Святогор» к именам мифологическим «Вострогор» и «Вострогот» из Голубиной книги, к иранскому божеству Веретрагне и даже к птице Рарог.

При этом Ю. П. Соловьев почему-то пропускает мимо своего внимания взаимосвязь уникальной силы и длинных волос именно в Святогорском цикле. Так, например, Б. Н. Путилов пишет в комментариях к циклу: «Святогор нередко смешивается с Самсоном. Большинство этих былин о Святогоре отрывочны и сохранились преимущественно в виде прозаических пересказов („Святогор, Илья Муромец и жена Святогора“, „Женитьба Святогора-Самсона“, „Святогор-Самсон лишается силы“)» Былины. Библиотека поэта. Большая серия. Л., Советский писатель, 1957. С. 449.. Тема длинноволосого Самсона чрезвычайно интересна в ряду длинноволосых европейских Царей от Меровингов до Олава Святого.

И хотя В. Н. Путилов считает, что эти былины «надо признать гораздо более поздними», чем былины «Святогор и тяга земная», «Святогор и гроб», и что «сложились они под влиянием средневековой книжной литературы и народной сказки» Там же., вряд ли это мнение советского литературоведа, далекого от понимания русского религиозного мiровоззрения, стоит полностью принимать. Ведь он сам утверждает, что былины подцикла Святогор-Самсон «отрывочны и сохранились преимущественно в виде прозаических пересказов». Гораздо логичнее предполагать утраты в более древних, а не в поздних текстах.

Конечно, концепция Святогора как хтонического, то есть подземного персонажа языческого пантеона дохристианской Руси, которую отстаивали многие светские дореволюционные и советские исследователи былин, возможно, близка к теме спящих царей. Но на ней Ю. П. Соловьев не заостряет внимания. И это меня порадовало. Поскольку давно считаю, что «хтоническая» и «языческая» природа Святогора в этих истолкованиях явно преувеличена.

Считаю, что рассматривать имя-прозвище «Святогор» вне его прямого — корневого славянского смысла вряд ли плодотворно. Мы ведь не коверкаем искусственным поиском чужих или далеких созвучий славянские имена Владимир, Богдан (Феодор), Владислав, Станислав, Светлана (Фотиния), Всеволод, Вячеслав? Как и тысячу лет назад эти имена ясно воспринимаются нами в их прямом славянском смысле.

Морфема «свят» бытовала и продолжает существовать сейчас в ряде славянских имен, которые когда-то в глубокой древности были эксклюзивными прозвищами, но исторически устоялись как имена собственные Святослав, Святополк, Святовид, существуют поныне. Конечно вторая морфема «гор» в собственных человеческих именах у славян, видимо, не была принята и распространена, по крайней мере — у восточных славян, которые в горах не жили. И кроме приводимого Ю. П. Соловьевым мифологического имени «Вострогор» и славянской версии неславянского имени «Игорь» я даже припомнить не могу употребления такой морфемы. Можно ещё вспомнить мифологическое прозвище «Горыныч». Но именно в сочетании с морфемой «свят» существует многовековое устойчивое прозвище «Святогорец» по отношению к афонским подвижникам благочестия и Святым — Никодим Святогорец, Силуан Святогорец, Паисий Святогорец… В пользу того, что «Святогор» — это скорее всего прозвище, свидетельствует и древний обычай скрывать от посторонних свои христианские имена, представляясь либо личным прозвищем (Опта, Малюта, Святоша), либо славянским «языческим» именем, в силу которого в наши святцы попали именно «языческие» славянские имена Святых: Ольга, Владимир, Борис, Глеб, а не Елена, Василий, Роман, Давид… Почему же имя Святогора мы боимся связывать со Святой Горой или Святыми горами? В былине «Святогор и гроб» Илья Муромец ясно говорит:

«Поеду я еще во святы и горы,.

Проведаю ведь я про богатырей, Про того ли я Егора-Святогора ведь, -;

Есть матерой богатырь да великиих, Есть он, да был горныих…" Былины… С. 48.

Помимо однозначно христианского мотива Егора-Святогора, указывающего на прямую ассоциацию со Святым Великомучеником и Победоносцем Георгием Никомидийским — змееборцем, здесь совершенно явно выражен и христианский же Афонский прототип, в свою очередь архетипически восходящий и к Хориву-Синаю, и к Qавору, и к Голгофе.

Издревле на реке Северский Донец в местности «Святые Горы» существует пещерный Святогорский Успенский монастырь, расположенный «в 20 верстах от Славянска и 30 верстах от Изюма». Одно из монастырских преданий указывает на то, что молитвенная жизнь в его пещерах была основана греческими священниками, монахами и служилыми людьми, бежавшими туда от гонений иконоборцев в первой половине IX века из Царьградской Империи, то есть задолго до Крещения Руси Святым Князем Владимиром. Подлинность этого предания никак не подтверждается историческими документами, но из письменных источников известно о домонгольской древности топонима Святые горы и бытования местного монашества в виде пещерных отшельников, хотя официальная история монастыря непрерывно прослеживается только с XIV века. Даже в сухом по жанру перечневом описании российских монастырей в «Настольной книге священно-церковно-служителя» поэтично выделяется справка о Святогорской Успенской пустыни:

«По своему местоположению обитель представляет очаровательный вид, возносясь от светлых вод Донца до вершины горы; величественны, под навесом вековых дубов, уступы Горняго ея крыльца, которое ведет на освященный утес, избранный жилищем для отшельников, хотя, касалось, природа создала его только для орлиного гнезда. С берега обитель представляет дивные ландшафты: среди зелени от горы, называемой „Qавор“, спускается монастырь к берегу, и храмы его виднеются среди дерев то на возвышенности, то в пропастях… Близ монастырского соборного Успенского храма находятся пещеры… Между пещерными келлиями есть немало затворов, а в стенах пещерных ходов до 12 ниш, то есть углублений, где по единственному в мiре Афонскому обычаю складывались кости святогорских отшельников через 3 года после их кончины» Булгаков С.Н. Настольная книга священно-церковно-служителя. Репринт издания 1913 года. М., 1993. Т. 2. С. 1554.. Чем не прямая связь со Святой Горой Афон?

Церковная история относит более чем вековой жизненный путь богатыря и потом пещерножителя, монаха Преподобного Илии Муромца к XI—XII вв.екам, а его блаженную кончину к 1188 году. Первоначально его мощи почивали в специальной крипте подле Святой Софии, а потом в XVI веке они были перенесены в Киево-Печерскую Лавру, где почивают и ныне, откуда и нынешнее церковное прозвище Преподобного Илии — Киево-Печерский. Таким образом, начало его богатырства, описанного в былине «Святогор и гроб», после первоначального тридцатилетнего сидения Ильи Ивановича на печи, можно отнести ко второму десятилетию двенадцатого столетия. Старинное к той поре предание о Святогоре мифологически символизировано. Ведь названную былину можно рассматривать как символическое изображение паломничества Ильи к мощам Святого, действительно — спящего до Страшного Суда, в неких Святых горах, может быть и на Северском Донце. Паломничество это совершается ради получения духовного благословения у мощей Святого богатыря на служение Руси нового богатыря Ильи. Былина повествует не о прямой воинской инициации у живого современника Ильи — Святогора. В виде образа воинской инициации здесь представлено именно духовное содержание паломничества-благословения. Впрочем, в Церкви Бога Живаго нет строгого деления на живых и мертвых, поскольку в Ней живы души умерших. Троекратный рефрен «Тут Святогору славы поют» — может указывать именно на устоявшееся церковное почитание Святого, его мощей. Но это уже область гаданий и домыслов, хотя заключительные слова былины явно описывают облеченное в церковный канон почитание места упокоения богатыря Святогора:

«Тут Святогору славу поют, Славу поют век и по веку,.

А и слава ему не минуется" Былины… С. 52. .

То есть славу поют давно — «век и по веку», сто лет и более ста лет, а не с момента прибытия к Святым Горам молодого богатыря Ильи Муромца. Думаю, именно здесь «морфема» былинного мифа о Святогоре.