Явление и феномен одиночества в гуманитарных науках: перспектива проблемно-символического подхода

Постановка проблемы. Тема одиночества всегда волновала человечество, занимая умы философов, мыслителей, ученых, писателей и простых людей. В целом концепт «одиночество» закреплен в культуре как характеристика индивидуального состояния человека в различные периоды его жизни и как символ специфического положения человека в мире вообще.

Однако эпохи кризиса (общественного, морального и метафизического) предъявляют повышенные требования к индивиду, обществу и культуре в целом. Многие вопросы, уже нашедшие свое место в индивидуальном, общественном и научном сознании как относительно определенные по форме и содержанию, в меняющихся обстоятельствах обнаруживают себя как не имеющие однозначного ответа, описываемые противоречиво, требующие привлечения не существовавших ранее инструментов анализа и решения, вплоть до создания иной методологии и выработки нового способа мышления. Так явление обретает статус проблемы, и Николай Бердяев говорит о «глубоком духовном одиночестве современного человека» и называет его основной проблемой личности и философии человеческого существования [1, с. 267, 273].

Таким образом, необходимо различение одиночества как явления жизни и феномена бытия, эмпирического понятия и философской категории, а также концептуализация его как подлинной проблемы человека и человечества, что определяет актуальность исследования, заведомо не претендующего на полноту и завершенность.

Степень разработанности проблемы. Проблемное поле, в рамках которого рассматривается тема одиночества, очень широко. Различные аспекты одиночества становятся предметом таких отраслей научного и философского знания, как психология, психиатрия, социология, философская антропология, социальная философия, этика. Тем не менее, такое многостороннее знание об одиночестве ограничивается констатирующе-описательным уровнем, и каждая дисциплина исследует «свое» одиночество, редуцируя его к явлениям биологического, психологического, социального или культурного порядка [4, с. 37].

Различные философские течения и психологические школы рассматривают одиночество то как единственно возможную основу человеческого бытия (Н. Бердяев, Ж. П. Сартр, Х. Ортега-и-Гассет, Э. Леви;

нас, Б. Миюскович и др.), то как социальную проблему, следствие развития современных общественных сил (М. Вебер, М. Бубер, К. Ясперс, Э. Фромм), то как противоестественное для человека состояние, патологию и проявление слабой приспособляемости личности (Л.Э. Пепло, Д. Д. Валлерштейн, М. Кларк, З. Рубин, Р. С. Вейс и др.). Отсюда и невозможность «договориться о терминах», и такое множество определений одиночества, и кажущаяся противоречивость самого явления [5].

Но скорее это проблема несогласованности теоретического и эмпирического знания об одиночестве, что проявляется в противоречии между, с одной стороны, пониманием одиночества как объективного и онтологически неустранимого модуса существования, а с другой — трактовкой его как психологической проблемы частного существования, возникающей или обостряющейся в конкретном социальном контексте и требующей преодоления.

Связь между очевидно различными подходами к одному предмету, по нашему мнению, может быть понята не как противопоставление, а как диалектическое единство, выражаемое через соотношение понятий «явление» и «феномен». С другой стороны, интеграция этих взглядов возможна при рассмотрении одиночества как проблемы и определении методологической позиции, открывающей возможность ее анализа и понимания, что и определило цель статьи.

Изложение основного материала. Следуя традиции феноменологической онтологии М. Хайдеггера, мы различаем понятия «феномен», «явление» и «видимость» («кажимость»), трактуя явление как способ обнаружения феномена, форму, в которой феномен явлен человеку. Феномен (в том числе феномен одиночества) — результат субъективного осмысления реальности, который, аккумулируя субъективные представления и смыслы, является вместе с тем конституирующей основой объективного человеческого существования, способом данного существования. Явления очевидны наблюдателю, эмпирически опознаваемы, феномены же постигаются посредством рефлексии его многообразных «срезов» (явлений), выявления их детерминант и детерминант их специфического восприятия и оценки [10, с. 28−31].

М. Хайдеггер определяет явление как нечто, дающее знать о чем-то другом. Так, одиночество как явление дает знать об отсутствии Другого, покинутости, внешнем конфликте с миром, но при этом не раскрывает сущности феномена одиночества, упускает ряд его существенных признаков.

В свою очередь, видимость — это нечто, принимаемое не за то, что есть на самом деле, и которое не есть то, за что себя выдает [10, с. 30−31]. Явление и видимость имеют своим основанием феномен, являются его знаками, но не исчерпывают и не объясняют его. Явления всегда очевидны наблюдателю, поскольку, по утверждению М. Хайдеггера, они есть «предметы эмпирического разглядывания» [10, с. 28]. Таким «разглядыванием видимого» занимаются многие прикладные науки (психология в первую очередь), различая одиночество, изоляцию и уединение и полагая, что одиночество имеет некий специфический внутренний контекст [6].

В целом одиночество как явление сводится к следующему: индивид не может найти необходимый ему эмоциональный отклик в процессе общения и, как следствие, испытывает одиночество.

Ситуативно одиночество понимается как продукт содержания структуры «человек-мир», как количественная и качественная характеристики контактов, в данной связи рассматривается как часть душевного опыта и переживается как чувство. Для субъекта оно обнаруживает себя на двух уровнях восприятия: 1) на уровне чувств как переживание, 2) на уровне рефлексии как данность сознанию представления о своей отдельности, уникальности и единственности [9]. Соотношение этих уровней дает несколько возможных комбинаций:

• — первично одиночество только переживается, но не осознается;
• — одиночество и переживается, и осознается;
• — одиночество не переживается, но может выступать предметом рефлексии.

На первом уровне одиночество — переживание, комплексное и острое чувство, не осознаваемое субъектом и не являющееся предметом его рефлексии. Очевидно, что этот уровень обнаружения, явления одиночества разворачивается в предметно-чувственном мире, принадлежит сущему, онтическому порядку и, соответственно, осуществляется онтическим субъектом в регистре онтического же мышления [10, с. 15−19]. Такое явление находится в предметном поле эмпирической психологии. Второй уровень — переживания и осознание одиночества — может быть соотнесен с онтико-онтологическим регистром бытия, доступен вопрошающему субъекту и интересен теоретической психологии с ее научным аппаратом и университетским дискурсом. Одиночество как предмет рефлексии находится за пределами эмпирического понимания одиночества как переживания в психологическом смысле. Это требует перехода на онтологический уровень бытия [10, с. 316−323], разработки концепции бытийного понимания одиночества и соответствующего способа мышления, даже не теоретического, а философского. Именно на данном уровне одиночество может быть познано как феномен.

На онтическом уровне сознания циркулируют обыденные представления об одиночестве и «самоочевидные» выводы о нем. Именно такое истолкование становится основой самовосприятия индивида, конструирования моделей его взаимодействия с миром, социумом. Среди стереотипов обыденных представлений об одиночестве [4, с. 71] существуют следующие:

• — отождествление понятий «одиночество», «одинокий образ жизни» и «уединение»;
• — однозначно негативная оценка одиночества как несчастья, наказания, патологии, устранение которых желательно и возможно; 3) интенсификация контактов как способ преодоления одиночества; ситуативный, случайный характер одиночества.

В большинстве работ на тему одиночества сама проблема формулируется узко, в рамках частнопредметных задач и методик. Соответствующие цели эмпирических исследований — установление степени явленности одиночества в индивидуальном существовании и социальной реальности, обозначение его причин, поиск ситуативных и личностных коррелятов одиночества и путей его преодоления.

Теоретическое «видение», соотносимое с вопрошанием на онтико-онтологическом уровне, предопределяется оптикой, через которую происходит вглядывание в одиночество, то есть концепцией личности, психики или общества, избранной исследователем.

Психоаналитический подход к пониманию одиночества подчеркивает влияние внутриличностных факторов и видит его истоки в личной истории индивида (фактической и субъективной). В классическом психоанализе одиночество рассматривается как патологическое явление, следствие разочарования, нарушения адаптации и причина избрания невроза как стратегии компенсации своего «пристрастия» к одиночеству. В современной психоаналитической теории одиночество рассматривается как следствие рассогласованности психодинамических процессов — идентификации и обособления [8, с. 94].

Одиночество рассматривается как нормативная характеристика, побочное следствие происходящих в обществе социальных изменений (социологическоенаправление); конструкт сознания, результат осознания индивидом несоответствия между желаемым и достигнутым уровнями собственных социальных контактов (когнитивный подход); результат комбинированного воздействия личностного и ситуативного факторов, нормальная реакция индивида на дефицит социальных взаимодействий, удовлетворяющих основным социальным запросам личности (интеракционистский подход). В других подходах к одиночеству как явлению оно рассматривается как знак человеческой «самости», сообщающий человеку, кто он в этой жизни (феноменологический); результат неудовлетворения базовой потребности индивида в доверительных, душевных отношениях с другими людьми вследствие поверхностности межличностных контактов (приватный); механизм обратной реакции, сигнал неблагополучия функционирования системы «индивид-группа» (общесистемный подход) [7, с. 49−56].

Итак, при рассмотрении проявлений (видимости) одиночества очевидно, что это состояние возникает тогда, когда отсутствуют контакты с окружающим миром и другим человеком или когда они по той или иной причине оказываются проблематичными. Так тема взаимоотношений человека с человеком становится ключевой проблемой одиночества, вокруг которой разворачивается поиск, размышления и интерпретации исследователей, внутри которой ищут и причины этого состояния, и выходы из него.

В силу практически однозначной оценки одиночества как явления негативного, являющегося и фактором деструкции (в отношении и психики, и социального порядка), и её признаком, сама проблематизация одиночества разворачивается в пространстве рекомендаций по его преодолению. И большая часть эмпирических и даже теоретических подходов к исследованию одиночества как проблемы частного существования, возникающей или обостряющейся в конкретном социальном контексте, ориентирована в перспективе на обнаружение эффективных способов его преодоления или, как минимум, компенсации или облегчения его наиболее болезненных проявлений.

Определенный шаг в понимании одиночества как явления и приближении к познанию его как феномена делают гуманистическая и экзистенциальная психология.

В гуманистическом подходе одиночество понимается как необходимый этап внутреннего переосмысления, самопознания и/или общего принципа человеческого бытия, потребность в одиночестве рассматривается как нормальная, абсолютно необходимая человеку, стремящемуся к самопознанию, самосовершенствованию и самоактуализации [8, с. 110].

Согласно экзистенциальной модели, основанной на философии экзистенциализма, все люди изначально и конечно одиноки. Одиночество — «самосознательное осознание» собственной изоляции, имманентное человеческой психике, поэтому преодолеть его невозможно. «Суета одиночества» и одиночество истинное, экзистенциальное различаются и противополагаются. Беспокойство по поводу одиночества, соотносимое с онтическим уровнем существования, рассматривается как защитная реакция личности — бегство от главных вопросов человеческого бытия и принятия ответственных «бытийных» решений, что выглядит как стремление к установлению новых контактов, попытка проводить больше времени в якобы плодотворном общении с другими людьми. Истинное одиночество порождается преимущественно опытом столкновения с пограничными экзистенциальными ситуациями, которые человек вынужден переживать и осмысливать в одиночку [3, с. 103−119]; экзистенциальные переживания могут вывести человека на самого себя и раскрыть ему истину: подлинное бытие есть изначально и принципиально одинокое, а все общественные формы существования — не более чем вторичные наложения. Так, вне углубленного опыта истинного одиночества невозможно обрести истинное самосознание.

В экзистенциальной онтологии М. Хайдеггера феномен, в отличие от видимости и явления, есть то, что есть «себя-в-себесамом-показывающее» [10, с. 28−32]. Тогда феномен имеет «раскрывающее» значение по отношению к сути, к самому бытию, и для человека не существует другого способа понимания и познания бытия, кроме как посредством феноменов.

Феномен нуждается для своего выявления в сложных операциях мышления, т. е. в опосредовании. И философии, изучающей невидимое (феномены), представленное в видимом — поступках, вещах, языке, традициях (явлениях), удается преодолеть противоречие между теоретическим и эмпирическим способами мышления. Диалектика объективного (всеобщего) и субъективного (форм частного переживания, степени и способа явленности), характеризующая феномен одиночества, с необходимостью ставит вопрос о выявлении данной универсальной сущности одиночества, проецируемой на все частные случаи.

Тема одиночества не принадлежит исключительно современной эпохе, но, будучи предметом философской мысли в течение многих столетий, она обретает статус самостоятельной проблемы только в ХХ в.

Феномен одиночества является многомерным и рассматривается в философии в следующих аспектах [3, с. 109−115]: 1) одиночество-бездомность — неопределенность роли и смысла человеческого пребывания в мире; неприкаянность человека в бесконечности; отсутствие предустановленной гармонии человека с миром (Б. Паскаль, С. Кьеркегор, Ф. Ницше, М. Бубер, экзистенциалисты); 2) одиночество-неслиянность — изначальная и неодолимая обособленность существования «Я» от других существований (феноменология, экзистенциализм); 3) одиночество-ответственность — «обреченность» каждого человека на самостоятельный выбор образа действия, невозможность переложить ответственность за свой выбор на другого (Ж.-П. Сартр, экзистенциализм); 4) одиночество-уединение — добровольное избегание контактов с другими людьми, преследующее цель сосредоточиться на каком-то деле, предмете, самом себе (Г. Торо, трансцендентализм).

Наиболее влиятельная философская позиция основывается на констатации онтологической заданности одиночества в подлинно человеческом бытии, его неизбывности и «непоправимости». Такое понимание лежит в основе философской антропологии и экзистенциализма, представляющих одиночество как имманентное, без акцента на оценочность, состояние индивида, связывая его с отсутствием предопределенной сущности человека, следовательно, с перманентной ситуацией выбора, совершаемого в одиночку [4, с. 97−103].

С позиций экзистенциализма одиночество связано с самим существованием человека, является продуктом структуры «человек-мир», то есть неизменным, постоянным свойством человека. Вычленение субъектного Я, рождение самости означало разрыв природного континуума, инополагание субъекта по отношению к внешнему миру. Человеческая самость, таким образом, стала одной из сторон метаоппозиции Я-Другое. Современная философия в своей диалогической версии придает Другому статус базового образования, без которого невозможны идеи «коммуникативного существования»: «со-бытие с Другим» Ж.-П. Сартра, «бытие-с» М. Хайдеггера, «бытие-друг-с-другом» Л. Бинсвангера, «Я — это Другой» Ж. Лакана и др. Другой необходим для того, чтобы целостно постичь все структуры своего бытия, бытие-для-себя отсылает к бытию-для-Другого, и Я обнаруживает себя как одинокого только вступая в отношения с Другим [6].

Сам факт такого неослабного внимания к теме одиночества, во-первых, характеризует его как константу мироощущения человека, а во-вторых, указывает на то, что одиночество выражает специфику человеческого существования и составляет важнейшую характеристику человеческого бытия. Из приведенного нами, безусловно, неполного обзора видно, что подходы, взгляды и понимания одиночества (как явления и феномена) множественны и во многом противоречивы. Очевидно, что одиночество — «вопрос, не имеющий однозначного решения», то есть практическая, научная и философская «проблема» [12, с. 201].

Одиночество само по себе как отделённость, выделенность субъекта объективно и не представляет проблемы. Трагедия одиночества в том, что оно переживается не только как осознанная онтологически заданная оппозиция «Я-Другое», но и как непреодолимый импульс к снятию данной оппозиции; как драматическое противоречие между конечностью физического существования и возможностей человека и бесконечностью его притязаний, стремления к осознанию своих границ и к выходу за эти границы, потребности в утверждении самости и идентификации с какой-либо общностью. В таком случае, в силу противоречивых интенций, одиночество предстает как проблема конкретного субъекта и человечества в целом. То есть, одиночество как страдание осознанной непричастности возникает тогда и оттого, что вместе с отделением от «другого», вычленением из целого субъект сохраняет стремление к снятию этой первичной оппозиции, партисипации, воссоединению с целым, восполнению себя до целого — мира или общности. И в данном смысле одиночество предстает как проблема подлинная, поскольку она причиняет страдание, требует выбора между ценностными альтернативами, от которого невозможно уклониться и который нельзя никому делегировать, а возможность ее разрешения связана с трансцендированием субъекта [2, с. 19].

Итак, определив одиночество как подлинную проблему и следуя системно-мыследеятельностному подходу Г. Щедровицкого, «надо перестать смотреть на объект и его исследовать, а обратиться к средствам своего анализа, видоизменить и трансформировать понятия» [12, с. 201]. Подобный пересмотр требует формирования специфической исследовательской позиции, сочетающей возможности различных гносеологических стратегий, и методологии исследования, предполагающей синтез различных дискурсивных практик.

Обращение к феноменологическому методу (г. Гадамер, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер) имеет целью выявление сущностного ядра феномена одиночества в аморфной совокупности явлений одиночества, обнаруженных и истолкованных обыденным сознанием и эмпирическими науками.

Применение системно-структурного подхода, включенного в СМД-методологию (системно-мыследеятельностный подход Г. Щедровицкого) [11, с. 364], позволяет согласовать достижения вненаучного, частнонаучного и философского знания (которые, соответственно, рассматривают одиночество как видимость, явление и феномен), а также использовать методологические преимущества при рассмотрении одиночества и связанных с ним концептов и категорий и как структуры, и как процесса.

Подходом, адекватным для исследования экзистенциально-социальной природы одиночества, следует признать психоаналитический метод. Так, драматический конфликт между двумя модусами существования человека — общностью и одиночеством, а также неоднозначность смысловых значений одиночества в контексте человеческого существования могут быть поняты через классическую психоаналитическую метатеорию (З. Фрейд). Одиночество же как страдание осознанной непричастности — следствие события с Другим (Ж.-П. Сартр, М. Хайдеггер, Л. Бинсвангер), и потому оно является исключительной возможностью сингулярного «расщепленного» (нецелостного) субъекта, модель понимания которого предлагает структурный психоанализ Ж. Лакана.

Ставя вопрос о способе существования одинокого субъекта, философия придаёт одиночеству онтологический статус, причем «человек одинок дважды»: феномен одиночества возникает из онтологической отделённости человека от мира и субъекта — от Другого. Онтологический статус одиночества воплощается в следующих модусах: 1) оно имеет феноменальную природу, поскольку предполагает субъекта, которым оно переживается и осознается; 2) это комплексное состояние, предполагающее переживание, понимание и рефлексию; 3) одиночество может быть описано как интенциональное отношение (сознание одинокого субъекта направлено, с одной стороны, на себя и представлено как внутренний опыт переживания собственной отдельности, с другой стороны, на Другого) [6]. Такой способ мыслить одиночество, по сути, является следствием Бетаналитического подхода (М. Хайдеггер), поскольку, делая предметом своего мышления собственное одиночество, субъект предстает как сущее, которое обладает способностью вопрошать о бытии, реализует свою сокровенную способность понимать бытие вообще.

Герменевтическая методология (В. Гумбольдт, В. Дильтей, М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер) обеспечивает изучение многообразных интерпретаций феномена одиночества приемами не понятийного, но понимающего мышления.

Онтологическая герменевтика как рефлексия перечисленных подходов порождена проблемой понимания как такового (его причин, критерия и смысла) и «ставит вопрос об авторской инстанции понимания как онтологической его предпосылке» [2, с. 123], то есть открывает возможность истолкования субъекта как автора своего одиночества посредством его «произведения» [2, с. 160].

Кооперация перечисленных подходов и систем (в частности в отношении одиночества) может быть реализована посредством идентификации проблемы и постановки задачи в рамке проблемно-символического подхода (И. Винов, В. Стрига). Проблемно-символический подход «рассматривает любую проблемную ситуацию: 1) из перспективы онтологической герменевтики, 2) в экзистенциальном пределе самой возможности субъекта мыслить проблемную ситуацию из самой проблемы,.

— в регистре символического мышления как дефицит символического порядка и возможность прояснения онтологического законодательства" [2, с. 124−126].

Признание онтологического статуса феномена одиночества, понимание его как подлинной проблемы человека и анализ через проблемно-символический подход означает отказ от традиционной формулировки проблемы одиночества как проблемы его преодоления, на наш взгляд, ошибочной и бесперспективной, и открывает возможность рассмотрения его в качестве условия становления человека.

Таким образом, из изложенного выше можем сделать следующие выводы:

• — Противоречие между пониманием одиночества как объективного и онтологически неустранимого модуса существования и трактовкой его как психологической проблемы частного существования отражает несогласованность теоретического и эмпирического знания об одиночестве.
• — Одиночество может быть рассмотрено на трех уровнях бытия: на онтическом — как проявление (эмпирическая психология), онтико-онтологическом (теоретические науки) — как явление, онтологическом (философии) — как феномен.
• — В психологии, в силу практически однозначной оценки одиночества как явления негативного, являющегося и фактором деструкции (в отношении и психики, и социального порядка), и её признаком, проблематизация разворачивается в пространстве рекомендаций по его преодолению.
• — В философии наиболее полное понимание одиночества как многомерного феномена основано на констатации онтологической заданности одиночества в подлинно человеческом бытии, его неизбывности и «непоправимости».
• — Понимание одиночества как подлинной проблемы человека (в отличие от видимости, явления и феномена одиночества) требует сочетания возможностей различных гносеологических стратегий и синтеза различных дискурсивных практик.
• — Адекватными подходами, проясняющими феномен одиночества, являются феноменологический метод, системно-мыследеятельностный подход, классический и структурный психоанализ, ?аБет-аналитика и онтологическая герменевтика, кооперация которых реализуется в рамках проблемно-символического подхода (И.Е. Винов, В.В. Стрига).

• 1. Бердяев Н. А. Философия свободного духа / Н. А. Бердяев. — М.: Республика, 1994. — 480 с.
• 2. Винов И. Е. Онтологический статус символической функции: от гуманитарных наук и психодинамической терапии — к онтологической герменевтике и проблемно-символической методологии / И. Е. Винов. — К.: Випол, 2015. — 233 с.
• 3. Демидов А. Б. Феномены человеческого бытия / А. Б. Демидов. — Минск: ЗАО Издательский центр «Экономпресс», 1999. — 180 с.
• 4. Денисова Т. Ю. Одиночество как экзистенциально-социальный феномен: дисс. … канд. филос. наук: спец. 09.00.11 / Т. Ю. Денисова. — Новосибирск, 2008. — 197 с. — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.dslib.net/soc-filosofia/odmochestvo-kakjekzistencialno-socialnyj-fenomen.html.
• 5. Долгинова О. Б. Изучение одиночества как психологического феномена / О. Б. Долгинова // Прикладная психология. — 2000. — № 4. — С. 28−36.
• 6. Корнющенко-Ермолаева Н. С. Онтологический статус одиночества: опыт феноменологического описания / Н.С. Корнющенко-Ермолаева // Известия Томского политехнического университета. — 2011. — Т. 319. — № 6. — С. 110−116. — [Электронный ресурс]. — Режим
• 7. доступа: http://cyberleninka.ru/artide/n7ontologicheskiystatus-odinochestva-opyt-fenomenologicheskogoоркатуа.
• 8. Корчагина С. Г. Генезис, виды и проявления одиночества / С. Г. Корчагина. — М.: МПСИ, 2005. — 196 с.
• 9. Корчагина С. Г. Психология одиночества: [учебное пособие] / С. Г. Корчагина. — М.: МПСИ, 2008. — 228 с.
• 10. Тихонов Г. М. Феномен одиночества: экзистенциальный аспект / Г. М. Тихонов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — Тамбов: Грамота, 2013. — № 1 (27): в 2 ч. -
• 11. Ч. I. — C. 183−186. — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.gramota.net/materials/3720l3/1−1/47.html.
• 12. Хайдеггер М. Бытие и время / М. Хайдеггер: пер. с нем. В. В. Бибихина. — СПб.: Наука, 2006. — 452 с.
• 13. Щедровицкий Г. П. Мышление. Понимание. Рефлексия / Г. П. Щедровицкий. — М.: Наследие ММК, 2005. — 800 с.
• 14. Щедровицкий Г. П. Путеводитель по методологии организации, руководства и управления: [хрестоматия] / Г. П. Щедровицкий — М.: Дело, 2003. — 474 с. — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http:// gtmarket.ru/laboratory/basis/3344.