Дискурсивно-идеологический комплекс народничества: историко-философский анализ

Актуальность темы

.

Проблема народничества, — как справедливо писал известный отечественный исследователь, знаток истории народничества Н. А. Троицкий, — одна из самых сложных, острых и спорных в нашей исторической науке, проблема поистине с многострадальной судьбой. Это не удивительно, ибо само понятие «народничества» разнолико и противоречиво, его отличают, как подметил Ф. Энгельс, «самые невероятные и причудливые сочетания идей», из которых одни можно квалифицировать как сверхреволюционные, другие — как либеральные, а третьи — даже как реакционные. Поэтому так разноголосо оценивают народничество историки разных партий и направлений: одно и то же в нем либо осуждают, либо превозносят, черпают из него свое и отбрасывают «чужое». Эсеры находили в нем аргументы для оправдания терроризмабольшевики, напротив, — для противопоставления террору повседневной работы в массахменьшевики — для обвинений большевиков в «бланкизме» и «нечаевщине" — либералы — для обоснования конституционных реформ. Только царские каратели не находили в народничестве ничего «своего». Но именно они, как ни странно, явились первыми его исследователями"1. Другими словами, если силы освободительного движения видели в народничестве «зеркало» русской революции, то каратели находили источник «крамолы», революции. В конце XX — начале XXI века идеология и политика народничества, их вклад в историю и культуру страны вновь стали предметом самой ожесточенной идеологической и политической борьбы в России2.

Не менее дискуссионный характер, добавляет тот же автор, носит и зарубежное «народниковедение». В нем издавна и доныне противоборствуют, как это было у нас до 1917 г., различные концепции: условно говоря, — кон.

1 Троицкий H.A. Народничество перед судом царизма. Саратов, 1978. С.5−6.

2 Троицкий H.A. За что я люблю народовольцев? //http://narovol.nnrod.ru/art/lit/ti-oi2k.htm сервативная, умеренно-либеральная, радикально-демократическая, марксистская. Все это сегодня в полной мере представлено в значительных по объему Интернет-ресурсах.

Кроме того, значительную остроту внесли новейшие методологические поиски в современном гуманитарном знании. Философско-методологическая рефлексия по поводу теоретических средств воспроизведения любого объекта исследования «как он есть сам по себе» (в частности — народничества) заставила пересмотреть многие традиционные подходы, прежний инструментарий, в рамках которых производилось осмысление культурно-исторического феномена народничества. Один из наиболее спорных и проблематичных аспектов нашего знания народничества состоит в следующем: в каком отношении находятся наши теоретические конструкции и действительно имевшие место исторические события? Выдающийся отечественный историк А. Я. Гуревич, размышляя о кризисе современной исторической науки, писал о лежащей в его основе «банальности»: «Признать банальность — то, что люди, оказавшись в той или иной конкретной экономической или политической ситуации, будут вести себя не адекватно требованиям законов производства и даже не в соответствии с политической целесообразностью, но, прежде всего в зависимости от картины мира, которая заложена культурой в их сознание». Для этого необходимо пересмотреть фундаментальное понятие «исторического источника», потому что «Источники сообщают историку только те сведения, о которых он эти источники вопрошает. Памятник нем и невыразителен до тех пор, пока исследователь не задаст ему свои вопросы». 4 Но можно ли полностью согласиться с формулой Л. Февра, что «историк сам создает свои источники»?

Вот как об этом пишет А. М. Эткинд: «С точки зрения филолога, между текстом и событием нет принципиальной разницы: во-первых, текст сам является событиемво-вторых, текст вызывает к жизни новые событияв-третьих, о событиях мы знаем только через текстыи, в-четвертых, сам собы.

3 Гуревич А. Я. О кризисе современной исторической науки//Вопросы истории, 1992, № 4. С. 25.

4 Там же. С. 26. тия разворачиваются подобно текстам, имея свою лексику, грамматику и поэтику. Историки, скорее всего, не согласятся. Они не терпят пришельцев. объявляют их несуществующими. События движутся сами по себе, а тексты важны только тем, что они об этом движении говорят. Текст источника подлежит исторической критике, которая, по мере своего движения устраняет текст. Если он плохо разговаривает о событиях, он не нуженесли хорошо рассказывает, он тоже нужен недолго, потому что можно переходить к событиям. Традиционно обученные историки глядят сквозь текст, очищая его до документа"5. В чем же соль? «Троя, однако, — указывает автор, — сохранилась в тексте, а потом была найдена в раскопе», через текст с его историей видна история как таковая, но это зависит от «силы чтения». История общественной мысли и социально-политических движений является в этом смысле наглядной иллюстрацией этих колебаний от текста к событиям и обратно.

Методологические поиски в социально-гуманитарном познании подводили к преобразованию объяснительных схем: «Не политические собятия сами по себе, но — в восприятии их участников и современников (и последующих поколений) — не материальное производство и обмен как таковые (это предмет не истории, а политической экономии), но в качестве одной из форм человеческой деятельностине автономное художественное творчество (предмет филологии и истории искусства), но обнаружение в нем моделей мира его творцов и тех, кому их создания были адресованы"6 — т. е. представление их как форм человеческой активности, выстраивающихся в поле действия неких «силовых линий», определяющих их лицо. В изучении народничества сложилась ситуация, когда, с одной стороны, был накоплен огромный исследовательский материал (корпус текстов, различные источники, биографии и библиографии, значительная отечественная и зарубежная историография практически всех аспектов данного явления), а с другой стороны в существенной части этот материал ставится под сомнение с точки зрения.

5 А. Эткинд. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. М., 2001.С.421.

6 Гуревич А. Я. Указ.соч. С. 29. достоверности" картины: действительно ли мы знаем сегодня — что такое народничество?

Эти проблемы и методологические искания способов разрешения их породили методологию дискурс-анализа. «В постмодернистских исследованиях всему этому противостоит понятие дискурса, под которое подводится любая культурная, и в частности, текстуальная, практика. Дискурсивный анализ относится к профессиональным границам примерно так же, как просветительский утопизм относится к национальным границам. В этом несбыточном и продуктивном видении разные области циркуляции текстов — литература и политика, поэзия и проза, философия и религия — ничем не отделены друг от друга». Это есть попытка разрешения множества проблем и выхода к обнаружению все тех же устойчивых структур, объединяющих разнородные области (не только типов текстов, но и текстов и действительности).

В том числе заново открывшейся проблеме пополнения и обогащения истории (как события) — историей чтения: текст влияет на историю не тем, что в нем написано, а тем, что, когда и кем в нем было прочитано!8 Текст вне дискурса остается памятником истории, включенный в него — становится субъектом истории. Отсюда берет начало понимание границ архивных изысканий текстов (например, попытки восстановить всевозможные «первоначальные» варианты знаменитых произведений, оставшиеся неизвестными читателю): они способны добавить знание творческой биографии их создателя, но мало продвигают понимание влияния опубликованного варианта этого произведения на массового читателя.

Однако для нас, в плане нашего исследования, важно то, что категория дискурс нацеливала исследователей на изучение главного инструмента освоения реальности человеком — речи, различных речевых практик, в ходе которых «мир обговаривается», складываются правила этого обговаривания,.

7 А. Эткинд. Указ.соч.С.422.

8 Там же.С.429. правила самой речи, соответствующие ментальные конструкции, поскольку дискурс — это одновременно и процесс, и результат.9.

Таким образом, социально-гуманитарное знание осознало несостоятельность позитивистских в своей основе претензий написать историю «какой она была на самом деле» (в духе Л. Ранке) и вплотную подошло к пониманию сложных опосредований, лежащих между историком, его представлениями и историческими событиями.

Постановка проблемы.

Исследование темы «философия русского народничества» сталкивается с целым рядом нерешенных проблем, связанных с рядом специфических особенностей этого явления. Очертим вкратце главные из них.

1) Среди множества трудностей, присущая этой области — проблема междисциплинарности, встающая при изучении всякого мощного социально-политического движения, оказавшего огромное воздействие не только на национальную, но и на мировую историю. Понятно, что это и общественно-политическое движение, ставящее и решающее важнейшие смысло-жизненные проблемы, стимулирующее философско-теретическую работу, литературно-художественное творчествоэто и не только идеология, но также определенное социально-психологическое явление, задающее определенные антропологические практики (способы человеческой жизнедеятельности в различных социальных группах и слоях). Исследователи, по необходимости, углубленно изучающие все элементы мозаики, сталкиваются со своего рода «эффектом ускользания» предмета исследования, растворяющегося во множестве частных картин и «срезов» целостного явления (исторических, социально-политических, литературоведческих и историко-философских, политэкономических и социально-психологических).

9 Русакова. О. Ф. Философия и методология истории в XX веке. Екатеринбург, Изд-во УрО РАН, 2000. С. 260. 7.

2) Исследования истории и идеологии сложных и мощных социально-политических и культурных феноменов выводят на проблему гетерогенности текстов и практик, в которых эти тексты рождались и в которых обретали материальную силу. Религия, философия, искусство, все формы идеологии должны быть воплощены в различных текстах, чтобы в последующем стать «материальной силой». В определенном смысле русское народничество и было огромных корпусом текстов, находившихся в очень непростых, непрямых отношениях с историческими событиями как действиями личностей и групп. В случае любого структурного элемента дискурсивно-идеологического комплекса народничества — будь то «народ», «новые люди», «воля», «дело» — мы сталкиваемся с тем, что это суть мысленные конструкции, усвоение которых рождало разнообразные практики. Известно, во-первых, что сами «тексты» или источники народничества существенно гете-рогенны в силу их литературно-художественной, социально-философской или публицистической' формы. Это всегда составляет огромную трудность для реконструкции философско-теоретического содержания их (достаточно методологически наивными выглядят попытки прямо и непосредственно «вычитывать» из художественных и поэтических текстов «философию» — Гоголя, Достоевского, Толстого и т. п.). В то же время, оппоненты народников (и не только из числа консерваторов и охранителей) крайне низко оценивали литературно-художественные достоинства их произведений, наоборот, указывая на крайний идеологический схематизм и гиперполитизироваанную заданность их, напрочь убивающую собственно художественно-эстетические достоинства. Малое число философско-теоретических работ, цензурные препоны и прямые репрессии в отношении всякого инакомыслия неизбежно, с одной стороны — стимулировали уход в журнализм и публицистику, а с другой стороны — резко повышали градус нетерпимости, ожесточения. Все это мало способствовало повышению уровня абстрактно-теоретического мышления, которое изначально в этих условиях подозревалось либо в трусливом уходе «от сути дела», либо в сознательном схоластическом извращении ее.

С другой стороны, под влиянием особенного типа русской литературы (художественной, публицистической) народничество реализовалось в весьма широкий спектр идеологий и практик, развитие которых оказало мощное внутреннее и международное воздействие. Во-первых, оно было исторически первым массовым социально-политическим и культурным движением. Вспомним хрестоматийные характеристики прежних лет, дававших оценку прежнему, дворянскому периоду русского освободительного движения: «узок их круг, страшно далеки они от народа». Круг прежних реформаторов и революционеров был, действительно, крайне узок. Не случайно, одним из главных результатов народнического движения стало создание в последующем массовых политических партий. Во-вторых, начинается заметное массовое социальное экспериментирование (или говоря современным языком — конструирование социальной реальности).

Прежде больше толковалось о том, что литература (в широком смыслекорпус текстов) народничества есть «зеркало» русской революции, но дело обстоит сложнее: как в случае со словом «модель», или «образ» и «образец». Не только провозглашаются новые формы жизни, но их пытаются практиковать, как новые способы жизнедеятельности: новый брак, новая семья, новый кодекс поведения в отношении к государству (отказ от карьеры), к религии и церкви (атеизм и антиклерикализм), политическим противникам (нелегальность, террор, жертвенность, кодекс поведения борца-революционера), новая мода в одежде, прическах, привычках, манерах (нигилисты, агитаторы, кур-систски). Новое отношение к искусству, науке, школе (все должно быть народным и служить народу). Первоначально все это носит маргинальный характер, вызывает страх, ненависть, отторжение и неприятие. Но массовость явления стремительно нарастает и конкурирующие дискурсы (народнический и охранительский) меряются уже властным ресурсом.

3) В методологическом отношении не меньшие трудности для исследования создает проблема многоуровневой опосредованности и опосред-ствованности во взаимосвязи идей, концепций и практик социального преобразования. Как сегодня все больше выясняется, слабость и недостатки многих прежних обобщающих работ по истории идеологии и политики народничества (созданных, кстати, не только советскими исследователямиэтим в не меньшей мере «грешили» и их противники) заключались в значительном упрощении, граничившим с извращением и мистификацией. Исходно заданная политико-идеологическая схема довлела над историческим материалом и он либо подгонялся («три этапа русского освободительного движения», «революционное народничество какпредтеча русского марксизма» и т. п.), либо опускался вовсе10. Суть дела в том, что как упрощенно понятая схема социально-классовой борьбы заметно способна огрубить реальную картину истории народничества и его современного влияния, так и не менее примитивные попытки объяснять русские революции всевозможными «наносными зарубежными влияниями», «заговорами» или «немецким золотом» способны лишь дискредитировать самих подобных исследователей. Творческая природа сознания, относительная самостоятельность, сознания^ (и довольно большая: не зря Ф. Энгельс подчеркивал, что общественное бытие лишь «в конечном счете» определяет общественное сознание) поютношению к бытию постоянно дают о себе знать наличием множества-опосредований и опосредствований, через которые происходит их взаимодействие.

Упрощенные конструкции, в целом правильно фиксирующие результирующую разнообразных и разнонаправленных векторов движения мысли и практики (но, увы, задним числом,.post factum), сталкиваются с серьезными трудностями выстраивания своего соотношения с конкретно-исторической картиной развитияданной в хронике, текстах, особенно в самосознании ее участников. Получается, что никаким серьезным эвристическим потенциалом такие картины не обладают, а, сталкиваясь > с конкретно-историческим материалом, на каждом шагу противоречащим заданной' извне схеме, они «повисают в воздухе». Так неизбежно рождается мистифицированное представление о той реальности, которое в последующем неизбежно предается.

10 См. замечательную работу В. Ф. Пустарнакова о взаимоотношениях русского народничества и марксизма: Парадоксы в истории марксизма//Альманах «Восток», вып. 12(24), декабрь 2004. осмеянию и часто «с водой выплескивают и ребенка»: подвергая заслуженной критике, например, исследования идеологии и практики русского народничества в советской литературе (особенно в сталинский период), современные неолиберальные авторы готовы отказать ей вообще в каком-либо научном значении.

4) Общенаучный принцип развития требует учета процессуальности исследуемого явления: однако здесь помимо общеметодологического требования «рассматривать все в движении, развитии» добавляется момент «обратной афферентации», обратной связи — причем, многоуровневой и опосредованной. Идея, будучи изначально довольно «бесплотной», рыхлой, будучи дискурсивно сформулирована, превращается в маргинальную практику и обретает материальную силу, решительно меняющую существовавшие до сих пор ментальные и материальные практики, рождает целый спектр идей, при внешнем взгляде на которые бывает трудно схватить их исходное единство. Политическое противостояние довершает картину непримиримых противоречий и крайностей. Каждый элемент культурно-исторического явления и социально-политического движения — народничества, будучи только что заявленным, тут же превращается в свою противоположность, все опосредствования которой бывают зачастую скрыты в глубине многоразличных связей: революционер Л. Тихомиров становится монархистомпетрашевец Ф. Достоевский обращается в религию и не гнушается бросить камень-памфлет в товарища по недавней борьбеатеистически и антиклерикально настроенные народники не против формирования новых культов («народа», «борцов», «дела», «воли», «земли» и т. п.) — выступая за самоотверженное служение народу — бывали не чужды методу провокации крестьянских восстаний и бунтовнезаурядная личность и революционер С. Нечаев становится на путь терроризма и уголовщины- «хождение в народ» с целью «пробуждения его» к новой жизни — осуществлялся при полном незнании и непонимании этого народа. Вот почему сегодня ощущается неудовлетворенность прежними однобокими схемами и крайне упрощенными картинами этого сложного явления.

В XX веке все большее значение приобретает проблема сравнительно-исторического изучения идеологии и философии русского народничества — в ряду других широких социально-политических движений: расизма и национализма, популизма, социализма и коммунизма (большевизма), фелькише и национал-социализма. Относительно недавно появляются подобного типа работы (особенно распространенные в странах так называемого «третьего мира» — Латинской Америке, Азии, Африке), которые, с одной стороны, переносят проблематику народничества, утопического социализма и нигилизма на свою почву, а с другой стороны — неизбежно усматривают общие тенденции возникновения и развития этих идеологий и практик11.

Нельзя не видеть, что целый комплекс философско-методологических и социально-философских проблем (соотношение социального и антропологического, личности и истории, путей и средств социального прогресса, роли народа и личности, социального равенства и социальной справедливости, культурно-исторической и национально-этнической идентичности и многих других) впервые в эпоху перехода к индустриальному обществу поставленных русским народничеством и разработанных в столь различных вариантах, во многих отношениях и сегодня остаются именно «проблемами», т. е. задачами, требующими решения.

Очевидно, это является основой и другого сходства — появления в них схожих категорий («концептов», «мифологем», «архетипических категорий» и т. п.), таких, как — «народ», «свобода», «самобытность» и др.

Существует необходимость разведения понятий, обладающих повышенным внешним сходством, но в основе своей имеющие существенные различия: народничество и популизм. Более того, народничество и национализм.

11 См. ставшую пионерской для отечественной литературы работу В. Хороса «О популистских течениях в развивающихся странах" — Вопросы философии, 1978. № 1. часто сближаются стихийно, либо намеренно, будучи весьма различными движениями и политиками.

Поэтому рассмотрение философии и идеологии народничества в ряду других аналогичных, типологически сходных движений — весьма актуально сегодня: «На африканском континенте, где развитие популизма приходится на начало национально-освободительного движения стран от колониальной зависимости, пик популистской деятельности наблюдался в 60−70-ых годах XX века. В странах, где капитализм получил слабое развитие, в наибольшей степени сохранились общинные структуры. Наиболее ярким примером попу-листско-общинного эксперимента, получившего название Ньереровского революционного популизма, является Танзания. Концепция Дж.К. Ньерере, базирующаяся на специфическом толковании культурно-исторических традиций африканских народов, наиболее разработанная и систематизированная среди современных теорий популистского толка. Строительство государства в Танзании происходило на принципах «уджамаа» и «опоры на собственные силы» (Цит.по: Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. М., 1996. С.221−231). Концепция «уджамаа» — соединение понятия модернизации и развития в русле немарксистского социалистического учения с преобладанием элементов крестьянского утопического социализма"12. В этом отношении были предприняты значительные исследовательские усилия. Поэтому неизбежно «повторение пройденного», обращение к опыту социально-философской и политической мысли и политического дела русского народничества.

Указанные черты исследуемого объекта — идеологии и философии народничества, таким образом, свидетельствуют, что остается ряд проблем, требующих углубленного изучения:

1) нет внятного (не декларативного, а опертого на «фактические данные и текстологические исследования) ответа на вопрос о самобытности философии народничества. Не просто самостоятельности, но именно.

12 Баранов H.A. Популизм как глобальное явление. // Гуманизм, глобализм и будущее России. Материалы международной научной кон ференции. Санкт-Петербург, 15 ноября 2002 г. СПб.: БГТУ, 2002. С.213−216. пределов, качественных характеристик этой самобытности: часто встречаем, что они «опередили» западных авторов, «предвосхитили» и т. п. Что, насколько и каким образом? Это связано с двумя вопросами: а) актуальность их наследия (тоже часто встречается декларация, что дескать «востребованы» и сегодня их труды и т. п., б) немалое число их отечественных противников приложило руку к доказательству несамостоятельности, заимствованности, а значит — искусственности и наносности (от идеи «подражательства» в духе Н. Данилевского, до искусственности и выдуманности с точки зрения либералов) этого движения и явления (вплоть до «нерусскости»). Эти мотивы затем переносятся по той же схеме на русский коммунизм, невольно актуализируя многое сказанное Н. Бердяевым в его «Истоках и смысле русского коммунизма».

2) Поднятая В. Ф. Пустарнаковым проблема соотношения просветительской философии и народнической: «нечистота» русского Просвещения, «прививки» на его древе постпросветительских, по характеру, социалистических идей с неизбежностью должны были привести к столкновению просветительско-демократических и социалистических элементов в мировоззрении русских шестидесятников", что, собственно, и произошло. Тем самым реальная более витиеватая линия развития идей и практик получает гораздо более адекватное, а не схематичное отображение, страдающее искусственными скачками, произвольными сцеплениями и столь же произвольными разрывами там, где в действительности имела место органическая связь. Сюда же относятся и вопросы соотношения влияния Просвещения и Романтизма: история народничества убедительно показывает, что влияние романтизма (в особенности — через литературу, искусство) было не меньшим, происходило своеобразное «разделение сфер» влияния, соединение.

3) Еще одна проблема — соотношение революционного народничества и большевизма, идеологии народничества и марксизма. Помимо самой претензии большевизма на полное и окончательное понимание социалистической революции («научный социализм») — достаточно спорной в свете последующего и отнюдь не всего 70-летнего периода Советской власти, остается сложная проблема «наследования» русского марксизма народничеству. Русская социал-демократия (Плеханов) и большевизм (Ленин) обосновывали вывод о том, что они «снимают» всю народническую проблематику, после чего она приобретает лишь исторический интерес. Однако углубленное изучение проблем русской революции (в частности, известный спор Г. В. Плеханова и В. И. Ленина о «степени готовности» России к социализму) показывает куда более сложное положение дел. Ряд исследователей на этом основании заговорили о ценности идей либо прямо народнических, либо в русле этого движения выработанных (бакунинские идеи «Соединенных Штатов Европы», «наднационального объединения» народовнароднические идеи «ассоциации производителей» на основе совместного владения, интерес к чаяновским проектам кооперации, построения солидарного общества и т. п.). Философско-методологические основания поисков в социальной философии народничества — так ли уж они архаичны и однозначно должны быть сданы в архив? Интерес к идеям П. Сорокина, Н. Михайловского — об индивидуальности, о соотношении героев и толп («век толп»?) возможно, говорят об обратном.

4) Не менее важный и открытый еще вопрос: умозрительность народничества при его «эффективности» с точки зрения влияния на перемены. Первое, с чем сталкивается всякий, кто принимается за изучение истории народничества, это факт предельной кабинетности и умозрительности построений. Знаменитые народнические мифологемы «народ», «земля», «воля», «новые люди», «дело», «светлое будущее» и т. п. — все они предельно искусственны и умозрительны. Кроме того, они прямо и явно вытесняют, казалось бы, очевидное для их авторов решение: возьмитесь и разберитесь, что на самом деле есть «народ» (как Маркс с капиталом, Ленин с развитием его в России). Но они поступают в духе Гегеля: если действительность не вписывается, противоречит теориям и конструкциям, тем хуже для действительности. Поэтому от «народолюбия» они быстро переходят к «народоводству» вождизму, «выведению породы новых людей», «героев»), а вот «народоведение» (народознание) отодвигается на задний план, становится чем-то маргинальным. Возможно, это и правильно, с точки зрения субъективного активизма: зачем изучать то, что следует переделать, что вскоре неизбежно исчезнет (должно исчезнуть) и будет заменено новым?

Складывается своеобразная схема: если революция не получается, ее заменяют организованным бунтом, если не получается бунт — делается террористический акт! Если не получается в России — едут в Америку. Если не получается в политике революции, переворота, бунта — займемся медленным просветительством, «малыми делами» (хотя тот же Бакунин понимает, что народные школы при царизме никакого просвещения народа не сделают). Практически, все народники, как только ощущают проблему, садятся писать трактат, манифест, листовку, программу, устав. Идея собрать исследовательский материал, если и возникает, то как подбор иллюстраций. В материале не подозревается, что он способен опровергнуть начальную исследовательскую гипотезу. Даже при ее банкротстве она просто заменяется новой, с другими столь же умозрительными поправками (Народ не социалист? Не бунтует? Необходимо его спровоцировать! Не хочет, инертен? Необходимо к нему приставить героических личностей (агитаторов, пропагандистов, заговорщиков!)). Философские предпосылки этого свойства мировоззрения народничества необходимо объяснить.

Таким образом, перед нами сложное, гетерогенное культурно-историческое явление, прежде всего — продукт интенсивной работы социально-политической мысли, активно принявшейся преобразовывать все стороны жизни русского общества в XIX веке и превратившееся в мощное социально-политическое движение.

Состояние научной разработки проблемы.

Исследование различных аспектов истории формирования идеологии и философии русского народничества имеет давнюю традицию. К настоящему времени накоплены значительные результаты.

1) Общеизвестно, в силу особенностей дореформенного развития России в XIX в. — цензурный гнет, политические репрессии, запрет преподавания философии и др. — философско-мировоззренческая проблематика оказалась вытеснена в область литературы (художественной литературы, публицистики, журналистики). Русская литература этого века впитала в себя все богатство и остроту идейных исканий и исследования смысложизненных проблем: не случайно, мы легко воспринимаем такие сочетания, как «философия Толстого и Достоевского», «философская поэзия В. Соловьева» и т. п. Вот почему исследование мировоззренческих проблем в литературно-художественном и публицистическом творчестве русских народников зани-, мает такое большое место. Многие из них были блестящими литераторами, публицистами и журналистами, настоящими «властителями дум» целых поколений. Но это же обстоятельство использовалось рядом авторов для обоснования тезиса о том, что никакой философской доктрины русское народничество не создало, а было лишь «моральным течением"13. Большой вклад в < изучение тесных, органических связей литературно-художественного творче- ! ства и социально-политических принципов внесли работы значительного числа отечественных и зарубежных авторов — Горячкиной М. С., Кантора В. К., Кузнецовой Т. В. Мережковского Д.С.- Скабичевского А., Шахматова Б. Н., Щетининой Г. И., Печерской Т. И. 14.

13 См. об этом: В. А. Малинин. Философия революционного народничества. М., 1972. С. 9.

14 Горячкина М. С. Художественная проза народничества и народническая литературная критика. Автореферат диссертации доктора филологических наук. М., 1980; Идеи социализма в русской классической литературе. Л., 1969; Кантор В. «Средь бурь гражданских и тревог .». Борьба идей в русской литературе 40 — 70-х годов XIX века. М., 1988; Кузнецова Т. В. Россия в мировом культурно-историческом контексте: парадигма народности. М., 1999; Мережковский Д. С. Завет Белинского. Религиозность и общественность русской интеллигенции. Пг.: Прометей, 1915; Печерская Т. И. История литературы 1860-х годов: проблемы изученности и изучения// Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1998, № 4- Скабичевский А. Беллетристы-народники. СПб., 1889- Слинько А. А. Н. К. Михайловский и русское общественно-литературное движение второй половины XIX — начала XX века. Воронеж, 1982; Соколов А. Н. Отражение идеи нигилизма в русской лексикографии XIX века// Философский век. Альманах. Вып. 18. История идей как методология гуманитарных исследований. Часть 2 / Отв. редакторы Т. В. Артемьева, М. И. Микешин. — СПб.: Санкт-Петербургский Центр Истории Идей, 2001; Шахматов Б. Н. П. Н. Ткачев. Этюды к творческому портрету. М., 1981; Щетинина Г. И. Идейная жизнь русской интеллигенции, конец XIX — начало XX в. М., 1995.

2) Сложное культурно-историческое явление, каким выступает перед нами русское народничество, естественно, питалось разнообразными источниками-. философия и идеология, литературные каноны Просвещения и Романтизма, исторические споры славянофилов и западников, немецкая философская классика и французские социалистические учения. Шла интенсивная работа мысли над решением комплекса собственных смысложизненных проблем русского общества (пути общего исторического прогресса и поиски собственной идентичности, выхода из тупиков политической и культурной эволюции) в постоянном взаимодействии с европейской социально-философской мыслью. Вклад в исследование того, как в отечественной мысли XIX в. сложился своеобразный союз социализма с идеями немецкой философии, имевший и сильные, и слабые стороны" внесли отечественные исследователи (А.И.Володин, И. Берлин, Ю. Ф. Карякин, И. К. Пантин, М. М. Розенталь, Н. М. Пирумова, В. Ф. Пустарнаков, М. А. Лифшиц, И. В. Лиоренцевич, Б. В. Емельянов, М. М. Григорьян, А. А. Галактионов, П. Ф. Никандров, И. Н. Сиземская, В. Г. Хорос, В. Д. Жукоцкий и др.)15. Сегодня мы в целом достаточно детально можем проследить различные влияния и объяснить, почему они нашли отклик и свое конкретно-историческое воплощение.

3) Накоплен большой биографический и биобиблиографический материал по истории русской философии всего XIX в., позволяющий уверенно привлекать его для целей сравнительно-исторического анализа. Творческие биографии всех виднейших деятелей русского народничества, перипетии и переплетения их судеб сегодня исследованы куда лучше, нежели еще в совсем недавнем прошлом.

15 Володин А. И., Карякин Ю. Ф., Плимак Е. Г. Чернышевский или Нечаев? М., 1976; Берлин И. История свободы. Россия. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Желенин А. С. Политические взгляды Михаила Бакунина и Карла Маркса: сравнительный анализ. Автореферат диссертации кандидата политических наук. М., 1999; Жукоцкий В. Д. Народнические корни ленинизма: «хитрость разума» или «ирония истории» // Вопросы философии, 2001, № 12- Ингерфлом К. С. Несостоявшийся гражданин. Русские корни ленинизма. Пер. с фр. М.: Ипол, 1993; Пантин И. К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М., 1973 Пустарнаков В. Ф. Парадоксы в истории марксизма. //Альманах «Восток», Выпуск: N 12(24), декабрь 2004; Сиземская И. Н. Социалистическая утопия как архетип русской мысли // Свободная мысль XXI, 2001, № 8- Хорос В. Г. Народническая идеология и марксизм (конец XIX века). М., 1980.

Как хорошо известно, начало изучения народнического движения в России было положено еще самими народниками и их политическими и идеологическими противниками в 70−90-е гг. XIX в. (Аксельрод П. Б. Пережитое и передуманное: В 2 кн. Берлин, 1923; Аптекман О. В. Общество «Земля и Воля» 70-х годов. Пг., 1924; Дейч Л. Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов. Пг., 1920; Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1866- Степ-няк-Кравчинский С. Подпольная Россия. Сочинения: В 2 т. М., 1965; Фигнер В. Очерки биографические // Фигнер В. Полное собрание сочинения: В 7 т. Т. 5. М., 1932. Скабичевский А. Беллетристы-народники. СПб., 1889).

Марксистский анализ философии, идеологии и практики народничества первоначально был дан основателем русского марксизма — Г. В. Плехановым, с 1875 г. участвовавшим в движении революционного народничества вплоть до 1883 г., когда он создает первую социал-демократическую группу «Освобождение труда"16. Легальные марксисты, бывшие некоторый период заметным явлением в философской жизни страны, тоже неизбежно подвергли народничество критике17.

В последующем начинают появляться исследования, посвященные формированию и развитию народничества, его влиянию на общественную жизнь.

России, на развитие культуры.

Значительное внимание критике идеологии народничества и философ-ско-методологических ее оснований уделил В. И. Ленин, ряд принципиаль.

16 Этому посвящены работы Г. В. Плеханова: «Социализм и политическая борьба» (1883), «Наши разногласия» (1885) — «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895), «Очерки по истории материализма» (1893).

17 Бердяев H.A. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском. СПб., 1901.

18 Барриве Л. Е. Освободительное движение в царствование Александра II: Исторические очерки. М., 1911. Богучарский В. Л. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912; Глинский Б. Б. Революционный период русской истории (1861−1881 гг.): Исторические очерки. СПб., 1913; Русанов Н. С. Социалисты Запада и России. СПб., 1908; Тарле Е. В. Из истории обществоведения в России (Социологические воззрения Н. К. Михайловского) // Литературное дело. СПб., 1902. С. 277−296- Колосов Е. Е. Очерки мировоззрения Михайловского / Очерки разделения труда как основа научной социологии. СПб., 1912; Его же. Н. К. Михайловский: социология, публицистика, литературная деятельность. Отношение к революционному движению. СПб., 1917. ных идей которого надолго предопределили подходы к оценке и изучению народничества не только в нашей стране, но и за рубежом19.

4) Понять мощное и долговременное воздействие идеологии народничества можно только восстановив картину фундаментального философского обоснования ее в процессе крайне противоречивого становления и развертывания. Народничество одним из первых продемонстрировало варианты подчинения философии нуждам идеологии общественно-политического движения и последствия этого невозможно переоценить. Если Г. В. Плеханов видел недостаток народничества в том, что он не смог прийти к идее массовой политической партии и политической борьбы как средства формирования социальной силы, способной преобразовать страну, то упрекнуть народников в недооценке теории для борьбы он не мог. Большинство лидеров народничества были выдающимися’литераторами, публицистами, теоретиками, которые своитеоретические изыскания ставили на службу социально-политической борьбе. Фактически, это было первое мощное социально-политическое движение в России, рожденное теоретическими усилиями и постоянно и непрерывно подпитываемое ими. Интеллектуальное творчество осознанно было поставлено на службу политической борьбе, подчинено ее задачам. В этом отношении революционному народничеству даже ставится в вину принижение достоинств собственно литературно-художественного творчества в сравнении публицистически-политическим его содержанием.

5) Корпус источников (философских, социально-политических трудов, литературно-художественных и публицистических произведений) сегодня, хотя и бывает подчас разрознен, но предстает перед исследователем во всем своем внушительном объеме. Кроме того, к настоящему времени уже существует довольно обширная исследовательская, отечественная-и зарубежная литература, дающая* обобщенную картину формирования и развития идей.

19 Этому были посвящены работы В. И. Ленина: «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» (1893), «По поводу так называемого вопроса о рынках» (1893), «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» (1894), «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» (1895), «От какого наследства мы отказываемся?» (1897), «Развитие капитализма в России» (1899).

20 народничества, роли его ведущих фигур, разнообразных взаимовлияний и воздействий.

Большое значение имело развитие источниковедческой базы: в начале XX столетия активно издаются сочинения народников: Бакунин М. А. Избранные сочинения: В 5 т. М., 1919;1921; Кропоткин П. А. Сочинения: В 7 т. СПб., 1906;1907; Он же. Собрание сочинений: В 2 т. М., 1918; Лавров П. Л. Задачи и понимание истории. СПб., 1903; Он же. Собрание сочинений. М., 1917;1920; Михайловский Н. К. Полное собрание сочинений: В 10 т. СПб., 1896−1913; Он же. Последние сочинения. СПб., 1905. П. Л. Лавров. Сборник статей. СПб., 1922; Петр Кропоткин. Сборник статей. Пг.-М., 1922; Горев Б. И. Анархисты, максималисты и махаевцы. Пг., 1918; Горев Б. И. Анархизм в России (от Бакунина до Махно). М., 1930; Залежский В. Анархизм в России. М., 1930.

Но в 30-е годы в Советском Союзе практически полностью было прекращено сколько-нибудь серьезное исследование народничества. На долгие годы утвердились порожденные теоретиками сталинизма догмы, в рамках которых только и можно было говорить о народничестве. В то же время, как указывают авторы современного учебника: «В публикациях 1943;1944 гг. особое место заняли работы по истории русской философии. В. С. Кружков, П. Н. Федосеев и М. Т. Иовчук сформулировали концепцию «классической русской философии XIX в.», согласно которой философия Белинского, Герцена, Чернышевского и Добролюбова превосходит философию Гегеля и Фейербаха, вышла за пределы созерцательности домарксова материализма, в ней началось соединение материализма и диалектики, и в этом смысле она является высшей формой домарксистского материализма"20.

В 60-е гг. XX в. можно говорить о постепенном возобновлении интереса к народничеству. Вновь публикуются сочинения народников. Начинаются новые обсуждения роли народничества в русской истории и эволюции самого направления. Возрастает интерес и к теории культуры народничества.

20 История русской философии. Учебник для вузов. М., 2001.С.595.

Публикуются сочинения народников, посвященные вопросам творчества, искусства, эстетики. (Волк С. С. Народная воля. 1879−1882. М.- Л., 1966; Бога-тов В. В. Философия П. Л. Лаврова. М., 1972; Итенберг Б. С. Движение революционного народничества. Народнические кружки и «хождение в народ» в 70-х гг. XIX в. М., 1965; Малинин В. А. Философия революционного народничества. М., 1972; Пантин И. К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М., 1973. Пантин И., Плимак Е., Хорос В. Революционная традиция в России (1783−1883). М., 1986).

В 70−80-х годах выходила литература с непредвзятыми, научно сбалансированными оценками революционного народничества, — главным образом биографическая. Таковы книги А. А. Демченко о Н. Г. Чернышевском, Н. М. Пирумовой о А. И. Герцене и М. А. Бакунине, Б. С. Итенберга и.

B. Ф. Антонова о П. Л. Лаврове, Б. М. Шахматова о П. Н. Ткачеве, Э. С. Виленской о Н. К. Михайловском. Увидели свет биографии П. А. Кропоткина, Н. А. Морозова, Г. А. Лопатина, А. Д. Михайлова, М. Ф. Фроленко, Н. И. Кибальчича, П. И. Войноральского, А. В. Якимовой,.

C. Н. Халтурина, А. И. Ульянова, Н. К. Судзиловского-Русселя, замечательный труд Е. А. Таратута о С. М. Степняке-Кравчинском. Должное место уделено народничеству в коллективной монографии о второй революционной ситуации в России (отв. ред. Б. С. Итенберг).

В это время проводятся научные конференции, на которых активно обсуждаются различные аспекты развития народничества и влияния его на русскую культуру, а так же место данного явления в мировой истории философии и культуры (Гарявин А. Н. Философские обоснования социальной модели П. А. Кропоткина // Русская философия: многообразие в единстве. Материалы VII Российского симпозиума историков русской философии. М., 2001. С. 46−49- Николаева Л. С., Домрачев В. В. М. А. Бакунин и П. А. Кропоткин: некоторые особенности теоретической концепции анархизма в России в конце XIX в. // Персонология русской философии. Екатеринбург, 2001.).

Сохранение научного интереса проявляется в диссертационных работах (Желенин А. С. Политические взгляды Михаила Бакунина и Карла Маркса: сравнительный анализ. Автореферат диссертации кандидата политических наук. М., 1999; Куц Н. В. Идея «Всеславянской федерации» М. А. Бакунина: социально-философский аспект. Автореферат диссертации кандидата философских наук. М., 1994; Омаров С. А. Концепция личности теоретиков партии социалистов-революционеров. Автореферат диссертации кандидата философских наук. М., 1988; Янгутова Р. Р. Социальная философия П. Л. Лаврова. Автореферат диссертации кандидата философских наук. Улан-Удэ, 1999; Кокарева Ю. В. Нравственный идеал в философии русского народничества: Н. Г. Чернышевский, Н. К. Михайловский. Автореферат диссертации кандидата философских наук, Чита, 2007, и др.).

На Западе идеи народничества привлекали внимание представителей молодежной контркультуры, движения «новых левых», различных «альтернативных» общественных движений и социалистических учений21. Важное значение имеют работы западных исследователей, отличающиеся глубоким постижением феномена народничества в целом, внимательным изучением этапов его развития, персоналий и концепций.22 Авторитетными зарубежными исследователями, давно и с различных идейно-политических позиций занимающихся изучением народничества и русского освободительного движения в целом, являются такие авторы, как Ф. Коплстон, А. Улам23, Э. Хобсбаум, П. Аврич и др.

21 См. об этом: Хорос В. Г. Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. М., 1980.

22 Populism, its meanings and national characteristics. L., 1969; Avrich P. The Russian Anarchists. N.Y., 1978; Canovan M. Populism. N.Y.-L., 1981; Offord D. The Russian Revolutionary Movement in the 1880s. Cambridge, 1986; Rock M. Anarchismus and Terror. Trier, 1977. Copleston F.Y. Philosophie in Russia: From Herzen to Lenin a. Berdaev. Universuty of Notre Dame press, 1986. Goerdt Wilhelm. Russische Philosophie: Zugange und Durchblicke. Freiburg: Munchen: Alber, 1984; Von Laue, Theodore H. «The Fate of Capitalism in Russia: The Narodnik Version», American Slavic and Easy European Review, 13, no. 1 (1954): 11−28- Confino, Michael (Ed.), Daughter of a Revolutionary: Natalie Herzen and the Bakunin-Nechayev Circle, Library Press, LaSalle Illinois, 1973; Gleason, Abbot, Young Russia: the Genesis of Russian Radicalism in the 1860s. New York, Viking Press, 1980.

23 См. напр.: Ulam, Adam Burno, Ideologies and Illusions: Revolutionary Though from Herzen to Solzhenitsyn. Cambridge Mass., Harvard University Press, 1976; Ibid, In the Name of the People: Prophets and Conspirators in Pre-Revolutionary Russia. New York, Viking, 1977.

Однако следует подчеркнуть ряд моментов: 1) до настоящего времени чаще всего народничество рассматривается как чисто российское явление, 2) преимущественно как общественно-политическое движение, 3) в русле и с точки зрения движения и развития социалистической политической мысли (и, прежде всего ¦— марксизма и большевизма). Другой характерной особенностью зарубежных справочно-энциклопедических, монографических и периодических изданий, посвященных русскому народничеству, является терминологическое, прежде всего, при переводе, объединение с популизмом. Понимая существенную разницу этих явлений, авторы, обычно, пытаются либо оговаривать особый смысл термина в применение к русскому, народничеству24, либо просто писать «narodnichestvo-narodnik», либо вовсе использовать неуклюжий термин «narodism».

Кроме того, следует иметь в виду, что зарубежная литература довольно широко представлена переводами важнейших произведений русского народничества на различные языки (наибольшим вниманием пользуются анархисты М. Бакунин, П. Кропоткин, «Народная Воля»). Отчетливо заметен интерес зарубежных авторов и издателей к народнической, литературе и теме — как альтернативе марксизму.

Еще одной особенностью является большой интерес к анархизму и терроризму в народничестве (работы классического русского анархизма ставятся в преемственную связь с работами множества более поздних анархистов (Э.Голдман,) и современных авторов (Н.Хомский). Внимание к анархизму классическому и новому в зарубежной литературе в немалой степени связано с исследованием его антропологии, учения об изначально присущей человеку «солидарности», что имеет немаловажное значение для критики капитали.

26 стического отчуждения .

С началом перестройки о народниках вновь заговорили и появились новые издания философских, социально-политических и литературно.

24 Напр.: Greenfield, Cathy. «In the People’s Name»: Populism as a Political Form//Australian Journal of Cultural Studies. Volume 3. Number 2. December 1985.P.90−91.

25 Chomsky on Anarchism, AK Press, Edinburgh/Oakland, 2005.

26 Graeber, David, Fragments of an Anarchist Anthropology, Prickly Paradigm Press, Chicago, 2004. критических трудов народников. Интерес этот неизбежно оказался окрашен в различные политические тона: сторонники новейшего русского либерализма вновь припомнили народничеству два главных пункта его истории — связь с террористическим движением и с русским марксизмом (большевизмом)28. Появляется круг авторов, поставивших своей целью опровергнуть теории революционных народников, дискредитировать их борьбу и роль в русском освободительном движении. Однако в послеперестроечное время появляются работы, глубоко и серьезно исследующие многие нерешенные проблемы истории, идеологии и политики русского народничества, используя современный научный инструментарий29.

В то же время, сказанное выше об особенностях данного объекта исследования постоянно вызывало интерес к философско-мировоззренческому изI мерению народничества. Тем более, что и становление его, и развитие, и борьба с противниками проходили в ожесточенных спорах и интенсивных поисках философской теории и методологии, позволивших бы народничеству достичь поставленных целей. В советской историографии этой проблемы основанием для изучения и оценки философии народничества служили работы В. И. Ленина и Г. В. Плеханова. В последующем с утверждением сталинизма, методологически верные формулы основателей русского марксизма превратились в догмы, надолго став тормозом исследования действительного значения философии народничества. В 60−70-е годы XX в. появляются рабо.

27 Бакунин М. А. Избранные философские сочинения и письма. М., 1987; Он же. Философия, социология, политика. М., 1989; Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990; Он же. Этика. М., 1991; Михайловский Н. К. Литературная критика. Статьи о русской литературе XIX — начала XX вв. Л., 1989; Ткачев П. Н. Кладези мудрости российских философов. М., 1990. Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже Х1Х-ХХ веков. М., 1995; Слинько А. А. Н. К. Михайловский и русское общественно-литературное движение второй половины XIX — начала XX века. Воронеж, 1982; Шахматов Б. Н. П. Н. Ткачев. Этюды к творческому портрету. М., 1981.

28 Н. А. Троицкий Народничество как идеология российского освободительного движения // Философия практики и культура. Выпуск: N 12 (2526), январь-февраль 2005; О. В. Будницкий. Терроризм глазами историка. Идеология терроризма.// Вопросы философии. N5 2004.

29 Большой интерес вызвали работы В. Ф. Пустарнакова: Еще раз о сущности философии русского Просвещения 1860-х гг. и впервые о его кризисе//История философии, РАН, Ин-т философии, № 4- Философия Просвещения в России и во Франции: опыт сравнительного анализа. РАН. Ин-т философии. — М., 2001. ты, посвященные объективному исследованию становления философии назо родничества и ее важнейшим чертам .

К настоящему времени оказался «опробован» разнообразный исследовательский инструментарий, обнаруживший как свои достоинства, так и слабости. Он позволил в ряде случает произвести переоценки, сместить акценты, переформулировать и по-новому поставить проблемы. К числу таких методологических новаций следует отнести развитие во второй половине XX в. методологии дискурс-исследований. Тема эта сама по себе достаточно обширна и представляет поле постановки и решения множества фундаментальных проблем современного социально-гуманитарного знания. Отечественные авторы не только внимательно следят за методологическим поисками зарубежных коллег, но и вносят значительный вклад в разработку эвристически ценных аспектов методологии дискурс-анализа (И.Т. Касавин31, Ю. С. Степанов О.Ф.Русакова и др.). Тем интереснее использовать намеченные рядом отечественных и зарубежных исследователей продуктивные подходы в историко-философском исследовании.

6) Наконец, в отечественной литературе настоящее время сделаны плодотворные попытки сравнительно-исторических исследований философ-ско-мировоззренческой проблематики, сложившейся и решавшейся в рамках ряда социально-политических движений, которые существенно предопределили облик общества и человека в XX в.: большевизма и коммунизма, национализма и расизма, популизма, анархизма и т. п. В зарубежной литературе такой поход практиковался давно, однако, как было уже сказано, народничество та рассматривается преимущественно как социально-политическое дви.

30 Володин А. И. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. М., 1972; Малиннн В. А. Философия революционного народничества. М., 1972; Маслин МЛ. Народничество // Русская философия. Словарь. М., 1999. С. 311- Социологическая мысль России. Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIXначала XX в. Л., 1978; ХоросВ.Г. Народническая идеология и марксизм. М, 1972; Макаров В. П. Формирование общественно-политических взглядов Н. К. Михайловского. Саратов, 1972; Уткина Н. Ф. Позитивизм, антропологический материализм и наука в России. М., 1975. Галактионов А. А., Никандров П. Ф. Русская философия Х1-ХГХ вв. М., 1970.

31 Касавин И. Т. Текст. Дискурс. Контекст.

Введение

в социальную эпистемологию языка. М, 2008.

32 Степанов Ю. С. Семиотика. М&bdquo- 2003.

33 Русакова О. Ф., Русаков В. М. РЯ-Дискурс. Теоретико-методологический анализ. Екатеринбург, УрОРАН, 2008; Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М., 2004; Макаров М. Основы теории дискурса. М., 2003. жение, философско-мировоззренческим проблемам его уделяется лишь служебное внимание (A. Ulam, F. Coplestone, etc) .

Объект и предмет исследования.

Объектом данного исследования является комплекс философских и социально-философских концепций русского народничества, сложившихся в контексте социально-исторической и политической ситуации России середины XIX века. В силу кардинальных особенностей социально-политического характера эти философско-мировоззренческие искания в значительной части также были воплощены в русской литературе XIX в. — публицистике, литературно-художественной критике, журналистике.

Предметом исследования является проблема формирования и эволюции философских оснований ценностно-смыслового ядра мировоззренческих и социально-философских концепций русского народничества, с одной стороны выразившего глубинные фундаментальные тенденции культурно-исторического развития страны, а с другой — оказавшего определяющее воздействие на мировоззренческую и философскую культуру российского общества в XIX и XX веках, а также на мировоззрение ряда радикальных общественно-политических движений современности — большевизм, популизм, национализм и национал-социализм и др.

Таким ядром в работе рассматривается дискурсивно-идеологический комплекс русского народничества.

Цели и задачи исследования.

Целью данного исследования является историко-философская реконструкция ценностно-смыслового ядра философских и социально-политических концепций русского народничества, названного в работе дискурсивно-идеологическим комплексом.

Задачами исследования являются: формулирование компонентов эвристически ценного инструментария современного историко-философского исследования в рамках методологии дискурс-исследований или дискурсологииопределение основных черт ценностно-смыслового ядра мировоззрения русского народничества — дискурсивно-идеологического комплексавыявление главных структурных компонентов дискурсивно-идеологического комплекса русского народничества концепты или мифологемы («народ» («народность»), «новый человек» («новые люди», «борцы», «люди будущего»), «светлое будущее» («социализм», «счастье»), «воля» («свобода», «творчество», «самореализация»), «дело» («революция», «борьба», «реформа»), «земля» («благо», «богатство») и т. п.) — выявление фундаментальных тенденций эволюции дискурсивно-идеологического комплекса русского народничества и его главнейших структурных компонентов в контексте российского и общеевропейского развития на рубеже XIX — начала XX ввсравнительный анализ дискурсивно-идеологических комплексов русского революционного народничества и других радикальных социально-политических течений современности (популизма, национализма («фельки-ше»), большевизма, национал-социализма);

Методологические основания исследования.

Методологической основой данного исследования, прежде всего, являются работы признанных отечественных и зарубежных специалистов по изучению философии русского народничества, заложившие основы понимания процессов внешнего влияния, зарождения и философского творчества русских народников.

Кроме того, данная работа опирается на достижения отечественных и зарубежных ученых в области современной методологии социально-гуманитарного познания — теории и практики дискурс-анализа таких социально-политических движений современности как радикализм (левый и правый), национализм (национал-социализм, расизм), популизм.

В то же время следует отметить, что изучение истории формирования, достижений и проблем различных школ современных дискурс-исследований отчетливо указывают на необходимость учета диалектико-материалистической методологии исследования феноменов общественного сознания в ее освобожденной от догматизма и сверхполитизации форме. Такой поход позволяет сохранить эвристически ценный потенциал диалектико-материалистического подхода, развитого в свое время марксизмом и в сильнейшей степени востребованного сегодня значительным числом левых и леворадикальных течений в Азии и Латинской Америке.

Достоинства и методологическая мощь были продемонстрированы в целом ряде продуктивных исследований как отечественных авторов (Ю.М.Бородай, Ю. Н. Давыдов, Ю. И. Семенов, П. П. Гайденко, Е. М. Плимак, В. Ф. Пустарнаков, И. А. Гобозов, К. Н. Любутин, С. Г. Воркачев, В. И. Карасик, Т. И. Касавин, Е. И. Шейгал, О. Ф. Русакова и др.), так и зарубежных (Е. Лакло, Ш. Муфф, А. Калинникос и мн.др.). Влияние марксистской методологии (М.Фуко, Л. Альтуссер, Н. Фэркло и др.34) на зарождение и развитие, например, методологии критического дискурс-анализа не подвергается сегодня сомнению.

Методология дискурс-анализа позволяет в полной мере опереться на большой корпус исследований отечественных и зарубежных авторов, изучающих идеологию и практику русского народничества.

34 Как впрочем, на КЛеви-Строса, Ж. Делеза, Ф. Гватгари и др.

Кроме того, сопоставление главных тенденций развития дискурсивно-идеологического комплекса русского народничества с эволюцией дискурсив-но-идеологических комплексов других радикальных социально-политических движений современности (популизм, национализм, национал-социализм) потребовало использования сравнительно-исторического метода. Методологической основой исследования в этом плане стали работы отечественных и зарубежных авторов, посвященные философским, социокультурным и социально-политическим предпосылкам, особенностям и значению идей и практики русского народничества35.

Новизна и практическая значимость полученных результатов.

Главным элементом новизны полученных результатов является комплексность рассмотрения такого сложного внутренне и гетерогенного по природе формирования и последующей «жизнедеятельности» культурно-исторического явления как русское народничество.

Появляется реальная возможность соединения накопленного огромного эмпирического и теоретического материала отечественных и зарубежных исследований различных сторон возникновения, формирования и развития мировоззрения и философии русского народничества. То, что раньше неизбежно «разносилось» по различным ведомствам — истории литературы и журналистики, литературоведения и научных биографий, истории философии и культуры, отечественной истории — теперь получает методологический и методический прием синтетического видения главных аспектов мировоззрения и философии народничества в процессе их вызревания и эволюции.

Другим важным элементом новизны предлагаемого исследования является изменение угла зрения, под которым рассматривается процесс складывания и воздействия комплекса идей и практик русского народничества —.

35 См. обзор главных частей этого корпуса в работе: Б. В. Емельянов, В. Д. Жукоцкий, Ф. П. Фурман. Философия русского народничества. Нижневартовск-Екатеринбург, 2002. дискурс-анализ его. Точнее, выявление дискурсивно-идеологического комплекса русского народничества и анализ его структурных элементов с точки зрения содержания, воздействия и развития в борьбе с конкурирующими. Накопленный эмпирический материал со всей определенностью ставит проблему усовершенствования методологического инструментария исследования. Сегодня очевидно, что объяснительные возможности традиционной схемы увязывания различных сторон идеологии и практики какого-либо социально-политического движения с интересами различных социальных групп нуждается в существенной конкретизации. Простая отсылка к «историческим условиям», «интересам» и «потребностям» не объясняют главного: почему в ответ на эти потребности возникают именно такие, а не иные движенияпочему были предложены именно такие формы и способы решения проблем. Кстати, эта сторона проблемы хорошо видна в том обстоятельстве, что все социально-политические движения обладают относительно самостоятельным существованием и достаточно опосредованно соотносятся с потребностями и интересами социальных групп. Идеи и практики, предложенные народниками, лишь в конечном счете отображали интересы социальных групп и расстановку политических сил. Проявлялось это и в том, что «они были продуктом сознательного конструирования мыслителей и литераторов, которые в большей или меньшей мере умели уловить тенденции социальных перемен, а также и в том, что те самые социальные группы, в интересах которых конструировались и разрабатывались эти идеи и практики (русское крестьянство) могли не только не догадываться об этом, но и не принимать их. И, более того, это — общая закономерность: так обстояло, например, с декабристами, славянофилами, позднее — с русскими большевиками, полагавшими, что они выражают интересы промышленного, фабрично-заводского пролетариата. Но дискурсивно-идеологический комплекс народничества был создан усилиями огромного числа теоретиков и политиков, через присущие ему «механизмы» и способности оказал мощное воздействие на все стороны жизни русского общества и, исчерпав себя, уступил в борьбе с другими.

Еще одним элементом новизны полученных результатов является исследование структурных компонентов складывавшегося в России в XIX в. дис-курсивно-идеологического комплекса русского народничества, которое способно существенно конкретизировать роль и значение их для судеб русской и мировой культуры — особых концептов или мифологем. Такие мифологемы, как «народ», «воля», «борьба», «светлое будущее», «новые люди» и др., составляющие ядро этого комплекса, кардинально переозначили все семиотическое пространство страны, обнаружив себя как важный властный ресурс.

Кроме того, специфические особенности и всемирно-историческое зна1 чение изучаемых явлении хорошо просматриваются в сравнении с аналогичными явлениями современности. Различные социально-политические движения и организации обращались и сегодня обращаются к осмыслению опыта теоретического и практического развития русского народничества. Реалии политической борьбы показывают, что поставленные русским народничеством проблемы не канули в прошлое, не «сданы в архив». Теоретическая и практическая работа с пробуждающимся самосознанием народных масс в развивающихся странах, поиски средств воздействия на массовое народное сознание и определение фундаментальных направлений и целей этой работы постоянно заставляют обращаться к наследию народничества.

Результаты исследования могут быть использованы как для междисциплинарной интеграции исследований народничества в его различных аспектах, так и в процессе преподавания истории отечественной и зарубежной философии и культуры.

Апробация полученных результатов.

Результаты, полученные в ходе проведенного исследования, прошли разнообразную апробацию в различных формах научно-педагогической деятельности.

1) Прежде всего, они были изложены в 8 публикациях в рекомендованных ВАК РФ рецензируемых изданиях;

2) Результаты исследования были опубликованы в монографии «Философские основания дискурсивно-идеологического комплекса русского народничества: историко-философский анализ»;

3) По ходу исследования его итоги отображались в статьях и докладах на международных и российских научных и научно-практических конференциях: Второй и Третьей международной научно-практических конференциях" Дискурсология: Методология. Теория. Практика" (Екатеринбург, 2007, 2008) — научной конференции Гуманитарного университета (Екатеринбург, 2008), 4-х Марксовских чтениях (Нижневартовск, 2008) и др.

4) Результаты исследования были доложены на заседаниях отдела философии Института философии и права УрОРАН (2008) и заседании кафедры истории философии Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

5) Итоги исследования нашли применение в чтении курсов культурологии и философии, спецкурса по философским и мировоззренческим проблема русского революционного народничества в вузе (Учебное* пособие «Дискурсивно-идеологический комплекс народничества» (Екатеринбург, 2008,48 е.).

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, содержащей 267 наименований. Общий объем работы 253 страниц.

Заключение

.

Поведем некоторые итоги нашего исследования и сформулируем предварительные результаты.

В истории всякой науки наступает необходимый этап, когда накопленный значительный эмпирический материал должен быть синтезирован в целостную картину, позволяющую не просто подвести итог, а осуществить своеобразную «подгонку частей»: насколько хорошо согласованы различные части этой картинычтобы в том числе произвести в случае необходимости коррекцию. В научном исследовании, как известно, важен не только критерий «внешнего оправдания», но и «внутренней стройности». Поэтому-то, как заметил Т. Кун, «нормальная» наука не спешит отказываться от прежней парадигмы, если она достаточно стройно приводит в систему наибольшее количество «фактов». г.

В отечественной и мировой литературе, посвященной изучению идеологии и практике русского народничества накоплен значительный материал и в то же время кризис фундаментальных идеологий заставляет проверять внутреннюю стройность картины, складывающейся из большого числа элементов: библиографических и биографических, историко-философских и исто-рико-политических исследований, сравнительного изучения русского народничества в сопоставлении с иными аналогичными.

Поэтому вполне оправдано применение современного метода междисциплинарного социально-гуманитарного исследования — дискурс-анализа. Дискурс-анализ позволяет, в сравнении с прежней методологией исторического исследования, учесть то важное обстоятельство, что народничество — это, прежде всего, огромная совокупность локально систематизированных взглядов, идей, теорий, гипотез, учений, смысло-жизненных ориентации и верований, — выраженных главным образом в многообразной знаково-символической форме и в первую очередь в письменном и устном (художественном, научном и т. п.) слове. С внешней точки зрения, все это «материя» крайне шаткая и бесплотная, противоречивая и часто трудноуловимая.

Но за эти бесплотные теории и учения люди отдавали свои и чужие благополучие, здоровье, жизнь. Понятно, что за ними стояли (или не стояли) жизненные интересы различных групп населения и эту связь и прочность ее им еще предстояло проверить на практике.

Центральным понятием этого метода является понятие дискурса, а в применение к исследованию идеологии и практики больших социально-политических движений типа русского народничества — понятие дискурсив-но-идеологического комплекса. При всей вариативности толкования этих понятий в современной методологической литературе, наиболее важными смысловыми аспектами являются а) коммуникативный — поскольку дискурс выступает носителем и ретранслятором смыслов, ценностей, идей, мнений и прочих ментальных образований, б) семиотическийтак как дискурс выступает в виде знаковой системы (языков, текстов, символов и т. п.), в) кратологическийпотому что дискурс представляет собой мощный властный ресурс, посредством которого социальные институты и индивиды осуществляют свою саморепрезентацию и легитимацию, конструирование и продвижение различных образов реальности, производят их позиционировао 1 /Г ниє в социокультурном пространстве .

В применение к анализу русского народничества как большого комплекса духовных (идеологических, социокультурных) и материальных (политической борьбы, пропаганды, просветительской и организационной работы и т. д.) практик категория дискурса и дискурс-анализ помогают понять специфические особенности зарождения и причины успеха небывалого прежде духовного-практического явления, составившего, по выражению В. И. Ленина, «целую эпоху», оказавшего огромное преобразующее воздействие как внутри страны, так и за ее рубежами.

316 Русакова О. Ф., Русаков В. М. РЯ-Дискурс: теоретико-методологический анализ. Екатеринбург, 2008.С.98−99.

Не менее важны для подобного исследования оказываются выделяемые сегодня в составе дискурса планы — 1) интенциональный, включающий замыслы, намерения, цели, притязания и ожидания- 2) актуальный — включающий непосредственные дискурсивные практики, в рамках и в процессе которых происходит вовлечение аудитории, заражение идеями и внушение их, а также провоцирование ответной реакциинаконец. 3) виртуальный план — различные ментальные пласты дискурса (их иногда называют когнитивными матрицами или решетками, детерминирующими глубину смыслов, вкладываемых в знаки общения и 4) контекстуальный план, в котором каждый раз.

317 происходит осуществление дискурсивных практик .

Именно они позволяют сформировать «стержни» понимания целостной картины возникновения такого сложного явления как широкое социально-политическое движение, втягивающее в различные социокультурные и политические процессы большинство населения. Дискурс выступает как знаково-символическое действие, задающее контуры новых антропологических практик, в которых отныне будут идентифицировать и реализовывать себя различные социальные группы.

Причем, это всегда происходило и будет происходить в острой конкуренции различных типов дискурса, в противоборстве различных дискурсив-но-идеологических комплексов (в России XIX в. это были^{консервативно-охранительский,} 2) либеральный, 3) народнический и нарождавшийся 4) социал-демократический).

Новые дискурсы, как правило, стремятся произвести и производят радикальное переозначивание всего семиотического пространства культуры (вспомним мощные новаторские дискурсы далекого и не очень прошлого: будь то рождение христианства в 1 в. н.э., Великую Французскую или Вели.

2 1 о кую Октябрьскую социалистическую революции).

317 Русакова О. Ф. Дискурс, политический дискурс, политическая дискурсология//Многообразие политического дискурса. Екатеринбург, ИФиП УрОРАН, 2004.С.26−27.

3,8 Современная российская и в целом постсоветская действительность также демонстрирует отчаянные попытки такого радикального переозначивания в виде «борьбы с памятниками» и историческими праздниками, поисков «национальной идеи» («национальных проектов») и т. п.

Дискурсивно-идеологический комплекс народничества с точки зрения своего состава включает целый ряд структурных элементов — мифологем. Мифологемы (часто употребляются термины: концепты, архетипические категории и др.) давно уже обратили на себя внимание исследователей, занимающихся изучением не готового, ставшего, а становящегося теоретического знания.

Эти категории-мифологемы или концепты обладают рядом отличительных особенностей, которые заметно отделяют их от устоявшихся понятий и категорий науки. Они имеют довольно сложную структуру, в которой отчетливо выделяются во-первых, ценностно-смысловое ядро, во-вторых понятийно-категориальная оболочка (относительно целостная система понятий и категорий, в которых выражается ценность и главный смысл), в-третьих, разнообразные слои объективаций в виде множества текстов, в которых реализуется концепт в процессах коммуникации. Эти слои, представленные многообразными текстами, и есть та начальная «материя» концепта, с которой исследователь имеет дело.

Мифологемы-концепты, группируясь вокруг реальных смысложизнен-ных проблем, образуют относительно целостные комплексы, задающие главные границы и пределы семиотического пространства культуры: в этих границах формируются и определяются различные антропологические практики (как люди определяют то, что они есть, в чем смыслы их деятельности и самого существования и т. п.). Поскольку прежде всего они связаны с ценностями и смыслами и определяют характер ментальностей данного общества — они называются дискурсивно-идеологическими комплексами. Дискурсивно-идеологические комплексы — суть относительно целостные системы концептов-мифологем, существенно предопределяющие семиотическое пространство данной культуры (культуры данного общества).

В дискурсивно-идеологическом комплексе народничества со всей отчетливостью можно выделить целый комплекс таких концептов-мифологем. Наиболее важными и определяющими «лицо» этого движения и его последующую судьбу являются следующие мифологемы: а) «народ» («народность») — б) «новый человек» («новые люди») — в) «воля» («свобода») — г) «земля» (собственность) — д) «дело» («борьба») — е) «светлое будущее» (социализм, коммунизм).

Каждая из них имела множество вариаций (это и есть одна из характерных особенностей мифологем — вариативность, некое «мерцание смысла» вокруг определенного ядра) и в последующем, по мере развертывания предлагавшихся этим дискурсом практик и институтов, они начинали «отпочковываться» от основного ядра и обретать самостоятельное существования. Так, например, «дело» понималось одними как социальная и политическая революция, другими как реформы, третьими как самоусовершенствование или посильный вклад в развитие страны (в «теории малых дел»), четвертыми как заговор, террористический акт или бунт.

Дискурсивно-идеологический комплекс русского народничества сыграл огромную роль в жизни России, задав целый ряд новых смысло-жизненных ориентаций, воплощенных в систему разнообразных антропологических практик, предопределивших главные тенденции развития русского общества (упрочение русского освободительного движения, рождение русской социал-демократии и русского социализма и коммунизма (большевизма)).

Влияние дискурсивно-идеологического комплекса народничества поистине огромно.

Это и подвергшиеся мощному преобразованию великая русская литература Х1Х-ХХ вв., русская журналистика и публицистика, русская художественная культура в целом (живопись, театр, музыка, декоративно-прикладное искусство). Мифологема «народности» и «борьбы за светлое будущее» поистине «перепахали» русскую духовную культуру и придали ей тот неповторимый колорит, с которым она вошла в мировую историю.

Русская наука и образование усилиями великих ее тружеников, воодушевляемых принципом служения народу, осуществили настоящий прорыв и вывели Россию на уровень передовых стран своего времени.

Русское народничество несло и утверждало разнообразные новые антропологические практики, приведшие в конечном счете к преобразованию облика русской жизни, а там, где этого не удалось добиться — русское общество чувствовало и переживало это как «наболевшие вопросы», «очередные задачи» и т. п.

Но дискурс народничества оказал воздействие и на другие социально-политические движения и страны в XIX и XX в.

Ряд рассмотренных структурных элементов-мифологем типа «народ», «новый человек», «свобода», «земля», «дело» и др. — и сегодня прорабатываются различными движениями в разных странах и наполняются дополнительными смыслами в Латинской Америке, Африке, Азии, Европе — в национально-освободительных движениях, правом и левом популизме, феминистском, кооперативном, молодежном движении, анархизме и др.

Там, где решаются проблемы демократических преобразований, вновь актуальными становятся споры трех основных направлений русского народничества XIX века: революционного (в том числе радикально-экстремистского, террористического), анархического, либерального.

Таким образом, в итоге данного исследования можно сформулировать следующие положения, выдвигаемые на защиту:

1. В работе обоснован вывод о том, что в историко-философском изучении данного объекта наступает необходимый этап, когда накопленный значительный эмпирический материал должен быть синтезирован в целостную теоретическую картину исследуемого объекта. В научном исследовании, как известно, важен не только критерий «внешнего оправдания», но и «внутренней стройности». Поэтому-то, как заметил Т. Кун, «нормальная» наука не спешит отказываться от прежней парадигмы, если она достаточно стройно приводит в систему наибольшее количество «фактов». В отечественной и мировой литературе, посвященной изучению идеологии и практике русского народничества накоплен значительный материал и в то же время кризис фундаментальных идеологий заставляет проверять внутреннюю стройность картины, складывающейся из большого числа элементов: библиографических и биографических, историко-философских и историко-политических исследований, сравнительного изучения русского народничества в сопоставлении с иными аналогичными.

2. В диссертации обоснован вывод о том, что в историко-философском исследовании идеологических и социокультурных оснований народничества вполне оправдано применение современного метода междисциплинарного социально-гуманитарного исследования — дискурс-анализа. Дискурс-анализ позволяет, в сравнении с прежней методологией исторического исследования, учесть то важное обстоятельство, что народничество — это, прежде всего, огромная совокупность локально систематизированных взглядов, идей, теорий, гипотез, учений, смысло-жизненных ориентаций и верований, выраженных главным образом в многообразной знаково-символической форме и в первую очередь в слове. Но за эти эти бесплотные теории и учения люди отдавали свои и чужие благополучие, здоровье, жизнь. Понятно, что за ними стояли (или не стояли) жизненные интересы различных групп населения и эту связь и прочность ее им еще предстояло проверить на практике.

3. В работе доказано, что центральным понятием эвристически ценного метода историко-философского изучения объекта является понятие дискурса, а в применение к исследованию идеологии и практики больших социально-политических движений типа русского народничества — понятие дискурсивно-идеологического комплекса. Именно он позволяет сформировать «стержни» понимания целостной картины возникновения такого сложного явления как широкое социально-политическое движение, втягивающее в различные социокультурные и политические процессы большинство населения. Дискурс выступает как знаково-символическое действие, задающее контуры новых антропологических практик, в которых отныне будут идентифицировать и реализовывать себя различные социальные группы. Причем, это будет происходить в острой конкуренции различных типов дискурса, в противоборстве различных дискурсивно-идеологических комплексов (в России XIX в. это были 1) консервативно-охранительский, 2) либеральный, 3) народнический и нарождавшийся 4) социал-демократический). Новые дискурсы, как правило, производят радикальное переозначивание всего семиотического пространства культуры (будь то рождение христианства, Великая Французская или Великая Октябрьская социалистическая революции).

4. В работе показано, что дискурсивно-идеологический комплекс народничества включает целый ряд структурных элементов — концептов-мифологем. Наиболее важными и определяющими «лицо» этого движения и его последующую судьбу являются а) «народ» («народность») — б) «новый человек» («новые люди») — в) «воля» («свобода») — г) «земля" — д) «дело» («борьба») — е) «светлое будущее» (социализм, коммунизм). Каждый из них имел множество вариаций и в последующем, по мере развертывания предлагавшихся этим дискурсом практик и институтов, они начинали «отпочковываться» от основного ядра и обретать самостоятельное существования (как, например, «дело» понималось одними как социальная и политическая революция, другими как реформы, третьими как самоусовершенствование, четвертыми как заговор, террористический акт и бунт).

5. Доказано, что дискурсивно-идеологический комплекс русского народничества сыграл огромную роль в жизни России, задав целый ряд смысло-жизненных ориентаций, воплощенных в систему разнообразных антропологических практик (преобразование семьи, брака, художественного и научного творчества, активного участия в социально-политической жизни страны, построение отношений между людьми на принципах сотрудничества (кооперации и взаимопомощи), товарищества и др.), предопределивших главные тенденции развития русского общества (рождение русской социал-демократии и русского коммунизма (большевизма)), сохраняющих свое значение и в современном обществе.

6. В работе показано, что он не просто оказал воздействие на другие социально-политические движения и страны в XIX и XX в. Ряд рассмотренных структурных элементов-мифологем типа «новый человек», «свобода», «дело» и др. — и сегодня прорабатываются различными движениями в разных странах и наполняются дополнительными смыслами (в Латинской Америке, Африке, Азии, Европе — в национально-освободительных движениях, правом и левом популизме, феминистском, кооперативном, молодежном, анархизме и др.). Они кладутся в качестве смысложизненных ориентации в разнообразных антропологических практиках, внедряемых этими движениями.

Разумеется, данная работа представляет собой лишь «первый приступ» к последующему углубленному рассмотрению и применению всех эвристически ценных аспектов дискурс-анализа к изучению огромного духовно-практического материка под названием русское народничество.