Сократовский «эленхос». История античной философии

Эленхос (греч. elenchos — опровержение) — искусство поставить собеседника в ситуацию, когда он вынужден отказаться от утверждения, высказанного в начале беседы. Это искусство разрабатывалось еще в элейской школе (вспомним апории Зенона) и достигло расцвета в софистике. Методами эленхоса являются поиск внутреннего противоречия в утверждении собеседника либо через апелляцию к более общим понятиям, либо через демонстрацию парадоксальных выводов из его суждения. Зачастую оппоненты Сократа сами недопонимали объем и содержание тех понятий, которыми они оперировали, что давало ему возможность ставить под сомнение их философские навыки. Замечательным примером тому служит диалог Платона «Гиппий меньший», где софист Гиппий, определяя Ахилла как доблестного и правдивого, а Одиссея — как хитроумного и лживого, в итоге вынужден прийти к выводу, что хитроумие оказывается куда ближе к доблести, чем простодушная правдивость.

Опровержение Сократа не имеет своей целью замену подвергаемого критике тезиса противоположным (зачастую столь же уязвимым). Напротив, Сократ оставляет собеседников в состоянии недоумения и сомнения, сам же нe высказывает собственной позиции (см. ниже о сократовской иронии и майевтике), что также дает ему некоторое преимущество в подобных «эленхических» беседах.

Наиболее активно Сократ использует методы опровержения в отношении софистов и собеседников, имеющих политические амбиции. Впрочем, в «Апологии» рассказывается о том, что, получив оракул Аполлона, гласивший, что он — мудрейший среди афинян, Сократ обошел всех видных сограждан: софистов и политиков, драматургов и поэтов, даже рядовых горожан-рeмeслeнников. Он пытался выяснить, не ошибся ли оракул, испытывая мудрость своих сограждан, но результат оказался неутешительным: никто из афинян не обладал подлинным знанием того, чем сам же занимался. В итоге опрос обернулся опровержением прославленной мудрости и пайдейи (воспитанности/образованности) афинян.

Сократовская ирония и майевтика.

Сократовский эленхос воспринимался многими как ирония. Алкивиад в платоновском диалоге «Пир» утверждает, что Сократ вводит людей в заблуждение своей кажущейся скромностью, а в диалоге «Меиоп» говорится, что речи Сократа производили на окружающих впечатление, подобное удару электрического ската. Это воздействие Менон сравнивает с колдовством, шутливо утверждая, что в других городах Сократа за это заключили бы в тюрьму. В «Государстве» же софист Фрасимах прямо обвиняет Сократа в том, что тот издевается над собеседниками.

Однако Сократ едва ли иронизировал ради самой иронии. Ирония подразумевает сокрытие своей позиции или хотя бы ее маскировку. Однако Платон и Ксенофонт однозначно говорят о Сократе как о парресиасте (греч. parrhesiastes — тот, кто говорит правду открыто). По правда Сократа была непривычна афинянам, они ее ну замечали или ну идентифицировали как таковую.

Едва ли Сократ пришел к позиции методического агностицизма, выразившейся в знаменитом принципе «я знаю, что ничего не знаю», в самом начале своего философского пути. В комедии «Облака», поставленной, напомним, в 423 г., то есть за четверть века до суда над Сократом, Аристофан вкладывает в его уста «теологическое» представление о триаде богов — Облаках, Вихре и Языке. Эту триаду можно соотнести с вероятными натурфилософскими и софистическими интересами Сократа того периода.

Греческая доксографическая традиция сообщает нам, что в молодости Сократ учился у Архелая, который на натурфилософский лад трактовал доктрину Анаксагора. В платоновском диалоге «Федон» Сократ на пороге смерти признается, что вначале пытался увидеть истину при помощи своих органов чувств, стремился прямо-таки «узреть» ее. И лишь с течением времени он начал использовать «логосы», т. е. диалектику, позволяющую рассуждать об отвлеченных началах. Таким образом, тезис «я знаю, что ничего не знаю» стал не исходным пунктом, но конечным результатом его философской эволюции.

Вероятно, не сразу Сократ начал сравнивать себя и с повитухой, помогающей родам, — но не детей, а мнений. Искусство родовспоможения в Греции именовалось «майевтикой» (греч. maieutike techne). В античной Греции повитухой становилась женщина, уже не способная к деторождению. Значит, позиция родовспомогателя идей, которую занял Сократ, с необходимостью требовала «пустоты» па месте собственной точки зрения, что и выражалось в его «незнании» .

Чему же помогал явиться на свет зрелый Сократ? Буквальная трактовка соответствующего места из платоновского диалога «Теэтет» заставляет подумать, что речь идет о рождении знаний или хотя бы верных мнений. Однако на самом деле никакого рождения нового знания в «Теэтете» не происходит: собеседники так и не обнаруживают точного определения искомого предмета. Можно предположить, что в конечном итоге Сократ стремился помочь рождению новой личности, преобразованной его беседами. Его заботливое, любовное отношение к душе юного собеседника позволяло ей стать собой, родиться благодаря цепочке рассуждений в новом, осознанном отношении к жизни. Именно поэтому Сократа описывают как великого «эротика», человека влюбчивого и влекущегося к юным, стремящимся опериться душам.