Динамика развития науки и критерии научности в постпозитивизме

Во второй четверти XX в., когда революции в физике завершились (теория относительности и современная квантовая механика были уже созданы) и физика снова вступила в относительно спокойный этап развития, интерес к философии в среде ученых упал, и их все менее задевали стремительно усложнявшиеся построения логического позитивизма. Влияние логического позитивизма было заметным лишь в философии квантовой механики, в которой активное участие принимали многие крупные физики-теоретики. Но философия квантовой механики к этому времени перестала взаимодействовать с самой квантовой механикой, перешедшей из революционной стадии становления, когда это взаимодействие было существенным, в стадию эволюционного роста. «Домашней философией» физиков, как и столетием раньше, становятся, главным образом, различные сочетания приведенных выше взглядов: «наивного реализма», выраженного М. Планком (см. параграф 4.2), и второго позитивизма.

К середине XX в. в рамках третьего, логического позитивизма (неопозитивизма) происходит быстрое усложнение теоретико-познавательных конструкций за счет введения аппарата математической логики и все более тонкой и рафинированной работы с ним. В результате на новом витке повторяется ситуация, характерная для кануна позитивизма в XIX в., — отрыв философии науки от сообщества ученых, и в философии науки на смену логическому позитивизму, программа которого, как было отмечено в конце предыдущей главы, к середине XX в. выдыхается, приходит постпозитивизм. В центре внимания последнего находятся процессы развития и функционирования научного знания и научные революции. Являясь новым словом в философии науки, постпозитивизм образует область, относительно малоизвестную ученым. Он проще логического позитивизма по своему языку и аппарату, но психологически сложнее, ибо обсуждаемые здесь идеи противоречат многим привычным установкам ученых. Впрочем, подобным качеством обладал и махизм для ученых XIX в.

Одной из вех, обозначивших наступление так называемого постпозитивистского периода, стало английское переиздание книги К. Поппера «Логика научного исследования» (1959), написанной им за четверть века до этого на немецком языке (но тогда, во время расцвета логического позитивизма, она не произвела заметного эффекта). Попперовская критика логического позитивизма была многократно усилена его талантливыми учениками — И. Лакатосом, Г1. Фейерабендом и др. Другим героем наступления на логический позитивизм и одновременно оппонентом К. Поппера.

(который, тем не менее, оказал на него сильное влияние) был Т. Кун со своей книгой «Структура научных революций» (1962).

В результате концепции логического позитивизма подвергаются логической (К. Поппер, В. Куайн^[1], Б. ван Фраасен и др.) и исторической (Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд и др.) критике. По словам известного философа науки М. Хессе, эти постпозитивистские программы «оказались вполне очевидной реакцией на ту революционную ситуацию в философии науки 1960;х гг., когда идеи теоретического иммунитета („теоретической нагруженности“ эмпирических данных. — А. Л.) и научных революций превратили в развалины тщательно разработанную и специфицированную программу позитивистской и гипотетико-индуктивистской философии науки» |9, с. 1091. Крушение программы логических позитивистов способствовало росту скептических и иррационалистических учений. «Критический рационализм» К. Поппера и И. Лакатоса выступал альтернативой как тех, так и других.

«Среди разнообразных проблем, обсуждаемых в философии науки 1960—1980;х гг., па первый план, — утверждает М. Хессе, — выходят два круга вопросов: методология историко-научных исследований и онтология научных теорий» [9, с. 109], т. е. вопросов истории развития науки и структуры научной теории и отношения ее элементов к реальности.

Первый круг вопросов разрабатывается К. Поппером, Т. Куном и И. Лакатосом, спорящими между собой, но выступающими единым фронтом против логических позитивистов.

Второй круг вопросов выявляется в спорах между «конструктивистами» («инструменталистами») и реалистами, которые делятся на «метафизических» (или «наивных») реалистов (типа М. Планка) и более утонченных реалистов-реформаторов (типа «критических рационалистов»). Рассмотрение этих споров дано ниже, в разд. II.

• [1] Современник Поппера У. Куайн (1908—2000) является наследником американского прагматизма, считающим «концептуальную схему науки инструментом… для предсказания будущего опыта, исходя из прошлого опыта». Он начал критику неопозитивизма еще в 1950;х гг. Его «влияние… на философскую жизнь США сопоставимо с влиянием К. Поппера на философскую жизнь Европы». В 1953 г. он опубликовал свои «Две догмы эмпиризма», где оспорил позицию крупнейшего представителя логического позитивизма Р. Карнапа и его концепцию языковых каркасов (см. нарафаф 5.1). Там он указывает «на две обусловливающие однадругую предпосылки карнаповской точки зрения — дихотомию (противопоставление) аналитического и синтетического (введенную еще Кантом (см. гл. 3). — А. Л.) и редукционизм"(имеется в виду позиция, утверждающая непосредственную или опосредованную сводимостьтеоретических предложений и терминов к некоей общей эмпирии, базирующейся на данныхнаблюдения и экспериментов), которые он характеризует как «догмы эмпиризма». Понимаяпод онтологией «совокупность объектов, существование которых предполагается теорией», онформулирует тезис «онтологической относительности»: онтология «относительна той теории, интерпретацией которой она является». Это предтеча близкому по духу более позднему тезисуо «несоизмеримости теорий» Т. Куна и П. Фейерабенда (см. параграф 6.5). Продолжая идеиИ. Дюгема о целостности физической теории (см. параграф 4.3), Куайн сформулировал известный «тезис Дюгема — Куайна»: «Наши предложения о внешнем мире предстают перед трибуналом чувственного опыта не индивидуально, а только как единое целое» [8, с. 14—20]). Но, занимая почетное место в истории постпозитивизма, Куайн в отличие от К. Поппера, Т. Кунаи И. Лакатоса не создавал новых моделей развития науки. Поэтому специально останавливатьсяна Куайне мы не будем.