Случаи ошибочного понимания общей собственности
Общинная форма собственности гораздо больше походит на то, что современные экономисты желали бы рассматривать как собственность коллективную. Так, практически все дореволюционные цивилисты признавали общину юридическим лицом, но вместе с тем, допускали принадлежность общинного имущества коллективу крестьян. Так, К. П. Победоносцев пишет, что община является юридическим лицом особого рода: с одной… Читать ещё >
Случаи ошибочного понимания общей собственности (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Полуграмотное оперирование специальной юридической терминологией, весьма характерное для многих российских политиков, экономистов и журналистов, приводило и приводит к формированию искаженных представлений о содержании многих юридических институтов, их смысле и назначении.
Так, забывая об основополагающих характеристиках права собственности — в частности, о ее исключительном характере и предопределяемой им возможности иметь одного единого субъекта, на определенном этапе политического и социального развития вдруг заговорили о феномене коллективной собственности. Ладно бы речь шла просто о другом термине, синонимичном с той же самой «общей собственностью» (как это, кстати, и случилось в ст. 3 Закона РСФСР «О собственности»), но нет! Заговорили о коллективной собственности участников и акционеров на имущество хозяйственных обществ и товариществ, членов кооперативов на имущество кооперативов и даже… работников на имущество унитарных предприятий! Нормальный, единый собственник — юридическое лицо — исчезал, замененный весьма аморфными с юридической точки зрения понятиями «акционеры», «товарищи» и «члены трудового коллектива». Возможно, кому-то из них было весьма приятно называться сособственниками, «коллективными собственниками» (земли, средств производства и т. д.), но дело ведь не в названии, а в сути. Суть же состояла и состоит в том, что никаких прав на имущество юридических лиц ни акционеры, ни товарищи, ни (тем более) работники, никогда не имели. Точно также не были они и субъектами права общей собственности: имущество, закрепленное за юридическим лицом, продолжало находиться в собственности этого юридического лица.
Право общей собственности, таким образом, должно быть отличаемо от права собственности на имущество «такой совокупности лиц, которая, являясь юридическим лицом представляет собой одно целое, вследствие чего субъектом права собственности является никак не каждое из входящих в его состав лиц в отдельности, а само лицо юридическое, почему в этом случае и право собственности должно быть почитаемо отдельным, а не общим»1. Такое впечатление, что в своем предупреждении К. Н. Анненков заглянул более, чем на век вперед. А между тем все объясняется просто: и в дореволюционной России происходила не меньшая, а может быть и большая путаница с правом общей собственности, особенно — на землю и иное недвижимое имущество. Ничто не ново под луной.
Традиционно Россия была страной крестьянской и земледельческой. На протяжении веков главной юридической формой присвоения земли крестьянами была общинная форма. Крупные единоличные крестьянские хозяйства стали появляться в России лишь в начале XX века; общинная форма ведения крестьянского земледелия продолжала оставаться преобладающей вплоть до революции. Это обстоятельство стало, между прочим, одной из причин, в свое время побудивших В. И. Ленина остановить свой выбор на коллективной форме ведения сельского хозяйства в Советской России.
Общую и общинную собственность на землю без конца путали даже цивилисты-теоретики. Что уж говорить о законе и практике! В общинной земле закон действительно позволял определять доли, и даже единолично распоряжаться этими долями. Подчеркиваем: долями в земле, т. е. в самом имуществе, реальными, а не идеальными долями. Крестьянин, выходящий из общины, естественно «мог требовать укрепления за ним в личную собственность причитающейся ему части означенной земли»[1][2]. Последнее обстоятельство нередко служило поводом к отождествлению общей и общинной собственности и к распространению на собственность общую положений, относящихся к собственности общинной, между тем, как последнее является принципиально недопустимым, ибо в общей собственности речи о долях в имуществе быть не может.
Общинная форма собственности гораздо больше походит на то, что современные экономисты желали бы рассматривать как собственность коллективную. Так, практически все дореволюционные цивилисты признавали общину юридическим лицом, но вместе с тем, допускали принадлежность общинного имущества коллективу крестьян. Так, К. П. Победоносцев пишет, что община является юридическим лицом особого рода: с одной стороны, она удовлетворяет потребности общества, с другой — делает это имуществом (орудиями), которые являются собственностью отдельных крестьян1. К. Н. Анненков, не настаивая на особом статусе общины, указывает, что сложившаяся форма должна быть принята «просто за правило, определяющее взаимные юридические отношения членов компании, как юридического лица к их компанейскому имуществу»[3][4]. В действительности же следовало бы говорить о том, что право собственности на землю и орудия труда, применяемые для ее обработки, принадлежат самой общине как юридическому лицу, которая сдает это имущество в безвозмездное пользование отдельным членам общины.
Аналогичное правило распространялось и на луга, крестьянские сельские дома, находящиеся при них участки и возведенные на них вспомогательные хозяйственные постройки. Все это находилось в собственности общины, а отдельные крестьяне имели лишь право наследственного пользования перечисленным имуществом. Нужно, однако, признать, что для самих крестьян такой способ закрепления за ними имущества по сути был равнозначен передаче его в собственность. И лишь на выгоны для пастьбы скота, леса и водопои крестьяне имели право общего совместного пользования, осуществляемое подобно правомочию пользования в праве общей собственности.
Общая собственность на землю и недвижимость могла образовываться лишь как вариант так называемой подворной собственности. Такое наименование получало право собственности крестьян-единоличников, выделившихся из общины и получивших в собственность причитающийся им участок земли. Смерть домохозяина — собственника земли и дома, влекла открытие наследства на оставшееся после его смерти имущество. В случае призвания к наследству нескольких наследников одной очереди (например, двух братьев наследодателя), дом и участок действительно поступали в их общую собственность[5]. Тем не менее, даже в такой ситуации практика все же тяготела к единоличной, либо общинной собственности: участок делился между братьями и таким образом превращался в два участка (две различные вещи), которые становились объектами двух различных субъективных прав собственности. Любой из братьев мог со своим участком стать членом крестьянской общины. Что же касается дома, то при невозможности его раздела один из братьев строил новый дом и отселялся от другого, получая от него соответственную компенсацию; каждый из братьев становился, таким образом, единоличным домохозяином, отдельным (индивидуальным) собственником[6].