О художественном единстве сборников Н. Готорна «Дедушкино кресло», «Книга чудес» и «Истории Тэнглвуда»

О художественном единстве сборников Н. Готорна «Дедушкино кресло», «Книга чудес» и «Истории Тэнглвуда»

Малую прозу Натаниэля Готорна, отобранную самим автором в три самостоятельные книги рассказов — сборники «Дедушкино кресло» (The Whole History of Grandfather's Chair, or True Stories from New England History 1620-1808, 1840−1841), «Книга чудес» (A Wonder-Book for Girls and Boys, 1851) и «Истории Тэнглвуда» (Tanglewood Tales for Girls and Boys, 1853), — можно рассмотреть как системное целое, в котором нашло отражение единство мировоззренческой и эстетической позиций Готорна, сохранявшееся на протяжении достаточно длительного творческого пути. Раздумья писателя о будущем американской нации, об отношении молодого поколения к истории страны и к собственной судьбе, об узах, связывающих отдельного человека с целым миром, легли в основание каждого из представленных сюжетов, наложив отпечаток не только на проблематику рассказов, но также на выбор повествовательных форм, которые скрепили поэтическую структуру всех трех сборников, демонстрируя художественную неповторимость создаваемого ими дискурса.

Чуть больше десяти лет (срок, вполне достаточный, чтобы предполагать возможность перемен в эстетических взглядах художника) разделяет три сборника между собой по времени их публикации. Создание первого цикла, «Дедушкиного кресла», относится к раннему периоду творчества писателя, традиционно ограничиваемому началом 1840-х годов. Примерно в эти же годы Готорн опубликовал «Дважды рассказанные истории» (1837, 1842) — сборник с совершенно иным типом объединения рассказов, нежели в «Дедушкином кресле». Второй и третий циклы — «Книга чудес» и «Истории Тэнглвуда» — увидели свет во время третьего, последнего, периода творчества, отмеченного необычайным подъемом творческой активности писателя; эти «малые» произведения создавались в промежутках между работой над тремя самыми значительными романами Готорна, произведениями крупной формы, «Алой буквой» (Тке Scartet Letter, 1850), «Домом о семи фронтонах» (Тке Ноте of tкe Seven Gabtes, 1851), «Романом о Блайтдейле» (Тке Blitкedale Romance, 1852), — и при этом сохранили полную от них независимость. Более того, явственно проявилась в этих двух поздних книгах глубинная связь их «автора» — зрелого Готорна — с художественными идеями и формальными приемами молодого «автора» рассказов цикла «Дедушкино кресло». Иными словами, на протяжении своей почти тридцатилетней литературной деятельности Готорн не расставался с проблемами, обратившими на себя его внимание в самом начале этого пути.

На фоне поэтики Готорна все три сборника выделяются присутствием в них условной фигуры рассказчика, настроенного на живое общение с юными слушателями и использующего разнообразные средства художественной занимательности во имя дидактических задач. В «Дедушкином кресле» это «дедушка», страстно желающий поделиться с группой маленьких родственников своим жизненным опытом и глубокими познаниями в отечественной и фамильной истории; в «Книге чудес» и в «Историях Тэнглвуда» — юный студент и фантазер Юстас Брайт, развлекающий во время каникул малышей «сказками собственного изобретения». В каждой из двух персон нетрудно рассмотреть alter ego самого автора, взявшего на себя труд по воспитанию молодого поколения.

Обе персоны не более чем игровые маски весьма серьезного и граждански мыслящего человека. В «Дедушкином кресле» — собрании «историй» из ранней новоанглийской истории — писатель задается целью «создать живое и занимательное повествование для детей из такого неподатливого материала, как угрюмые, суровые и непреклонные качества пуритан и их потомков». В предисловии к «Книге чудес» — первому собранию из шести самобытных переложений мифов эпохи античности — Готорн заявляет: «автор давно придерживается мнения, что многие античные мифы можно превратить в превосходное чтение для детей». В «Историях Тэнглвуда», ставших своеобразным продолжением «Книги чудес», писатель создает еще шесть литературных версий древних сюжетов, ориентированных на молодую аудиторию, и снова, на этот раз с большой долей самоиронии, признается в сложности поставленной задачи: «Эти старинные легенды, столь переполненные всем, что так претит нашему нравственному чувству, основанному на христианских принципах, — некоторые из них столь ужасны, другие столь скорбны и печальны, — в коих греческие трагики искали себе темы и облекали их в глубочайшие формы горя, которые когда-либо видел мир; разве из такого материала должно создавать развлекательную литературу для детей?» Многократное возвращение к рассуждениям о жанрах дидактической прозы, в частности, для детей, свидетельствует о приверженности писателя к открытому использованию художественного языка в целях нравственного воспитания и об осознании им необходимости постоянно вести диалог с молодым поколением. Главным образом, именно благодаря столь очевидной авторской интенции, сохраняющейся в произведениях разных периодов, образуется мировоззренческое и эстетическое целое малой прозы трех сборников.

При рассмотрении тематического разнообразия циклов легко выявляется единство их проблематики. В «Дедушкином кресле» дидактическая цель Готорна заключается в желании поставить читателя перед фактом своеобразия новоанглийской истории и особой роли, которую играет этот регион в формировании национальной американской идеологии и национального американского характера. В «Книге чудес» и «Историях Тэнглвуда» писатель, казалось бы, переносит читателя далеко от его родного края, повествует о героических личностях античной древности, подвигах и приключениях славных греков. Однако при внешней непохожести мест действия, обстановки, поступков персонажей, автор акцентирует моменты структурного сходства — в сюжетах античных и современных повторяются проблемы, которые, превращаясь в лейтмотивы, выступают в качестве связующего структурного элемента всех трех сборников. За, казалось бы, «случайными» портретами и набросками новоанглийского или античного прошлого встают «вечные» вопросы нравственности: любви к ближнему и человечности, личной свободы и преданности идеалам, мужества в преодолении внешних препятствий и опасных последствий моральной слабости.

Последовательность авторской идейной и эстетической позиции нашла отражение в непосредственных высказываниях обеих персон о заявленных в рассказах проблемах — о человеке и мире, об истории отечества, о нравах Новой Англии. Каждое из описанных событий или поступков удостаивается оценки рассказчика. Свои оценочные сигналы читателю Готорн приоткрывает самыми разными способами. Повествуя с равной объективностью о героических деяниях и о нелицеприятных эпизодах новоанглийского прошлого, Готорн напрямую обращается к сердцам юных американцев, взывает к их чувству сострадания, надеется, что его младший современник-новоангличанин сможет увидеть, а самое главное — принять своих предков такими, какими они были в своих искренних заблуждениях, со всеми положительными и отрицательными качествами. Но чаще оценка автора проявляется благодаря композиционному искусству: Готорн прибегает к параллельному типу повествования и настраивает воспринимающее сознание на аналогии. Рассказывает ли его персона об античных временах или о тех, кто основал Новую Англию, повествование «очеловечивает» и даже «снижает» героев посредством бытовой и психологической мотивировки, раскрывая сложность и вечность борьбы доброго и дурного в душе человека. Гуманизм Готорна, проступающий в оценке его рассказчиками событий и фигур американской национальной истории, а также в трактовке сюжетов и персонажей античных мифов свидетельствует о желании писателя повести диалог относительно ценностей пуританской культуры, долгое время безраздельно властвовавших над новоанглийским сознанием. Терпимость, открытость и гибкость мышления — вот те идеалы, уважение к которым стремится воспитать Готорн-романтик в подрастающем поколении, и которых столь опасались их предки-пуритане.

Подтверждением художественного единства трех сборников может служить также тождественность повествовательной манеры на фоне жанрового разнообразия. Эта закономерность проявляется даже в пределах одного цикла. В «Дедушкином кресле» жанровый принцип для отбора рассказов не соблюдается; складывается своего рода жанровая мозаика из коротких прозаических произведений, различающихся жанровыми формами — комического предания, притчи, собственно легенды, жизнеописания, портрета, скетча. Однако произведения, вошедшие в поздние сборники, «Книгу чудес» и «Истории Тэнглвуда», уже более единообразны в жанровом отношении и представляют собой тот особый, готорновский, тип романтической «истории», в которой органично слились элементы литературной волшебной сказки, притчи, комического и психологического рассказа. Логично предположить, что жанровая пестрота малых форм в цикле «Дедушкино кресло» стала результатом творческих поисков молодого писателя, в немалой степени опиравшегося на жанровую традицию доромантической прозы, а именно, просветительских серий эссе и, что даже важнее, находившегося под несомненным влиянием прозы В. Ирвинга. Что касается жанровой формы и повествовательной техники «Книги чудес» и «Историй Тэнглвуда», эти поздние циклы знаменуют собой новый этап эволюции поэтического мастерства автора «Дедушкиного кресла» — пору писательской зрелости Готорна, когда художественная форма рассказа обрела в его исполнении отчетливые индивидуальные черты и завершенный вид.

Учитывая системообразующую функцию авторской личности в каждом из сборников и в целом роль образа автора в поэтике повествования и в композиции всех трех циклов, можно говорить об особом художественном целом дидактической «малой прозы» Готорна. Налицо еще одна важная черта этого повествовательного триптиха: обращенность Готорна к новоанглийскому типу сознания, в том числе и к литературным традициям региона, где некогда закладывались первоначала будущего национального целого. В «Дедушкином кресле», «Книге чудес» и «Историях Тэнглвуда» Готорн проецирует местные легенды на античные мифы, трансформирует «чужие» истории, вводит точку зрения рассказчика-новоангличанина, стилизует повествование, придерживаясь манеры единого «автора», скрытого за фигурами разных рассказчиков. Автор подчеркнуто причисляет себя к жителям Новой Англии и в своих рассказах пропускает героев старинных преданий сквозь горнило современной строгой морали, вдыхает в античные образы тот «раскованный, демократический дух христианства», о котором с воодушевлением писал Мелвилл, определяя неотъемлемые качества национального американского гения. Кроме того, во всех трех сборниках Готорн-рассказчик избирает повествовательные формы, уже успешно закрепившиеся в американской фольклорной традиции и в литературном творчестве южан, — к ним относится жанр «истории в истории», или a tale witMn a stoгу. Поместив сюжет собственно легенды или предания (tale) о новоанглийском прошлом или событиях античности в повествовательную рамку рассказа (sto^), в котором главными персонажами оказываются рассказчик и его слушатели, автор тем самым обыгрывает ситуацию рассказывания и позволяет современности в лице участников повествовательного сюжета активно взаимодействовать с прошлым. Таким образом, еще одним лейтмотивом, лежащим в основе художественного единства трех циклов, является мысль о нерасторжимой связи прошлого и настоящего в жизни нации, мощно прозвучавшая в самых известных готорновских произведениях — «Алой букве» и «Доме о семи фронтонах».

С учетом предложенного анализа циклов «Дедушкино кресло», «Книга чудес» и «Истории Тэнглвуда», можно считать, что средствами достижения художественного единства малой прозы Готорна послужили общность проблематики, целостность авторской мировоззренческой и эстетической позиции и тождественность повествовательной манеры. С предельной ясностью проявилась в сборниках ориентация писателя на региональную тематику и региональную поэтическую и эстетическую традицию, что отвечало важной тенденции, складывавшейся внутри романтизма, а именно, — к формированию эстетики местного колорита. Факт тяготения романтиков к отражению местных особенностей мышления и жизненного уклада давно выявлен исследователями на материале «южной» прозы Дж.П. Кеннеди и У. Г. Симмса. В «Дедушкином кресле», «Книге чудес» и «Историях Тэнглвуда» Готорн проявляет себя именно как новоанглийский рассказчик, тем самым внеся свой «частный» вклад в американскую общенациональную повествовательную традицию.

готорн рассказ мировоззренческий художественный.