Третий позитивизм: неопозитивизм

Третья волна развития позитивистской философии называется неопозитивизмом. Так обобщенно стали обозначать целую группу логико-философских школ позитивистской ориентации. Их общая характерная особенность — концентрация внимания на частных логико-методологических проблемах и анализе научного языка.

Начинается неопозитивизм в 20-е гг. XX в. с деятельности участников «Венского кружка» — научного семинара при кафедре философии в Венском университете (Мориц Шлик, Курт Гёдель, Рудольф Карнап, Отто Нейрат, Карл Гемпель, Ганс Рейхенбах и др.). На основе идей представителей «Венского кружка», австрийского логика и философа Людвига Витгенштейна, а также английского философа, логика и математика Бертрана Рассела формируется школа логического позитивизма.

Ее сторонники, как и многие другие неопозитивисты, противопоставляли науку философии. Традиционные проблемы философии, полагали они, «не научны», это «пустая метафизика» с полумистическими надуманными понятиями («абсолютный дух», «мировой разум» и т. д.). У философии нет особых функций и методов, которыми не владеют специальные науки, поэтому единственно возможным достоверным знанием может быть только знание частных наук.

«Венский кружок» во многом следовал идеям Маха и Авенариуса. Однако новые позитивисты не могли не заметить, что эмпириокритицизм умалил значение логического аспекта научного познания, и принялись исправлять этот недостаток. Но они не сумели на первом этапе выдержать меру. Например, Бертран Рассел попытался обосновать философию и математику исключительно логической наукой. При таком подходе философия принимала облик системы обыкновенного логического анализа данных опыта. Считалось, что она не открывает новых знаний, так как это прерогатива эмпирических наук. Задача философии состоит только в том, чтобы проанализировать термины, понятия, базовые положения и устранить из них некорректные, двусмысленные и неточные.

Эмиириокритицисты пытались низвести науку до уровня субъективных ощущений и этим ограничиться. Это было их слабым местом. Неопозитивисты выдвинули иную основу науки — научные факты, которые становятся всеобщим достоянием через высказывания. Их-то и нужно изучать. Вот тут, как и у Милля, происходит незаметная подмена проблем: вместо анализа фактов — анализ высказываний. Таким образом, у неопозитивистов на первый план выдвигаются лингвистические проблемы, решаемые с точки зрения логики.

Большую роль в коррекции курса неопозитивизма в сторону лингвистического анализа сыграл австрийский философ и логик Людвиг Витгенштейн. В своем «Логико-философском трактате» (1921) он настаивает, что рациональное мышление должно всегда находиться в определенных логических пределах. Как же этого добиться? Нужно все элементарные факты обозначать строго определенными названиями (именами). Группы фактов — предложениями (сочетаниями названий) и т. д. Сложные предложения сводятся к простым (базисным или протокольным), а они-то и являются основой науки. При этом каждое предложение необходимо проверять на истинность (принцип верификации) путем его сведения к ряду элементарных (базисных) фактов, доступных опытной проверке.

В принципе, сама идея строгого и проверяемого научного знания достойна всяческой поддержки, но метод верификации на деле малопродуктивен. Чем больший научный материал обобщает какое-либо выска;

зывание, тем сложнее его верифицировать. А ведь каждый закон и даже гипотеза в большей либо меньшей степени есть широкое обобщение фактов. Следуя логике неопозитивистов, придется отказываться от законов и гипотез. Но что тогда останется от науки?

Еще сложнее верифицировать метафизические (философские) понятия и положения. Отсюда вывод неопозитивистов: метафизика с точки зрения логических норм языка есть «ложное учение».

Ранние неопозитивисты не осознавали, что рационально-логическое познание имеет пределы, очерченные сферой опыта и конечных вещей. Метафизика выходит в совершенно иные сферы, но ни их специфика, ни само их существование не признавались. Герберт Спенсер с фундаментальной идеей о мире Непознаваемого (мир ноуменов — трансцендентная метафизическая сфера) среди позитивистов оставался белой вороной. Поле научного зрения неопозитивистов, как и у их предшественников, оставалось ограниченным рамками чувственно-воспринимаемого и логическианализируемого мира.

Постепенно влияние логического позитивизма ослабевает. Начинает доминировать другое влиятельное неопозитивистское течение — лингвистическая философия (Герберт Райл, Джон Уисдом, Питер Стросон, Джон Остии и др.). Его сторонники сохраняют общий антиметафизический курс. Однако они уже не разделяют убеждения своих предшественников в необходимости низведения философии к простому логическому анализу языка науки.

Логических позитивистов в 50—60-е гг. XX в. за сужение задач философии начинают критиковать логические прагматисты (Уиллард Куайн и др.), которые представляли одну из американских школ неопозитивизма. Их поддержали марксисты, экзистенциалисты и философские антропологи. В 50-е гг. XX в. неопозитивизм окончательно трансформируется в аналитическую философию (основные течения — философия логического анализа и лингвистическая философия). В 1960—70-е гг. в недрах неопозитивизма зарождается новая волна, которую стали называть «постпозитивизм» (К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, С. Тулмин и др.)^[1]. Его идеологи все больше дистанцируются от ряда радикальных идей начального позитивизма.

Таким образом, неопозитивизм, подхвативший критику философии за ее умозрительность и метафизичность (а она порой была во многом справедлива), тем не менее вынужден был признать, что ни философия, ни наука не могут отказаться от общих абстрактных высказываний, на которые, как выяснилось, опираются вновь создаваемые научные теории. Задуманная Огюстом Контом радикальная реформа философии провалилась. Вместо полного отказа от философии позитивизм на третьем этапе развития стал понемногу допускать необходимость философского знания и его особый статус.

Неотъемлемые заслуги неопозитивизма: разработка проблем логики, семиотики (теория знаковых систем), методологии науки и лингвистического анализа.

• [1] Подробнее о постпозитивизме см. главу 13.