Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII-XVI веков

Постановка проблемы и актуальность темы исследования.

В отечественной историко-философской литературе последних десятилетий происходит своего рода ренессанс средневековых исследований: появляются новые переводы, издаются многочисленные монографии, проводятся различные конференции. Такое динамичное развитие российской философской медиевистики задает стратегию изучения не столько общих традиционных проблем средневековой мысли, которые достаточно подробно и последовательно эксплицированы в научной литературе, сколько более конкретной тематики, представляющей разнообразие специфических диспозиций и дифференций схоластического дискурса. В этой связи проблема осмысления исповеди и совести вполне вписывается в современные исследовательские проекты. Однако вряд ли можно претендовать на всеохватывающий анализ генезиса этих институций в рамках столь сложного и противоречивого периода западноевропейской культуры, который в силу значения социально-религиозных преобразований и трансформаций общественного уклада просто неисчерпаем. И все же такая постановка проблемы в строго очерченных границах и пределах представляется уместной и плодотворной. Она позволяет увидеть изменение мировоззренческих детерминант, дает возможность обратиться к исходным установкам морального самосознания европейского индивида как субъекта правопорядка, открывает широкую перспективу для постижения оснований развития западной культуры от диспозиций Средневековья к дискурсу постмодерна.

В этом смысле традиция толкования совести и synderesis, сложившаяся в средневековой университетской учености, представляет собой отличительную особенность христианской, неизбежно морализирующей парадигмы европейского философствования. Непримиримые богословские споры, развернувшиеся по поводу определения статуса и нравственных оснований совести, выступили своеобразным коррелятом технологий власти и социального контроля, подспудно реализуемых Церковью с помощью таинства исповеди и покаяния. Исповедь интериоризировала сознание, внедряя в мыслительную деятельность индивида процедуры самоцензуирования, а этические доктрины схоластики, в свою очередь, открывали новые проекции надзора, постепенно смягчая нравственный ригоризм первоначального христианства. Именно богословские трактаты университетских магистров (особенно в горизонте рецепции аристотелиз-ма) и всевозможные руководства совестью для приходских кюре создали систему тайного исповедального дознания, свидетельствуя, таким образом, о действенном значении отвлеченных схоластических дистинкций для утверждения общественного порядка и внешнего благоприличия западного социума.

Степень разработанности проблемы.

Во-первых, необходимо признать, что в отечественной культурологической и историко-философской литературе не так много работ, напрямую связанных с заявленной темой исследования. Однако в российской медиевистике имеется ряд классических трудов столь признанных авторов, без упоминания которых невозможен ни один серьезный научный проект. Их статьи и монографии представляют собой ту вершину, с теоретических высот которой обнаруживаются новые исследовательские горизонты. К ним бесспорно можно и нужно отнести работы С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, П. М. Бицилли, В. И. Герье, О.А. Добиаш-Рождественской, Л. П. Карсавина, Е. В. Гутновой, А. А. Сванидзе, В.В. Стоклицкой-Терешкович. Особое значение в методологическом смысле, в плане представления исторического материала, в реализации определенных теоретических подходов к осмыслению средневекового менталитета в перспективе изучения данной проблемы представляют работы, А .Я. Гу-ревича. В соответствующих контекстах содержание этой темы затрагивается в трудах J1.M. Баткина, Е. В. Горюнова, J1.K. Кругловой, Б. В. Маркова, С. С. Неретиной, Н. Н. Суворова, М. С. Уварова. Особенности генезиса норм городского этоса, обусловивших становление западноевропейской культуры в период XIII — XVI веков, обозначены в работах ученых отечественной школы медиевистики Н. П. Грацианского, И. А. Красновой, В. И. Рутенбурга, Н. А. Сидоровой, JI.H. Чернова, Н. Ф. Ускова, П. Ю. Уварова, М. М. Ябровой.

Во-вторых, как уже отмечалось, в последние десятилетия кардинально расширилась сфера историко-философских исследований средневековой мысли. Здесь наряду с трудами известных и авторитетных ученых (А.А. Бронзова, А. Вертеловского, В. П. Гайденко, П. П. Гайденко, М. А. Гарнцева, А. А. Гусейнова, Д. В. Джохадзе, В. П. Зубова, А. П. Курантова, Г. Г. Майорова, П. С. Мудрагей, С. С. Неретиной, П. С. Попова, Г. А. Смирнова, В. В. Соколова, А. А. Столярова, Н. М. Стяжкина, В. И. Уколовой, Г. В. Шевкиной), в последние годы появляется много новых интересных и оригинальных изысканий молодых авторов. Среди них — работы и переводы А. В. Апполонова, К. В. Бандуровского, Г. В. Вдовиной, М. М. Гейде, Д. В. Маслова, Е. В. Матусевич, JI.B. Цыпиной, A.M. Шишкова, Д. В. Шмонина. Примечательно, что в рамках этого нового движения развернулась широкая исследовательская деятельность по уточнению смыслов философских терминов и выявлению путей трансформации их понятийного содержания. Это представляется принципиально важным для развития отечественной философской школы и укрепления традиции языка мысли.

В-третьих, этическая проблематика и разночтения вокруг понимания совести нашли отражение в отечественных научных дискуссиях 70 — 80 годов прошлого столетия. Споры развернулись вокруг определения истоков формирования этого термина и его значения в пределах античной и средневековой культур. В обсуждении приняли участие известные специалисты разных областей гуманитарного знания (О.Г. Дробницкий, Г. Г. Майоров, А. А. Столяров, В.Н. Ярхо). Их исследования послужили своеобразным ориентиром для определения и изучения диспозиций совести в наследии средневековой схоластической учености.

В-четвертых, хотелось бы выделить отдельно работы, посвященные делу и учению Мартина Лютера, сыгравшего выдающуюся роль в трансформации религиозных устоев западноевропейского общества. Это исследования Е. Лихачевой, Е. В. Спекторского, Э. Ю. Соловьёва.

Среди наиболее значимых работ западных исследователей, непосредственно затрагивающих проблематику становления процедуры исповеди в рамках культуры позднего Средневековья, можно выделить труды Ж. Делюмо, Ж. Ле Гоффа, Г. Ч. Ли, Д. Т. Макнейла, Т. Тентлера, М. Фуко, Н. Элиаса. Их сочинения в той или иной мере раскрывают общую перспективу развития форм духовного контроля сознания западноевропейского индивида в период между двух эпох и представляют в этой связи большое научное значение. Также необходимо отметить работы известных европейских ученых, которые позволяют осмыслить социальные, культурологические и этические контексты развития проблемы. Это изыскания Г. Белова, П. Бурдье, М. Вебера, А. Вежбицкой, В. Зомбарта, Г. Леффа, М. Мосса, М. Ос-совской, Й. Хейзинги, В. Д. Эшли, В. Эндемана.

Список трудов в исследовательской традиции Запада, посвященных истории средневековой схоластики, просто необозрим. Однако есть такие имена, которые составляют золотой фонд философской медиевистики. Это — Этьен Жильсон и Фридрих Чарльз Копл-стон, Энтони Кенни и Ричард Сорабджи, Р. Д. Хенле и Ван Стенбер-ген, Элеонора Стамп и Норман Крецман. Их работы позволяют, с одной стороны, постичь общие смыслы и стратегии развития схоластического дискурса, с другой стороны, приблизиться к пониманию нюансов и особенностей философской мысли того времени. При этом необходимо подчеркнуть, что в последние десятилетия в философской медиевистике Запада складываются новые интересные исследовательские школы. В частности, заметным явлением в области изучения средневековой схоластики стали работы специалистов Хельсинского университета Р. Сааринена, Е. Ранникко, Т. Холопай-нен, выполненные под руководством профессора Симо Нуттило. Их примечательной особенностью является ярко выраженная этическая направленность.

К числу исследований по теме понимания совести и synderesis и близких к ним морально-этических проблем, представленных в истории средневекового схоластического дискурса, относятся работы Г. Аппеля, Р. А. Армстронга, М. Г. Бейлора, Е. Беттони, Е. Ф. Бурне, А. Вальтера, Р. Макинери, Т. К. Поттса, О. Ренца, Й. Штельценбергера, JI. Фрепперта. Сюда, несомненно, можно включить и многочисленные статьи, вошедшие во всевозможные классические сборники трудов по отдельным персонам и периодам средневековой мысли Западной Европы. Эти работы раскрывают специфику средневековой моральной рефлексии, демонстрируют ее основные противоречия и направления нравственных поисков.

Среди главных зарубежных исследователей наследия Мартина Лютера можно назвать П. Альтхауса, М. Г. Бейлора, Д. Р. Джанса, А. Е. Маграта, X. Обермана, С. Е. Озмента, Г. Уайта. Именно в их работах, с одной стороны, подробно рассматривается этическая составляющая его учения, с другой стороны, подвергаются анализу его ранние философско-богословские взгляды, а также реконструируется его позиция по отношению к наследию средневековой схоластики, в частности, в связи с проблематикой совести и synderesis.

Научная новизна работы.

Основываясь на традициях зарубежной и отечественной философской медиевистики, в данном исследовании выявляется новое проблемное поле культурологического и историко-философского анализа наследия западноевропейского средневекового менталитета и схоластической моральной рефлексии. Прежде всего, тщательно ^ рассматривается роль процедуры исповеди в структурах повседневной церковной практики и раскрывается ее значение в формировании соответствующих габитусов нравственного самосознания индивида. Подход такого рода в российской научной литературе не осуществлялся. Во-вторых, в работе дается целостное представление об истории развития тематики совести и synderesis в концепциях средневековых авторов, которое до сих пор не было разработано в анналах отечественной философской науки. В-третьих, выявляется своеобразная корреляция институций церковной жизни, имплицитно генерировавших нравственные нормы и правила самоконтроля, и схоластических штудий, развернувшихся в рамках моральной теории казуистики, которые, в свою очередь, предписывали строго рациональные регламенты поведения.

Цель и задачи диссертационного исследования.

Общей целью данной работы является анализ развития и трансформаций церковной практики исповеди и схоластических концепций совести в горизонте становления основополагающих моральных установок самосознания европейского индивида на рубеже эпох Средневековья и Нового времени.

Для достижения заявленной цели исследования требуется решить следующие конкретные задачи:

1. Произвести обзор существующих в отечественной и зарубежной научной литературе точек зрения и основных концепций истории формирования и утверждения христианского таинства исповедиопределить этапы изменений его статуса и преобразований его духовного содержания.

2. Продемонстрировать роль данной процедуры в рамках процесса интериоризации сознания западного индивидавыявить основные стратегии церковного контроля средневекового пространства повседневностиописать ключевые требования, предъявляемые к деятельности исповедника.

3. Эксплицировать социальный контекст развития данной процедуры, представленный необходимыми нормами и правилами складывающегося этоса средневекового бюргерства с его тенденцией к рационализации поведения и жизнедеятельности горожан.

4. Представить общую перспективу становления ученой богословской литературы (покаянных книг, руководств по исповеди, пособий по случаям совести), соответствующим образом структурировавшей практику средневековой исповеди.

5. Определить специфику и уточнить особенности средневекового христианского понимания совести и synderesisвычленить исходные основоположения этической рефлексии схоластики.

6. Раскрыть основное содержание средневековых схоластических споров, развернувшихся вокруг интерпретации этих понятийобозначить главные противоречия и диссонансы, сложившиеся в рамках данных дискуссийуточнить терминологический аппарат.

7. Выявить метафизические истоки и обозначить философские нюансы этических теорий ведущих средневековых мыслителейобрисовать контуры их концепций в свете сложившихся оппозиций богословских школ.

Основные методологические принципы исследования.

Методологическим фундаментом для реализации данного научного проекта послужила концепция преемственности ментальных структур в процессе развития западноевропейской культуры между двух исторических эпох. При этом для выявления соответствующих контекстов генезиса идей и проблем данного периода использовались некоторые стратегии герменевтики, при работе над оригинальными философскими сочинениями применялись необходимые методики текстологического анализа, производилось уточнение смысловых значений ключевых схоластических терминов, осуществлялась реконструкция развития средневековых этических теорий и понятий. Кроме того, весомое значение приобрела методология универсального культурологического исследования, подразумевающая привлечение материалов и обобщений различных гуманитарных наук вне традиционных рамок ранжирования дисциплин. Она предполагает совмещение теоретических выводов социологов и высказываний богословов, размышлений культурологов и дистинкций философов, исторических хроник и мировоззренческих дискурсов, что открывает широкую перспективу для формирования целостного образа европейской культуры в ее внутренней духовной динамике и социально-исторической изменчивости. Именно в этом общем горизонте осмысления генезиса западной цивилизации подобный подход позволяет увидеть и рассмотреть конкретную специфику феноменов исповеди и совести, инсталлировавших инновационные установки самосознания европейского индивида.

Теоретическая и практическая значимость работы.

Теоретические выводы исследования позволяют уточнить и дополнить существующие в отечественной гуманитаристике культурологические и историко-философские представления о трансформациях европейской ментальности в период перехода от Средних веков к Новому времени. Они дают возможность заполнить имеющиеся лакуны в изучении генезиса нравственных оснований и принципов самосознания европейского индивида. Представленный в работе исторический материал расширяет общие горизонты понимания средневековой культуры, обнаруживает некоторые особые ракурсы изучения ее основополагающих социальных контекстов и господствующих мировоззренческих парадигм.

В практическом отношении диссертация может послужить подспорьем для разработки и чтения различных общих и специальных учебных курсов по истории средневековой и новоевропейской культуры и философии, по теоретическим проблемам религиоведения и культурологии, по отдельным разделам и понятиям этики, по некоторым темам и вопросам социологии морали.

Апробация результатов исследования.

Материалы диссертационного исследования нашли отражение в многолетней преподавательской и научной деятельности автора. Они использовались в самых разных историко-философских курсах, читаемых на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета. Во-первых, в рамках общего курса по истории философии. Во-вторых, в специальных курсах «Средневековый аристотелизм», «Средневековая католическая теология и метафизика», «Опыт познания в средневековой схоластике и мистике», разработанных для студентов отделения религиоведения и кафедры истории философии.

Общие теоретические результаты и некоторые отдельные научные выводы работы обсуждались автором с коллегами из Центра изучения средневековой культуры при кафедре истории философии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета в рамках постоянно-действующего научно-теоретического семинара. Представлялись и в качестве сообщений и докладов на различных международных и российских конференциях, симпозиумах и круглых столах, среди которых можно выделить следующие:

1. «Универсум Платоновской мысли: метафизика или недосказанный миф?». III Платоновская конференция (Санкт-Петербург, 1995 год).

2. «Рациональность и проблемы познания». Межвузовская научная конференция (Санкт-Петербург, 1995 год).

3. Первый Российский философский конгресс (Санкт-Петербург, 1997 год).

4. «Мартин Хайдеггер и философия XX века». Международный семинар (Минск, 1997 год).

5. «Западноевропейская мысль на грани эпох». Научная конференция, посвященная 450-летию со дня рождения Франсиско Суареса. (Санкт-Петербург, 1998 год).

6. «Культура: соблазны понимания». Межвузовский научно-теоретический семинар (Петрозаводск, 1999 год).

7. «Университеты и традиции образования в истории европейской культуры» Теоретический семинар Центра изучения средневековой культуры (Санкт-Петербург, 1999 год).

8. «Наследие Средневековья и современная культура». Международный научно-теоретический семинар Центра изучения средневековой культуры (Санкт-Петербург, 1999 год).

9. «Философия Уильяма Оккама: традиции и современность». Международный научно-теоретический семинар Центра изучения средневековой культуры (Санкт-Петербург, 2000 год).

10. «Византийское богословие и традиции религиозно-философской мысли в России». Международная конференция. (Санкт-Петербург, 2000 год).

11. «Философия versus теология: философия религии versus религиозная философия». Международный семинар (Хельсинки, 2001 год).

12. «Аристотель и средневековая метафизика». Международная конференция. (Санкт-Петербург, 2001 год).

13. «Образование и гражданское общество». Круглый стол (Санкт-Петербург, 2002 год).

14. «Лютеранство и лютеране в истории Санкт-Петербурга и России» Международная конференция. (Санкт-Петербург, 2003 год).

15. Конференция грантополучателей МИОН (Москва, 2004 год).

16. «Образование и насилие». Межвузовская конференция (Санкт-Петербург, 2004 год).

17. Семинар грантополучателей МИОН (Воронеж, 2004 год).

18. Конференция грантополучателей МИОН (Москва, 2005 год).

19. IV Российский философский конгресс (Москва, 2005 год).

20. «Стратегии современной российской философской медиевистики». Научно-теоретический семинар Центра изучения средневековой культуры (Санкт-Петербург, 2005 год).

21. «Горный институт и петербургская высшая школа в пространстве образования, науки и культуры». Межвузовская конференция (Санкт-Петербург, 2005 год).

Результаты диссертационного исследования обсуждались на заседании кафедры истории философии Санкт-Петербургского государственного университета, по итогам которого было принято положительное заключение о рекомендации работы к защите по двум специальностям 09.00.13 — религиоведение, философия культуры, философская антропология и 09.00.03 — история философии.

По теме диссертации автором написана и вышла в свет монография:

О.Э. Душин. Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII — XVI веков. СПб: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2005. 156 стр.

За время работы над диссертацией автором опубликовано 35 печатных трудов, в которых отражаются ее основные выводы и заключения. Из них, прежде всего, следует выделить работы, вышедшие в изданиях, включенных в список ВАК РФ.

1. О. Э. Душин. Философия в средневековых университетах. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. 1999. Выпуск З. С. 128- 129.

2. О. Э. Душин. Теология versus философия: Лютер versus Кант. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. 2002. Выпуск 1.С. 164- 168.

3. О. Э. Душин. Христианская религиозность и становление европейской рациональности. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. 2004. Выпуск 4. С. 128 — 134.

4. О. Э. Душин. Модели совести: Фома Аквинский и Владимир Соловьев. //Вопросы философии. 2005. № 3. С. 149−160.

5. О. Э. Душин. Средневековые университеты и формирование языка власти. // Записки Горного института. Т. 163. Горный институт и петербургская высшая школа в пространстве образования, науки и культуры. СПб, 2005. С. 61 — 63.

Далее необходимо отметить все другие статьи и публикации, отражающие проблематику диссертации.

6. О. Э. Душин. Платон в Средние века. // «Универсум Платоновской мысли: метафизика или недосказанный миф?». Материалы III Платоновской конференции. СПб, СПбГУ, 1995. С. 52 — 53.

7. О. Э. Душин. Проблема универсалий в метафизике Дунса Скота. // Рациональность и проблемы познания. Тезисы научной конференции. СПб, СПбГУ, 1995. С. 76 — 78.

8. Св. Фома Аквинский. Сумма теологии. Вопрос XVI. Об Истине. Перевод, вступление, комментарии. Метафизические исследования. Выпуск 1. Понимание. СПб, «Алетейя», 1997. С. 193 — 202.

9. О. Э. Душин. Идеи и образы двух ренессансов (итальянское Возрождение и русский религиозный ренессанс). // Философская мысль в России: традиция и современность. Материалы первого Российского философского конгресса. Т.Н. СПб, СПбГУ, 1997. С. 47 -50.

10. О. Э. Душин. Современное гуманитарное знание и ренессансный гуманизм. // Философия культуры. Материалы первого Российского философского конгресса. Т. VI, СПб, СПбГУ, 1997. С. 47 — 49.

11. О. Э. Душин. «Фундаментальная онтология» М. Хайдеггера и традиция средневековой метафизики. // Мартин Хайдеггер и философия XX века. Материалы международного семинара. Минск, БГУ, 1997. С. 31 -34.

12. О. Э. Душин. Познание и понимание как дилемма европейской культуры. // Культура: соблазны понимания. Материалы научно-теоретического семинара. Ч. I. Петрозаводск, ПТУ, 1999. С. 48 — 53.

13. О. Э. Душин. Между Средневековьем и Новым временем: Лютер и номинализм. // Verbum. Выпуск 1. Франсиско Суарес и европейская культура XVI—XVII вв.еков. СПб, Санкт-Петербургское философское общество, 1999. С. 80 — 84.

14. О. Э. Душин. Сущность и существование. // Вестник Русского Христианского Гуманитарного Института № 3, СПб, РХГИ, 1999. С. 30−36.

15. Св. Фома Аквинский. Сумма теологии. Вопрос 8. О существовании Бога в вещах. Перевод, комментарии (совместно с Т.В. Антоновым). // Вестник Русского Христианского Гуманитарного Института № 3, СПб, РХГИ, 1999. С. 178 — 184.

16. О. Э. Душин. Опыт познания в средневековой схоластике и мистике. Методические указания к спецкурсу для студентов философского факультета (в соавторстве с JI.B. Цыпиной). // История средневековой философии. Программы специальных курсов. СПб., СПбГУ, 2000. С. 4 — 7.

17. О. Э. Душин. Средневековый аристотелизм. Методические указания к спецкурсу для студентов философского факультета. // История средневековой философии. Программы специальных курсов. СПб., СПбГУ, 2000. С. 17−18.

18. О. Э. Душин. Средневековая католическая теология и метафизика. Методические указания к спецкурсу для студентов философского факультета. // История средневековой философии. Программы специальных курсов. СПб., СПбГУ, 2000. С. 18 -19.

19. О. Э. Душин. Этьен Жильсон: судьба и дело. // Verbum. Выпуск 2. Наследие Средневековья и современная культура. СПб., Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С. 7 -13.

20. Этьен Жильсон. История христианской философии в Средние века Глава III. Св. Фома Аквинский. Перевод (совместно с JI.B. Цыпиной). // Verbum. Выпуск 2. Наследие Средневековья и современная культура. СПб., Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С. 134- 157.

21. О. Э. Душин. Лютер и русская религиозная метафизика. // Verbum. Выпуск 3. Византийское богословие и традиции религиознофилософской мысли в России. СПб., Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С. 319 — 324.

22. О. Э. Душин. Предмет и статус физики в средневековой схоластике (Фома Аквинский и Уильям Оккам). // Verbum. Выпуск 4. Философия Уильяма Оккама: традиции и современность. СПб, Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 120 — 133.

23. У. Оккам. Сумма всей логики (III, II, с. XXVII). Перевод. // Verbum. Выпуск 4. Философия Уильяма Оккама: традиции и современность. СПб, Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 164- 166.

24. О. Э. Душин. Философия в средневековых университетах. // Вестник Русского Христианского Гуманитарного Института № 4, СПб, РХГИ, 2001. С. 41 -48.

25. О. Э. Душин. Philosophus: между «Ангелическим Доктором» и Реформатором. // Verbum. Выпуск 6. Аристотель и средневековая метафизика. СПб, Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 111 -117.

26. О. Э. Душин. Университетская схоластика и «рационализация» власти в Средние века. // Образование и гражданское общество. Материалы круглого стола. Выпуск 1. СПб, 2002. С. 57−61.

27. О. Э. Душин. Парадоксы веры и разума: от схоластики к протестантизму. // Логико-философские штудии-2. СПб, Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С. 316 — 337.

28. О. Э. Душин. От Эрфурта к Виттенбергу: Мартин Лютер о совести и synderesis. // Verbum. Выпуск 7. Между Средневековьем и Новым временем: Мартин Лютер и европейская культура. СПб, СПбГУ, 2004. С. 40 — 57.

29. О. Э. Душин. Пьер Абеляр и формирование средневековой университетской учёности. // Verbum. Выпуск 7. Между Средневековьем и Новым временем: Мартин Лютер и европейская культура. СПб, СПбГУ, 2004. С. 103−110.

30. О. Э. Душин. Университеты и власть: от Средних веков к современности. // Образование и насилие. Сборник статей. СПб, СПбГУ, 2004. С. 183−191.

31. О. Э. Душин. «Политика» Аристотеля и новая риторика власти в средние века. // Textum Historiae: исследования по теоретическим и конкретно-историческим проблемам всеобщей истории. Нижний Новгород: НГПУ, 2005. С. 75 — 82.

32. О. Э. Душин. Проблема морального игнорирования и слабости воли в учении Фомы Аквинского. // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса. Т. 2, М.: «Современные тетради», 2005. С. 16 — 17.

33. О. Э. Душин. Исповедь как форма интериоризации сознания. // Verbum. Выпуск 8. Mediaevalia: идеи и образы средневековой культуры. СПб, СПбГУ, 2005. С. 70 — 85.

34. О. Э. Душин. Глава 4. Формирование схоластического дискурса: историческая перспектива. Глава 5. Основоположения схоластического дискурса: проблемы и понятия средневековой мысли XIIIXIV вв. // Философия западноевропейского Средневековья. Учебное пособие. СПб.: СПбГУ, 2005. С. 100 -210 (в соавторстве).

35. О. Э. Душин. История культуры. Культура европейского Средневековья. Учебное пособие. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет водных коммуникаций, 2005. 93 стр.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Подводя общие итоги работы, следует еще раз подчеркнуть, что новейшие теоретические стратегии, реализуемые в различных гуманитарных исследованиях, в отношении понимания трансформаций западноевропейской культуры от исхода Средневековья к истокам Нового времени все активнее разворачиваются в направлении признания глубинной исторической и мировоззренческой преемственности двух эпох. Анализ концепций социальных изменений данного периода демонстрирует широкую взаимосвязь в развитии некоторых важнейших общественных укладов и институтов Запада. Прежде всего, это относится к разнообразным традициям христианской религиозности, сыгравшим заметную роль в процессе рационализации поведения западноевропейского индивида в рамках XIIIXVI веков. К числу основополагающих процедур средневековой церковной практики, обеспечивавших необходимый контроль и регламентацию сознания верующих, относятся исповедь и покаяние. Они создавали прецедент внедрения в личную жизнь прихожан, давали возможность для исследования их тайных умыслов и превратных постыдных желаний. При этом необходимо отметить, что, открывая свой внутренний мир перед священником, человек приобретал способы и навыки противодействия греху, учился конторолиро-вать себя, постигал глубины собственного я. Так в рамках данных процедур в западноевропейской культуре XIII — XVI веков разворачивался сложный и многозначный процесс интериоризации нравственного самосознания.

Кроме того, развитие в рамках позднего Средневековья ком-мунитарных принципов городской жизни, становление правопорядка и экономических отношений сопровождалось генезисом этоса средневекового бюргерства, который подразумевал достаточно рациональные и строго определенные нормы поведения, формировал соответствующие требования к профессиональной деятельности ремесленников и купцов, к укладу их повседневной жизни. Примечательно, что в негласных моральных регламентах горожан ключевой добродетелью явилась рассудительность. Эти этические нормы были сопряжены с развитием исповедальной практики. Но суровые церковные процедуры дознания и контроля мышления прихожан в рамках таинства покаяния были не единственным фактором, обеспечившим утверждение новых форм духовного надзора. Детерминант, обусловивших видимые изменения в стилях и правилах мышления новоевропейского индивида, было множество, и их нельзя свести к единому знаменателю. Однако особенность исповеди заключалась в том, что с помощью этой процедуры в церковной практике решался вопрос о спасении пенитента. Поэтому она приобрела столь существенное значение для своеобразной инъекции моральных норм и своего рода имплантации нравственного самосознания.

Необходимо подчеркнуть, что фокус взгляда священника отражал точку зрения самого Бога и тем самым обретал уникальную способность проникать сквозь глубины человеческого я, достигать самых потаенных уголков души. С другой стороны, благодаря акту прощения он снимал психологическое напряжение с раскаявшегося грешника. Особый статус исповедника, без которого в согласии со всеми церковными предписаниями и богословскими правилами процедура исповеди не могла обрести своего действенного значения, предполагал и высокую степень его личной ответственности. Он рисковал собственным спасением. Кроме того, церковные требования, предъявляемые к таинству исповеди, в период XIII — XVI веков существенно изменились, приобретая постепенно персонально-психологический характер. Суровые епитимьи, принятые в раннем христианстве, заменялись требованием глубокого раскаяния по поводу совершенных грехов, осознанием личной вины. Исповедь становилась не столько процедурой наказания, сколько формой утешения, совета, духовного наставничества Конечно, она сохраняла при этом значение необходимого контроля совести верующих.

В рамках теологических споров, развернувшихся вокруг таинства исповеди, сложилась обширная богословская литература, включавшая всевозможные руководства, как признанных схоластов, так и малоизвестных авторов, по «случаям совести». Эти трактаты регламентировали процедуру выявления грехов. Отсюда, тема совести становится ключевой и для высокой средневекой университетской учености. Более того, понятие совести в истории западноевропейской культуры приобретает свое полновесное звучание именно в морализирующей мысли христианского Средневековья. Первый существенный шаг на пути становления дистинкций и дифференций схоластического дискурса делает Петр Абеляр. Именно его концепция задает проблематику намерения, разделяя интенцию деяния и греховные последствия.

В истории последующих схоластических споров о статусе совести и synderesis’а, выделяется оппозиция двух ведущих направлений — доминиканского (с приверженностью к аристотелизму и признанием приоритета интеллекта в процедуре морального акта) и францисканского (с преобладанием августинианства и торжества воли). К первому, в частности, относится Фома Аквинский, ко второму — Дуне Скот и Уильям Оккам. Томизм представляет собой своего рода высшую точку в генезисе соответствующих интеллектуальных стратегий определения морали. Позиция Аквинского укоренена в аристотелевском наследии, но он движется дальше, усиливая значение благоразумия и процедуры суждения в объяснении реализации человеческого морального акта. Деятельность совести в его учении ассоциируется с логическим умозаключением, a synderesis отождествляется с главными нравственными пропозициями. Таким образом, именно Фома Аквинский приобретает роль основного адепта превалирующих церковных тенденций к рационализации поведения средневекового человека.

В теории нравственности Дунса Скота, в свою очередь, хотя и сохраняется понимание synderesis’а в качестве интеллектуальной способности, все же предпочтение отдается воле. Разум не способен подчинить непостижимое греховное начало человека, как суждения совести не исчерпывают стратегий воли. Воля безусловно свободна. Диссонансы воли и интеллекта присутствуют и в этике Уильяма Оккама. Для него оказывается невозможным разрешить противоречие между внутренним принципом намерения и высшим требованием любви к Богу.

Иную стратегию в интерпретации совести и synderesis' а реализует молодой Мартин Лютер. С одной стороны, как ученый богослов он сохраняет приверженность традиционным нормам, сложившимся в предшествующей схоластической науке. С другой стороны, уже в своих ранних работах он выходит за границы принятых правил и постулатов. Он не только прибегает к более эмоционально насыщенному языку, но и утверждает значение совести в отношении к целостной личности человека, придавая ей принципиально иной статус. Она становится своеобразным огнем, который пожирает согрешившего человека. Таким образом, Лютер отделяет религиозную мораль от интеллектуальных моделей нравственности.

Тем самым следует заключить, что в рамках различных стратегий средневекового схоластического дискурса утверждался и соответствующим образом эксплицировался внутренний фундамент совести с ее эмоционально-волевыми или благоразумно-рассудительными дифференциями и диспозициями. По сути, схоластика сформировала некоторые принципиальные основания нравственности, утвердив интроспекцию последствий и условий деятельности человека. В этой связи наследие Средневековья и схоластическая ученость предстают в качестве значимых феноменов культуры Запада. Исповедь и совесть, в свою очередь, выступают в роли своеобразных социально-исторических истоков габитуса нравственного самоконтроля европейского индивида.