Пределы действия формальной легитимации

Публичная достоверность ценных бумаг. Замечательно. Соответственно, дальше получается вот какая ситуация. Допустим, вы захотели у кого-нибудь приобрести ценную бумагу. Нашли того, кто этой ценной бумагой обладает, того, кто формально ею легитимирован. Спрашиваете: «Продаешь (за такую-то цену)?». Тот отвечает: «Да, продаю». «Отлично, — говорю я, — я хочу ее купить». «Прекрасно, — говорит он, — вот тебе бумага (пусть она опять будет на предъявителя для простоты картины), — она на предъявителя, я тебе ее вручаю, ты плати мне деньги, и мы разбежимся, довольные друг другом». И тут вас начинают терзать смутные сомнения, какого рода? Вы отвечаете следующее: «Да, конечно, вроде как бумага на предъявителя, и все понятно, но вот я был на лекции у Белова Вадима Анатольевича, и он рассказывал, что если у вас бумага на предъявителя в руках, и вы легитимируетесь ею формально, это еще не означает, что вы являетесь ее собственником, и, соответственно, не означает, что вы можете ею распоряжаться. Давайте, прежде чем я ее у вас куплю, вы мне сначала докажете не просто вашу формальную легитимацию — она, конечно, налицо, ее доказывать не надо — а вы докажите, пожалуйста, что вы эту бумагу или купили, или как-то еще получили, короче говоря, приобрели надлежащее право на эту ценную бумагу и из этой ценной бумаги». Уместно ли такое требование?

Если бы ценная бумага не обладала одним хитрым и интересным свойством, о котором я как раз сейчас вам буду рассказывать, то оно, конечно, было бы уместным, такое требование. Но в таком случае обращение ценных бумаг было бы чрезвычайно усложненной процедурой. Представьте себе, та же самая ситуация: откладываем бумагу в сторону и читаем объявление в газете или на «Авито»: «Продаю детский комбинезон на пять-шесть лет, для мальчика, синего цвета» и так далее. Вы говорите: о, классно, комбинезон (не мальчик, конечно) синего цвета, на мальчика пяти лет и так далее. Созвонились, договорились, где-когда встречаетесь, как передаете, как оплачиваете и так далее; и вот вы встретились, вам хотят вручить комбинезон, а вы говорите: подождите-подождите секундочку, я человек законопослушный, поэтому я не возьму его у вас пока вы не докажете, что этот комбинезон — ваш, что именно вы — его собственник. Помните, как в фильме с Лесли Нильсоном: «Ваше пальто, сэр!» «Да мое, у меня даже есть на него чек». Согласитесь, это было бы немного необычное для оборота требование. Почему бы тогда не пойти еще дальше и не начать задавать такой вопрос, например, в буфетах или магазинах? Дайте, пожалуйста, «Кока-Колу», а заодно и доказательства того, что вы ее надлежащим образом купили. А вдруг украли — откуда я знаю? Вдруг ваш собственник приворовывает бутылочки «Кока-Колы» и через ваш буфет их продает? А я человек законопослушный, хочу быть в вашем праве уверен. Знаете, что вам на это скажут в буфете? Догадываетесь.

Почему так? А потому что в случае с движимыми вещами право собственности не доказывается. Мы говорили, оно предполагается. Предполагается, благодаря чему же? — в случае с движимыми вещами основанием к такому предположению является владение таковыми. Рудольф фон-Иеринг называл владение форпостом (то есть передовым постом) права собственности. Передовое укрепление права собственности. Тот, кто владеет движимой вещью, скорее всего, является ее собственником. Но только движимой, — я подчеркиваю это: движимой¹. — вещью (с недвижимостью работают немножечко другие принципы). Так вот: коль скоро и ценные бумаги — это движимые вещи, то получается очень интересный ответ на тот вопрос, ту ситуацию, которую мы смоделировали: неуместен вопрос о приобретении ценной бумаги, права на нее или права, ею удостоверенного! Неуместен. Если перед вами лицо, формально легитимированное ценной бумагой, — так и прекрасно! — больше вам (как потенциальному приобретателю такой бумаги) заботиться не о чем. Вы имеете возможность приобрести бумагу у формально легитимированного ею лица и абсолютно не переживать по поводу того, а что будет, если однажды, как-нибудь случайно откроется, что тот, кто продал вам эту бумагу, на самом деле не имел права ею распоряжаться, ну, например, потому, что он был ее похитителем. Ничего не будет страшного в этом случае; не должно, по крайней мере, быть — эта бумага все равно останется принадлежать вам.

Вот это свойство ценной бумаги — возможность добросовестного частного лица положиться при ее приобретении на одну только формальную легитимацию своего предшественника — называется публичной достоверностью ценной бумаги.

Публичная достоверность — третий принципиальный момент, принципиальный постулат учения о ценных бумагах. Припомним еще раз все три. Первый — разделение между вопросами осуществления и принадлежности права; второй — «право из бумаги следует за правом на бумагу»; и третий постулат (больше не будет, не переживайте — всего три) — ценная бумага это не просто документ, а документ, обладающий свойством публичной достоверности. Публичная достоверность означает возможность добросовестного частного лица довериться формальной легитимации своего предшественника — держателя ценной бумаги. Что значит «довериться»? Это значит совершить с этим самым держателем бумаги какие-либо юридические действия по отношению к бумаге и при этом не бояться получить через какое-то время упрек в том, что кто-то из предшественников или, быть может, сам ваш предшественник имел какие-то дефектные права на эту бумагу, а, может быть, и вообще никаких прав на нее не имел — и такое тоже бывает. Дефектные права могут быть самыми различными. Вот классический случай — мы уже много про него говорили — отчуждение ценной бумаги вором, то есть лицом, которое не имеет на эту ценную бумагу никаких прав. А может ли быть какая-нибудь другая ситуация, когда права, удостоверенные ценной бумагой, дефектны по какойнибудь другой причине? Да, бывают такие ситуации. Классический пример, который на этот счет везде приводится, следующий.

Есть договор купли-продажи. Продавец собирается поставить товар, покупатель — его принять и оплатить. Продавец отгружает товар и требует от покупателя оплаты, последний чешет затылок и отвечает: ты знаешь, прямо сейчас не могу — давай договоримся об отсрочке платежа. На три месяца. Продавец отвечает: о’кей, конечно об этом раньше надо было говорить, но ничего страшного. Или, допустим, что уже при самом заключении договора была согласована такая отсрочка. Но продавец при этом говорит: уважаемый покупатель, но ты ведь понимаешь, что я три месяца не буду видеть ни товара, ни денег, а то, может и больше — кто знает, расплатишься ты со мной или нет. Поэтому давай-ка мы сделаем вот как: я получу сейчас хотя бы часть денег, а то, может, и все, несмотря на то, что ты не можешь заплатить. Как же я их получу? Очень просто — я их получать буду не от тебя. А от кого? Я их получу, например, от моего обслуживающего банка, который предоставит мне таким образом кредит. Как мы это оформим? Давай сделаем следующее: я тебе товар — а ты мне в обмен на товар выдашь простой вексель на такую-то сумму (стоимость товара плюс проценты по кредитной ставке за три месяца, плюс небольшое мое вознаграждение, что-то типа комиссионных) к такому-то сроку платежа, в общем обычный простой вексель в мою пользу. Я этот вексель продам обслуживающему меня банку, он у меня его купит — конечно не за сто процентов стоимости, естественно, со скидкой или с дисконтом — но тем не менее, какое-то количество денег я получу прямо сейчас. И ты доволен — тебе не надо ничего прямо сейчас платить, и я доволен — я деньги прямо сейчас получил. К тому моменту как подойдет срок платежа по этому векселю, ты за счет тех денег, которые выручишь от реализации поставленного мной товара (или, быть может, от его производительного использования — зависит от того, о каком товаре идет речь), по этому векселю расплатишься. Обо всем об этом договорились: продавец поставил товар, покупатель выдал (продавец получил) вексель, продал его обслуживающему банку (со сидкой в сумме процентов по кредитной ставке и комиссионного вознаграждения банка, то есть за сумму, весьма близкую к стоимости товара), получил деньги, все, казалось бы, отлично и прекрасно, никаких вопросов нет.

И вдруг покупатель внезапно обнаруживает, что поставленный ему товар оказался некачественным. Покупатель является к продавцу и сообщает ему: стал я, дескать, использовать полученный от тебя товар и обнаружил, что товар обладает такими-то и такими-то недостатками, вследствие которых использовать его нет никакой возможности. Естественно, не только сообщает, но и доказывает это обстоятельство, так что у продавца не остается сомнений: товар и вправду некачественный. Продавец вздыхает и говорит: что ж, очень жаль, давай обратно товар, может я его через какое-то время тебе заменю, а может и нет, потому что весь мой товар запродан на шесть месяцев вперед. Покупатель отвечает: конечно, не было бы ничего проще, я бы товар вернул (и я тебе его верну — зачем мне некачественный товар-то?), но есть один тонкий момент: я ведь выдал тебе вексель — выдал? За что? За товар. Качественный товар. Качественного товара нет — есть некачественный. Значит… я тебе верну товар, а ты мне верни вексель. На это продавец, естественно, отвечает: так у меня уже давно нет этого векселя! Я его в тот же день, как получил, сразу же банку его и продал (ты разве не помнишь? — мы еще с тобой вместе в банк ходили, наш договор купли-продажи им показывали и так далее), а что с ним сталось потом — остался ли вексель в банке или нет — я понятия не имею. Я, конечно, могу его спросить об этом, и хорошо, если банк мне скажет, но ведь, может и не сказать! И скорее всего не скажет. А самое-то главное, даже если этот вексель остался в банке, или даже если банк скажет, у кого он (этот вексель) оказался и мы с тобой, положим, разыщем его держателя, как мы убедим его нам этот вексель обратно-то отдать? Очевидно, что если нам его и отдадут обратно, то только за что? За его выкупную рыночную цену, которая чем ближе время будет подходить к сроку платежа, тем сильнее будет приближаться к номинальной стоимости векселя. Я, как ты понимаешь, полученные от банка деньги давно потратил, и пока еще эта трата не окупилась — вложенные мною деньги в производство товара, увы, пока с прибылью не возвратились. И, наконец, даже если бы у меня и была сейчас сумма, достаточная для выкупа векселя, — сможем ли мы убедить его держателя в том, чтобы он нам его продал? А ну как упрется рогом и скажет: не желаю продавать! — и что мы с ним поделаем? Ничего — свобода договора. Заставить чтолибо продать частное лицо мы никак не можем. Вот и получается: я бы всей душой был бы рад вернуть тебе вексель, да… не знаю, как.

Покупатель, естественно, начинает возмущаться: как же так?! Он по векселю должен (обязан), он его подписал и, значит, должен по нему расплатиться, но что же он — покупатель — получил взамен? Выходит, что ничего. За что же, — спрашивает он, — я принял на себя такое, весьма неприятное вексельное обязательство? Безусловно, с материально-правовой точки зрения здесь нет и не может быть основания для того, чтобы наш несчастный покупатель-векселедатель считался лицом, обязанным по векселю. И в этом смысле основание выдачи векселя, который где-то «гуляет» с того момента, когда были установлены недостатки поставленного против него товара по качеству, за которые отвечает продавец, когда было обнаружено, что поставленный продавцом покупателю товар непригоден для использования, — что с ним случилось? — оно отпало, ибо оказалось ненадлежащим, негодным. Вексель стал безосновательным. Требование, им удостоверенное, по большому счету тоже должно было бы прекратиться. Так и случилось бы, будь оно удостоверено общегражданским документом, например, долговой распиской. Но ценная бумага — как мы только что сказали — обладает свойством публичной достоверности. Всякий добросовестный ее приобретатель может довериться формальной легитимации своего предшественника.

Если я пришел в банк и спросил, нет ли у вас какого-нибудь завалящего «векселёчка» — хотел бы «векселёк» купить, рассчитаться со своими контрагентами, — банк мне отвечает: пожалуйста, могу предложить такой, сякой, пятый, десятый… и вот как раз тот самый вексель (выданный, как потом оказалось, в оплату поставки некачественного товара) мне и попался. Вопрос: когда я покупал этот вексель, знал ли я о том, что разрушено основание его выдачи — о том, что не оправдались те покупательские ожидания, в расчете на которые он выпускал сей вексель в оборот? Нет, конечно же, не знал; собственно, и продававший мне банк об этом не знал, не мог, и не должен был знать, разумеется. Должен ли я был догадываться об этом? Нет, тоже не должен. А не обязан ли я был, прежде, чем покупать этот вексель, позвонить векселедателю и спросить: уважаемый векселедатель, я хочу купить такой-то и такой-то выданный тобою простой вексель — все ли там по нему нормально, по этому векселю? Нет, тоже не обязан (кстати, может ведь статься и так, что к моменту моего звонка покупатель еще не выявит дефектного товара и искренне скажет — да, покупай, все хорошо! — а уже на следующий день начнет вопить: ой, нет-нетнет, все очень плохо и просто ужасно). Короче, звонить нет смысла, да и не обязан я это делать. Почему? Как раз потому, что перед нами не просто абы какой долговой документ, расписка там или что-нибудь подобное, а перед нами вексель — ценная бумага, — то есть документ, обладающий свойством публичной достоверности. Публично достоверный документ. Если банк, предлагающий мне приобрести вексель, формально им легитимирован, — все, больше меня ничего и не интересует, ни в чем другом мне убеждаться не надо. Я вправе купить этот вексель с совершенно чистой душой и считать себя нормальным векселедержателем.

И вот наступает «час икс» — срок платежа. Я прихожу с векселем к векселедателю и говорю: уважаемый, ты три месяца назад выдал такой-то вексель, я теперь его законный держатель, срок платежа наступил — плати! А он мне в ответ: ты понимаешь, какая интересная штука-то?! Я ведь не просто так его выдал — развлечься — а в качестве платежа за товар по такому-то договору. А товар-то этот оказался хреновым. Я его вернул, и продавец мне этот товар до сих пор не заменил, — за что же я буду платить? Каков должен быть ответ векселедержателя? Очень простой: а это меня не касается. Почему? Потому что я приобрел требование, удостоверенное не абы чем, а ценной бумагой — публично достоверным документом. Это второй аспект проявления публичной достоверности.

Обратите внимание, к какой интересной ситуации мы пришли. С материально-правовой точки зрения, права, удостоверенного документом, вообще нет. Объективно права нет, ибо основание его возникновения, поначалу нормальное и адекватное, отпало впоследствии. С объективной точки зрения, права нет. Но с точки зрения субъективной, — для добросовестного держателя этого — публично достоверного — документа оно есть, оно существует и его можно осуществить. А как же быть несчастному покупателю-векселедателю, которому и товар не поставили, и по векселю требуют уплаты, — что же ему делать? Ничего. С добросовестным векселедержателем надлежит рассчитаться, а потом разбираться в общегражданском порядке со своим контрагентом — продавцом, который так его подставил. Вот что такое публично достоверный документ, Обращение, требование, исполнение — три аспекта проявления публичной достоверности. Публичная достоверность, как мы только что видели, проявляет себя в различных аспектах. Первый — обращение ценной бумаги: одно лицо хочет приобрести бумагу у другого и ему, чтобы считаться нормальным и добросовестным ее приобретателем достаточно убедиться в формальной легитимации отчуждателя такой бумаги. Если я убедился в том, что мне отчуждает бумагу лицо, ею формально легитимированное, я могу ее у него приобрести без опасения быть потом обвиненным в недобросовестном или грубо неосторожном поведении — в том, что я чего-то еще (сверх формальной легитимации) не проверил, не выяснил, в чем-то еще (например, в наличии у отчуждателя права распоряжения бумагой) специально не убедился. Имею возможность бумагу приобрести, не опасаясь за свое правовое положение. С этим все понятно, уже многократно рассказали, повторяться не будем.

Второй аспект, где публичная достоверность также себя проявляет, — это осуществление права, удостоверенного ценной бумагой. Вот наша ситуация — формально легитимированный держатель векселя вправе требовать исполнение по нему, опираясь на одну только эту самую формальную легитимацию и не доказывая ничего более. Вариант первый мы уже рассмотрели — должник по векселю никак не сможет противопоставить такому держателю никаких возражений, основанных на дефекте основания его выдачи. Второй вариант: а может ли должник поинтересоваться, а как ты его приобрел? А докажи-ка, что он перешел к тебе по непрерывной цепочке действительных, совершенных управомоченными отчуждателями гражданско-правовых сделок! Вот Вадим Анатольевич Белов на своих лекциях говорил, что из ценной бумаги (а значит, и из векселя тоже) нельзя точно установить, является ли его формально легитимированный держатель еще и материально-управомоченным субъектом, — его собственником (обладателем прав на вексель) и кредитором по нему (обладателем права из векселя). Докажи, пожалуйста, что ты не просто формально легитимирован, а то, что ты еще и приобрел надлежащее право на вексель как на вещь. Законно ли такое требование или нет? Нет, незаконно. А почему? А потому, что опять срабатывает публичная достоверность. Здесь аппелирует к ней добросовестный держатель бумаги, который вправе требовать исполнения, ссылаясь на одну только свою формальную легитимацию и ничего более (в том числе материальную принадлежность ему права на бумагу и из бумаги, что основание приобретения прав было, что оно было действительно, законно, что оно не отпало впоследствии, и так далее) не доказывая. Если требование по ценной бумаге предъявлено формально легитимированным лицом, то должник по ней не имеет возможности выставить ему какие-то дополнительные (сверх формальной легитимации) требования и условия — он обязан рассчитаться с таким лицом. Это так называемая активная сторона проявления принципа публичной достоверности при осуществлении прав, удостоверенных ценными бумагами. Почему она называется активной? — потому что на свойство публичной достоверности в данном случае опирается активная сторона — тот, кто осуществляет удостоверенное бумагой право.

Существует ли пассивная сторона проявления принципа публичной достоверности ценной бумаги? — то есть ситуация, в которой на это свойство ссылался бы тот, кто обязан по ценной бумаге или связан ею — пассивная сторона юридических отношений? Да, конечно. Ведь желание должника убедиться в материально-правовом статусе держателя бумаги может быть обусловлено отнюдь не попыткой избежать исполнения под любым предлогом, а искренним стремлением действовать в рамках бремени, возложенного на него статьей 312 ГК, — бремени проверки того, что он исполняет обязательство надлежащему лицу. Кто его знает — не окажется ли потом, что ограничившись проверкой одной только формальной легитимации, должник исполнит обязательство лицу, которое с материально-правовой точки зрения кредитором по бумаге не было, то есть ненадлежащему лицу? А если окажется, то не сможет ли потом надлежащий кредитор принудить должника к повторному исполнению обязательства? Так вот, публичная достоверность ценной бумаги — это благо в отношении не только ее активного субъекта, но и пассивного. Предположим, что в отношениях между какими-то участниками отношений, касающихся ценной бумаги, обнаружился какой-то дефект. Ну, скажем, один из отчуждателей бумагу отдал новому приобретателю, а последний бумагу взял, но за нее не заплатил. Пострадавший таким образом отчуждатель прибегает к должнику по бумаге, информирует его об этих событиях и просит его по бумаге не платить. Имеет ли право должник не послушаться его? — ему ведь все равно, кому платить; вникать в отношения посторонних ему лиц никакой охоты у него нет, да и не обязан он этого делать. К тому же — как знать? — ведь заявление о неплатеже за переданную бумагу может оказаться ложным; можно ли заставлять должника по бумаге верить на слово автору такого заявления? Ни в коем случае. К тому же — мы только что сказали об активной стороне проявления публичной достоверности при осуществлении права из ценной бумаги — формально легитимированный держатель бумаги вправе требовать исполнения с опорой на одну только эту формальную легитимацию. Стало быть, ответ заявителю со стороны должника может быть только один: как мне ни жаль тебя, уважаемый, но формально легитимированному держателю я не могу не заплатить! Верно и обратное: несмотря на все сведения и доказательства дефектности прав формально легитимированного держателя бумаги, должник вправе заплатить таковому, не рискуя быть обвиненным в исполнении ненадлежащему лицу.

Последний аспект кажется непонятным: как же так? Если должник точно знает, что за формальной легитимацией держателя бумаги ничего не стоит; если он точно знает, что платит лицу, не имеющему права ни на бумагу, ни из бумаги? — как можно признать его исполнение надлежащим? Вот это и есть третий аспект (пассивная сторона) проявления принципа публичной достоверности всякой ценной бумаги: если случится, что должник расплатился с таким формально легитимированным лицом, которое на самом деле с материально-правовой точки зрения не имело прав ни на ценную бумагу, ни из ценной бумаги, а имел эти права кто-то другой, то на правовое положение должника это обстоятельство никак не повлияет. Должник вправе исполнить обязательство из ценной бумаги формально легитимированному лицу и «не париться» (не переживать) относительно того, что он мог произвести ненадлежащее исполнение. Должник исполнил тому, кто был формально легитимирован бумагой, — и этого более чем достаточно, ибо большего бумага с него и не требует. Знал ли должник о том, что формально легитимированное бумагой лицо не имеет прав на бумагу и из бумаги в момент платежа (мог ли или должен ли был знать, или нет) — значения не имеет — он все равно вправе произвести исполнение по ней формально легитимированному лицу. Почему? А потому что должник ведь может и ошибиться в оценке тех доказательств, которые представляются в обоснование принадлежности прав на бумагу и из бумаги лицу иному, чем формально легитимированный держатель. Заинтересованное лицо рассказывает: бумага была передана во исполнение такой-то сделки, был совершен платеж, а потом он был возвращен обратно (или — вариант — за бумагу вообще не был совершен платеж) и так далее. Вот эту кучу всяких разных доказательств перед должником по бумаге разложили, а что дальше? А дальше должнику предстоит оценить эти доказательства, де-факто — разрешить спор о праве на бумагу. Задача ли это должника? Конечно, нет. К тому же оценка доказательств — вопрос внутреннего убеждения. Даже судьи (!) — и те по-разному будут оценивать одни и те же доказательства, и кто знает, как они оценят их в данном конкретном случае. Значит, если мы говорим: уважаемый должник, если тебе сообщили о том, что формально легитимированный держатель бумаги не имеет на нее никаких прав и представили какие-нибудь доказательства в подтверждение этого сообщения, то ты не имеешь права платить формально легитимированному лицу, не выяснив его действительных прав на бумагу, то мы тем самым возлагаем на должника (а) бремя оценки представленных ему доказательств и (б) риск ошибки в такой оценке. С какой стати? Должник на себя такой риск не принимает; как раз наоборот — облекая свою обязанность в форму не абы какого, а публично достоверного документа (ценной бумаги), должник тем самым подчеркивает: я хочу иметь возможность не вникать в вопросы материального права, в том числе в вопрос о принадлежности права требования ко мне. Если у вас какие-то проблемы возникли (кто-то кому-то не заплатил) — то это ваши проблемы; на каком основании вы стремитесь переложить их на меня? Вы ради себя любимого не смогли добиться с вашего же контрагента денег за отданную вами ему ценную бумагу — почему это должно становиться моей проблемой? На каком основании надо каким-то рискам подвергать меня, и на меня какие-то тяготы (образовавшиеся из-за вашего же собственного упущения) возлагать? Какое отношение я ко всему этому имею? Никакого.

Итак, еще раз: три аспекта проявления публичной достоверности. Первый аспект проявляется при ее приобретении: хочешь приобрести бумагу — можешь довериться формально легитимированному ее отчуждателю. Тот, кто покупает бумагу, не рискует ничем, если купит ее у формально легитимированного лица. Второй аспект проявляется при осуществлении права из бумаги: предъявителю бумаги достаточно формальной легитимации для получения исполнения. Тот, кто формально легитимирован, имеет возможность предъявить требование по бумаге и осуществить его, ничего более не доказывая. Третий аспект — при производстве исполнения: тот, кто исполнил формально легитимированному лицу, освобождается от обязательства из бумаги. Должник по ценной бумаге может заплатить формально легитимированному лицу и с облегчением вздохнуть — считать себя исполнившим обязательство надлежащему лицу, даже если оно на самом деле ненадлежащее. Три аспекта.