Масса и терроризм

В этом аспекте природная катастрофа должна восприниматься нами также как мифическое выражение катастрофы социального, катастрофы крушения власти и исчезновения масс. Нас не должна удивлять смелость этого предположения: Бодрийяр доказывает, что любая техногенная или даже природная катастрофа могла бы быть устроена группой террористов: «терроризм порожден не стремлением к насилию, а характерен для нормального состояния социального — в той мере, в какой это нормальное состояние в любой момент может превратиться в нечто прямо противоположное, абсурдное, неконтролируемое».

Итак, подводя итоги, необходимо выделить несомненную актуальность исследования Ж. Бодрийяра. Практичность полученного им знания лишь на первый взгляд сомнительна (поскольку его значение прежде всего деструктивно). Не выглядит убедительным также и несколько спекулятивный характер аргументации философа, которого можно обвинить в «жонглировании терминами». Однако здесь необходимо отметить два важных момента.

Во-первых, Бодрийяр касается не просто вечных «больных» вопросов европейской цивилизации, но затрагивает те темы, которые стали ключевыми сегодня: прежде всего взаимоотношения в роковом треугольнике «массы — средства массовой информации — терроризм». Каждая из трех «вершин» этого треугольника является важным фактором современной жизни, и во многом развитие общества будет зависеть от того, насколько успешными будут попытки ученых, власти и общественности решить проблему мирового терроризма (особенно обострившуюся в начале 2000;х гг. после террористических актов в Соединенных Штатах), разобраться в ситуации, когда средства массовой информации стали практически четвертой ветвью власти (в условиях информационного общества) и определить место масс в политическом и социальном пространстве сегодня.

Вторым фактором является то, что деструктивность Бодрийяра (как равно и вообще деструктивность постмодернизма и культуры второй половины XX века) оказывается на проверку псевдо-деструктивностью или даже конструктивностью. На наш взгляд, не следует забывать, что периоды резких сломов в культуре всегда характеризовались отрицанием старого. Между тем, именно эти изменения вели человечество по пути прогресса. Не отрицая качественное отличие происходивших изменений, мы осмелимся сравнить деструктивную логику Бодрийяра с теми сдвигами в сознании масс, которые произошли с началом Ренессанса и Реформации или в эпоху fin-de-siècle, на рубеже XIX-XX столетий. Отказ от средневековой замкнутости религиозного сознания или от позитивистской логики XIX в. в конечном итоге позволил освоить новые горизонты человеческого знания. В этой связи нам представляется важным подчеркнуть некоторый социальный оптимизм, с которым связано творчество Ж. Бодрийяра: деконструкция смыслов и критика симулятивного общества есть лишь база, фундамент для конструирования новых смыслов и открытия новой, качественно иной социальной реальности.

Философский термин (фр. simulacre), обозначающий подобие, иллюзию, видимость.

Термин, калькированный с французского (involution — «свертывание»).

To есть нечто не «взрывающееся» (в отличие от «эксплозивного»), не распространяющееся вовне, а, наоборот, вбирающее, втягивающее в себя.

Психологический феномен, сочувствие, эмпатия заложников по отношению к террористам, захватившим их. Наблюдался во время террористических актов в 1970;е гг. в Швеции, Восточной Африке и др.