К проблеме содержания вещных прав

Постановка проблемы.

— Наука логики разделяет все понятия на сравнимые и несравнимые. Сравнимыми являются понятия, имеющие общий род или могущие быть приведенными к общему роду; иные понятия являются несравнимыми1. Легко понять, что к общему роду могут быть приведены любые понятия, в том числе, на первый взгляд, несравнимые: например, понятия «ложка» и «учебник по гражданскому праву» являются частью такого родового понятия «вещи». Конечно, чтобы привести такие понятия к общему роду, приходится отказываться от использования при сравнении целого ряда существенных или содержательных признаков сравниваемых понятий («ложка» и «учебник»), в частности тех из них, которыми определяются естественные свойства предмета (как ложки или как учебника). Именно потому, что мы абстрагировались от видовых признаков, характерных именно для данных понятий и отграничивающих их от всех иных понятий, сосредоточившись при этом на одних только признаках родовых (общих), нам и удалось сделать их сравнимыми.

Сравнимы, следовательно, любые понятия, поскольку каждое из понятий может быть сведено к своеобразному пределу логико-философского обобщения — понятию «нечто». Но много ли проку от такого рода сравнения? Ясно, что практически актуальным пределом обобщения понятий должно быть такое родовое понятие, которое является не только общим для сравниваемых понятий, но и, в то же время, ближайшим к ним по своим содержательным признакам^[1][2].

Процедура сравнения, таким образом принадлежит не к области возможного или невозможного, а к сфере целесообразного или нецелесообразного. Сравнение тем менее целесообразно, чем на более отдаленных ступенях по отношению к общему роду окажутся сравниваемые понятия («ложка» и «учебник по гражданскому праву», «профессор Белов» и «Луна», «живое» и «круглое», «зеленое» и «сладкое» и т. д.). Самым плодотворным (и потому — целесообразным) будет сравнение таких понятий, каждое из которых включается в ближайшее к обоим родовое понятие: «ложку» целесообразно сравнить с «вилкой», ибо то и другое — столовые приборы; «учебник по гражданскому праву» — с «учебником по уголовному праву», ибо оба они — учебники; «Луну» есть смысл сравнивать с «Землей» как планеты и т. д.

Сказанное в полной мере применимо и к тем понятиям, которые составляют предмет настоящей статьи — «вещные права как таковые» (родовое понятие) и отдельные вещные права — «право собственности», «залог», «сервитут» и др. (видовые понятия). Понятие вещных прав вообще включает в себя понятия об отдельных вещных правах и является непосредственно прилежащим (ближайшим) по отношению к этим последним. Понятия о любых отдельных вещных правах — о праве собственности, залоге или сервитуте — являются, следовательно, целесообразно сравнимыми.

Возможность и целесообразность объединения различных отдельных вещных прав в общую (родовую) категорию свидетельствует о наличии в содержании всех видовых понятий по крайней мере одного общего для всех них содержательного признака, причем, такого, который присущ только вещным, и никаким другим правам. При отсутствии такого признака нужно будет признать, что понятия вещных прав как категории, родовой и ближайшей по отношению к праву собственности и ограниченным вещным правам, не существует и существовать не может. Кажется, такой мысли еще никто не высказывал, поэтому оставим ее, как явно неплодотворную и направим наши исследовательские усилия на выявление такого признака.

Как известно, содержание всякого субъективного права слагается из элементов, называемых правомочиями. Сами правомочия обыкновенно определяются как юридические возможности совершения определенных действий с объектом субъективного права. Понятие правомочия, будучи категорией цивилистической науки, проникло и в законодательство. Так, в п. 1 ст. 209 ГК РФ при определении содержания права собственности перечисляется знаменитая триада правомочий собственника — владения, пользования и распоряжения.

Социальной функцией вещных прав является юридическое оформление состояния принадлежности материальных предметов (вещей) одним лицам и их отчуждения от всех других лиц. Следовательно, объектом всякого вещного права будет являться вещь, а содержанием — возможность совершения любых действий, в которых проявляется фактическое и непосредственное господство управомоченного лица над вещью. Понятно, что степень того фактического господства различных лиц над одними и теми же вещами может быть неодинаковой. Наименее стесненным будет господство над своей собственной вещью. Мера же господства над вещью чужой будет сообразовываться с целями предоставления собственником (или установления судом) такого господства. Лица, мера непосредственного господства которых над той или иной конкретной вещью равна нулю, не имеют на эту вещь никаких вещных прав.

Каково же содержание понятия «фактическое господство над вещью»? Какие манипуляции с вещью следует совершить управомоченному для того, чтобы всем другим стало ясно: да, он и вправду фактически господствует над вещью? Обыкновенно подобные вопросы не ставятся и не обсуждаются, причем, ни применительно к вещным, ни применительно к каким-либо другим родам родов субъективных прав. Интересно, почему? Можно предложить три следующих объяснения.

Первое: вопрос о содержании понятия фактического господства над вещью всем хорошо известен и без специальных разъяснений. Однако обращение к учебной и научной литературе свидетельствует, что, по крайней мере, по отношению к вещным правам это не так.

Второе объяснение заключается в том, что данному вопросу просто не придается должного значения. По всей видимости, именно это объяснение является наиболее достоверным: большинство ученых молчаливо предполагает, что господство это может быть любым. Каким бы ни было непосредственное господство, в чем бы оно ни выражалось — хоть в пользовании, хоть во владении, хоть в распоряжении, хоть в управлении вещью, хоть еще в чем-нибудь — неважно: все одно будет — вещное право. Приведенные выше рассуждения относительно родовых и видовых понятий ярко доказывают, как минимум, логическую несостоятельность этого воззрения.

Наконец, третье объяснение заключается в том, что ученые не считают возможным дать универсальное описание всех правомочий, выражающих абсолютное фактическое господство над вещами: эти правомочия якобы едва ли не столь же многочисленный и разнообразны, как сами объекты вещных прав (вещи). И этот подход грешит логической несостоятельностью: признай мы его истинным — мы должны были бы расписаться в неспособности отграничить одни субъективные права от других, в т. ч. субъективные права одного и того же рода.

Как бы то ни было, но попытка разыскать в числе традиционно рассматриваемых в литературе признаков вещных прав такой содержательный признак, который был бы общим для всех видов вещных прав (т. е. такое правомочие, которое присутствует в любых, и, в то же время, только в вещных правах), оказывается неудачной. Причина проста: исходя из тех или иных соображений ученые намеренно избегают характеризовать вещные права как таковые с содержательной стороны, предпочитая говорить о них как юридической форме отношений принадлежности вещей или — гражданско-правовой форме непосредственного фактического господства над вещами. Но в чем же, в каких действиях выражается такое господство? Этот вопрос обсуждается, в лучшем случае, применительно к одному только праву собственности. Но и здесь, как правило, отрицается возможность описать содержание права собственности как через «триаду», так и через какой бы то ни было исчерпывающий набор правомочий^[3].

С утверждением о несущественности количества и названия правомочий следует, конечно, согласиться. Но в таком случае остается открытым вопрос: а чем же определяется та самая «мера реальной юридической власти» носителя субъективного права, если не совокупностью составляющих это право элементов? Е. А. Суханов отвечает на этот вопрос следующим образом: характером, пределами, формами или качеством осуществления правомочий. «Главное, что характеризует правомочия собственника в российском гражданском праве — это возможность осуществлять их по своему усмотрению (п. 2 ст. 209 ГК РФ),… руководствуясь исключительно собственными интересами»¹. Стало быть, основное — не то, что можно делать, а то, как это можно делать. Допустим. Но в таком случае получается, что разнообразные отдельные вещные права объединяются в общее (родовое) понятие, не имеющее… ни одного собственного содержательного признака!

В самом деле, абсолютность — это признак не одних только вещных, но также исключительных и личных прав, т. е. признак не понятия «вещные права», а понятия «абсолютные права». Признак объекта {вещи) — тем более не признак одних лишь вещных прав: вещи (в т. ч. и индивидуально определенные) вполне могут быть объектами, например, обязательственных прав. Не спасает, как ни странно, и сочетание обоих признаков: определение, типа «вещные права — это абсолютные права, но не всякие, а только те, что имеют своими объектами вещи»^[4][5][6], мало помогает управомоченному лицу в уяснении вопроса о том, что именно он может делать с вещами, принадлежащими ему на вещном праве.

В столь же неопределенном положении оказываются и обязанные лица, которым необходимо знать, от каких именно действий в отношении чужой вещи они обязаны воздерживаться. И если в случае с обязательственными правами такое умолчание теоретически допустимо, поскольку они имеют относительное действие (будет непонятно — договорятся сами или при помощи суда), то в случае с правами вещными (да и любыми другими абсолютно-правовыми формами) неопределенность не может быть допущена ни в коем случае. Е. А. Суханов, например, подчеркивает, что содержание вещных прав определяется в законе, притом, императивным образом^[7].

Наконец, качество правомочий (формы и пределы их осуществления) — это характеристики не столько самих правомочий (возможностей), сколько процесса их реализации —реальных (фактических) действий, совершаемых управомоченным субъектом в ходе осуществления своего субъективного права, т. е. характеристика, относящаяся не к юридической возможности, а к реальной действительности.

Итак, попытаемся же в содержании многочисленных вещных прав (в т. ч. в том виде, в котором оно определено в законе), выявить некий общий признак (общую черту или общее правомочие) — ту возможность, которая входит в состав всякого и каждого вещного права и тем самым делает право вещным.

• [1] См., напр.: Войшвилло Е. К., Дегтярев М. Г. Логика. М., 1994. С. 34 и сл.
• [2] Там же. С. 44—45.
• [3] Дело, по мнению сторонников этого подхода, заключается «не в количествеи не в названии правомочий, а в той мере реальной юридической власти, которая предоставляется и гарантируется собственнику действующим правопорядком»; «сведениеправа собственности к абстрактной „триаде“ правомочий… отнюдь не всегда характеризует реальное содержание предоставляемых собственнику возможностей» (Граждан-
• [4] ское право: учебник / под ред. Е. А. Суханова. — 3-е изд. — Т. 2. М., 2005 (далее —"Учебник. Т. 2″). С. 30).
• [5] Там же. С. 31.
• [6] Или: вещные права — это права на вещи, но не всякие, а только абсолютные.
• [7] Учебник. Т. 2. С. 6—7.