Отражение авторского замысла в синтаксисе и нарративе малой прозы В. Набокова

к.

В. Набоков — общепризнанная на сегодня ключевая фигура русского литературного зарубежья.

Отношение к творчеству Набокова было неоднозначным с момента его появления в литературе. Многие русские критики и писатели 20−30-х годов (Г.Иванов, Г. Адамович, З. Шаховская, Ю. Терапиано) считали его эстетом, равнодушным к вопросам современности, и заявляли, что «все наши традиции в нем обрываются» [Адамович 2000:198].

Другие (В.Ходасевич, П. Бицилли, Н. Берберова, Н. Андреев), наоборот, видели в нем талантливого продолжателя русской литературной традиции, блестяще владеющего литературной техникой.

Ю.Апресян дает такую характеристику Набокова: «Этот яркий, страстный, искренний и озорной человек, бескомпромиссно резкий в своих суждениях о „собратьях по правописанию“, не оставлял равнодушным ни одного современника» [Ю.Апресян 1995:651]. Добавляя «штрихи к личности Набокова», он отмечает его феноменальную память («он мог продиктовать почти все свои романы от начала до конца»), эрудицию, профессиональное владение шахматами, талант живописца. Как литератор он был универсален: поэт, драматург, романист, мастер короткого рассказ, эссеист, переводчик, литературный критик и литературовед. Он изобрел технику тончайших интертекстуальных перекличек. «Колдовским даром слова» восторгаются все его читатели, причем не только русскоязычные, но и англоязычные. г Набоков исповедовал «индивидуализм как позицию свободного человека», был полностью независим от общественных стереотипов, не состоял ни в каких комитетах, не принял ни одного почетного титула, не участвовал в публичных акциях протеста.

Его интеллектуальное бесстрашие проявлялось в отсутствии поклонения кумирам толпы: он не признавал фрейдизма, давал резкие оценки знаменитым людям, не боясь выразить собственное мнение.

У него был рыцарский кодекс чести, которую он, как и его отец, готов был защищать на дуэли.

Неординарная талантливая личность Набокова наиболее ярко отразилась в его литературном творчестве.

Начинал Набоков как поэт, но стихи не получили высокой оценки критики. Настоящую известность и славу принесли Набокову его прозаические произведения. Его первый роман «Машенька» (1926 г.) был положительно встречен критикой и широкой читательской публикой. Роман «Защита Лужина» (1929 г.) «был более или менее единогласно признан тем романом, в котором Сирин по-настоящему нашел себя» [Струве 1999: 233].

Н. Берберова после прочтения так отозвалась о Набокове: «Огромный, зрелый, сложный современный писатель был передо мной, огромный русский писатель, как Феникс, родился из огня и пепла революции и изгнания» [Берберова 1999: 188].

Очень высокую оценку дали творчеству Сирина литературные критики русской эмиграции Г. Струве и Н. Андреев. Г. Струве писал: «Большой талант его вне всякого сомнения. В основе этого поразительно блестящего, чуть что не ослепительного таланта лежит комбинация виртуозного владения словом с болезненно-острым зрительным восприятием и необыкновенно цепкой памятью, в результате чего получается какое-то таинство, почти что жуткое слияние процесса восприятия с процессом запечатления» [Струве 1999: 282].

Н. Андреев в статье «Сирин» на примере творчества Набокова (Сирина) опровергал мнение о том, что литература, лишенная родной почвы, иссякает: «Сирин, на наш взгляд, самый цельный и интересный представитель новой русской прозы. Вот — писатель, который изумительным и обещающим силуэтом поднялся в наши изгнаннические годы, сочетав в себе культурное наследие прошлого с духом молодых поколений, русскую литературную традицию со смелым новаторством, русскую устремленность к психологизму с западной занимательностью сюжета и совершенством формы» [Андреев 1999:220].

На наш взгляд, наиболее точно и тонко понимал Набокова, писателя и человека, Вл. Ходасевич. Он высоко ценил творческий дар Набокова и всегда положительно отзывался о его произведениях. Исходя из к утверждения, что «исследование творчества немыслимо вне исследования формы», Ходасевич видит в Набокове «по преимуществу художника формы, писательского приема», причем, по наблюдениям критика, «Сирин не только не маскирует, не прячет своих приемов, но напротив: Сирин сам их выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес. Его произведения населены не только действующими лицами, но и бесчисленным множеством приемов. Они строят мир произведения и * сами оказываются его неустранимо важными персонажами. Сирин их потому не прячет, что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приемы» [Ходасевич 1999: 249]. В этом, утверждает критик, «ключ ко всему Сирину» [Там же: 247].

Развивая мысль Вл. Ходасевича, П. Бицилли подробно разбирает работу приемов в произведениях Набокова с тем, чтобы «приблизиться к уразумению его руководящей идеи — в полном смысле этого слова, т. е. его видение мира и жизни — поскольку у настоящего писателя „форма“ I» и «содержание — одно и то же» и видит доминанту его творчества в чувстве нереальности, бессмысленности жизни." [Бицилли 1999: 251,254].

Нам кажется, что Ходасевич и Бицилли ближе всех подошли к пониманию творческого дара Набокова, который считал, что «главное в произведении — структура и стиль, в этом смысле общие идеи не так важны» (Набоков).

Большой научный вклад в изучение творчества Набокова внесли отечественные исследователи О. Дарк, А. Долинин, В. Ерофеев, Ю. Левин, М. Липовецкий, А. Люксембург, А. Мулярчик, О. Сконечная, М. Спивак, Р. Тиленчик, Н. Толстая, И. Толстой, С. Федякин, Ю. Апресян и др. Помимо литературоведческих работ в последние десятилетия появились лингвистические исследования творчества Набокова, направленные на выяснение особенностей его стиля. Это работы Е. Падучевой, М. Дымарского, Е. Стародумовой и др.

Тема нашего исследования требует обращения к научным изысканиями и литературоведческого, и лингвистического характера. Охарактеризовать все имеющиеся работы о творчестве Набокова не представляется возможным. Рассмотрим те из них, которые имеют значение для раскрытия нашей темы и учитывались при анализе малой прозы Набокова.

В области литературоведения важным событием стал выпуск первого тома сборника «В. В. Набоков: pro et contra» [СПб.: 1999], который содержит статьи и воспоминания отечественных и зарубежных авторов о Владимире Набокове.

Одну из главных проблем — «Набоков и «Серебряный век» -исследуют М. Липовецкий, М. Медарич, В. Александров, О. Сконечная, А. Долинин, которые выясняют творческие связи Набокова и символистов. Очень убедительно, на наш взгляд, Вл. Александров в статье «Набоков и «Серебряный век» русской литературы» доказывает «русскость» набоковского искусства. Он приводит известные слова Набокова из его письма (1949) Эдмунду Уилсону, американскому критику: «Закат русской литературы в 1905;1917 годах — это советская выдумка. — Блок, Белый, Бунин, да и другие написали в те годы лучшие свои вещи. А поэзия никогда не была так популярна, даже в к пушкинские времена. Я — продукт этого времени. Я вырос в этой атмосфере [цит. по В. Александров — «Владимир Набоков и Серебряный век русской культуры». — Звезда, 1996, № 11, с. 215].

Показывая влияние Блока, Белого и Гумилева на творчество Набокова, В. Александров утверждает, что «наиболее близки Набокову, и теоретически, и художественно, были символизм и акмеизм, причем первый, пожалуй, был несколько роднее» [Там же: 215].

У Блока, считает исследователь, Набоков заимствовал главную тему своей поэзии, воплощающую «платоновскую идею, согласно которой в любви, этом чувстве, восстанавливающем трансцендентальную цельность бытия, души человеческие взыскуют объединение со своими половинками, от которых отделены были, при воплощении» [Там же: 217].

Теснейшее взаимоотношение символистской и акмеистической эстетик, их системный синтез видит в творчестве Набокова и М. Липовецкий: «Двоемирие, устремлённость к бесконечной и „реальнейшей“ духовной реальности. поразительно предметна, ярко вещественна, чувственно (а не сверхчувствительно) осязаема и всегда осязаемо выражена в слове» [Липовецкий 1999: 665, 663].

М. Медарич отмечает в своей статье «Владимир Набоков и роман XX столетия», что «у Набокова одновременно сосуществуют, иногда даже в рамках одного художественного текста такие. противоречивые стилевые особенности, которые его делают одновременно и символистом, и авангардистом» [Медарич 1999: 455]. Она называет к романы Набокова «синтетической прозой», имея ввиду «соединение фантастики и повседневности, синтезирующие опыт символизма и авангардизма» [Там же: 457]. Исследователь отмечает «раннее появление» экспериментальных тенденций в творчестве Набокова, которые мы обнаруживаем уже в его рассказах, анализируя особенности нарратива [Там же: 456].

Таким образом, мы видим, что исследователи подчёркивают интеграционный характер творчества Набокова, в котором объединились наиболее яркие проявления русского модернизма, и нам кажется это справедливым. Хотя существуют и другие точки зрения на природу творчества писателя. Например, в работах А. А. Долинина утверждается мысль о наследовании Набоковым пушкинских традиций, обобщении художественного опыта литературы XIX века [Долинин 1999 :697−740].

А.В Злочевская в своей книге «Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX в.» также раскрывает роль русской литературной традиции в творчестве Набокова в области поэтики и принципов художественного воссоздания мира и находит истоки «художественного двоемирия» Набокова у русских писателей XIX в.: Гоголя, Достоевского, Вл. Одоевского [Злочевская 2002: 186с.].

Идея «двоемирия», «двупространственности», лежащая в основе романтического мироощущения символистов, является «инвариантом поэтического мира Набокова», по утверждению Ю. Левина [Левин 1998: 323]. В нашем исследовании мы опираемся на эту мысль, подтверждая её справедливость в ходе анализа рассказов Набокова.

Свою работу «Биспациальность как инвариант поэтического мира Набокова» Ю. Левин посвящает рассмотрению этого инварианта в его различных реализациях. Он выделяет 3 группы текстов Набокова, в которых реализуются различные типы биспациальности:

1-ая группа — тексты, в основе которых лежит биспациальность типа Е/Р (Европа/Россия). Биспациальность имеет «географический характер, оба пространства принадлежат реальному миру» («Посещение музея»);

2-ая группа — тексты, реализующие оппозицию ЯеЛт (мир реальный/мир воображения). В нашем исследовании по такой модели построены рассказы «Лик», «Тяжелый дым», «Облако, озеро, башня», «Порт», «Пильграм»;

3-ая группа — тексты, которые построены на противопоставлении мира текста и реального мира («Набор», «Королек»).

Художественный смысл использования разных типов биспациальности Левин объясняет несколькими причинами: игровой природой искусства вообще, набоковского в особенностистремлением Набокова к семантическому обогащению текста с помощью биспациальностиспособностью биспациальности быть выражением определённого мировосприятия, когда она является «генератором ^ смысла, не заложенного в тексте эксплицитно» [Там же: 326].

Левин называет тексты, в которых биспациальность создаётся путем использования особых повествовательных структур, «неклассическими» текстами. По его мнению, «это повествование, которое лишено однозначного и самодовлеющего характера обычного.повествования.», приводящее к «неуверенности читателя в статусе, способе существования того мира, который создаётся в произведении».

Исследователь считает, что для Набокова, «как художника специфического склада, склонного к рефлексии над собственным творчеством и/или игре, само соотношение между этими мирами. может стать темой (или метатемой) художественного творчества» [Там же: 323].

Нам близка точка зрения Ю. Апресяна на творчество Набокова, который в своей работе «Роман „Дар“ в космосе Владимира Набокова» предпринимает попытку «показать феномен Набокова изнутри его > собственной эстетической философии», реконструируя поэтический мир писателя по формуле триады «экзистенциальный опыт поэтический мир текст» [Апресян 1995: 652].

В эстетической системе писателя, считает автор, главной задачей является «создание обманного мира., в котором тема часто л неотличима от образа, образ — от приёма, а приём — от персонажа» [Там же: 655]. Для Набокова «литература — не область общих идей, а область определенных слов и картин» [Набоков 1984: 422].

Поэтому роман «Дар» Ю. Апресян считает романом-ребусом. Отыскивая ключи к роману, ученый приходит к постижению всего космоса Набокова, «психологическим инвариантом которого является «принципиально неутолимая тоска по далекому «близкому, по отторгнутому родному», и убедительно показывает это на многих (произведениях Набокова.

В последние десятилетия творчество Набокова привлекло внимание лингвистов. «Колдовской дар слова» писателя вызывает «определенное „раздражение“ лингвиста, неудержимое желание попытаться „разгадать секрет.“, проникнуть в лингвистическую тайну писателя.» [Стародумова 2000:].

В современных лингвистических исследованиях прозы Набокова можно выделить два направления: 1) работы по лингвистике текста, исследующие произведения Набокова на всех уровнях: фонетическом, грамматическом, лексическом, семантическом- 2) работы, выявляющие особенности набоковского нарратива (повествования).

К последним относятся прежде всего «Семантические исследования» Е. В. Падучевой, в которых ставится задача «выявить особенности употребления и интерпретации языковых элементов в нарративе» [Падучева 1996: 198]. Анализируя рассказ Набокова «Набор» с точки зрения меняющегося субъекта сознания в различных эгоцентричных > элементах, Падучева приходит к выводу, что «Набоков экспериментирует с повествовательными нормами, сознательно разрушая их», что, по её мнению, «является одним из характерных признаков модернизма» [Падучева1999: 281].

Изучению специфики модернистской модели нарратива на материале русской прозы Владимира Набокова посвящает главу своей книги М. Я. Дымарский. Он исследует структуру текстов Набокова на примере рассказов из сборника «Весна в Фиальте» на уровне их сверхфразовой организации. Его интересует соотношение мотивной и событийной структур и сверхфразовых компонентов текста (синтаксис текста). Рассматривая прозу Набокова как модернистскую литературу («неклассические» тексты), он анализирует сверхфразовую организацию его произведений и приходит к выводу, что в них законы текстообразования действуют «в весьма расширенном, или — иначеf ослабленном виде, а единицы текстообразования, и в частности, сложное синтаксическое целое, обладают значительно модифицированной структурой» [Дымарский 2001: 278].

Называя основное качество текстов Набокова «вторичной дискурсивностью» («процесс творения становится не спрятанным, а наоборот, главным содержанием произведения»), Дымарский выявляет в связи с этим «двоение» сверхфразовой структуры: одна и та же структура ориентирована одновременно на разные аспекты замысла, одна и та же СФЕ может иметь не один, а два концептуально значимых смысла" [Там же: 285,293]. Такова специфика СФЕ в модернистских текстах Набокова, — считает исследователь.

Одной из последних работ (2005 г.) по лингвистике нарратива является диссертационное исследование Е. С. Зориной «Авторская модальность как организующая категория художественного повествования» (на материале сборников рассказов В. Набокова «Весна в Фиальте»). Основываясь на теоретических выводах Е. В. Падучевой и.

М.Я. Дымарского, автор описывает «художественное повествование с точки зрения субъектной организации с учетом точки зрения воспринимающего сознания, т. е. сознания читателя, что позволяет раскрыть авторский замысел», и рассматривает авторскую модальность как категорию, организующую субъектную перспективу конкретного высказывания, включая «чужую речь».

Рассмотрим некоторые работы по лингвистике текста, исследующие «языковую личность Набокова» на разных уровнях языка: фонетическом, лексическом, грамматическом, семантическом.

Роль экспрессивных фонетико-графических средств в прозе Набокова выявляет O.A. Титов: «.большое количество повторяющихся созвучий, паронимическая аттракция и анаграммирование обуславливают высокую степень „плотности“ текстов Набокова, устанавливают дополнительные связи между его единицами, способствующие семантическому обогащению контекста,. создают ту „многослойность“ „паутины стиля“, которую отличал В.В. Набоков» [Титов 2000: 143−144].

В рамках функциональной лексикологии выполнена работа Т. С. Кусаиновой «Темы „Пространства“ и „Время“ в лексической структуре художественного текста» (по роману В. Набокова «Другие берега»), в которой были выявлены «состав и определение внутренних связей лексических тем „Пространство“ и „Время“, классификация номинаций, входящих в их состав, анализ их внутритекстовых и внетекстовых связей и на этой основе определение их текстообразующей роли» [Кусаинова 1997: 5].

Также на лексическом материале реконструирует языковую личность Набокова JI.A. Каракуц-Бородина. В качестве концептуальной основы была выбрана модель языковой личности Ю. Н. Караулова. В результате был выявлен следующий комплекс особенностей языковой личности Набокова: для лексикона писателя характерными оказались «языковые аномалии: окказиональные слова, нарушения сочетаемости в однородных рядах, нарушения морфолого-синтаксической, семантической и лексической сочетаемости в словосочетаниях с подчинительной связью, эллиптические конструкции» [Каракуц.

Бородина 2000: 19]. Центральными для художественной картины мира оказались следующие концепты: время, память, душа, мысль, слово, человек, предмет.

Определены основные черты языковой личности Набокова: «стремление удержать Человека над бездной холодного, враждебного мира единственным доступным ему способом — впитыванием в себя окружающего мира органами чувств и последующей фиксацией этого мира посредством памяти или художественного творчества» [Там же: 19].

Особенности лексической системы В. Набокова рассматриваются и в г работе Г. Н. Большаковой «Единицы с количественной, качественноколичественной и количественно-оценочной семантикой в идиолекте и идиостиле В. Набокова». «Одна из сфер интенсификации в текстах В. Набокова — сфера смутного, неизвестного, неопределенного. Смысловое взаимодействие семантических компонентов „очень“, „слишком“ с отрицанием или компонентами „смутно“, „неясно“, „неявно“ как бы уравновешивает модусы, направленные к едва и слишком». «Крещендо» («предельность») Набокова именно в | интенсификации неопределенности, зыбкости", — делает вывод автор

Большакова 2005: 532,533].

В работе И. Н. Артюх «Сложноподчиненные предложения с придаточными определительными в системе идиостиля В. Набокова (на материале русскоязычных произведений В. Набокова)» «впервые на материале конкретного типа сложноподчиненного предложения были исследованы «семантические нарушения языковых норм в пределах одной сложной конструкции, ведущие к обостренной выразительности > языка В. Набокова,. семантические соотношения между базовым компонентом и атрибутивным, придаточным,.определительные СПП как текстовая основа для создания тропов в языке прозы В. Набокова,.использование структуры и семантики СПП предложений с придаточными определительными в целях захватывающей языковой игры с читателем» [Артюх 1998: 3].

Целостный подход к изучению образной системы поэтического языка Набокова осуществила В .О. Алексеева, установив «доминантные приемы, формирующие образ на различных уровнях поэтического языка В. Набокова». В частности, для синтаксического уровня как доминантный отмечен «прием резкого перехода разновеликих языковых единиц» [Алексеева 2000: 153].

Исследование системного и обусловленного характера феномена смысловой плотности текста" стало содержанием диссертационной к работы О. Н. Авдевиной [Авдевина 1997: 3]. В проанализированных русскоязычных текстах Набокова «повышенная смысловая плотность концептуально мотивирована, обусловлена художественными задачами и замыслом автора» [Там же: 5]. Автор выявляет высшую степень смысловой плотности набоковских текстов и за счёт «введения исторического и автобиографического контекста, особой системности всего творчества (существование метатекста), богатой символики.» [Там же: 6].

Предметом исследования И. И. Акимовой явилась «имплицитная информация художественного дискурса», понимаемая как «способность языковых единиц разных уровней передавать субъективные смыслы пишущего (авторскую интенцию)» [Акимова 1997: 3]. Исследование особенностей функционирования языковых единиц, лексических и грамматических, в художественных текстах Набокова привело автора к выводу о «способности данных языковых единиц порождать текстовые импликации и тем самым опосредованно выражать имплицитный смысл художественного дискурса» [Там же: 7].

Соотношение устойчивых и изменчивых признаков в стиле русскоязычной прозы В. Набокова" - так называется работа Л. Ю. Стрельниковой, в которой она исследует особенности стилистической манеры Набокова, составляющие основу его игрового стиля. В качестве устойчивых, стилеобразующих выделены такие стилевые доминанты, как метаописательность и сочетание субъектных планов: автор-читатель-герой. Изменчивыми признаками стиля автора называет номинативность, описательность и психологизм. Выделенные признаки стиля Набокова позволяют говорить «об оригинальности и синтетичности его искусства, и в то же время считать язык его стиля неотъемлемой частью современной творческой системы» — заключает автор.

Таким образом, можно сделать вывод, что творчество Набокова дает богатейший материал для научных изысканий самого разного характера, литературоведческих и лингвистических, и невыясненных вопросов, требующих своего решения, остается едва ли не больше, чем изученных.

В частности, одним из таких вопросов является проблема отражения авторского замысла в синтаксисе рассказов В. Набокова на уровне структуры предложения и выяснение специфики нарративной техники писателя.

Работа носит интегративный характер, объединяя в себе литературоведческий и лингвистический аспекты изучения малой прозы Набокова. В работе проводится анализ особенностей изобразительного синтаксиса и нарратива рассказов Набокова, имеющих значение для выяснения авторского замысла.

Актуальность диссертационного исследования.

Проблема синтаксической изобразительности, поставленная В. В. Виноградовым, получила дальнейшую разработку в трудах современных лингвистов: Е. А. Иванчиковой, И. И. Ковтуновой, Н. А. Николиной, Г. А. Золотовой, М. Ю. Сидоровой, Е. А. Стародумовой и др.

Актуальной филологической проблемой в настоящее время стало изучение особенностей стиля В. Набокова, в частности его синтаксиса.

Под синтаксической изобразительностью понимается использование в художественном тексте синтаксических форм, которые «своим Г символичным смыслом или прямым своим значением способствуют созданию определенного художественно-образного впечатления» [Иванчикова 1992:52].

Отдельные замечания об особенностях синтаксиса писателя имеются в работах О. Ю. Авдевиной, Л. Ю. Стрельниковой. Е. А. Стародумова отмечает «виртуозное обращение с синтаксисом и ощущение его непостижимости» и выявляет связь между мотивами произведений Набокова и синтаксическими средствами воплощения [Стародумова I 2000: ], В. А. Алексеева говорит о его разноплановости: с одной стороны, односложные предложения, «.с другой стороныразвернутые сложные предложения с сочинением и подчинением» [В.А.Алексеева 2000: 153].

Но целостного и всестороннего изучения синтаксическая изобразительность в произведениях Набокова не получила.

В нашей работе исследование синтаксической изобразительности Набокова осуществляется с целью постижения авторского замысла, что неизбежно приводит к выяснению роли образа автора в повествовании. Характер повествования определяется позицией субъекта повествования — автора, рассказчика и персонажа — по отношению к изображаемому. Особенности субъектной организации текста в прозаических произведениях Набокова являются актуальной проблемой современного набоковедения. Она отражена в работах Е. В. Падучевой, М. Я. Дымарского, О. Ю. Сконечной, Г. Р. Романовой, Н. В. Смирновой, М. Медарич и др. Особенности набоковского нарратива, которые * разрушают классическое повествование и приводят писателя к созданию модернистских текстов, исследуются в нашей работе на примере русскоязычных рассказов.

Цель работы — исследование синтаксической изобразительности малой прозы В. Набокова на уровне структуры предложения и р особенностей нарратива для определения их роли в мотивной структуре произведения и воплощении авторского замысла в целом. Задачи исследования:

1. проследить эволюцию повествовательных форм в русской г литературе 18−20 вв.;

2. исследовать проблему синтаксической изобразительности в особой области лингвистики — лингвистической поэтике;

3. проанализировать синтаксическую организацию рассказов ^ В. Набокова на уровне структуры предложения с целью выявления роли синтаксической изобразительности в воплощении художественной идеи автора;

4. провести анализ субъектной организации рассказов В. Набокова, реализующей идею биспациальности.

Объектом исследования явилась малая проза (русскоязычные^, рассказы) В.Набокова.

Предмет исследования — изобразительный синтаксис и, «повествовательные формы рассказов Набокова.

Материалом для анализа послужили рассказы В. Набокова из сборников «Весна в Фиальте», «Возвращение Чорба» и «Соглядатай»: «Облако, озеро, башня», «Лик», «Тяжелый дым», «Порт», «Пильграм».

Методы исследования: функционально-лингвистический подход к исследованию художественного текста определил использование в качестве основного метод лингвостилистического анализа, а также структурного анализа и метод лингвистического эксперимента. IНаучная новизна работы. ?

Изучение синтаксической изобразительности художественного ¦ произведения осуществляется традиционно в двух направлениях: как исследование особенностей синтаксиса отдельного писателя, использование им синтаксических приемов и как исследование синтаксиса художественного текста на уровне сверхфразовых единиц. В нашей работе рассматривается синтаксис отдельных рассказов Набокова на уровне структуры предложения с точки зрения участия грамматики в реализации авторского замысла. Исследуется связь между мотивной структурой произведения и её синтаксическим воплощением.

В области нарратива воплощение авторского замысла происходит путем использования нетрадиционной повествовательной формы (свободный косвенный дискурс) при изображении внутреннего мира героя, противопоставленного внешнему («биспациальность» по Ю. Левину). г Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем исследовании особенностей языка художественного произведения, проявляющихся не только в структуре текста, но и в коммуникативной организации текста — нарративе как особом коммуникативном режиме функционирования языка: продолжается разработка проблемы синтаксической изобразительности на уровне синтаксиса предложения и ее связи с мотивной структурой произведения;

— проводится дальнейшая разработка теории повествовательных форм на основе изучения конкретных художественных произведений Набокова, в которых идея биспациальности реализуется через особые формы нарратива (свободный косвенный дискурс).

Практическая ценность работы: материалы и результаты исследования могут быть использованы в вузовских курсах лингвистического и филологического анализа художественного текста, спецкурсах по исследованию языка В. Набокова и других писателей, I истории русской литературы 20 века, при написании курсовых и дипломных работ, а также в школьном курсе литературы. Основные положения, выносимые на защиту:

1. Модернистские установки писателя определили основную стилеобразующую черту — «биспациальность (двоемирие) поэтического мира», проявляющуюся в приемах отбора и комбинирования языковых единиц (лексических и грамматических) и особенностях повествовательной формы (нарратива).

2. Художественный эффект двоемирия на синтаксическом уровне, а именно на уровне синтаксиса предложения, создается при помощи использования сложных полипредикативных образований с разными видами связи, отражающих основные мотивы главного героя, его внутренний мир в противовес миру реальному, внешнему, синтаксис которого отличается простотой, разговорным характером, отсутствием осложняющих конструкций.

3.Авторский замысел, проявляющийся через основные мотивы произведения, отражается не только в выборе форм синтаксической изобразительности, но и в выборе повествовательных форм. Идея биспациальности определила особую форму нарратива в рассказах В. Набокова: одновременное использование традиционного, 3-личного повествования и нетрадиционного нарратива, называемого «свободным косвенным дискурсом» [Падучева 1996], задачей которого является создание рассказа, как бы рассказанного персонажем.

4. Специфика художественного воплощения авторского замысла в проанализированных рассказах Набокова состоит в том, что формы синтаксической изобразительности имеют разную смысловую нагрузку в зависимости от формы нарратива: в 3-личном повествовании средства синтаксической изобразительности используются для изображения внешнего мира, реальной действительности, а в нетрадиционном повествовании (СКД) формы изобразительного синтаксиса передают всю глубину и противоречивость внутреннего мира героя.

Апробацияосновные результаты исследования апробированы на вузовских, региональных и международных конференциях: научной конференции «Лингвистика в XXI веке» в Дальневосточном государственном университете 19 октября 2004 годарегиональной научной конференции «Проблемы современной и исторической русистики» в Дальневосточном государственном гуманитарном университете, г. Хабаровск, 24 апреля 2006 годаVIII международной научно-методической конференции «Проблемы славянской культуры и цивилизации» в Уссурийском государственном педагогическом институте 24 мая 2006 годанаучной конференции «Лихачевские чтения» в Дальневосточном государственном университете 28 октября 2006 года.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, трех Глав, Заключения, и Списка использованной литературы. Тематика глав определяется целью работы — исследовать синтаксическую изобразительность рассказов Набокова на уровне структуры предложения и особенностей нарратива для определения их роли в реализации художественной идеи автора.

Заключение

.

Одной из основных проблем современного набоковедения является изучение своеобразия поэтического языка писателя. Лингвистические исследования прозы Набокова ведутся в двух направлениях: 1) работы по лингвистике текста, исследующие произведения Набокова на всех уровнях: фонетическом, лексическом, грамматическом, семантическом и 2) работы, выявляющие особенности набоковского нарратива (повествования).

В нашей работе, имеющей интегративный характер, был исследован изобразительный синтаксис и особенности нарратива малой прозы Набокова.

На основании анализа рассказов Набокова мы установили, что:

1) существует связь между мотивной структурой произведения и авторским замыслом в целом и синтаксическими средствами его воплощения;

2) идея биспациальности (двоемирия) в малой прозе Набокова реализуется через особые формы нарратива (свободный косвенный дискурс).

Наблюдения над синтаксической организацией набоковских текстов показали, что изобразительные формы синтаксиса непосредственно связаны с их содержанием и отражают движение художественной мысли писателя и ее развитие, подтверждая основное положение Виноградова о том, что «синтаксис неразрывно связан с семантикой развития сюжета» [Виноградов 1980:226].

Художественная мысль писателя, или авторский замысел, реализуется в конкретных мотивах произведения. Мы используем понятие основного мотива в художественном тексте и исследуем способы его воплощения на уровне синтаксиса предложения в отличие от других исследований, проводимых на уровне синтаксиса текста (см. о соотношении мотивной и событийной структур и сверхфразовых компонентов текста: М. Дымарский 2001).

В исследуемых текстах мы нашли подтверждение идеи Ю. Левина о биспациальности как «инварианте поэтического мира Набокова»: во всех рассказах герой существует одновременно в двух мирах, реальном и воображаемом. Основные мотивы произведений, связанные с героем, -мотивы воспоминаний, памяти, творчества, одиночества — составляют содержание мира внутреннего, мира воображения героя и противопоставляются мотивам внешнего мира, чуждого и враждебного ему.

Герой Набокова, которому он сочувствует, — личность тонкая, сложно организованная, духовно богатая в противоположность другим персонажам, обыкновенным, непримечательным или пошлым, агрессивным.

Основные мотивы анализируемых произведений Набокова, отражающие двоемирие художественного пространства, находят свое воплощение в синтаксической организации текста. В целом лингвистический анализ текстов рассказов выявляет следующее: внутренний мир героя, мир его воображения выражается на синтаксическом уровне в основном сложными полипредикативными образованиями с разными видами связи в противовес миру реальному, внешнему, синтаксис которого отличается простотой, разговорным характером, отсутствием осложняющих конструкций.

Так, в рассказе «Облако, озеро, башня» основной мотив одиночества героя в чужом ему мире реализуется через систему сложных синтаксических конструкций, рисующих духовный облик Василия Ивановича, тогда как мир его спутников — «врагов» изображается на синтаксическом уровне преобладающим использованием простых предложений с безличным и неопределенно-личным значением, олицетворяющих примитивность «постылого, чуждого, чужого».

В рассказе «Лик» основные мотивы, связанные с героем, — случайности, ирреальности, чуждости — находят разнообразное синтаксическое выражение. Мотив случайности ярче всего обозначен сравнениями, выраженными лексическими и синтаксическими средствами. Мотивы ирреальности, чуждости проявляются в синтаксисе в форме сложноподчиненных предложений с частицей-союзом «ли. ли» («или. или») и в конструкциях с союзами недостоверного сравнения «словно», «точно», а также в сложных полипредикативных образованиях с разными видами связи.

Ирреальность восприятия жизни изображается очень ярко с помощью приема контраста, синтаксические средства выражения которогопротивительный союз «а», двухместный градационный союз «не столько. сколько».

Синтаксический строй речи Колдунова — антагониста Лика — носит разговорный характер, состоит из коротких отрывочных предложений с бытовой и бранной лексикой.

Герой рассказа «Тяжелый дым» одновременно пребывает в реальности и ирреальности, т. е. в своем внутреннем мире, творящем поэзию. Мотивы чуждости героя внешнему миру и наблюдения за ним в своем воображении порождают усложненность сознания героя, которое имеет не менее сложное синтаксическое решение: автор использует полипредикативные конструкции, включающие в себя от 4 до 10 предикативных единиц с разного типа осложнениями (полупредикативными конструкциями, выраженными причастными оборотами, а также одиночными согласованными определениями и несогласованным распространенным определением) — по-особому располагает компоненты синтаксической конструкции (предикативное ядро в простом предложении или главное предложение в СПП ставится в самом конце или середине предложения, а в начале предложения — синтаксически «второстепенные» конструкции: вставки, придаточные предложения, обособленные обороты) — использует большое количество вставок с пояснительно-уточняющей функцией. Авторский замысел в рассказе «Порт» реализуется в основных мотивах памяти, одиночества, судьбы. В синтаксисе рассказа основные мотивы воплощаются в разнообразных конструкциях, простых и сложных, имеющих литературный, книжный характер, отражающих ментальное состояние героя: СПП с придаточными обобщающего характера, бессоюзные полипредикативные образования со значением перечисления, передающие ряд воспоминаний, повторы, ряды однородных предикатов, парцелляция и др. Мотив реальной жизни выражается в формах разговорной речи, принадлежащей персонажам из внешней жизни: восклицательные, вопросительные, неполные предложения, инверсии, экспрессивные конструкции и др. Речь имеет ярко выраженную иллокутивную направленность.

Авторский замысел, проявляющийся через основные мотивы произведения, отражается не только в выборе форм синтаксической изобразительности, но и в выборе повествовательных форм. Идея биспациальности (двоемирия) в набоковских рассказах получила адекватное выражение в особом употреблении повествовательных форм: наряду с традиционным 3-личным повествованием (аукториальным) Набоков использует форму нетрадиционного нарратива, называемого «свободным косвенным дискурсом» (СКД) [Падучева 1996: 323]. Выбор СКД был обусловлен особым качеством данной повествовательной формы — «возможностью более широкого выхода на авансцену внутренних, иррациональных психологических потенций, освобожденных от фильтрации и цензуры сознания.» [Манн 1992:51].

Наблюдения над повествовательными формами набоковских рассказов показали, что для изображения внешнего мира автору достаточно традиционного 3-личного повествования, а для изображения внутреннего мира героя, в его многообразии и сложности, противоречивости и изменчивости эмоциональных состояний, писатель избирает нетрадиционную персональную повествовательную форму — СКД, в которой сфера рассказчика соединяется с субъективной сферой героя, «персонаж 3 лица замещает говорящего» [Падучева 1999:282]. В анализируемых рассказах обнаружена типичная языковая конструкция данной формы нарратива — несобственная прямая речь (НПР). Помимо НПР в текстах используются эгоцентрические элементы, которые по своей семантике предполагают субъект речи, субъект сознания, причем этот субъект не выражен синтаксически. Это слова и выражения с оценочным значением (причем они могут принадлежать и автору, и персонажу), метатекстовые элементы (например, вводные слова и обороты с семантическим элементом «говорю», такие как «кстати сказать»), предикаты внутреннего состояния, обобщающие врезки, неопределенные местоимения (что-то, кто-то, чему-то.), повторы (не представленные в классификации Е.В.Падучевой), неутвердительный речевой акт (вопрос). Особенностью использования СКД является неразличение, неявное противопоставление точек зрения повествователя и персонажа. Таким образом, постоянная смена повествовательной формы, ее разрушение (неразличение голоса повествователя и персонажа), обнаруженные нами в процессе анализа рассказов, свидетельствуют о модернистском характере нарратива Набокова (см. о том же Падучева 1999:295).

Такую «своеобразную форму осложненного „раздвоенного“ авторского повествования» мы находим у Е. А. Иванчиковой в ее анализе романов Достоевского «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» [Иванчикова 1992:128]. В ее терминологии это «объективно-авторское повествование с полисубъектным автором» [Там же: 128].

Об использовании различных субъектных сфер, осуществляемых с помощью разных синтаксических моделей, говорит и Г. А. Золотова также на примерах из Достоевского.

На наш взгляд, Набоков, продолжая художественные поиски русской литературы 19-го века, проявляет в особенностях своего нарратива символистский (романтический) взгляд на мир как на хаос, дисгармонию, раздробленность, в котором гармония возможна только на высшем, трансцендентном уровне. Поэтому биспациальность становится инвариантом его художественного мира (Ю.Левин), а герои анализируемых рассказов не могут быть счастливы в реальном жизненном пространстве и только в воображаемом, внутреннем мире приходят к согласию с самими собой.

Такой общий авторский замысел, выражающий мироощущение писателя, реализуется в постоянных мотивах памяти, воображения, творчества, одиночества и определяет специфику его художественного решения на уровне синтаксиса и нарратива.

Наше исследование показывает, что формы синтаксической изобразительности имеют разную смысловую нагрузку в зависимости от формы нарратива: в 3-личном (аукториальном) повествовании средства синтаксической изобразительности используются для изображения внешнего мира, реальной действительности, а в нетрадиционном повествовании (СКД) формы изобразительного синтаксиса передают всю глубину и противоречивость внутреннего мира героя.